Личное отношение

      До этого момента я старался нарисовать объективную картину некоторых достижений наук о поведении и объективную картину того общества, которое может возникнуть на основе этих достижений. Я, однако, имею весьма определенное личное отношение к картине того мира, который Скиннер открыто (а многие другие ученые не так явно) ожидает в будущем.

      Я считаю, что такой мир разрушит человека, которого я узнал в самые проникновенные минуты психотерапевтической практики. В такие минуты я взаимодействую с человеком, который непосредственен, свободен и ответственен за свою свободу, то есть сознает свободу выбора, кем ему быть, и сознает также последствия своего выбора. Я не могу верить, как это делает Скиннер, что все это иллюзии, что непосредственность, свобода, ответственность и выбор в действительности не существуют.

      Я чувствую, что сделал все от меня зависящее, использовав все свои способности, для развития наук о поведении, но если в результате моей работы и работы других ученых человек станет роботом, созданным и управляемым наукой, которую он сам создал, тогда я буду чувствовать себя по-настоящему несчастным. Если в будущей хорошей жизни индивиды станут лучше с помощью управления их окружением или контроля за поощрением, так что у них будет неизменно высокая производительность, хорошее поведение, счастье и что-либо еще, то я не хочу такой хорошей жизни. Для меня это псевдохорошая жизнь, включающая все, за исключением того, что делает жизнь хорошей.

      Поэтому я спрашиваю себя: есть ли какой-то изъян в логике такого развития? Есть ли другой взгляд на значение наук о поведении для человека и для общества? Мне кажется, я знаю, в чем заключается этот изъян, и я понимаю, в чем состоит другой взгляд на эту проблему. Этим я и хочу с вами поделиться.

Проблема результатов и целей в науке

      Мне кажется, что изложенная мною точка зрения основывается на неправильном восприятии соотношения между целями и результатами научных исследований. Я считаю, что в ней чрезвычайно недооценивается значение цели научного исследования. Я бы хотел выдвинуть два развернутых тезиса, которые, по-моему, заслуживают внимания. Затем я более детально раскрою смысл этих двух положений.

      В любом научном предприятии – неважно, в "чистой" или прикладной науке, – существует предварительный личный субъективный выбор цели или ценности, которой, как считается, должна служить эта работа.

      Этот субъективный выбор ценности, рождающий научное исследование, всегда находится вне этого исследования и не может стать составляющим элементом этой науки.

      Позвольте мне проиллюстрировать первый тезис положениями из работы доктора Скиннера. Когда он пишет, что задача наук о поведении – сделать человека "производительным", "с правильным поведением" и т.п., он, несомненно, делает выбор. Ведь он, например, мог предложить сделать людей покорными, зависимыми и стремящимися к стадности. Однако, согласно его собственному утверждению в другой работе, человеческая "способность делать выбор", его свобода выбирать свой путь и предпринимать те или иные действия – все это не существует в научном представлении о человеке. В этом заключается глубокое противоречие или парадокс. Позвольте мне разъяснить это как можно лучше. Без сомнения, наука основывается на допущении, что поведение имеет свои причины – за определенным событием следует последующее событие. Следовательно, все детерминировано, нет ничего свободного, выбор невозможен. Но мы должны помнить, что сама наука и всякое отдельное научное исследование, всякое изменение в ходе научного исследования, всякая интерпретация смысла научных данных и всякое решение о применении этих данных основываются на личном, субъективном выборе. Таким образом, наука в целом находится в такой же парадоксальной ситуации, как и сам доктор Скиннер. Личный, субъективный выбор, который делает человек, служит движущей силой научной деятельности, в ходе которой делается заявление, что не существует ничего такого, как личный, субъективный выбор. Позднее я еще остановлюсь на этом бесконечном парадоксе.

      Я подчеркнул тот факт, что каждый такой выбор, порождающий или развивающий какое-то научное исследование, есть выбор, основанный на определенной ценности. Ученый исследует это, а не то, потому что чувствует, что первое исследование для него более ценно. Он выбирает этот, а не тот метод для своего исследования, потому что выше его ценит. Он интерпретирует полученные данные определенным способом, потому что считает этот способ более истинным или более достоверным – иными словами, более соответствующим критерию, который он высоко ценит. При этом личный выбор таких ценностей никогда не является частью самой научной работы. Выбор ценностей, связанный с определенным научным исследованием, всегда и обязательно лежит вне этого исследования.

      Хочу пояснить, что я говорю не о том, что ценности не могут быть предметом научного исследования. Неверно считать, что наука имеет дело только с определенными классами "фактов" и что в число этих классов "ценности" не входят. Все несколько сложнее, но один-два простых примера могут прояснить дело.

      Если я ценю овладение начальными навыками чтения, письма и арифметики, полагая их в качестве цели обучения, то научные методы могут дать мне информацию о том, как этой цели достичь. Если для меня значима способность к решению проблем и я полагаю цель обучения в этом, научные методы могут помочь мне и в достижении этой цели.

      Теперь, если я хочу определить, что "лучше": умение решать проблемы или знание элементарных основ грамоты, письма и арифметики, то с помощью научного метода также можно сопоставить их ценность, но только – и это очень важно, – только в терминах какой-то иной ценности, которую я выберу сам. Я могу считать ценным успешное обучение в колледже. Тогда я могу решить, что лучше соответствует этой ценности – умение решать проблемы или начальные навыки грамоты письма и арифметики. Я могу считать ценным личное совершенствование или профессиональные успехи или ответственную гражданскую позицию. Я могу определить, что "лучше" для достижения каждой из этих целей – умение решать задачи или навыки грамоты письма и арифметики, но ценность, которая придает смысл определенному научному исследованию, всегда должна быть вне этого исследования.

      Хотя в этих лекциях нас больше интересует прикладная наука, тем не менее, все, что я излагаю, в равной степени справедливо и для так называемой чистой науки. В чистой науке обычно первичная субъективная ценность – достижение истины. Но это субъективный, личный выбор, и наука не может ответить на вопрос, лучший ли это выбор; чтобы на это ответить, необходима какая-то другая ценность. Например, генетики в России должны были сделать личный выбор между поисками истины и поисками фактов, подтверждающих правительственные догмы. Какой выбор "лучше"? Мы можем провести научное исследование этих альтернатив, но только в свете какой-то иной субъективно выбранной нами ценности. Если, например, для нас значимо выживание культуры, то мы можем с помощью научных методов исследовать вопрос о том, что больше связано с выживанием культуры: поиск истины или поддержка государственных догм.

      Моя точка зрения состоит в том, что любая научная работа в области чистой или прикладной науки выполняется для достижения цели или ценности, которые выбираются людьми субъективно. Важно, чтобы этот выбор делался явно, поскольку та ценность, которую мы выбираем, не может быть проверена или оценена, подтверждена или опровергнута тем научным исследованием, для которого она послужила исходной точкой и которому она придает смысл. Первоначальная цель или ценность, всегда и обязательно лежит за пределами научного поиска, которому она дала начало.

      Среди прочего это означает, что, если мы выбираем какую-то конкретную цель или несколько взаимосвязанных целей и ставим их перед людьми, а затем начинаем в ходе широкомасштабных исследованиях управлять их поведением для достижения этих целей, мы оказываемся зажаты в тиски нашего первоначального выбора, потому что данное научное исследование не может превзойти себя и выбрать новые цели. Только субъективный индивид может это сделать. Таким образом, если мы выберем в качестве нашей цели человеческое счастье (цель, заслуженно высмеянную Олдосом Хаксли в романе "Дивный новый мир") и привлечем все общество к участию в научной программе по осчастливливанию людей, то окажемся заключены в очень строгие границы, в которых никому не будет вольно сомневаться в указанной цели, ибо наши научные изыскания не смогут сами превзойти себя и изменить свои основополагающие цели. Не развивая подробно это положение, я бы хотел заметить, что столь значительная ригидность, неважно, у динозавров или в диктаторских режимах, совершенно не способствует выживанию культуры.

      Однако если частью нашего замысла будет предоставление свободы некоторым "стратегам", которые не обязаны испытывать счастье, которые не подлежат соответствующему управлению и которые поэтому свободны в выборе иных целей, это будет означать, что избранная нами цель осчастливливания людей недостаточна и должна быть дополнена. Это означает также, что раз нужно создавать какую-то свободную элитарную группу, то совершенно ясно, что подавляющее большинство людей в этом случае будут просто рабами – неважно, каким красивым словом мы их назовем, – рабами тех, кто выбирает цели.

      Возможно, однако, суть в том, что ход научного исследования выдвинет свои собственные цели, что новые данные, полученные уже на начальном этапе, изменят направление поиска, а последующие результаты изменят его еще более существенно, так что наука каким-то образом выработает свою собственную цель. По-видимому, такую точку зрения подразумевают многие ученые. Конечно, это правильное представление, но в нем не учитывается один элемент этого непрерывного развития – то, что при каждой смене направления научного поиска будет осуществляться субъективный, личный выбор. Научные результаты, результаты эксперимента никогда не говорят и не могут сказать нам, какую научную цель выдвинуть следующей. Даже в самых теоретичных областях науки ученый сам должен решать, что значат полученные данные, и сам должен выбирать, какой следующий шаг будет наиболее плодотворным в достижении поставленной им цели. А когда мы говорим о применении научных знаний, то, к сожалению, ясно, что все более глубокие знания о строении атома не предполагают одновременного выбора цели, с которой эти знания будут использоваться. Это субъективный, личный выбор, который предстоит сделать многим индивидам.

      Таким образом, я возвращаюсь к положению, с которого начал этот раздел и которое я теперь повторю другими словами. Значение науки состоит в объективном достижении цели, которая была субъективно избрана одним человеком или несколькими людьми. Эти цели или ценности не могут быть предметом исследования в ходе того конкретного научного эксперимента или той работы, начало которой они положили и которой придали смысл. Вследствие этого любое обсуждение проблем управления людьми с помощью наук о поведении должно прежде всего (и очень серьезно) сосредоточиться на вопросе о субъективно определяемых целях, которые могут быть достигнуты в результате применения науки.