21. Этическое учение л.Н. Толстого.

«Добро, – по определению писателя, – есть вечная, высшая цель нашей жизни. Как бы мы ни понимали добро, жизнь наша есть не что иное, как стремление к добру, то есть к Богу». В этом определении добра, хотя и упоминается Бог, главное состоит в подчеркивании не его трансцендентности (потусторонности) или мистичности, а онтологичности и первичности добра, в неразрывности добра и жизни.

Основным, первоначальным средством обретения добра как истины, на основе которой должно строиться и развиваться добро как жизнь личности, остается у Толстого понимание. В этом его рационализм как моралиста. Моралистический рационализм выливается у Толстого в требование подчинить науку и искусство познанию, пониманию добра, обретению того, что он называет иногда «религиозным сознанием», не вкладывая в этот термин ничего мистического, но, напротив, рассматривая его как высшее достижение мыслящего человечества.

Большинство из этических максим было сформулировано им в результате размышлений над простыми общечеловеческими нравственными нормами, а также на основе тех заповедей, которые содержатся в Нагорной проповеди Христа. Особое значение Толстой придавал любви, смирению, непротивлению злу силой и братству людей.

Ориентация Толстого на вечные нравственные идеалы любви, правды, жизни, справедливости, братства была вполне историчной, т.е. она запечатлела и определенный исторический этап общественного развития и нравственное сознание трудящихся – миллионов крестьян России, чувствами и умонастроениями которых в значительной степени и жил писатель. Этика народности и покорности в общинной жизни, этика простой веры в жизнь составляет существенную черту нравственной философии Толстого.

Из нравственных исканий Толстого вытекают и его религиозные искания, точнее говоря, последнее определилось в основном рационалистическим по своей «методологии» обоснованием добра и смысла жизни, «неуничтожимого предстоящей смертью».

Бог Толстого – это не Бог богословов, не философский и даже не персонифицированный Бог. Он проявляется лишь как источник, точнее, «сеятель» жизни: «Бог не правит людьми, а, как хозяин, бросит семена в землю и сам не думает о них… Бог дал сына своего – дух – миру, и дух сам растет в мире, и сыны духа составляют царство Бога… Пока люди живут, Бог не вступает в их жизнь. Он дал в мир дух, и дух сам живет в людях, и живущие духом люди составляют царство Бога. Для духа нет ни смерти, ни зла. Смерть и зло есть для плоти, а не для духа».

Минимизация значения Бога в жизни людей была у Толстого столь явной, что идея Бога, как отмечалось выше, ставилась им в один ряд с понятиями добра и жизни. Таким же образом поступил он и с термином «религия», из которого устранялось всякое мистическое содержание. Религия как социальное явление рассматривалась Толстым в качестве указателя прогресса во вполне светском, мирском значении этого слова: «Если в человечестве совершается прогресс, то есть движение вперед, то неизбежно должен быть указатель направления этого движения. И таким указателем всегда были религии». Это не означает, что эти указатели были обязательно верными, напротив, «религии культа» – православие, католицизм, протестантизм – не являются истинными ориентирами движения общества вперед. «Религиозное сознание нашего времени…, – пишет Толстой, – есть сознание того, что наше благо, и материальное и духовное, и отдельное и общее, и временное и вечное, заключается в братской жизни всех людей, в любовном единении нашем между собой».

Очевидно, что религиозные искания Толстого были подчинены его поискам добра, справедливости, поискам путей их осуществления земными и обыкновенными, доступными буквально всем и каждому средствами. С этим согласен даже такой достаточно ортодоксальный историк философии, как Ф. Коплстон, который отмечает, что «…он (Толстой – В.К.) определенным образом свел христианство к его этическому содержанию и специально подчеркнул закон любви, который он рассматривал как ключ к смыслу жизни».

Этика любви, непротивления, прощения и смирения не была вместе с тем этикой «безмятежности» и «безучастия», этикой рационализированного и редуцированного к простым нравственным нормам христианства. Вся она «обрамлена» идеями несогласия, отрицания и даже бунта против всего того, что мешает добру утвердить себя. Да и само созидание, обоснование Толстым своего нравственного учения осуществлялось решительно, временами неистово и анархично, в ходе неприятия им многих духовных и социальных реалий. Это дает основания говорить как об этическом редукционизме Толстого, сводящим, например, науку и искусство исключительно к роли средств достижения добра, так и о его моральном анархизме, с позиций которого он отрицал многие социальные институты власти, церковь, технические достижения и т. д.

Редукционистский этизм является одним из истоков социального критицизма и социальной философии Толстого. Другой ее «общетеоретической» основой была философия истории, непосредственно связанная с его философией жизни и мира в целом.