2. Основные антиномии сознания

В отечественной литературе на принципиальную двойствен­ность сознания (сущность – существование; внешнее – внутреннее; индивиду­альное – надындивидуальное) указывает в своей содержательной монографии А.Н.Лой³, но внутренняя связь этой онтологической двойственности сознания

¹ Walsh R. An Evolutionary model of meditation Research // Meditation: Classic and Contemporary Perspectives. N. Y., 1984. P. 30.

² Их более развернутый анализ читатель может найти в монографии: Иванов А.В. Мир сознания. Барнаул, 2000.

³ См.: Лой А.Н. Сознание как предмет теории познания. Киев, 1988.

435

с методологией его изучения точнее всех была схвачена Ф.Т.Михайловым: «Проб­лемы, с которыми сталкивается исследователь сознания, определяются прежде всего реальными противоречиями самого предмета исследования»¹. Добавим к сказанному Ф.Т.Михайловым, что подобные «предметные» противоречия, имею­щие предельно острую, антиномическую форму, с необходимостью отражаются в противоположных философских концепциях сознания, получая в них свое четкое осмысление и одновременно подтверждение своего объективного, а не субъективно-примысленного статуса.

Так, мое сознание есть нечто глубоко имманентное; это – «мое сознание», «мое интимное бытие», хранящее сокровенную тайну моей индивидуальности. Никто другой в мире, никакое чужое сознание (кроме разве что всеведущего Бога, если я религиозный человек) не может непосредственно проникнуть во внутрен­нюю жизнь моего «Я». С другой стороны, чужие сознания также уникальны, са­моценны и автономны. Каждое из них – в себе самой непроницаемая и неповто­римая монада, лишь актом своей свободной воли, изнутри себя открывающаяся другой монаде и, соответственно, внутри себя обнаруживающая это чужое, никог­да до конца не прозрачное бытие. ««Не-я» в чистом в виде, – пишет испанский мыслитель X.Ортега-и-Гассет, – это не мир, а именно другой Человек, его внепо­ложное моему «Я», ego, и его никак не связанный с моим мир. Мир другого недо­стижим и в сущности недоступен мне. Непосредственно войти в этот мир мне не дано, поскольку я не в состоянии открыть для себя «Я» другого. Я могу лишь о нем догадываться, поскольку оно обнаружено в моем собственном, исходном мире»².

Но мое сознание есть одновременно и нечто трансцендентное, сверхличное, ибо лишь через него мне дано почувствовать и осознать присутствие других вещей и внутреннюю жизнь сознаний, отличных от моего собственного. Более того, лишь благодаря сознанию я способен преодолевать свои телесные границы и предрас­судки самости, ощущать свою глубинную сущностную связь с другими людьми и сопричастность со всем миром; и бывают такие редкие мгновения экзистенциаль­ного переживания единства со всем сущим, когда человек ощущает себя частицей вселенского сознания, проявлением единой мировой души.

Взгляд на душевную жизнь человека как на часть Мировой Души развивал­ся уже Платоном и неоплатониками. В рамках христианской традиции человек признается образом и подобием Божиим, а его индивидуальное сознание рассматривается в некоторых религиозно-философских моделях как укорененное в бесконечном трансцендентном божественном сознании, о чем мы уже писали в связи с понятием абсолютного субъекта познания. Подытоживая краткий анализ оппозиции «трансцендентное – имманентное», можно сказать, что сознание и автономизирует, и связывает меня со всем миром; в нем я могу быть самим собой и в то же время отождествляться с тем, что есть не-я. У меня столько же оснований считать себя частью вселенского или общественного сознания, сколь и настаивать на уникальности своего духовного мира, т.е. я могу занять равно обоснованные позиции персонализма и имперсонализма.

¹ Михайлов Ф.Т. Общественное сознание и самосознание индивида. М., 1990. С. 7.

² Ортсга-и-Гассет X. Избранные труды. М, 1997. С. 566.

436

Перейдем к рассмотрению другой антиномии. Мое сознание есть нечто субъективно-временящееся, существующее в виде необратимого и невоспроизводимого потока образов, ассоциаций и воспоминаний, которые я никому, никогда и никак не смогу передать абсолютно адекватно, точно так же, как не могу питать надежду на аутентичное вхождение в чужой субъективно временящийся поток. Данный взгляд на сознание как на непрерывно-обновляющееся бытие, по сути на­ходящееся в перманентном процессе становления, в косвенной форме присутству­ет уже в античной традиции у Гераклита, и особенно – у его ученика Кратила; в новейшей европейской философии – у А.Бергсона¹, у У. Джемса (см. его по­нимание сознания как потока «волн» или «полей», которые неизвестно откуда и как возникают в нашей голове)², в современной отечественной философии – у М.К.Мамардашвили³.

Однако при всей значимости внутреннего времени для моего «Я»⁴ в его бы­тии присутствуют и объективно-сверхвременные идеи, ценности и образы-архетипы, как бы парящие над стихией моих темпоральных переживаний и безусловно существующие в качестве таковых в чужом сознании. Благодаря им я не только нечто субъективно осознаю, но и объективно со-знаю и переживаю одинаково с другими «Я». Отметим, что если антиномия «трансцендентное – имманентное» характеризует прежде всего форму переживаний сознания (личны они или сверх-личны), то анализируемая здесь пара категорий выявляет диалектику содержания наших переживаний.

Природа объективно-сверхвременных содержаний сознания впервые была систематически продумана Платоном и помещена им, как известно, в особый сверхчувственный мир идей. В последующей традиции признание объективно-общезначимого знания совсем не обязательно было связано с приданием ему осо­бого онтологического статуса, независимого от индивидуального человеческого сознания. Подобный подход представлен в послегегелевском периоде развития немецкой философии, начиная с К. Маркса и неокантианцев и кончая онтологи­ей Н. Гартмана и феноменологией. Здесь везде признается сверхличная объектив­ность в содержании индивидуального сознания (логических структур, научных идей и духовных ценностей), но при этом категорически отрицается самостоятель­ное бытие последних. В таком мире объективного духа, по Н. Гартману, «нет со­знания... нет наследственности; его продолжение безличностно, он передает себя таким образом, что индивиды врастают в него, его перенимают и передают»⁵. Не вдаваясь в анализ правомерности или неправомерности данной конкретной ин­терпретации природы объективных содержаний сознания, отметим, что следует признать общую обоснованность как сверхвременно-объективистских, так и эк­зистенциально-темпоральных философских моделей сознания.

Другая антиномия сознания особенно зримо проявилась в философских ис­каниях XX века: сознаваемое (сознательное) – неосознаваемое. Приоритет в идентификации сознания прежде всего с осознанностью своих переживаний и

¹ Бергсон А. Собрание сочинений. Т. 1. СПб., 1913. С. 11–12.

² Джемс У. Психология в беседах с учителями. М, 1902. С. 11.

³ Мамардашвили М.К. Необходимость себя. М., 1996. С. 255.

⁴ Мы уже писали об этом в онтологическом разделе наших лекций.

⁵ Гартман Н. Старая и новая онтология // Ист.-филос. ежегодник. М., 1988. С. 323.

437

с процессами мышления принадлежит, без сомнения, Р. Декарту. Впоследствии отождествление сознания не просто с мышлением, а именно с логическим мышле­нием как квинтэссенцией сознательности предельно рельефно выявилось в панло­гизме Гегеля. Сознание оказывается у него тождественным логико-рефлексивной деятельности, причем логическая мысль способна снять все неосознаваемые (не­рефлексивные) ипостаси жизни сознания в качестве своих несовершенных (пре­вращенных) форм. «Мышление, – пишет в этой связи Гегель, – составляет не только субстанцию внешних вещей, но также и всеобщую субстанцию духовного. Во всяком человеческом созерцании имеется мышление. Мышление есть также всеобщее во всех представлениях, воспоминаниях и вообще в каждой духовной деятельности, во всяком хотении, желании и т.д. Все они представляют собой дальнейшие спецификации мышления»¹. В утверждении основополагающей роли логического мышления есть глубочайший смысл, и любые – типа постмодер­нистских – попытки избавиться от его «шор», «огрублений», «предрассудков», «репрессивности», осуществленные в форме хоть сколь-нибудь связного текста, претендующего на доказательность и интерсубъективность, всегда будут лишь утверждать объект критики. Другое дело, что явно не все в нашем сознании логич­но и прозрачно для сугубо рациональной рефлексии.

Как мы уже отмечали выше при анализе феноменов явного и неявного знания, в человеческом сознании присутствуют такие воспоминания, телесно-эмоцио­нальные импульсы и желания, которые не только не осознаются в данный момент времени, но и вообще не могут быть мной самостоятельно осознаны без помо­щи другого сознания. В рамках западной философии идея бессознательного была впервые в явной форме высказана Г.В.Лейбницем, затем положена в основу мета­физических систем А.Шопенгауэра и Э.Гартмана, а детально философски-пси­хологически эксплицирована во фрейдистской традиции. Знаменательно, что если в ранних работах основоположника психоанализа бессознательное трактовалось лишь как вытесненные содержания сознания, то в рамках последующей эволюции взглядов 3. Фрейда и у его учеников бессознательное приобретало все большее значение по сравнению с сознательными компонентами психики. Но если Фрейд всегда в сущности пытался остаться рационалистом и противопоставлял осозна­ваемые интеллектуальные компоненты сознания деструктивным бессознательным влечениям (см. его гимн науке и интеллекту в поздней работе «Будущее одной ил­люзии»²), то его ученик К.Г.Юнг прямо заявлял, что «сознание является фило- и онтогенетически вторичным феноменом»³, и именно в архетипах коллективного бессознательного коренится и устойчивое «ядро» личности, и все многообразие ее творческих сознательных идей. Правда, в поздней своей работе «Синхронизм: акаузальный принцип связи» швейцарский психолог развил несколько иную тео­рию архетипов, существенно отличающуюся от его ранних биологизаторских ин­терпретаций. Теперь из бессознательного коррелята инстинктов они превратились скорее в сверхсознательную компоненту психики, близкую к миру идей Платона. Идея о том, что неосознаваемое не сводится только к бессознательному уровню,

¹ Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., 1975. С. 122.

² См.: Фрейд 3. Будущее одной иллюзии // Вопр. философии. 1988. № 8.

³ Jung C.G. Memories, Dreams, Reflections. Glasgow, 1967. P. 381.

438

лежащему «ниже» нашего сознательного «Я», а включает в себя сверхсознательное содержание, как бы наше «Я» превосходящее, представляется нам весьма глубо­кой, и мы к ней еще вернемся. В целом же сознание можно с равными основаниями исследовать и как неосознаваемую, и как сознательную деятельность, о чем сви­детельствуют и поныне успешно развивающееся психоаналитическое движение, и те традиции, в которых существование бессознательного подвергается обстоя­тельной критике. Здесь достаточно вспомнить экзистенциалистскую (например, в лице Сартра) критику Фрейда, и структуралистские попытки, прежде всего в лице К.Леви-Строса, дать совершенно рационально-логическую интерпретацию бес­сознательного, т.е. свести его к неявным логическим структурам языка или даже к физическим структурам¹.

Перейдем к следующей паре антиномических характеристик сознания. Так, мое сознание свободно, и я в творческих актах когнитивной деятельности обла­даю даром субъектного конструирования предметностей любого рода, начиная от фантастических образов и кончая идеализированными абстрактными объекта­ми теории. На конструктивный характер человеческой субъективности и возмож­ность ее априорного самопознания первым обратил систематическое внимание И. Кант, о чем мы уже говорили выше. Но вместе с тем мое сознание и несвобод­но, оно детерминировано извне, испытывая воздействия со стороны внешних вещей и процессов. Фактически я столь же отражаю мир – на чем настаивают сторонники реалистических теорий познания – сколь и конституирую его образ в интенционально-смысловых актах сознания, о чем говорят последователи за­ложенной кенигсбергским мыслителем трансценденталистской традиции фило­софствования.

Наконец, можно упомянуть и о таких парах предельно противоположных ипостасей бытия сознания как социальное – личностно-экзистенциальное, ма­териальное– идеальное. На последней, фундаментальной паре категорий мы еще специально остановимся ниже, а пока сделаем некоторые общие выводы из анализа основных онтологических антиномий сознания.