Основные теоретико- познавательные стратегии

Классификация теоретико-познавательных программ (докт­рин или направлений – мы будем использовать эти термины как синонимы) мо­жет проводиться по различным основаниям. Например, они могут различаться по отношению к объекту познавательной деятельности (теории отражения и теории конструирования объекта познания), по трактовке субъекта: теории, основанные на принятии индивидуально-психологического, трансцендентального, коллек­тивного субъектов познания, или вообще отрицающие существование оного – в духе «теории познания без познающего субъекта» К.Р.Поппера. Классифика­ция гносеологических доктрин может быть проведена также на основании того, что признается источником наших знаний о мире (рационализм, эмпиризм); ка­кая познавательная способность лежит в основе получения нового знания (интуитивизм, панлогизм) и т.д. В принципе все подобные основания классифи­кации – их перечень можно было бы и преумножить – имеют рациональный смысл. Однако им присущи два недостатка: 1) они не универсальны; 2) не дают сущностной типологии основных ходов теоретико-познавательной мысли. По нашему мнению, наиболее универсальным основанием классификации теоре­тико-познавательных программ является решение вопроса о происхождении и сущности знания.

Исходя из этого основания, гносеологические доктрины можно разделить на две неравные части, одну, меньшую, условно поименовав пессимистически­ми (или негативистскими), а вторую, большую часть – оптимистическими (или конструктивными) теориями познания.

1. «Пессимистические» доктрины

Одной из самых древних познавательных программ подобно­го рода является скептицизм (от греч. skeptikos – «рассматривающий», «познаю­щий»), восходящий еще к античной философской традиции. Сущность скептициз­ма состоит в отрицании возможности достижения истинного, т.е. доказательного и всеобщего знания, и в признании того, что относительно любого суждения мож­но высказать прямо ему противоположное и ничуть не менее обоснованное.

Истоки античного скептицизма можно найти уже у Горгия и Ксениада Ко­ринфского. Последний, по свидетельству Секста Эмпирика, утверждал, что «нет ничего истинного в смысле отличия от лжи, но все ложно, а потому

376

непостижимо»¹. Однако как самостоятельная философская школа, центрирующаяся на гно­сеологической проблематике, скептицизм складывается в трудах Пиррона на рубе­же IV–III веков до н. э. «Основное положение скептицизма в том, – писал, вы­являя его сущность, Г.Г.Шпет, – что против всякого положения можно выставить другое, равное ему... так что ни одно из положений не оказывается более достовер­ным... что приводит скептика к воздержанию от суждений и к безмятежности»². Если все суждения проблематичны и истина недостижима в принципе, то скептик, действительно, должен был бы воздерживаться от всяких суждений, ибо против его пессимистической оценки возможностей познавательной деятельности могут быть приведены его же собственные теоретические аргументы. Однако трудно найти в истории философской мысли писателей более усердных, чем скептики, начиная с Секста Эмпирика и кончая Д.Юмом.

Живой средой и питательной почвой скептической установки сознания яв­ляются антидогматизм и борьба с ложными авторитетами. Однако надо разделять последовательную скептическую позицию в духе Д.Юма и методологическое со­мнение Р.Декарта. Для первого скептицизм есть общая гносеологическая и даже общемировоззренческая установка, в сущности саморазрушительная. Для второго принцип сомнения есть только путь к обретению твердых гносеологических осно­ваний философствования. Сомневаться ради самого сомнения и сомневаться ради обретения истинной почвы под ногами – вещи совершенно разные. В этом плане скептицизм хорош лишь как элемент философского мышления, как критическая направленность разума, ничего не склонного принимать на веру.

Любопытно, что последовательный скептицизм не только в познании, но и в жизни есть зачастую как раз слепое принятие на веру каких-то распространенных предрассудков (со-мнение) или следствие глубокого разочарования в каких-то дог­мах. Недаром говорят, что догматик – это уверовавший скептик, а скептик – разо­чаровавшийся догматик. Догматизм и скептицизм как две тупиковые крайности всегда подпитывают друг друга, образуя как бы замкнутый круг, обрекающий нашу философскую мысль на метафизическое бесплодие. Недаром Гегель квали­фицировал скептицизм в качестве критической ипостаси рассудочного, а отнюдь не разумного мышления.

Агностицизм (от греч. agnostos – «непознаваемый») – позиция, отрицаю­щая возможность познания сущности вещей и полагающая границы человеческо­му познанию. Иногда агностицизм понимают неверно, а именно – как позицию, отрицающую возможность познавательной деятельности вообще. Подобных уче­ний в истории философии попросту нет, ибо такая установка в познании еще более двусмысленна, чем скептическая: само суждение «познание невозможно» опро­вергает его же. В классической форме агностическая установка выражена И.Кан­том, утверждавшим, что мы можем познавать лишь явления (феномены) вещей, поскольку вещи всегда даны нам в формах нашего человеческого опыта. Каковы же вещи сами по себе вне этой субъективной данности – о том может знать лишь господь Бог. Это для него процессы и вещи мира даны абсолютно непосредствен­но, в своей подлинной сущности. Для нас же они суждены навсегда остаться

¹ Секст Эмпирик. Сочинения. В 2 т. Т. 1. М., 1975. С. 70.

² Шпет Г.Г. Скептик и его душа // Филос. науки. 1991. № 9.

377

непознаваемыми вещами в себе, ибо их данность нам в виде феноменов всегда опо­средована априорными формами чувственного восприятия (пространство и время) и априорными категориями рассудка (представлениями о причинных связях, не­обходимости случайности и т.д.). Проще говоря, мы никогда в познании мира не сможем «выпрыгнуть» за границы нашей человеческой субъективности.

Заметим, что агностик не говорит о невозможности познания истины или о равноправии суждения и его отрицания. Скептическая и агностическая установ­ка – это отнюдь не одно и то же. К примеру, Кант как раз и пытается с принци­пиально новых позиций, о которых мы еще не раз будем говорить, ответить на краеугольные теоретико-познавательные вопросы: «как возможны доказательные истины математики, физики и метафизики», но при этом отрицает возможность достижения истинного знания о сущности самих по себе вещей. Агностическая позиция – не произвольная выдумка философов, она основывается на вполне ре­альных особенностях познавательного процесса:

– на неустранимости из него субъективной человеческой составляющей даже, казалось бы, в самых точных и высоко абстрактных науках типа логики и математики;

– на бесконечности процесса познания, когда то, что сегодня нам кажется су­щественным, завтра обнаруживает производный и феноменальный характер, ведь за познанной сущностью каждый раз открывается новая и более глубокая сущ­ность.

Тем самым подлинная суть вещей перманентно скрывается от нас и напо­минает горизонт, каждый раз вновь удаляющийся при любых наших попытках приблизиться к нему. Агностицизм может принимать различные, в том числе и «мягкие» формы, входя в качестве элемента в состав вполне конструктивных тео­ретико-познавательных моделей, как у того же Канта – родоначальника транс­цендентализма, о котором речь пойдет ниже. Религиозно-философский вариант агностической позиции можно обнаружить в работах С.Л.Франка¹, где он, подвер­гая критике позицию И.Канта о жестком разделении в вещах явлений и сущности, сам обнаруживает и глубоко обосновывает моменты принципиальной непостижи­мости и в бытии мира, и в бытии самого человека, и в познавательном процессе. Все сущее, по Франку, бесконечно в своих основах, а, стало быть, в нем всегда для человека будет оставаться тайна и «неисследимая темная глубина».

Подытоживая, можно высказать следующее суждение об агностицизме. Жест­кое разделение вещей в себе и явлений, равно как и жесткое полагание границ че­ловеческому познанию, вряд ли оправданно. Еще Гегель, критикуя позицию Канта, тонко подметил, что полагание границы человеческому познанию подразумевает некоторое знание того, что за этой границей находится. В противном случае мы об этой границе попросту не знали бы и, соответственно, не смогли бы высказать суждения о ее наличии. Но, стало быть, в самом утверждении границы человече­ского познания заключено ее решительное отрицание, ибо знание о собственном незнании есть важнейший стимул развития познавательной деятельности челове­ка и переступания границ существующего знания.

¹ См. помимо его работы «Предмет знания» также работу «Непостижимое», где эти моменты прописаны с исчерпывающей полнотой. (Франк С.Л. Сочинения.)

378

Впоследствии Л. фон Витгенштейн резонно заявит: «О том, о чем невозмож­но говорить, о том следует молчать». В самом деле, если в мире существует нечто, принципиально недоступное для нашего познания и языка, то любой разговор о нем попросту лишен смысла. Следовательно, вопрос о границах познания резонно ставить лишь относительно каких-то определенных видов знания, научных мето­дов или способностей человека.