4. Проблема самообоснования философии

Широта исходного базиса и вечный характер философских проблем определяют и несколько иное понимание доказательства и обоснования философского знания.

В философии ее положения доказываются как внутритеоретическими спосо­бами и методами (логико-семантическое обоснование), так и иными способами, не столь характерными для частных наук. Философское обоснование опирается на

¹ См.: Брутян Г.А. Концептуализация философского знания // Вопр. философии. 1980. № 11. С. 89; Марка­рян Э. О семантических уровнях языка философии // Вести, обществ, наук Арм. ССР. 1979. № 7. С. 54.

² А.Ф.Лосеву к 90-лстию со дня рождения. Тбилиси, 1983. С. 150.

165

широкий арсенал средств, не сводимый только к проверяемым фактам науки или формальной логике обоснования.

Как мы уже отмечали, философия не имеет той льготы, которую имеют част­ные науки, которые исходят из предметно ограниченной сферы исследования, что определяет и специфику доказательства в них. Возможность эмпирического до­казательства здесь достигается за счет предельного огрубления сферы исследо­вания, накладывания на бытие предметной сетки понятий. Поэтому и точность такого доказательства является точностью в рамках данной предметной области. Но насколько правомерно распространять этот подход на иные виды познания и постижения бытия? Ведь выводы и утверждения частных наук несут информацию о локальной части мира.

Научную истину отличают точность и строгость ее предсказаний. Однако эти прекрасные качества получены экспериментальной наукой в обмен на согласие не покидать плоскость вторичных проблем, не затрагивать конечные, решающие вопросы... Но экспериментальная наука – только ничтожная часть человеческой жизнедеятельности. Там, где она кончается, не кончается человек»'. Если наука несет информацию о конечном фрагменте реальности, то философия несет ин­формацию о закономерностях бытия в целом. Ее суждения носят универсальный характер, а предмет – сфера бесконечного. Поэтому доказательство в философии носит комплексный характер, а по степени охвата проблем, систематичности и рефлексивной глубине их обсуждения философия выступает, возможно, даже бо­лее точным знанием, чем наука.

Это, конечно не означает, что философия противостоит формально-логиче­скому или эмпирическому доказательствам в том смысле, что не опирается на них. В частности, как раз непротиворечивость и полнота доказательства очень важны в философии как форме рационально-теоретического знания. Однако только к нему философское доказательство сведено быть не может. Более того, понятие доказа­тельства наполняется здесь иным содержанием.

Если в логической и математической системах исходные аксиомы обосновы­ваются за пределами данной логической системы, то в философии за ее пределами уже ничего быть не может, и ее философские аксиомы нуждаются в самообосно­вании чисто спекулятивно-рефлксивными способами. Иначе говоря, философия как наука о всеобщем и предельном не имеет возможности обосновать свои изначальные принципы через наличие еще более фундаментального и обще­го знания. Она вынуждена заниматься самообоснованием своих исходных поло­жений через их экспликацию, систематизацию и эвристическое развертывание на их основе каких-то содержательных рассуждений и проблемных решений. Отсюда вытекает и знаменитый диалектический принцип восхождения от абстрактного к конкретному, когда само развертывающееся теоретическое доказательство уточня­ет и обосновывает аксиомы, на основе которых строится.

Обосновывая свои положения, философия обращается ко всей общечелове­ческой практике, опирается на знания, полученные при исследовании самых раз­нообразных сторон бытия. Поэтому она и может ставить под сомнение все иные

¹ Ортега-и-Гассет X. Что такое философия? С. 80.

166

системы обоснования и показывать их ограниченность. Конечно, косвенным обра­зом философия опирается и на научные доказательства, включая научные положе­ния и фактуальный базис в собственную систему, но, как мы уже показали, лишь подвергнув их философской обработке. Таким образом, философия нуждается в системном, интегральном самообосновании.

Это, в свою очередь, порождает и особый характер философской аргумен­тации. С позиции философов, стоящих на чисто логической позиции, «аргумен­тация – это обоснование какого-либо положения (суждения, системы суждений, концепции) посредством других положений и средств логики»¹. Это во многом правильно, и не случайно, как мы выше уже показали, что логика выступает уже у Аристотеля в качестве особой дисциплины, в некотором смысле стоящей над философией. Философия – это мышление, а логика изучает формы мысли, т.е. с ее помощью мы можем научиться, считают логики, правильно мыслить и рас­суждать. Однако уже здесь мы сталкиваемся с целым рядом проблем, которые, впрочем, были замечены уже давно.

Логика работает там, где есть теория. Но теория – это не только научная тео­рия, а поэтому определение логиков, что теория – «это система понятий и утверж­дений об определенной области действительности...»², является очень узким. Че­ловек может рассуждать не только о действительности, и его представления вовсе не обязательно являются результатом упрощения реальной действительности или ее идеализации, связанной с доведением выбранного свойства до предела. По­этому наряду с примерами идеальных объектов типа меридианов, параллелей и координат философы знают еще и идеальный мир Платона, и абсолютный макси­мум Кузанского, и монаду Лейбница, и абсолютный дух Гегеля, которые создаются мышлением совершенно иным – умозрительным – образом, хотя и работая при этом как базовые теоретические объекты, как основания теории. И умозритель­ность, которую так не любят логики³, – это имманентное свойство философского мышления, и критиковать его за это – все равно, что критиковать искусство за метафоричность и символичность.

Если встать на жестко логицистскую позицию, то от философии вообще ни­чего не останется, а если и останется, будет слишком бедным и тривиальным по философскому содержанию. Философ, как мы писали выше, не имеет возможности свести обоснование к иным, более фундаментальным положениям, и ему неоткуда заимствовать общие понятия для своей философской системы, разве что из предше­ствующей философской традиции. Чаще же всего он вынужден их сам конструиро­вать. Поэтому процесс философской идеализации основан не на принципе отвлече­ния свойств от реально существующих объектов и процессов, а напротив, мыслимый философом идеальный, часто с признаком абсолютности, объект наделяется особого рода свойствами или атрибутами. Тривиально, что теоретические построения тако­го рода не подлежат эмпирической проверке и научно-концептуальной критике по определению, но тем не менее с их помощью удается поразительно глубоко и точно

¹ Ивлев Ю.В. Учебник логики. М., 2003. С. 74.

² Там же. С. 75.

³ Для Ю.В.Ивлева достоверность (доказанность) является чертой теории, отличающей ее от «философско-умозритсльного объяснения» (Там же. С. 78).

167

объяснять мир, так же, как это удается поэтам. Иное дело, что такое философское построение должно быть не только плодом умозрения, но и дискурсивных построе­ний, когда отказ от логики происходит лишь в том случае, когда она неприменима. Именно поэтому в научных теориях то, что признается истинным, одновременно выступает и наиболее убедительным. Тогда как в философии аргументация не может быть сведена только к демонстрации истинности тех или иных утверждений. Это, конечно, важно, но целью философской аргументации является также «открытие все новых форм вопрошания» (М. Хайдеггер) и просто желание творчески увлечь читателя, зажечь в нем жажду истины и творческой свободы. Этот момент любил подчеркивать Н.А. Бердяев, говоря, что его цель – не абстрактно навязать истину всем, а доносить свою истину до того, кому она экзистенциально близка и кто может ее расслышать¹. Такая позиция, если ее не доводить до абсурда, имеет свои основа­ния, ведь философия не имеет окончательных знаний, да и сознательно к этому не стремится. Поэтому ее теории всегда незавершенны, всегда личностно окрашены, и поэтому не может быть какой-то одной формы научной философии.

Мы уже отмечали, что это связано с особенностью той познавательной ситуа­ции, в которой находится любой философ. В отличие от других наук философия опирается в своей рефлексии над бытием не только на знания, поставляемые нау­ками, но и на результаты иных видов духовного освоения мира, например, искус­ства или религии. Наука опирается прежде всего на положительные и проверен­ные знания, которые становятся таковыми в результате особых эмпирических и теоретических процедур проверки.

Философ же, по остроумному замечанию Д.И.Дубровского, опирается на всегда проблематичное универсальное «знание о знании». Философ «как никто другой, должен постоянно отдавать себе отчет, что всегда стоит лицом к лицу с знанием о незнании»². Поэтому знаменитое утверждение Сократа: «Я знаю толь­ко то, что ничего не знаю» – это не просто философская бравада, с целью эпа­тировать общественное мнение (хотя в этом желании философу отказать также трудно), а совершенно четкая гносеологическая установка, отражающая сущность философии в целом. Впоследствии Н.А. Кузанский точно определит философию как «ученое незнание».

В этом заключается сила и одновременно слабость философии, даже опреде­ленный ее трагизм. Философ должен отвечать на вопросы, осознавая принципи­альную недостаточность знаний для полного ответа. Поэтому его ответы – это своеобразное прояснение проблемной ситуации, вечное приближение к истине, но не ее абсолютное достижение. Как отмечал Ортега-и-Гассет: «От философии не­отделимо требование занимать теоретическую позицию при рассмотрении любой проблемы – не обязательно решать ее, но тогда убедительно доказывать невоз­можность ее решения. Этим философия отличается от других наук. Когда послед­ние сталкиваются с неразрешимой проблемой, они просто отказываются от ее рас­смотрения. Философия, напротив, с самого начала допускает возможность того, что мир сам по себе – неразрешимая проблема»³.

¹ Бердяев Н.А. О назначении человека. М., 1993. С. 20–31.

² Дубровский Д.И. О специфике философской проблематики // Вопр. философии. 1984. № 11. С. 63.

³ Ортега-и-Гассет X. Что такое философия? С. 79.

168

Философ всегда в пути, всегда на марше, его исследование никогда не может завершиться, но при этом философия не имеет той льготы, которая есть у дру­гих наук – не отвечать на вопросы, выходящие за рамки их предметной области. Философия не специализированная область знания, и проблемы, решаемые ею, не являются прерогативой их рассмотрения только профессионалами. Если бы это было так, то рассмотрение философских проблем так и осталось бы их муссирова­нием в узком кругу. А это по смыслу задач философии – абсурдное предположе­ние, так как целый ряд философских проблем напрямую касается простых людей, которые на занимаются профессионально философией.

Какой смысл, решая, например, проблемы нравственности, формулируя эти­ческие или эстетические ориентиры для человека в целом, оставлять их лишь внутри философского круга специалистов? Напротив, необходимо довести их до как можно большего числа людей и выполнить назидательно-регулятивную куль­турную функцию, которая изначально была присуща философии. Что дозволено специалисту в узкой области знания, не дозволено философу, одна из целей которого – давать рекомендации людям, обществу, человечеству в целом. Прав был К. Маркс, следующим образом характеризовавший современную ему философию: «Ее таинственное самоуглубление является в глазах непосвященных в такой же мере чудаческим, как и непрактичным занятием; на нее смотрят, как на профессора магии, заклинания которого звучат торжественно, потому что никто их не понимает»¹. Таков удел любой философии, которая отрывается от интересов и проблем реального человека, от духовных забот обыденного сознания, на просве­щение которого должны быть также направлены философские усилия.

Таким образом, философ всегда осуществляет собственную философскую деятельность в условиях принципиального дефицита знаний. Он должен ставить проблемы и давать ответы на них, осознавая всю неполноту и относительность таких ответов. В этом заложены огромные возможности философии как особой творческой деятельности, в большой степени зависящей от философа как лично­сти, от его интуиции и общей культуры.

Доказательность как характеристика достигнутого истинного знания не во всех случаях срабатывает в качестве приема аргументации, так как различие фи­лософских позиций позволяет одновременно сосуществовать и разным истинам, разным ответам по одному и тому же вопросу. Если «2 х 2» убедительно для всех именно потому, что представляет собой истинное утверждение, независимо от этнической или культурной, партийной или профессиональной принадлежности, то философские утверждения никогда не смогут достигнуть такой однозначности принятия чужим сознанием. На их убедительность могут повлиять в том числе и факторы включенности человека в ту или иную социокультурную систему. Словом, наличие тщательно выстроенного и вроде бы аргументированного философского текста – еще вовсе не гарантия, что он будет принят. А вот одна-единственная яркая фраза философа-преподавателя на лекции может навсегда запасть в душу студента и зажечь ее стремлением к мудрости и поиску философской истины. Убе­дительность обосновываемых положений, стало быть, в огромной степени зависит

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 1. С. 105.

169

от умения философа влиять на сферу психоэмоционального состояния личности, опираться не только на дискурсивно обоснованные знания и абстрактную истину, но и на этические, эстетические и другие способы воздействия на душу челове­ка. Философ должен сочетать в своей аргументации логику и психологию и так воздействовать на человека, чтобы в нем зарождалась и творчески жила глубокая и сильная мысль, «в истинности которой человек уверен... руководствуется ею в своей практической или духовной деятельности... отстаивает эту мысль или реа­лизует ее вопреки реальной или воображаемой оппозиции»¹.

В этом плане, хотя, конечно, прежде всего на рациональной основе, фило­софия имеет определенную схожесть с религией, а иногда прямо реализуется в религиозной форме. Эта схожесть может носить и позитивный и негативный характер. Позитивный, когда философ зажигает в других огонь истинной фило­софской веры в истину и в разум, в высокий смысл философского творчества и его глубокую практическую пользу. Негативный же смысл аналогии между фило­софией и религией состоит в том, что возможна догматизация и стагнация фило­софской веры, которая присуща некоторым формам философии, пытающимся сформировать в человеке убеждения лишь на основе слепой веры в авторитеты и воспитывающих страсть к защите своей позиции вопреки всем здравым контр­аргументам. В качестве человека, который доводит до других людей системы ценностно-мировоззренческих установок, философ всегда выступает не только как ученый, но и как проповедник. Желательно только, чтобы это был мудрый и честный проповедник.

Подытоживая же данную лекцию, не будет большой ошибкой сформулировать следующий ключевой тезис: глубина и обстоятельность философских построе­ний, а также мера их влияния на окружающих людей и на потомков есть всегда отражение глубины и масштаба личности философа. Яркая индивидуальность в философии и наличие у ней свежих и оригинальных идей – это важнее, чем все логические обоснования и общая профессиональная компетентность. Философия строится творческими усилиями личностей и призвана воспитывать критически, синтетически и ясно мыслящих личностей.

¹ Алексеев А.П. Аргументация. Познание. Общение. М., 1991. С. 30.

170

ЛЕКЦИЯ 8.