Глава 3

МИФОЛОГИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ И ПОВЕРЬЯ О ЗМЕЯХ-РЕПТИЛИЯХ

 

3.1. Огромный змей/полоз1

 

В составленных указателях сюжетов и мотивов, относящихся к названной теме систематизирован имеющийся в нашем распоряжении материал (80 источников). Из змееборческих мотивов и сюжетов показаны (разумеется, не в полном объеме) лишь те, которые нашли отражение в жанрах несказочной прозы. Это в определенной степени нарушает их связь с эволюционно близкими к ним сказочными и былинными формами. Но создание такого общего указателя – предмет отдельного самостоятельного исследования. К тому же уже имеется ряд серьезных и обстоятельных указателей, включающих тему змееборства.

В указателе сюжетов (УС) – четыре тематические группы. Первая – «Неожиданная встреча человека с огромной змеей/полозом» – в основном показывает сюжеты быличек: от меморатов и форм, близких к бытовым рассказам (1; 2; 3.1; 3.2; 4; 6), до повествований с ярко выраженной мифологической основой (3.3; 5; 7; 8; 9; 10). Вторая тема «Огромный змей/змея в истории природных или социокультурных объектов» включает в основном сюжеты и сюжетные ситуации преданий: от информативных сообщений до развернутых эпических повествований. Они объединены в четыре сюжетных типа. Последовательность расположения и типов, и форм, их составляющих, уже сама по себе в определенной степени показывает эволюцию мифологических представлений: от змея-творца (демиурга) – до змея-врага (чудовища). Змееборческие мотивы, наметившиеся в пределах этой темы, найдут дальнейшее развитие в теме третьей – «Пахота на змее». Разный в жанровом отношении материал (от мифологических преданий до повествований с легендарной и сказочной окраской) наряду с поздним змееборческим мотивом удержал и рудименты архаических представлений. Четвертая тема – «Святой Георгий и змей» – в указателе лишь обозначена, она необходима, чтобы показать эволюцию представлений. Легендарная же разработка мотива змееборства может стать предметом отдельного исследования [Веселовский. Разыскания].

Так как во всех четырех названных темах фигурирует один и тот же мифологический персонаж – огромный змей (или его разные ипостаси), обладающий общим набором свойств, признаков и функций, то для них составлен и общий указатель мотивов (УМ). Один и тот же выделенный мотив может стать строительным «кирпичиком» сюжетов разных тем или единицей бессюжетной информации, передающей то или иное представление. Например, мотив происхождения насекомых и рептилий из змея (УМ: X) является общим для третьей и четвертой тем, мотив связи огромного змея с происхождением или названием объектов (УМ: II) – общий для второй и третьей темы, мотив связи змея с водой (УМ: VIII) – общий для всех четырех.

В народных рассказах на названные темы слились воззрения непосредственно об огромных змеях-рептилиях и мифических обитателях гор, урочищ и водоемов; о связи змея с актом творения, с плодородием и атмосферными явлениями; о змее – хозяине подземных недр, хранителе сокровищ, в первую очередь золота; о мифическом царе змей, о враждебных змеях-чудовищах и проч. Наша задача – с помощью представленных указателей сюжетов и мотивов прояснить сложную семантическую и временную «смесь» представлений и фольклорных форм.

В «Большой советской энциклопедии» сказано: «Полозы (Colu­ber), род змей семейства ужей. Дл. до 2,4 м. Верхняя сторона тела обычно одноцветная, иногда с темными полосами и пятнами, нижняя – светлее. Около 30 видов, распространены в Южной Европе, Азии, в Сев. и Восточ. Африке, в Сев. и частично Центр. Америке». Указано, что на территории бывшего СССР встречается шесть видов: три из них – краснополосый полоз, поперечнополосатый полоз и тонкий – в Средней Азии и Казахстане; разноцветный полоз и оливковый – в Средней Азии и на Кавказе; желтобрюхий полоз – в европейской части, на Кавказе и на юге Туркмении. Отмечено, что полозы обитают в степях, полупустынях, пустынях, а также лесистых местах, на равнинах и в горах [БСЭ 20. С. 247].

О факте существования огромных змей в наших широтах (на территории России, Украины и Белоруссии) шли дискуссии в этнографической литературе XIX–XX вв. Одни исследователи считали этот факт неоспоримым. Так, В. Каллаш в очерке «Полозы» писал: «Полозы – огромные степные ужи или большие змеи из семейства удавов, которые до последнего времени существовали в Южной России и приняли в народных малорусских сказаниях фантастические размеры и характер» [Каллаш. С. 261]. В качестве важнейшего доказательства этого он, как и некоторые другие исследователи, приводит известный фрагмент «Слова о полку Игореве»: «Тогда врани не граахуть, галици помлъкоша, сорокы не троскоташа, полозие ползаша только…» [Слово. С. 106]. Каллаш спорил с точкой зрения В. Ф. Миллера, который считал, что полозы «Слова» – это птицы-ползуны [Каллаш. С. 261].

Другие исследователи относили полозов к категории вымерших животных, таких как туры и мамонты [Сумцов. С. 326–327]. Третьи отрицали факт реального существования полозов. «Под названием полоза в науке разумеется удав, – писал в свое время А. С. Ермолов, – но т. к. удавы в Европе не водятся, то надо признать, что все представления о громадной змее – полозе, якобы водящейся в болотах и наносящей большой вред скоту, – оставляя даже в стороне рассказы о ее чудесных превращениях в крылатого змея, – совершенно фантастичны и не подходят ни к одной из змей, живущих у нас». Ермолов выражал сомнение в том, что народные рассказы о встречах человека с полозом «могли относиться к одному из видов полоза, – бурый полоз желтобрюхий – из породы больших безвредных ужей, встречающихся, хотя и весьма редко, в Западной Европе…» (как раз к тому виду, о котором сказано в БСЭ). Правда, и он допускал существование таких змей в стародавние времена [Ермолов. С. 398–399].

Оставив в стороне дискуссию о факте реального существования огромных змей на территории расселения восточных славян, отметим, что народные рассказы о встречах человека с такими рептилиями записываются и в настоящее время. Несколько таких текстов зафиксировано и в Прииртышье. Их мало, хотя и предпринимался целенаправленный поиск по специальной программе-вопроснику. Содержание в основном сводится к информации о том, что человек, увидев огромную змею, сильно пугается и убегает (или стреляет в нее). Реже – змея гонится за ним. Такую змею называют или гадюкой, или ужом, или просто змеей. Название «полоз», фигурирующее в большей части публикацийXIX–XXвв. [УМ: I.1], в Прииртышье встречается редко.

Сюжеты всех текстов, записанных в Прииртышье, относятся к первой тематической группе «Неожиданная встреча человека с огромной змеей/полозом». Эти информации «реалистичны» и, кажется, повествуют о фактах, имевших место в действительности. Они прекрасно передают удивление и страх человека при встрече с огромной змеей. В этом собственно и их цель. Тот же «пафос» присущ и сюжетам этой тематической группы в публикациях XIX-XX вв. [УС: 1.1; 1.2; 2.1; 2.2; 3.1; 3.2; 4]. Однако составные мотива «Человек встречает огромную змею (полоза)» [УМ: I] показывают, что за кажущейся реалистичностью у полоза (или просто огромной змеи) обнаруживаются черты змея мифического. Начнем с описания его внешнего вида.

В прииртышских текстах самая главная особенность такого змея – его огромные размеры [УМ: I.2.1]. В этом и заключается вся его необычность (не бывает в нашей местности таких змей!), это и действует на психологическое состояние человека (вызывает страх). Развитие сюжета здесь предельно простое: человек или просто наблюдает за змеем, или убегает, или пытается его убить (стреляет в него). Чем дальше от реальности сюжет, тем более необычные черты приобретает и змей. Если прииртышские тексты говорят о том, что змей (змея) «огромные», а из сравнений используются вполне приемлемые (в «руку» или «в ногу» толщиной [УМ: I.2.2; I.2.3]), то в дальнейшем сравнения становятся гиперболизированными («толщиной в ведро» [I.2.4], «толщиной в мешок» [I. 2. 5], а в змеином облике появляются черты совершенно фантастические (человечья или лошадиная голова [I.2.10; I.2.11] и проч.). Однако надо оговориться, что прямо прпорциональной зависимости (более фантастический сюжет – более фантастический образ) нет.

Смешение семантических пластов в текстах о полозе или огромных змеях особенно хорошо проявляется в пятой составляющей части первого мотива: I.5: «Семантика мифологического образа (кем является, кем воспринимается) «Здесь и просто необычная змея прииртышских текстов [I.5.6], и хранитель подземных сокровищ [I.5.5], и отражение как ранних мифологических представлений: змеиный царь [I.5.1], старший лесной змей [I.5.2], так и поздних: проклятый [I.5.7], нечистый [I.5.8].

Интересно осмысление огромного змея как полевого духа, хозяина хлебного поля (5.3). В пределах названного мотива мы располагаем пока только тюркским источником. Но этот османский текст (в пересказе В. Гордлевского) прекрасно перекликается с южнославянскими представлениями о змее-покровителе, защитнике полей и виноградников. Бессюжетные информации подобного рода, приведены в монографии А. В. Гуры [Гура. С. 318–319]. Мы отметим только указание на огромные размеры такого ужа: «В …Болгарии считают, что каждый земельный надел находится под покровительством огромного ужа, убивать которого опасно… Такого полевого ужа-покровителя в Болгарии называют «межник, сайбия, синорник». Иногда в его облике присутствуют некоторые фантастические черты: сомовья голова (ср.: в прииртышских текстах «мифический помощник» – змей, выпаренный из яйца петуха, – тоже может иметь сомовью голову); волосы или шерсть, как у буйвола» [Гура. С. 318]. Связь мифического змея с плодородием обнаруживается в мифологических системах многих народов мира [МНМ. Змей. С. 468–470]. На русском материале она отразилась и в теме «Мифический помощник». Змей, выпаренный из яйца петуха, носит хлеб и может влиять на плодородие хлебного поля. Связь змея с плодородием подтверждает его значение как предка-покровителя. Не случайно, образы домовой змеи – покровительницы дома (домового духа) и полевой змеи – покровительницы поля (полевого духа) параллельны. Это нашло отражение в интересном фольклорном сюжете. Приведем текст, зафиксированный на территории Прииртышья: «В каждом доме змея живет, в земле, в подполе. Многие не верят, но это так. Один мужик поехал на пахоту и уснул на меже. Проснулся – змею увидел. Убил ее. Во сне она пришла к нему и сказала: «Скажи кужевой, что убил межевую». Домой пришел, ночью змея его и удавила» [ФА ОмГПУ: ЭК-41/80, № 49].

Полесская версия этого сюжета есть в монографии А. В. Гуры. Отметив, что в ровенском Полесье различают три вида змей («домовый вуж, лисовый вуж и поляный вуж»), Гура приводит текст, записанный им в Каменном Рокитовского района: «один человек убил в поле ужа. И слышит – кто-то говорит ему: «Як зайидэш до дому, то скажы домовому, шо нэма полевого». Вот приехал хозяин домой и рассказывает об этом жене. Только он повторил ей слова, которые услышал в поле, как выполз домовый уж и укусил его в ногу – отомстил за смерть своего полевого собрата. Хозяин от его укуса скончался» [Гура. С. 319].

В поздних записях большое распространение получила версия, в которой действуют уже не змеи, а домоваха и полеваха (или другие ипостаси домового и полевого духов): «Ехали мы с одной женщиной из леса. У нее пара быков, и у меня. Из леса выскакивает чудище:

– Милые суседи! Скажите домовахе, что умерла полеваха!

Мы приехали, сели ужинать. Я рассказываю: так, мол, и так: видела чудовище (но мы не видели, только голос слышали). Оно просило сказать домовахе, что умерла полеваха.

Вдруг дверь отворилась, вихрь по избе пробежал и так: «Ы-ы-ы!» Это суседушко-домовой плакал. Вот в жизни не забуду! (Омск) [ЛА Л. В. Новоселовой. Запись 1970-х гг.].

Гура, приведя подобные русские версии, отмечает: «сюжет этот …лишний раз доказывает, что антопоморфные демонические персонажи в известной степени восходят генетически к образам животных» [Гура. С. 319] Замечание – особенно важное, т. к. речь идет именно о духах-покровителях, что становится в один ряд с нашим предположением об их змеином характере.

Огромный змей/полоз выступает и хранителем подземных сокровищ, золота. Эта функция полоза особенно рельефно проявляется в уральском фольклоре. В наших указателях она только обозначена. Поэтому отметим лишь следующее. Б. Г. Ахметшин в своем исследовании преданий, легенд и мифов горнозаводской Башкирии сделал вывод о том, что «соответствие образов, мотивов традиционного башкирского эпоса, в котором пережитки древнего культа Полоза сказываются наиболее ощутимо и в русских сказах и дает …основание для предположения о древних башкирских фольклорных истоках образа Полоза в разноязычном горняцком фольклоре Урала» [Ахметшин. С. 23]. С этим вполне можно согласиться, если иметь в виду своеобразие образа Полоза в башкирском фольклоре, специфический круг сюжетов и мотивов о нем. Но в целом связь змея и золота (возможно восходящая к связи змея и солнца) нельзя считать принадлежностью лишь башкирского фольклора – это характерно для мифологических представлений многих народов мира и славянских в том числе. Нужно отметить, что в отдельных информациях, послуживших источниками к нашему указателю, полоз, дающий клад, очень близок к образам различных существ, облик которых принимает заклятый или заколдованный клад в соответствующих мифологических рассказах о кладах [УС: Т. 1: 9]. Здесь он не столько охранитель клада, сколько сам клад – черта, явно возникшая под влиянием быличек о кладах.

И еще одна «общезмеиная» черта в текстах об огромном змее/полозе, особенно интересная в контексте нашего исследования, – его связь с миром предков. К сожалению, мы не располагаем самим текстом, где это представление отразилось, а лишь информацией М. Н. Власовой, согласно которой полоз может влиять на судьбу человека: «В облике змея нередко предстает и обитающий под землей, в лесах предок, пращур, существо вещее, наделенное властью не только над сокровищами, но и над судьбой человека. В рассказе из Олонецкой губернии, чтобы изменить свою судьбу, крестьянин должен «перекусить» старшего лесного змея, вызванного из чащи странником колдуном» [Власова. С. 154–155; УС: Т. 1: I.10].

К образу предка-покровителя близко стоят сюжеты темы «Благодарная змея» (не представленной в данной работе). Как персонаж в ней тоже может фигурировать и полоз. В молдавском сюжете, пересказанном Н. Ф. Сумцовым в «Культурных переживаниях», образ полоза амбивалентен: первоначально он враждебен человеку, тащит его к себе в пещеру явно не с добрыми намерениями. Но в итоге, за добро платит добром [УС: Т. 1: 8].

Однако полоз может выступать и как существо резко враждебное человеку. Так, например, если в «реалистичных» прииртышских текстах убийство огромной змеи не ведет ни к каким опасным событиям (как убил обыкновенную змею, так уничтожил и огромную), то в текстах с мифологической окраской убийство полоза чревато опасными последствиями. В пределах первой темы об огромном змее это отразилось в сюжете «Месть полоза» [УС: Т. 1: 7]. Сюжеты о мести самки змеи за убитого самца встречаются и в фольклоре других народов. Вспомним, например, творческую переработку Д. Р. Киплингом индийского сюжета в рассказе «Рики-Тики-Тави».

В восточнославянском сюжете на эту тему самца полоза убивает казак. Сюжет этот является как бы переходным от первой темы о полозе к последующим, в которых появляется мотив змееборчества. В пределах первой темы человек, убивающий огромного змея, еще не змееборец. Он просто совершает свой поступок или из страха, или это – проявление своеобразной доблести: казак получает награду. Интересно, что в сюжетах второй темы «Огромный змей (змея) в истории природных или социокультурных объектов» иногда тоже действует казак или волостной сотник. Но здесь он уже выступает как змееборец: его поступок – подвиг: освобождение людей, местности от страшного змея [УС: Т. 2: I.2; IV.5]. Наряду с казаками, змееборцами здесь могут быть богатыри [УС: Т. 2: II.1], основатели той или иной местности [УС: Т. 2: IV.2; IV.3; IV.9.2], святые [УС: «Пахота на змее»].

Таким образом, темы об огромном змее подводят нас к эпическим сюжетам о змееборстве. Как уже отмечалось выше, сюжеты эти не входят в границы нашего исследования, потому что змееборство – это отдельная огромная тема, отражающая уже эволюционно более поздний пласт представлений. В нем уже иное осмысление образа змея и иная «художественная разработка» этого образа, продиктованная законами фольклорных жанров, не входящих в состав несказочной прозы (былины, сказки). В рамках же несказочной прозы образ змея, сюжеты и сюжетные ситуации о змееборстве сохранили рудименты архаических представлений о змеях-предках-покровителях.

Сюжеты, сюжетные ситуации и мотивы тем об огромном змее содержат и ранние, и более поздние эволюционные пласты. К ранним можно отнести сам факт происхождения от змея различных природных (и других) объектов. Особенно интересна в этом плане информация, записанная еще А. Олеарием в 1638 г. и приведенная А. Н. Минхом: «От г. Вольска тянутся верст на 35 вниз по правому берегу Волги крутые Змеевы горы. Из глубокой старины сложился рассказ, что они получили название от неимоверной величины змея или полоза, жившего долгое время на этой горе, делавшего много вреда и, наконец, разрубленного каким-то богатырем на три части, которые тотчас же обратились в камни» [Минх. С. 43]. Мотив разрубания противника на (три) части, которые затем обращаются в камни (горы) или другие природные объекты, относится, по всей видимости, к архаическому этапу развития эпоса. Он встречается и у других народов, сохранивших более раннюю ступень мифологических представлений. Так, в Усть-Ишимском районе Омской области мы услышали интересное татарское предание, объясняющее происхождение местных ланшафтных объектов: «Жил когда-то здесь хозяин всех рек и ветров. Он всем повелевал. Когда он был зол, реки выходили из берегов, деревья к земле пригибались. Он жил и властвовал в этой местности. Но пришел храбрый Ир. И в сражении победил хозяина ветров. Куда отлетела его голова – образовалось озеро («Святое озеро»), куда упала изогнутая рука – там земля прогнулась и образовалась река (р. Вертенис). А из самого тела – холм (городище близ татарского с. Тюрмитяки). Потому и местность здесь такая необычная» [ФА ОмГПУ: экспедиционные материалы 2005 г.]

А в 2003 г. в с. Михайловка Закаменского района Бурятии от бурята Ц. Ц. Найданова нами было записано предание, объясняющее происхождение и названия окрестных природных объектов: Два богатыря. Саян-батор убивает из лука Ээхэн-батора. Разрубает его тело на три части. «Баян зурхэн» – гора у аршана (целебного источника) – «Богатое сердце» по-русски называется. Напротив гора – «Сохо ундэр» – «Высота-лоб» (высокий лоб) по-русски. Туда голова слетела. А падь и река, которая по ней протекает, – «Сээже» (Цэжэ) – «Грудь, грудная полость». Это грудь Ээхэн-батора [ЛА автора].

Типологическое сходство этих трех повествований, отражающих разные (и не родственные) этнические традиции, свидетельствуют о международном характере и архаичности их содержания. В то же время они показывают общие процессы в эволюции персонажа, из тела которого происходят природные объекты: мифическое животное (змей) > мифический хозяин местности > богатырь. И в этом отношении русский сюжет, зафиксированный Олеарием, видимо, древнее татарского и бурятского.

К архаическим, видимо, нужно отнести мотив происхождения рек из тела огромной змеи (или змея). Мы раполагаем только пересказом текста, сделанным П. В. Шейном [УС: Т. 2: I.1.2]. На наш взгляд, текст или плохо записан, или неточно пересказан. Развитие действия, скорее всего, говорит о том, что река существовала не изначально около села, а возникла из тела окружавшей село огромной змеи «Вужицы», убитой донским казаком Гришкой. Не случайно река получила это название. И не случайно говорится, что она впадает в Западную Двину. В эту реку бросился казак, убегая от головы чудовища, вслед за ним бросилась и сама эта голова (так река стала впадать в Двину). Можно предположить также, что руслом реки стало место, по которому проползла эта чудовищная змея ( «борозда»), что, с одной стороны, выводит нас к мотиву пахоты на змее, а с другой – свидетельствует об архаичности этого мотива (об этом см. ниже).

Объяснением происхождения (и змеиного названия) кургана или горы в отдельных случаях также служит белорусский сюжет о захоронении убитого «пяруном» змея землей, которую возили в лапте на петухе [УС: Т. 2: IV.9].

Перечисленные сюжетные ситуации со всей очевидностью перекликаются с мифами о первочеловеке (или первопредке), из тела которого творится мир: «Он, подобно титанам и хтоническим существам «прошлых» времен, своего рода «пассивный» демиург: вселенная творит сама собой или с помощью кого-нибудь третьего из частей тела П[ервочеловека], которые выступают исключительно как строительный материал мира». В. Н. Топоров, автор цитируемой статьи из МНМ, именно к этому относит мотивы рассматриваемых нами преданий: «Еще шире распространены мифологические мотивы о происхождении разных объектов из тела убитого (и обычно расчлененного) бога, человека, чудовища (ср.: АТ 642: происхождение из тела убитого гиганта, АТ 614: из частей тела творца, АТ 2611: растения из тела человека или животного, АТ 2001: насекомые из тела убитого чудовища и т. п.» [Топоров. Первочеловек. С. 301] [ср.: УМ: X].

Иногда в сюжетных ситуациях преданий со змеями связано не происхождение объекта, а основание поселения (города). При этом фигурируют обыкновенные рептилии (правда, в огромном количестве). Если упоминается змей мифический, то он воспринимается их главой. В таких случаях змеи выступают не просто антагонистами людей, но и символом дикого и нечистого пространства. Их уничтожение преобразует это пространство в людское и чистое (окультуренное) [УМ: II]. Не случайно, что это именно змеи, а не, например, дикие звери.

И, наконец, более поздней модификацией можно считать информации, в которых речь идет уже не о возникновении объекта из змея, а с ним связывается только название. Оно происходит или в связи с обитанием некогда здесь змея [УС: Т. 2: III.1; III.2; III.3; УМ: II], или в связи с победой над ним в этом месте [УС: Т. 2: IV.2; IV.3; IV.6; УМ: II].

Можно предположить, что во всех вышеперечисленных случаях мы имеем дело с поздними (хотя и стадиально разными) формами переосмысления древнего стереотипа мышления: мифический змей участвует в акте творения (причастен к нему). Позднее переосмысление заключается в том, что здесь для творения (в данном случае возникновения) объекта нужна не деятельность живого мифического змея (возможно, первопредка), а его смерть(объект происходит из его мертвого тела), победа над ним или изгнание змей. В процессе эволюции мог переосмыслиться и сам акт творения (творение заменилось освоением жилой территории), и мифологический образ змея. Из существа благожелательного к людям (первопредка), созидающего для них мир, он превратился в существо, враждебное им: страшное чудовище, пожирающее людей, разоряющее их мир. Раньше он сам создавал природные объекты (творил), а позже понадобилась победа над ним, а объекты стали происходить из его мертвого тела. Еще позже он (или его земные заместители – рептилии) стал символизировать нечистоту места (т. е. людям нужно отобрать это место у змей).