Владимир. Ты не смеешь…

Мария. Смею. Когда я не приходила ночевать, ты даже не спрашивал, где я была. Боялся, что правду скажу.

Владимир (тихо). Хватит. Я прошу, хватит.

Мария. Хватит, так хватит. Я ухожу. Письма.

Владимир подаёт ей письма.

А, впрочем, можешь оставить. Тебе нужнее. Я-то, дурочка, боялась, что ты найдёшь их и тебе будет плохо. А ты, оказывается, получаешь от них удовольствие. Так что, дарю. Владей!

Владимир. Маша! Не уходи! Маша, давай уедем вместе! У нас всё получится…

Мария. Никуда я с тобой не поеду.

Владимир. Почему?!

Мария. Потому что с тобой! Да и потом, куда я от своей старушки денусь? Ведь у неё никого, кроме меня, нет?

Владимир молчит.

Пока. (Идёт к двери.)

Владимир. Подожди. (Мария останавливается.) Мои рассказы действительно очень плохие?

Мария уходит. Владимир садится за стол и медленно,

листок за листком, начинает рвать бумагу.

(Тихо, сам себе.) Всё.

Входит Мария. Она в длинной юбке.

Всё…Всё…Всё! (Видит Марию.) Странно, но ты всегда приходишь, когда уже всё. Туда, где уже всё.

Мария. Что ты сделал? Как ты мог?

Владимир. Всё, как вы просили, сударыня. Я - бездарный писака, малодушный нытик, я – смог! Слышишь, ты? Я смог! Я уезжаю…Сейчас…Сию минуту…Я плевать хотел на вас всех! Я обойдусь без вас! Я выживу! (Пауза.) Может, ты всё же поедешь со мной?

Мария (тускло). Зачем?

Владимир. У нас будет двое детей… Или трое? Лучше трое. Ты будешь шить, а я – что же буду делать я? Как там в песне ? Ага, допустим, я буду вышивать. Ты – шить, я – вышивать… По вечерам мы будем играть в карты, и выигравший будет бить проигравшего картами по носу, а потом…

Мария. Она была здесь?

Владимир. …когда мы будем совсем старенькими, мы будем нянчить внуков…Ты умеешь нянчить? Это очень просто, я тебя научу. Надо иметь много носовых платков, чтобы вытирать сопли хныкающих, маленьких дармоедов. И ещё, надо иметь два пальца, что бы делать им козу. (Делает «козу».) Бе-е-е…

Мария. Она была здесь.

Владимир. …А совсем потом – потом - ты похоронишь меня, я же буду стучать в стенки гроба и кричать: «Выпустите!»

Мария бьёт его по щеке. Потом начинает собирать

обрывки бумаг.

Маша, ты перепутала: это не письма твоих любовников, это мои бездарные опусы.

Мария. Она права. Рядом с тобой нельзя быть. Тебя нельзя любить. Тебе невозможно помочь.

Владимир хочет помочь ей собирать бумаги.

Не тронь!.. Это моё. Я любила тебя, и… это моё. Прощай.

Владимир (быстро, как в бреду). Нет, объясни… Я хочу понять… Так это всё действительно было?.. Я имею в виду… Тьфу ты, чёрт!.. Помоги мне, я не знаю, как об этом сказать… Ну, щенок этот, домашние обеды, хозяин… А?

Мария. Какая разница? Теперь это не важно.

Владимир. Нет, важно. Для меня. Очень важно. Прошу тебя… Ну?

Мария. Мне плохо. Принеси воды, пожалуйста.

Владимир. Сейчас, сейчас. (Бежит в сторону кухни, но возвращается.) А знаешь, всё будет нормально! Я сейчас вдруг почувствовал, что всё будет нормально. Ведь ты – это то, что придумал я. Значит, от меня зависит, как всё будет. Я стану свирепым мужем – тираном, ты вот где у меня будешь (показывает кулак). Вы, бабы, таких любите. (Смеётся.) Шучу. Я помирюсь с мамой, и мы втроём поедем куда глаза глядят… Ой, я забыл, тебе воды…Сейчас. (Опять делает шаг в сторону кухни и опять возвращается.) А насчёт детей я зря ёрничал. Ну, не три, а два – это ведь хорошо? А?

Мария вымученно улыбается. Владимир уходит на кухню.

Мария подходит к стулу, берёт рубашку Владимира, подносит

к лицу, некоторое время дышит ею, потом бросает вместе с

обрывками бумаг и убегает. Входит Владимир, в руке стакан

с водой.

Ушла?.. Ушла…

Затемнение.

Голос (Он). Как-то раз я потерял паспорт. И мне вдруг на миг показалось, что теперь я могу начать всё сначала. Попытки не было, была только мысль. Теперь я понимаю - это было предательством по отношению ко всему, что жило мной. И вся моя дальнейшая жизнь – это расплата за тот миг отречения.

Картина седьмая.

Та же комната. Опять беспорядок. Хлопает входная дверь. Вбегает Владимир. Он похудел, побледнел, но глаза горят каким-то исступлением. В руках сумки. Он бросает их у стола и застывает.

Владимир (сам с собой). Значит, так…(оглядывается) Дверь закрыта… На столе бумаги… (Достаёт из сумки бумаги и разбрасывает по столу.) По-моему, так… Ну, да это, я думаю, неважно. (Замечает, что не снял плащ. Раздевается. Начинает доставать из сумки бутылки.) Сколько было пива? Водки – одна, это я точно помню. Гостей не ждал, а одному мне – выше крыши… Ну, а пива?.. Четыре или пять? Будем рассуждать логически. У меня был полтинник. Двадцать семь – водка, остаётся двадцать три… На четыре пива хватит, на пять – нет! Одна лишняя. (Уносит одну бутылку на кухню.) Хлеб был такой, только мягче… А как я был одет? Штаны эти. А рубашка? Или майка? Точно, майка. Я её ещё чем-то заляпал, и Маша жаловалась, что не смогла отстирать. (Медленно садится на стул.) Машенька, что же ты наделала? Где ты теперь плачешь? Под чьей дверью? Ведь могут не пожалеть. Сдадут на живодёрню… А я куда? Ты обо мне подумала? Ты же лишаешь мир гения. Мне становится страшно за людей. Они-то ведь так и не прочтут, и не заплачут…(Встаёт.) Продолжим. (Идёт в ванную комнату, выходит, надевая майку.) Вот она, маечка. (Прислушивается.) А почему за дверью тихо? (Усмехается.) Неужели сердобольных порядочных людей стало больше? Или сегодня день защиты животных?.. Ладно, пойдём дальше. (Открывает водку, наливает. Задумывается.) Вот только как быть с Днём Рождения? До следующего почти год… Нет, ждать я не могу. Да я просто сдохну! Сдохну! Сдохну! Так… Тихо… Спокойно… Как там дальше? Какую я тогда нёс ересь? Дай Бог памяти…(Поднимает рюмку.) Маша! Этот тост будет горьким от слёз – неточно, но примерно. Дни пусты и нелепы без тебя… Приди и наполни… По- моему, так. Или нет? Чёрт, не помню… Вечно несу бред сивой кобылы, а потом мучаюсь. (Выпивает. Прислушивается.) Фокус не получился. (Садится и опускает голову на руки. За дверью раздаётся тихое повизгивание. Очумело поднимает голову и прислушивается. Визг повторяется. С криком: «Маша!», – бросается к двери. Бережно вносит щенка.) Машенька, девочка, милая, любимая, пришла! (Целует щенка в морду.) Радость моя! А я ведь знал, ещё когда знал, что всё будет хорошо! Просто отлично будет! (Теребит щенка.) Знаешь, как мы заживём? Мы уедем на море.. Эту квартиру продадим, к чертям собачьим, а там купим домик. Я буду писать (ведь ты, ты хочешь, что бы я писал? Хочешь!) Так вот, я буду писать, а ты читать и плакать. Ведь ты об этом мечтала? Это та, другая, заставляла меня рвать мои творения и делать детей (впрочем, против детей я ничего не имею), а ты – нет, ты другая, ты светлая… Ты умеешь любить и ждать… Вечерами мы будем сидеть у моря и петь тихие песни. Без слов. Слова не нужны. (Тихо напевает. Щенок скулит.) Видишь, как у нас славно получается. Ах, я осёл! Ты же есть хочешь, а я с песнями. На, ешь, всё так, как ты любишь. (Кормит щенка хлебом.) Не ела, небось, три дня, гулёна? Ну, ничего, ничего, я тоже не ел. И не спал, между прочим. А всё из-за тебя! (Треплет щенка за ухо.) А, чумазая! Где ты лазила? (Вытирает щенка. Потом опять целует.) Не фыркай, не фыркай! Я ведь уже попросил прощения. (Щенок писает.) Ты опять? Кончай свои штучки, сама потом стирать будешь! (Поднимает щенка за шкирку.) Вот это да… Чуда не бывает дважды… (С усмешкой.) И как мне тебя называть? (Пауза.) Будешь ты Вовой. Ничего, Вова, вдвоём как-нибудь перетопчемся до следующего Дня Рождения. А потом… Вдруг где-то там кому-нибудь станет нас жалко и она вернётся? (Ложится со щенком на тахту и с головой укрывается пледом.)

Голоса:

Он. Я люблю тебя.

Она. Не верю.

Он. Я люблю тебя!

Она. Не верю! Не верю! Не верю!

Любовная возня. Смешки и поцелуи.

Она. Тихо. Он спит.

Он. Ничего, пусть поспит. Всё будет хорошо.

Она. Ты думаешь?

Он. Уверен.

Она. А давай вместе… (Хихикнула.) Только тихонечко…

Он. Давай.

Она. Раз… Два… Три…

Он и Она (вместе). С Днём Рождения, хозяин!

Владимир вскакивает на кровати и застывает, смотря в пространство.

Занавес.

* * *

Я плачу. В зеркале напротив

Смешная женщина стоит.

И плачет… Жизнь себе испортив,

Нахальная, и мне вредит.

Какая это все же скука!

Тоска осенняя грызет…

А ты – напротив – дрянь и сука!

Из-за тебя мне не везет!

Все права защищены! Постановка пьесы возможна только с письменного разрешения автора!

8-903-563-40-61 Ирина Михеичева.

ТАКАЯ ЛЮБОВЬ.

(Единственное письмо.)

Любимый, ласковый, родной!

Вчера, бежавшая тропой,

Была осыпана листами…

Я вдруг почуяла спиной:

Какие выси надо мной!

Какая пропасть между нами!

Любимый мой, не вьющий гнезд,

Прости меня за шерсть и хвост –

Я не прошу, а умоляю:

Тебе - за тридевять высот,

А мне - метаться круглый год.

Ты бел - я к осени линяю…

Любимый, сотканный из трав,

Как первой ночью был ты прав,

Меня оставив спать в передней!

У двери спальни поскребла,

А мне ответом – шум крыла,

И с неба пух в лицо, последний…

Любимый, небеса простят,

Коль я не выведу лисят –

Жила и мучилась сомненьем…

Но вряд ли кто когда простит

И кто когда благословит

Птенцов с небесным опереньем.

Любимый! Знаю, в вышине,

На тонкой солнечной струне

Душа поет – никто не слышит…

Я, из норы достав свою,

Тебе тихонько подпою

С земли… - и выше, выше, выше…

21