Владимир (перебивает). Так всё и рассказала?

Мария. Да.

Владимир. А он?

Мария. Сначала очень смеялся, а потом сказал, что все понял, прощает тебя и ждёт завтра.

Владимир. Прощает меня? Так и сказал?

Мария. Да. Сказал: «Ну, если всё так, как вы говорите, я прощаю его и жду завтра в одиннадцать». Здорово, правда?

Владимир. Здорово.

Мария. Я что-то сделала не так?

Владимир. Нет, ты всё сделала просто клёво! Ты сделала из меня посмешище, ты выставила меня перед ним голеньким! (Кричит.) Я разве тебя просил ходить туда и плакаться? Я разве просил тебя унижаться и унижать меня перед этим идиотом? Теперь этот жлоб будет кричать везде о том, что я возомнил себя гением, что моя жена умоляла понять мою тонкую творческую душу и взять меня обратно в его сраную газетку! Признайся, ты это сделала, чтобы унизить меня в очередной раз, потешить своё самолюбие и наплевать на моё. Ну, что ты ещё не сотворила для того, чтобы я окончательно перестал уважать себя?

Звонит телефон.

Да! Да, я! А, Юрок! Ты не ослышался – Юрок! Вот что: не заставляй говорить тебе грубые слова и иди туда, куда подсказывает тебе твоё куцее воображение. Плевал я на твою газету, на тебя и на все издательства мира! Да, я гений, гений, чёрт возьми, я - бог пера, а ты – серый валенок…Нет! Ты… Трубку бросил... Всё! Я теперь никто и нигде. Вообще нигде. После такой репризы меня никуда не возьмут даже вахтером. Всё. Ты этого хотела?

Мария. Да.

Владимир. Что?

Мария. Да. Я хотела этого. Теперь ты перестанешь дёргаться и начнёшь работать. Писать гениальные повести, романы, эссе… А я буду читать и плакать.

Владимир (вкрадчиво). А что мы есть будем? В паузах между плачем?

Мария. Работать буду я.

Владимир. А что ты умеешь делать?

Мария. Всё.

Владимир. Не смеши. За десять лет нашей совместной жизни ты палец о палец не ударила, ты не могла (или не хотела? А?) пришить мне пуговицу или завязать галстук – я всё делал сам. Ты ничему не училась, потому что всегда была хорошенькой. Так что единственная профессия по твоим силам и умениям - самая древнейшая. Ты её имела в виду?

Мария. Если понадобится, то и её.

Владимир. А я в роли сутенёра? Спасибо. Я тебя сейчас ударю.

Мария. Ударь. Я слишком долго скиталась и терпела пинки, чтобы от любимого не стерпеть одну пощёчину.

Владимир. Ой, только позы этой не надо! Не надо! Я прошу, я умоляю, у меня от тебя начинают болеть зубы!

Мария (грустно). Уже?

Владимир. О, черт! (Уходит на кухню.)

Мария складывает коврик и идёт к двери. Владимир

возвращается и удерживает её.

Ну, ты что, что ты, куда… Я люблю тебя… Просто я разозлился, что ты унижалась перед этим дураком Федосеевым.

Мария. Я не унижалась. Я говорила о тебе с гордостью. И чем больше было гордости, тем больше он смеялся. Но мне было всё равно. Я думала только о тебе.

Владимир (сквозь зубы). Жирная свинья. (Марии, ласково.) Машенька, миленькая, никогда больше не лезь в мои дела, я прошу тебя. Ты раньше так хорошо жила без моих проблем, к чему теперь усложнять себе жизнь. Договорились?

Мария. Договорились. А читать то, что ты пишешь, можно?

Владимир (замялся) Лучше не надо. Пока не надо. Вот когда напечатают меня, тогда вместе почитаем и поплачем.

Мария (умоляюще). Ну, хотя бы расскажи, чем закончился тот рассказ, где…

Владимир (перебивает). В другой раз. Машенька, ты займись чем-нибудь, а я поработаю.

Мария грустно кивает и уходит на кухню. Владимир некоторое время

просматривает бумаги, потом бросает и сидит, сосредоточенно смотря перед собой

.

Затемнение. .

Голос. (Она.) Я всегда мечтала, чтобы мне посвятили поэму. Не роман, не стихотворение, не песню, а поэму. Мне казалось, что тогда я буду отмечена счастьем. Это увидят все. Люди будут смотреть на меня и говорить: «Это ей посвятили поэму. Видите, она не касается земли». Смешно, правда?

Картина шестая.

Вечер следующего дня. Владимир сидит за столом и смотрит перед собой. Потом подходит к телефону, снимает трубку, но тут же кладёт на место. Слышно, как снаружи открывают дверь. Владимир бросается к столу и делает вид, что погружен в работу. Входит Мария. Она побледнела и осунулась, но пытается улыбаться.

Мария. На улице погода – чудо. Вечер тихий и прозрачный. Людей на бульваре много и все какие-то добрые, с просветлёнными лицами. Никто никуда не торопится. Чинно текут по проспекту вверх и вниз. (Подходит к Владимиру сзади и обнимает его.) Ты уже два дня сидишь дома. Пойдем, прогуляемся? Вольёмся в общий поток доброты и согласия?

Владимир (резко). Маша, я же работаю. И совершенно не настроен участвовать во всеобщем братании и примирении.

Маша. А можно в кино. Я купила билеты. Сейчас люди мало ходят в кино. Представляешь, мы будем сидеть одни в тёмном зале, ты возьмёшь меня за руку и …

Владимир. Маша, я прошу, оставь меня в покое. Ты же сама хотела, чтобы я дарил миру свой гений, ты целовала мне руки и проливала слезы над этой писаниной. (Сдерживая себя.) Машенька, я правда не хочу идти в это дурацкое кино. Пригласи подругу или… друга. У тебя ведь много друзей. (Замечает, что Мария еле сдерживает слезы.) К черту! Что ты изображаешь здесь жертвенную овечку?! Я сжёг целый мешок соплей твоих хахалей. Вовочка! Гений! Бог! Я – лох, рогатый лох. Надо мной смеётся полгорода… или больше?.. Какая повесть? Какой роман? Я даже статью приличную написать не могу. Ты же выжила меня как лимон. Что я могу? Я хочу сосредоточиться, а перед глазами ты во всевозможных вариациях, с кучей мужиков…

Маша (опускается на колени перед Владимиром). Володя, хочешь, я опять надену ту юбку, разбросаю вещи и принесу обратно пустые бутылки?

Владимир (кричит). Маша! Иди… в кино! (Убегает на кухню.)

Мария уходит. Владимир заглядывает в комнату,

облегченно вздыхает. Садится за стол, но тут же

вскакивает, достаёт из-под тахты бутылку водки

наливает полный стакан, выпивает как воду. Включает

громко музыку, тут же выключает. Ложится на пол,

начинает отжиматься. .

(Громко.) Я люблю Машу! Я люблю Машу! Я очень люблю Машу!

Встаёт, садится к столу, перебирает бумаги, некоторые

из них перечитывает. Вдруг начинает хохотать.

Входит Мария. Она в короткой юбке.

(Продолжая смеяться.) Что так скоро? Фильм плохой? Давай, садись. Это я писал, когда ты пропала. Просто бразильский сериал в письмах.

Мария подходит к столу и молча смотрит на Владимира.

Ты что, обиделась? Это ты зря. Ведь я это любя, дурочка. (Встаёт, обнимает Марию.) Ну, забыли? Забыли. Гав – гав? Гав – гав. Давай, понюхаемся и помиримся. (Застывает, вытянув губы и закрыв глаза.)

Мария (зло). Где мои письма?

Владимир (не открывая глаз). Не понял.

Мария. Где мои письма, козёл?

Владимир. Маша, ты путаешь, я – хозяин, а не козёл.