Ты что? Совсем крыша поехала на почве сексуальной разнузданности?

Мария (серьёзно). Мне нужен твой запах. Не кури, пожалуйста.

Владимир. Это ещё почему?

Мария. Нюх отбивает. (Достаёт носок, торжествующе) Это?

Владимир (вырывая у неё носок). Подумаешь, такой носок найти – невелик труд. Я, за время твоего отсутствия совсем опустился. Надо было что-то другое спрятать.

Мария (с готовностью). Давай!

Владимир. Нет уж, хватит. А то совсем шизоидом стану. Слушай, ну зачем тебе всё это? Ты объясни, а то нечестно получается. Я выхожу подопытным кроликом. В чём ты меня хочешь убедить? Что ты была щенком, потом стала бабой? Единственное, что я могу предположить, так это то, что таким образом ты хочешь уйти от ответственности за все свои… пакости. Заметь, это я ещё мягко сказал, прямо- таки пухом выстелил. Но ведь это глупо и пошло. Ты покайся – а я прощу и приму. Но так- то зачем? Или ты меня уже совсем мужиком не считаешь?

Мария молчит.

(Резко.) А впрочем, ладно. Я – хозяин, ты – собака… Машка! Тапочки!

Маша (тихо). Ты в тапочках.

Владимир. (Снимает тапочки , бросает в угол.) Тапочки!

Мария приносит.

(Вытягивает ногу.) Апорт!

Мария. Не «апорт», а «барьер»

Владимир. Барьер!

Мария прыгает.

Барьер!

Мария прыгает.

Барьер!

Мария прыгает и падает. Плачет.

(Смущённо.) Сама напросилась. Ну, извини, извини. (Мария плачет.) Ну, я свинья. Хочешь – ударь меня. (Берёт её руку и бьёт себя по щеке.) А хочешь – укуси…

Мария (обнимая его). Давай лучше так играть: я буду та, которую ты любишь, а ты будешь ты.

Владимир. Долго будем играть?

Мария. Я – всю жизнь, а ты – пока не надоем.

Владимир. Потрясающе! Не будите меня. Маша, кто тот кузнец, что так тебя перековал?! (Поцелуй.)

Затемнение.

Голос. (Она.) Знаешь, для меня запах подгоревшего молока – улыбка детства; ссадина, потонувшая в зелёнке, подоконник, исцарапанный гвоздиком в углу (чтобы мама не видела!) – тоже оттуда. Однажды я остановила на улице девочку, у которой в косичке развязался бантик. Хотела завязать. Но девочка возмущенно пискнула: «Не надо! Я – стрекоза! Это – крылья!» Тоска по невозвратному сдавила горло. Милый, обними меня, мы такие одинокие…

Картина четвёртая.

Вечер следующего дня. Мария одна в комнате. Она переоделась: на ней длинная юбка и «целомудренная» кофта. Бутылки убраны, комната сияет чистотой. Мария тряпкой вытирает одной ей видимые пылинки. Подходит к столу, складывает бумаги, начинает читать. Плачет. Входит Владимир. Он в замечательном настроении. Видит плачущую Марию, бросается к ней.

Владимир. Маша! Что? Что случилось?

Мария со слезами падает к нему на грудь.