Султан Мавераннахра

Это великий султан Ала ад-Дин Тармаширин. Он могуществен, имеет много войск; он управляет огромным царством, силен и справедлив. Страна его расположена между владениями 'четырех великих царей мира: царя Китая, царя Индии, царя Ирака и царя Узбека. Они все боятся его, оказывают ему почет и уважение. Он получил владения после своего брата ал-Джакатая.⁸⁸ А этот ал-Джакатай был язычником и сел на трон после своего старшего брата Кебека.⁸⁹ Кебек тоже был неверным, однако по отношению к подданным был справедлив, уважал мусульман и почитал их.

Царь Кебек и проповедник

Передают, что однажды царь Кебек, разговаривая с Бадр ад-Дином ал-Майдани, факихом и проповедником, сказал ему: «Ты говоришь, что Аллах в своей славной книге якобы упомянул обо всем?» – «Да». – «А где же в ней мое имя?» – спросил царь. «Оно содержится в следующих словах Всевышнего: „В таком виде, как пожелал, тебя устроил⁹⁰", – ответил тот. Царь удивился и сказал: «йахши», что по-тюркски означает «хорошо». Царь проявил к нему свою милость и стал еще лучше относиться к мусульманам.⁹¹

Справедливость Кебека

Рассказывают о судебных решениях Кебека, как некая женщина пожаловалась ему на одного из эмиров и сказала, что она бедная, имеет много детей и содержит своих детей продажей молока, а этот эмир отнял у нее молоко и выпил его. Кебек сказал ей: «Я разрублю его пополам, если из живота его вытечет молоко, этого будет достаточно. В противном случае я разрублю тебя после него». Женщина сказала: «Я простила его и ничего не требую от него». Кебек же приказал сделать так, как он сказал. Этого эмира рассекли пополам, и из него вытекло молоко.⁹²

Вернемся к рассказу о султане Тармаширине. Я остановился на несколько дней в лагере, который там называют Урду. Однажды, по своей привычке, я пошел в мечеть на утреннюю молитву, и, когда закончил молитву, кто-то сказал мне, что султан находится в мечети. Когда он поднялся со своего места, я подошел к нему, чтобы его приветствовать. Шейх Хасан и факих Хусам ад-Дин ал-Йаги доложили султану обо мне и о моем прибытии несколько дней назад. Султан обратился ко мне по-тюркски: «Хушмисан, ⁹³яхишими-сан кутлу айусан». Хушмисан значит «здоров ли ты?» Яхишимисан – «хорошо ли себя чувствуешь?» Кутлу айусан – «да будет благословенно твое прибытие!»

В это время на нем была надета зеленая иерусалимская кааба,⁹⁴ а на голове шашийа из того же материала. Султан вышел затем из мечети, направляясь пешком к месту своих приемов. Люди обступили его, представляя ему свои жалобы. Он останавливался и выслушивал каждого жалобщика, беден он или богат, мужчина или женщина. Потом он послал за мной, и я предстал перед ним. Султан был в шатре, а снаружи, справа и слева, разместились люди. Эмиры среди них восседали на сиденьях, а их свита стояла вокруг. Остальные воины сидели рядами, держа перед собой оружие. Это была дежурная охрана, которая сидит там до вечерней молитвы. Потом приходит другая смена и остается до конца ночи. Там сделаны навесы из хлопчатобумажных тканей, под которыми они укрываются.⁹⁵ Войдя к царю в шатер, я увидел его сидящим на троне, подобно минбару устланном златотканым шелком. Внутренность шатра была скрыта раззолоченным шелком, а над головой султана, на высоте одного локтя, висел венец, украшенный драгоценными камнями. Великие эмиры сидели на сиденьях справа и слева от него, а перед ним стояли царские дети с опахалами в руках. У входа в шатер находились наиб (заместитель), хаджиб (камергер) и сахиб ал-алама (хранитель печати). Они называют ее алтамга; ал означает «красный», тамга – знак. Когда я входил, они все четверо встали навстречу мне и вошли вместе со мной. Я приветствовал султана, и он задавал мне вопросы, а сахиб ал-алама переводил. Разговор наш был о Мекке, ал-Медине, Иерусалиме – да возвысит их Аллах! О городе ал-Халила⁹⁶ – мир ему! О Дамаске, Египте, ал-Малике ан-Насире,⁹⁷ об обоих Ираках и их царе, а также о персидских странах.

В это время муаззин возвестил полуденную молитву. и мы вышли. Обычно мы совершали молитвы вместе с ним. Это были дни сильного, убийственного холода. Но султан не пропускал ни утренних, ни вечерних молитв с общиной.⁹⁸ После утренней молитвы до восхода солнца он садился для свершения зикра на тюркском языке. Каждый, кто находился в мечети, подходил к нему и здоровался с ним за руку. То же происходило во время послеполуденной молитвы. Если ему преподносили изюм или финики – а финики у них высоко ценятся и считаются благословенными, – он раздавал их своей рукой каждому, кто был в мечети.