Вид части города Будапешта - Буды. Немецкая гравюра XV в.

Фактором, оказывавшим в XIV—XV вв. все большее воздействие на внутриполитическое развитие обеих стран, стало обострение противоречий между магнатами и широкими слоями средних и мелких феодалов. Острота этих противоречий в немалой мере зависела от того, что институт ленных отношений получил в обеих странах, как уже говорилось, слабое развитие. Клиентела магнатов, состоявшая из служилого дворянства, не имела собственной земли и жила за счет жалованья или доходов от предоставленных им должностей. В общеполитическом плане борьба средних и мелких феодалов за сохранение или приобретение своей собственности принимала характер борьбы против сосредоточения в руках магнатов полноты административной власти.

В Венгрии конфликт обозначился уже во второй половине XIII в., к этому же времени относятся и первые сведения о появлении здесь областных (комитатских) дворянских собраний. В Польше такие местные собрания ("сеймики"), на которых преобладало влияние средних и мелких феодалов — шляхты, стали регулярно собираться на рубеже XIV—XV вв.

Областные собрания являлись главным инструментом борьбы среднего и мелкого дворянства за свои права. Особый размах эта борьба в обеих странах приобрела в XV в., и на данной почве наметилось определенное сотрудничество среднего дворянства с монархией. Ограничить влияние знати, опираясь на среднее дворянство, пытались такие правители, как Казимир Ягеллончик (1447—1492) и особенно его сын Ян Ольбрахт (1492—1501) в Польше и Матьяш Хуньяди (Корвин) в Венгрии (1457—1490). Последний добился наибольших успехов в проведении своей политики.

В 70-х годах XV в. в Венгрии был даже установлен новый постоянный налог, которого оказалось достаточно для создания наемной армии. Однако сразу же после смерти Корвина реформы, направленные на усиление центральной власти, были отменены. В целом именно среднее дворянство извлекло основные выгоды из создавшегося положения. К концу XV в. окончательно конституировались и получили официальное признание областные дворянские собрания, приобретшие практически ряд функций органов государственной власти на местах. Они осуществляли даже собственную законодательную деятельность в рамках своих областей. Вместе с тем в тот же период окончательно утвердилась и была закреплена в нормах права практика, согласно которой значительная часть представителей исполнительной власти на местах и члены судов назначались из числа местных землевладельцев по представлениям местного дворянства.

Резко возросла роль представителей провинциального среднего дворянства и в общегосударственном масштабе. В составе окончательно сложившихся в XV в. в обеих странах общегосударственных сословных собраний—государственного собрания в Венгрии, общего ("вального") сейма в Польше — выборные представители дворянских организаций на местах заняли наряду с чинами королевского совета весьма видное место, без их участия принятие решений стало невозможным. Одновременно серьезно расширилась и компетенция этих собрании. Наряду с вотированном "чрезвычайных" налогов, которые могли взиматься лишь с согласия сословий, к концу XV— началу XVI в. к ним перешло и право издания новых законов, что ранее, по крайней мере формально являлось прерогативой королевской власти. Перестройка политических институтов в соответствии с требованиями среднего дворянства осуществлялась в значительной мере за счет сокращения компетенции центральной власти. Такой исход борьбы в немалой мере объяснялся отсутствием у монархии Венгрии и Польши сильного союзника в лице городов. Существенно также, что на общегосударственные собрания приглашались представители лишь отдельных городов, а системы организованного представительства от сословия горожан не возникло.

Однако и среднему дворянству не удалось в полной мере добиться своих целей: если стремления знати к усилению своей власти были в общеполитическом плане определенно ослаблены формированием институтов дворянского представительства, то главный источник могущества знати — ее землевладение эти реформы ни в чем не затронули. Заседавшие на сеймах представители дворянства в целом старались взвалить на монархию основную тяжесть расходов на управление страной, включая и такую важнейшую статью, как военные расходы. Отсюда растущие финансовые трудности монархии, которые разрешались за счет отдачи в заклад в обмен на займы имевшихся в ее распоряжении источников доходов — прежде всего земель королевского домена. В итоге к концу XV в. большая часть территорий домена, включая и многие города, оказалась в закладе у магнатов, ссужавших корону деньгами.

Этим можно объяснить тот факт, что на рубеже XV—XVI вв. наметилось новое усиление магнатов, стремившихся взять в свои руки власть в стране. В Венгрии конца XV— начала XVI в. она стала объектом борьбы соперничавших магнатских клик. В Польше стремления магнатов нашли свое выражение в так называемом "Мельницком привилее" 1501 г., по которому фактически полнота власти в стране должна была сосредоточиться в руках королевского совета — сената, состоявшего по преимуществу как раз из крупных феодалов-магнатов.

Развитие Чешского королевства отличалось рядом особенностей. Для этой страны были характерны более сильные позиции магнатов. Уже на рубеже XIII—XIV вв. высшие государственные должности в стране оказались фактически монополизированы представителями немногих магнатских родов. В их же руках оказалось и главное судебное учреждение страны — земский суд, превратившийся из общегосударственного в сословный суд светских феодалов.

В Чехии попытки (например, короля Вацлава IV) создать новую знать из числа приближенных к нему незнатных дворян не привели к сколько-нибудь существенным результатам. Могущество магнатского землевладения и отсутствие в очень освоенной стране резервов для внутренней колонизации, а также развитого государственного и военного аппарата способствовали социальной деградации значительных групп мелкого рыцарства, вынужденных поддерживать свое существование разбоем или наемной службой в соседних государствах, что вызывало у них глубокое недовольство существующим порядком.

Другой особенностью было наличие в Чехии городов, гораздо более экономически сильных и гораздо более быстро развивавшихся, чем города Польши и Венгрии (см. выше). Именно благодаря этому в чешских городах к концу XV в. сложилось свое национальное бюргерство и вместо характерной для других центральноевропейских стран медленной ассимиляции местной средой иноэтнической верхушки назрел конфликт между этим бюргерством и немецким патрициатом. Специфика политического развития Чехии была и в том, что с начала XII в. она была в ленной зависимости от Германской империи. Хотя с конца XII в. она фактически была самостоятельным государством, все же король Чехии с XIII в. являлся курфюрстом империи, и даже формальная принадлежность к ней способствовала широкому проникновению немцев в Чехию, которое особенно усилилось в правление короля Карла I Люксембургского (1346—1378), ставшего в 1356 г. германским императором под именем Карла IV. Появление немцев в окружении чешских королей, их засилье в среде городского патрициата, а также в церковной иерархии вызывали острое недовольство в среде мелкого рыцарства, средних и низших слоев городского населения, интеллигенции. С конца XIV в. социальные противоречия в чешском обществе переплетались с этническими, а позднее и с религиозными.

В особенностях исторического развития Чехии следует искать ответ на вопрос, почему столь распространенный в Европе позднего XIV века лозунг "реформы церкви" в XV в. получил наиболее живой отзвук именно в этой стране.

На чешской почве с таким лозунгом выступила группа магистров Пражского университета во главе с Яном Гусом — люди, непосредственно связанные с чешским бюргерством и отражавшие прежде всего его интересы. Их программа реформ представляла собой адаптацию к чешским условиям проектов английского реформатора Джона Уиклифа (см. ч.II, гл.2, ч.III, 5), в том числе такую их существенную часть, как требование секуляризации церковных земель, представление о церкви как общине всех верующих, включая и светских людей, которые и должны своими активными действиями вернуть духовенство к желательному идеалу евангельской бедности. Их выступления были окрашены и антинемецкими настроениями: они требовали покончить с немецким засильем в Пражском университете, широкого использования чешского языка в богослужении и проповедях.

Помимо бюргерства, все эти лозунги привлекли к себе сочувственное внимание ряда других общественных групп. Крупных магнатов, стремившихся стать полными хозяевами в стране, привлекала перспектива создания такой церковной организации, которая находилась бы под их полным контролем, а союз между королевской властью и церковью оказался бы разорванным. Немаловажными были и открывавшиеся возможности присвоения церковных имуществ. Мелкое рыцарство, городскую бедноту, крестьян привлекала к себе сама общая идея реформы несправедливых порядков, ее антикатолическая направленность, а также положение сторонников Гуса о том, что авторитет "божьего закона" (понимаемого как необходимость благочестивой жизни) обязателен для всех членов общества и нижестоящие могут наказывать вышестоящих, если те отступят от его предписаний. Так, значительная часть чешского общества, поддержав лозунг реформы, оказалась в конфликте сначала с местными церковными учреждениями, а затем (после сожжения Яна Гуса на церковном соборе в Констанце в 1415 г.) и с католической церковью как общеевропейской духовной организацией, и с поддерживавшими эту огранизацию против последователей Гуса — гуситов — германским императором и господствующим классом феодальной Европы.

Движение, в котором временно объединились столь разные социальные силы, недолго сохраняло единство. Довольно быстро достигнув своих целей, гуситские магнаты стали склоняться к поискам компромисса как с претендовавшим на чешский трон германским императором Сигизмундом Люксембургским, так и с католической церковью. Боязнь оказаться в положении "еретиков", которым угрожает "крестовый поход" императора во главе всей Европы, сыграла здесь роль, но не главную. В "крестоносцах" и Сигизмунде гуситские паны чем дальше, тем больше усматривали возможных союзников в борьбе с развернувшимся в стране мощным народным движением. Соглашение не состоялось главным образом потому, что инициаторы "крестового похода" упорно настаивали на полной реставрации прежних порядков.

Народное движение, начавшееся в 1417—1418 гг. "паломничествами в горы", объединяло в своих рядах крестьян, горожан, представителей мелкого служилого рыцарства, низшего духовенства, университетской интеллигенции. От требований "реформы церкви" значительная часть его, участников переходила к требованиям более радикальным, Выдвинувшиеся из среды низшего духовенства проповедники отвергали большую часть церковных обрядов и статус духовенства, установленный католической церковью. Они возвещали приход "царства божия на земле", в котором не будет социального неравенства и власти вообще. Некоторые намеки источников позволяют предполагать, что в захваченных или основанных участниками движения поселениях первоначально существовала стихийная общность имуществ. Однако даже в период наивысшего, подъема движения, далеко не все его участники заходили в своих представлениях и ожиданиях так далеко. Характерно в этом плане, что в острых спорах о будущем государственном устройства страны все же возобладало мнение, что Чехия должна по-прежнему оставаться монархией, а не республикой, как предлагали наиболее радикальные представители гусизма. В литературе они получили название "таборитов" — от наименования одного из главных центров движения — города Табора в Южной Чехии, основанного в начале движения наиболее радикальными его участниками.

Казнь Яна Гуса и уборка золы костра. Гравюра из рукописи "Хроника Констанцского Собора". Вторая половина XVв.

Сложный социальный состав гуситского движения во многом способствовал его размаху и успехам, когда его участники от мирных форм деятельности стали переходить к вооруженной борьбе с врагами "божьего закона". Участие крестьян придало движению массовость и антифеодальный оттенок, участие горожан дало возможность овладеть целым рядом городов, превратившихся в опорные пункты движения. Соединение самоотверженного героизма горожан и крестьян с профессиональным опытом мелких рыцарей позволило создать с умелым использованием наличных ресурсов подвижную армию нового типа, которая не только смогла дать отпор чешским католическим панам, но в ряде сражений разбила войска немецких крестоносцев и позволила в конце концов перенести войну на территорию противника, совершая походы в соседние страны и распространяя там свои, еретические взгляды. Результатом стало появление в Германии, Польше, королевстве Венгрии и даже Молдавии сторонников гусизма — как умеренного, так и радикального толка. Особенно большое историческое значение имели действия гуситов для развития словаков. Их акции против немецкого патрициата способствовали словакизации городов, а принесенный ими чешский литературный язык стал в своем словакизированном варианте на длительное время литературным языком словацкой народности.

В целом, однако, расширить рамки гуситского движения за пределы Чехии не удалось. Разрозненные выступления сторонников гусизма были быстро подавлены феодальными властями. А мощное движение "братьев" на территории современной Словакии, явно связанное с гуситскими традициями, развернулось лишь в середине XV в., когда положение гуситов в самой Чехии принципиально изменилось. Неоднородный социальный состав участников движения обусловил не только его сильные, но и слабые стороны.

Руководство войском, а следовательно, в какой-то мере и всем движением находилось в руках представителей мелкого рыцарства, отнюдь не стремившихся к ниспровержению всего существующего строя (крупнейший из гуситских гетманов Ян Жижка был посвящен в рыцари и построил себе замок). В укрепленных поселениях, даже в таких, как Табор, быстро устанавливались формы организации и управления, характерные для средневековых городов. С течением времени эти города превращались в своеобразных сеньоров, взимавших в свою пользу налоги с оказавшихся под их властью территорий. Переселившиеся в эти города крестьяне становились полноправными членами новых городских общин. Улучшили свое положение и крестьяне, вошедшие в состав гуситского войска, ставшего в обстановке непрерывной войны практически постоянным. Однако мы ничего не знаем о каких-либо мерах, принятых гуситами для облегчения положения тех крестьян, которые продолжали сидеть на земле.

В городах, перешедших под власть гуситов, произошли, напротив, серьезные изменения, господство патрициата (немецкого по происхождению) было ликвидировано, его имущество конфисковано. В управлении городом стала принимать участие масса рядовых членов городской общины, в полной зависимости от которой оказались городские магистраты. Своеобразной проекцией такого положения на общегосударственное устройство стало воплощенное в так называемых "четырех пражских артикулах" положение, что "община" должна наказывать за "смертные грехи" всех, "в каком бы сословии они ни наблюдались". Такую программу можно было бы охарактеризовать как своеобразную утопию демократического самоуправления в условиях сохранения сословного строя.

Не у всех жителей городов такая программа вызывала удовлетворение. На этой почве наметилось сближение зажиточной верхушки горожан с гуситским папством. Сторонники этого политического лагеря получили название "чашников". "Чаша" как обозначение требования причастия под обоими видами (т.е. и вином, и хлебом) не только для духовных лиц, но и для мирян, была символом программы ликвидации особых привилегий церкви. Требования общественных реформ, выдвигавшиеся таборитами, были им чужды, что приводило к частым военным конфликтам между двумя политическими лагерями. Чашники, не в последнюю очередь из-за измены некоторых обзаведшихся имениями гуситских гетманов, в битве при Липанах в 1434 г. нанесли поражение войску таборитов. Так был расчищен путь к соглашению гуситов с королем Сигизмундом и высшим органом католической церкви — Базельским собором.

Итоги гуситского движения оказались противоречивыми. Королевская власть и церковь утратили большую часть своих владений, захваченных приверженцами как гуситского, так и католического лагеря. Позиции католической церкви были ослаблены, а церковная организация гуситской церкви находилась в полной зависимости от гуситских магистратов в королевских городах и от феодалов-гуситов в их вотчинах.

Значительная часть церковных земель перешла в собственность королевских городов. Эти города в гуситский период приобрели почти полное самоуправление и свободу от налогов. Вопрос об их обложении должен был решаться на общегосударственных сословных собраниях — снемах, на которых представительству городов, в отличие от Польши и Венгрии, принадлежало видное место.

За счет церковных и королевских владений улучшились и положение рыцарства, и его политическая активность, и организованность, проявляющаяся прежде всего в деятельности так называемых крайских (областных) съездов. Законодательными актами рыцарству, оформившемуся как особое сословие, было обеспечено свое представительство на снеме, для его представителей резервированы определенные должности в государственном управлении и земском суде. Однако наибольшие выгоды извлекли магнаты — члены особого оформившегося сословия панов. Именно в их руки перешла большая часть захваченных во время гуситских войн церковных и государственных земель, что еще более повысило их социальный престиж. За представителями этого сословия было в законодательном порядке закреплено право на занятие высших государственных должностей и большинство мест в составе земского суда. В силе магнатов следует усматривать основную причину того, почему предпринимавшиеся в Чехии во второй половине XV в. попытки усиления центральной власти при поддержке городов и рыцарства закончились безрезультатно.

Этому способствовало и то обстоятельство, что в это время постепенно возобновился прерванный было гуситскими войнами процесс упадка мелкого феодального землевладения, что имело своим следствием начавшиися упадок политической активности рыцарства и усиление руководящей роли магнатов. Консолидация феодального сословия под их эгидой сопровождалась одновременно обострением отношений между королевскими городами и дворянством.

Дворянское сословие не только выступало против монополии королевских городов на определенные виды ремесла и торговли, но и пыталось отстранить города от участия в управлении страной, лишив их, в частности, представительства на снемах. Эти попытки встретили открытое сопротивление городов, объединившихся в особый союз. Государственная власть даже не пыталась вмешиваться в конфликт. Управление страной стало объектом борьбы соперничавших магнатских клик. Таким образом, к концу XV в. сложившееся в Чехии соотношение социальных сил оказалось во многом близким тому, которое сложилось в Польше и Венгрии. Общим для всех трех стран стало резкое ослабление центральной власти и расширение привилегий дворянского сословия, усиление политических притязаний магнатов.

С XII по XV в. роль и место центральноевропейских государств в системе международных связей значительно изменились. XII век — время феодальной раздробленности в Польше и Чехии и широкого вмешательства правителей Священной Римской империи, в особенности Фридриха Барбароссы, во внутренние дела этих стран. В то же время королевство Венгрии подвергалось мощному натиску со стороны Византийской империи. Начавшийся на рубеже XII—XIII вв. быстрый политический упадок обеих империй создал благоприятные условия для внешнеполитической активности центральноевропейских государств. Наиболее активной из них была Чехия. Обладая большими финансовыми ресурсами благодаря серебряным рудникам, чешские правители использовали свой статус имперских курфюрстов, чтобы утвердиться на соседних немецких землях. В этой связи могут быть отмечены во второй половине XIII в. переход австрийских земель под власть чешского короля Пржемысла II, а во второй половине XIV в. — присоединение к чешским землям Бранденбурга и ряда других немецких территорий. Эта политика вела и к расширению чешско-немецких контактов, и к конфликтам с немецкими князьями, которые сами стремились подчинить Чехию своему влиянию. В то время, когда чешский король Карл I, а затем его сын Вацлав IV занимали имперский трон (см. выше), Прага стала одним из главных центров европейской политической жизни. С развитием гуситского движения наступила длительная международная изоляция Чехии. Еще в конце 60-х годов XV в. Чехия явилась объектом очередного крестового похода.

Экспансия венгерских феодалов в XIII—XV вв., особенно в XIV в., была направлена на Балканы, к Адриатическому побережью. Но во второй половине XIV в. венгерские короли столкнулись здесь с османами, борьба с которыми затем выдвинулась в венгерской внешней политике на первый план.

С начала XIII в. определилось еще одно направление экспансии венгерских и польских феодалов — древнерусские земли. Ослабление древнерусских земель монголо-татарским нашествием (затронувшим и Центральную Европу, но в несравненно меньшей степени) объективно способствовало успеху их планов. Польские феодалы овладели в середине XIV в. Галицкой Русью. Новым стимулом их восточной политики стало заключение в 1386 г. Кревской унии между Польшей и Великим Княжеством Литовским. Это соглашение способствовало поражению угрожавшего обоим государствам Тевтонского ордена. Вместе с тем в результате унии с Литвой интересы польских феодалов все более перемещались к востоку, и они постепенно утрачивали интерес к судьбам своих западных земель, захваченных немецкими феодалами.

Система отношений между самими центральноевропейскими государствами, возможно потому, что экспансия их господствующих классов была направлена главным образом за пределы региона, была в целом устойчивой. Несмотря на имевшие место конфликты, границы между странами практически не менялись (лишь Силезия в XIV в. из Польши перешла в состав Чешского королевства). Важной стороной их взаимоотношений были постоянно появлявшиеся в XIV—XV вв. проекты политических уний двух или всех трех центральноевропейских стран. Время от времени эти проекты осуществлялись частично или полностью. Поскольку при возникновении таких объединений входившие в них государства полностью сохраняли свою внутреннюю самостоятельность, наиболее вероятным представляется, что их возникновение диктовалось внешнеполитической конъюнктурой (см. ч.III, гл.3).