Югославянские земли северо-западного субрегиона в XIII-XV вв.

Эта эпоха в данном субрегионе, как и в других частях Европы, характеризуется процессами заметного и повсеместного (хотя вовсе не одновременного) роста производительных сил в деревне и городе. Речь идет не только о достижениях городского ремесла, сельского хозяйства, горнорудного промысла в этом ареале, но и о том, что бесспорные проявления подъема в сфере городского и сельского производства были связаны с ускоренным (особенно с середины XIII в. в Сербии, позже — в Боснии) выравниванием прежних различий, преодолением прежнего отставания этих стран (по их культурному и хозяйственному уровню) от земель Западной и Центральной Европы и Византии. Это не исключает сохранения и в данную эпоху локальных различий, особенностей, определявшихся конкретными географическими условиями, политической обстановкой, наконец, влиянием важных факторов, проявившихся еще в раннесредневековый период (сохранением античных традиций, наличием налаженных связей городов Адриатики с Западом).

Экономический подъем субрегиона в XII—XV вв. и рост богатства этих земель заметно изменили не только положение Балкан в общеевропейской системе товарообмена, но и представления жителей Западной Европы о прежде малоизвестных, "пустынных" странах полуострова. Теперь западноевропейских путешественников поражает уже не "дикость" балканских гор и лесов, "отсталость" их жителей, а богатство природных ресурсов, которые закономерно становятся объектом вожделений феодалов Западной Европы.

Причиной этого было дальнейшее отделение ремесла от сельского хозяйства, оживление и подъем разных отраслей ремесла и горного промысла, повсеместное развитие в этих землях больших и малых городов (в их числе в Сербии, Хорватии, Боснии и Словении наибольшую роль приобрели тогда Любляна, Загреб, Марибор, Белград, Ново Брдо, Призрен, Приштина, Сребрница, Олово и др., причем мы можем говорить о росте не только новых, но и возрождении старых, античных центров). Эти города были неодинаковы не только по своей величине, традициям и времени возникновения, но и по своим экономическим связям и роли, по степени автономии в рамках феодальных государств. Так, в Боснии и Сербии города нередко возникали как населенные купцами и горняками "пригороды" близ крупных крепостей и замков феодалов (Подвисоки близ крепости Високи, Подборач близ крепости Борач и др.).

Количественный и качественный подъем городов в этой части Балканского полуострова, приводивший к превращений их в важные пункты внутренней и внешней торговли, вовлекал их в широкий международный товарооборот. В свою очередь, интенсивная разработка горнорудных богатств (особенно в Боснии и Сербии), подъем сельскохозяйственного производства и его определенная специализация (прежде всего вблизи крупных городов) также усиливали международные экономические связи этих земель, увеличивая вывоз в Центральную и Западную Европу металлов (серебра, золота, свинца, железа и др.), шерсти, меда, воска, кож и мехов, а с другой стороны — ввоз из Италии и других стран тканей, вина, соли, разных ремесленных изделий и пр.

Бесспорным показателем экономического подъема, характерного в целом для данной эпохи, была также интенсификация сельского хозяйства, которая охватила и прежде малонаселенные районы экстенсивного хозяйства. В ту пору здесь отмечается расширение (или же появление в новых районах — например, в центральных и северных областях Сербии) интенсивных отраслей земледелия, в первую очередь виноградарства и садоводства; поэтому возникает и конкуренция местных и привозных вин, а затем (в XIV—XV вв.) — принудительная регламентация посадок виноградной лозы в Далмации. Продолжается и набирает большой размах внутренняя колонизация — расширение посевов за счет корчевки леса и кустарника, распашка лугов и пастбищ, сочетавшаяся с усовершенствованием методов обработки почвы (распространение трехполья в тех районах, где оно ранее лишь только появлялось или же почти вовсе не применялось).

Все эти социально-экономические изменения в северо-западных областях Балканского полуострова сопровождались значительными сдвигами в сфере сословной и этнической. Во внутренней колонизации участвовали не только местные жители (т.е. славянское население), но и иностранные переселенцы — главным образом немецкие колонисты, и это приводило к заметным переменам в этнической и социальной структуре городов (а в словенских областях — также во многих сельских поселениях). Если поселения немецких горняков ("саксов") в городах и горнорудных центрах субрегиона со временем ассимилировались, сохранив, правда, для части жителей таких "торгов" и "градов" особый сословный статус и некоторые привилегии, то интенсивная немецкая колонизация словенских земель охватила города и сельские местности, привела к передвижению на юг северной границы словенской этнической территории, к заметному усилению (и даже засилью) германского элемента в словенских городах.

Немногочисленными, но не менее важными (по своему участию во внешней торговле и горном деле) были "колонии" итальянских купцов и предпринимателей (венецианцев, флорентийцев и др.), которые, часто объединяясь с торговцами из коммун Далмации (Дубровника, Котора, Сплита и др.) или конкурируя с ними, в немалой мере определяли размах товарно-денежных операций, нередко препятствуя развитию местной городской прослойки и ее консолидации.

Общее повышение товарооборота и расширение экономических связей югославянских земель сказалось и на уровне и масштабах распространения (особенно во внутренних районах) денежного хозяйства, на интенсивности рыночных отношений города и деревенской округи. Явным выражением политических прав и претензий, как и несомненных экономических потребностей, было появление собственного монетного чекана и в независимых городах Далмации, и во владении феодальных правителей Хорватии, Сербии, Боснии. Такой чекан вначале подражал уже известным монетам других стран (немецким, венецианским), что вызвало и протесты соседних держав.

Социально-экономическое развитие этой части Балкан зачастую протекало в сложной политической обстановке, успехи сочетались с периодами стагнации и упадка, не всегда приводя к однозначным результатам. Даже общий подъем товарно-денежных отношений, появление кредита, задолженность крестьян (особенно живших недалеко от крупных торговых и горнорудных центров) иностранным купцам и дельцам вовсе не исключили сильных тенденций к автаркии, обусловленных не только замкнутостью многих крестьянских хозяйств, полунатуральностью отдельных феодальных имений, но и немаловажными политическими причинами. В обстановке частых военных конфликтов для нужд центральной власти требовалось много продовольствия, и это приводило к сбору налогов в натуральной форме; в свою очередь приморские города испытывали нередко острый недостаток продуктов питания (зерна, мяса, сыра), ввозимых из их сельского окружения.

Начиная с середины или конца XIV в. по мере нарастающей османской угрозы, а также завоевания большей части побережья Адриатики Венецианской республикой такие негативные последствия войн стали общими и фактически почти постоянными для Балканского региона. Ликвидация самостоятельных югославянских государств, частые нашествия и вторжения османских войск, войны Венгрии и Венеции против югославянских феодальных правителей в целях захвата плацдармов или целых областей вели к подрыву налаженных торговых связей, к разрушению и опустошению многих городов и обширных районов, к невосполнимым демографическим потерям и громадным передвижениям местного населения (в особенности бегству славянских жителей от османских завоевателей), наконец, к заметной аграризации всего региона и сохранившихся городских центров (прежде всего во внутренних районах), к застою или упадку многих отраслей ремесла и торговли.

Увод в рабство или истребление османскими войсками массы славянских (сербских, хорватских, боснийских, словенских) крестьян и горожан означал резкое сокращение численности производительного населения, которое сопровождалось нередко переходом части сохранившегося местного населения, укрывшегося в горах, к пастушескому скотоводству. Численность пастушеского населения возрастала с XV в. ввиду постепенного поселения в захваченных османами землях групп турок-кочевников (юрюков). Все это зачастую сводило на нет усилия местных жителей, старавшихся возродить заброшенные пашни и виноградники, восстановить горнорудные промыслы и ремесленные мастерские. В немалой мере причиной заметного регресса и разрыва прежних торговых связей служили экономические меры венецианского правительства и османских властей (в вассальных югославянских государствах), запрещавших или значительно ограничивавших торговлю подчиненных им горожан и торговцев с другими странами.

Конечно, и ранее феодальные властители соседних с городами Далмации югославянских стран, враждуя с тем или иным "непокорным" или "несговорчивым" приморским городом, вовсе не брезговали установлением торговой блокады, введением новых таможен и поборов с далматинских купцов; однако к таким запретам на торговлю (с Боснией, Сербией) прибегали в своих политических целях и патрицианские правители городских коммун. Поэтому в архивах Дубровника и Венеции до наших дней сохранилось много торговых договоров и жалованных грамот различных феодальных властителей, обеспечивавших купцам и предпринимателям этих городских республик особые юридические права и весьма широкие привилегии в XII — середине XIV в.

В последующий период (т.е. во второй половине XIV и в XV в.), когда османское нашествие и экспансия Венеции и Венгрии требовали колоссального напряжения всех материальных и финансовых ресурсов югославянских стран, феодальные правители Сербии и Боснии должны были от прежней столь щедрой политики переходить к новым экономическим мероприятиям, повышавшим их собственные доходы, ограничивавшим засилье иностранных (прежде всего дубровницких, венецианских) купцов и предпринимателей, регулировавших их торговые операции и статьи вывоза. Уже в переписке сербского правителя — деспота Стефана Лазаревича (1389—1427) с Дубровником появляются любопытные сравнения прежних и нынешних статей сербского экспорта и неутешительные оценки торговой активности дубровницких купцов. В экономической политике правителей Боснии и Герцеговины (в конце XIV и в XV в.) уделяется немало внимания созданию новых, собственных портов и флота, установлению новых ("незаконных", по словам дубровчан) мест соляной торговли, столь важной и доходной в ту пору. Один из последних югославянских правителей XV в., герцог Степан Вукчич Косача (владыка нынешней Герцеговины, названной так по его титулу), предпринимал также попытку создания впервые в южнославянских странах мануфактурного производства в принадлежавшем ему приморском г.Нови (ныне Херцегнови). Мануфактура герцога Степана смогла не только выдержать конкуренцию с тканями из Дубровника (с которыми враждовал тогда Степан), но и вывозить свою продукцию в соседние области Далмации (находившиеся под властью Венеции), а это вызывало в свою очередь запреты и недовольство венецианского правительства.

Возросший тогда спрос в южнославянских странах на ткани, вывозившиеся через Дубровник (из Италии и других стран Западной и Центральной Европы), вызвал и появление в XV в. суконной мануфактуры П.Пантелы в самом Дубровнике. В этом предприятии заметную роль сыграл денежный капитал Дубровницкой республики, т.е. стремление патрицианских властей этой коммуны поддержать и развить изготовление тканей для вывоза на Балканы. Но уже вскоре обе названные мануфактуры прекратили свое существование, что было обусловлено общими негативными причинами экономического упадка и стагнации в Юго-Восточной Европе той поры.

Оценивая в целом роль феодального государства в экономической жизни югославянсчих земель в XII—XV вв., можно отметить, что мероприятия государственной власти, как местной, так и иноземной, в сфере торговли и предпринимательства воздействовали на процессы социально-экономического развития стран этого ареала, на позицию отдельных прослоек и группировок местного населения.

Социально-политическое развитие северо-западной части Балканского полуострова в эпоху развитого феодализма характеризуется по сравнению с другими славянскими странами рядом особенностей и одновременно наличием немаловажных общих черт, говорящих о типологическом единстве феодальной формации в данном и других регионах Европы.

Наметившиеся уже в раннефеодальный период в странах Славяно-Балканского региона заметные расхождения в устройстве классового общества не только сгладились в XII—XV вв., но, напротив, нашли свое продолжение и развитие. Эти различия, как отмечалось выше, в известной мере закрепились потому, что Хорватское королевство в начале XII в. вошло в состав королевства Венгрии; в свою очередь, словенские земли, потеряв в предшествующую эпоху свои особые политические права и славянскую феодальную верхушку, находились в рамках ряда герцогств и других мелких владений Германской империи. К концу рассматриваемой эпохи тесные связи многих городов Далмации и Истрии с Италией были четко стабилизированы в силу перехода (на протяжении XIV и XV вв.) отдельных городов и областей этой части Адриатики под владычество Венеции. Точно так же в Сербии и Боснии, где завершение становления феодального строя в XII—XV вв. происходило под определенным влиянием Византии (отчасти и Болгарии), к исходу эпохи развитого феодализма можно отметить и появление некоторых институтов, заимствованных из государств Центральной или Западной Европы.

Аналогичное многообразие социально-политических процессов определяет положение земель данной части Балканского полуострова и в плане государственно-правовом. Здесь в ту пору возникают разные типы государственного устройства как по территориальным масштабам, так и по этническому составу и характеру управления. Появляются тогда и весьма обширные государства (вроде Сербской державы Неманичей, существовавшей почти два века) и небольшие княжества (например, княжество Качичей на Адриатическом побережье или расположенное поблизости Захумское княжество и т.д.), которые оказывались нередко гораздо менее устойчивыми и долговечными. Антиподами этих крупных и мелких феодальных держав становились городские коммуны-республики Далмации и Истрии, из которых к концу данной эпохи сохранилась лишь Дубровницкая республика.

Анализ социально-политических основ таких феодальных государств позволяет обнаружить разные тенденции: с одной стороны, объединительную, направленную на создание громадных держав (например, державы Стефана Душана в середине XIV в., а позже — Боснийского королевства, расширившегося за счет Сербии, отчасти Хорватии и Далмации); с другой стороны, тенденцию к децентрализации (в Сербии — во второй половине XIV в., после распада царства Душана, а в Боснии — в XV в.), к образованию удельных княжеств и королевств, разделению прежних держав на новые, более мелкие "полугосударства". Своеобразным вариантом социально-политического развития, сходным отчасти с феноменом так называемой Бургундской державы (см. ч.II, гл.2), представляются попытки отдельных крупнейших феодалов Германии и Хорвато-Венгерского королевства (герцоги Меранские, герцоги Цельские, хорватские князья Брибирские) с помощью завоеваний и династических браков создавать собственные, т.е. "промежуточные" или "межгосударственные", державы и владения, нарушавшие ранее сложившиеся границы. Такой своеобразный и не вполне завершенный вариант государственно-социального развития в северо-западной части Балканского полуострова служит также наглядным примером громадного политического и экономического могущества феодального сословия, в среде которого выделяются наиболее влиятельные светские вельможи, уже претендующие даже на новую роль в созданных ими державах.

Наблюдались и разнообразные локальные особенности в отдельных государствах и землях. В некоторых отсутствовало местное славянское феодальное сословие. Были заметны конкретные различия в размерах и статусе земельной собственности представителей светской и духовной знати (например, земельные владения нобилей Далмации были крайне малы по сравнению с обширными вотчинами сербских, хорватских, боснийских вельмож или сербских монастырей). Господствующий класс в югославянских землях разделялся не только на духовных и светских феодалов: из светской верхушки общества, которая была неоднородной, в частности, в Сербии и Боснии (в XIV—XV вв.) выделилась менее влиятельная и недолговечная прослойка — "властеличей". Но подобные тенденции к формированию разных категорий светской знати оказывались незавершенными в силу многочисленности мелких и средних дворян, стремившихся добиться полного сословного равенства с могущественными "баронами" и "великими властелями". Нельзя также считать вполне устойчивыми и общераспространенными признаки формирующейся феодальной иерархии в субрегионе, хотя иногда источники определенно говорят о существовании вассальных отношений среди феодалов.

Патрициат (нобилитет) городов Далмации и Истрии, обладавший значительной (в масштабе городских округов) феодальной земельной собственностью и бесспорным политическим господством в своих городских коммунах, в то же время сближался по своим социальным функциям с представителями феодального землевладения. Однако эти нобили отличались от представителей собственно феодальной знати и своей тесной связью с городскими институтами, и определенной спецификой источников доходов в рамках города и его округа. Сословная замкнутость далматинского патрициата, его консолидация (к концу этой эпохи) бесспорно содействовали осознанию общности интересов нобилей с представителями других феодальных прослоек и группировок в городах и превращению патрициата в единственую полноправную политическую силу городских коммун.

Такое засилье патрициата Далмации уже в XIV—XV вв. имело следствием частые конфликты с представителями простого народа ("пополаны" или "пук") и крестьян подчиненных местностей. О силе этих противоречий говорят антипатрицианские восстания народа в городах Трогир, Шибеник и Сплит (1357—1359), Задар (1346) и волнения крестьян на островах Дубровницкой республики (1402—1403), которые иногда (пусть на короткий срок) низвергали власть нобилей (как было в Которе в 1380 г., в Сплите в 1398—1402 гг.). Во время таких народных движении нобили разных городов сразу забывали о своей извечной вражде и спешили оказать помощь друг другу, чтобы только подавить "чернь". В то же время даже в наиболее экономически развитых далматинских городах острота противоречий между нобилями и другими слоями горожан иногда смягчалась в периоды распрей данного города с другими или конфликтов с соседними феодальными властителями, а также Венецией.

Самым бесправным, выполнявшим основную массу повинностей и поборов для нужд феодального государства и его правящей верхушки, было зависимое крестьянство, составлявшее наиболее многочисленную часть населения субрегиона. В отличие от раннефеодальной эпохи в XII—XV вв. для оценки положения крестьян уже не было главным противопоставление рабов и свободных общинников; определяющими теперь становятся различия сельских жителей по их занятиям и повинностям в пользу феодального господина.

В сербской деревне XIII—XIV вв. имелся ряд категорий крестьян (меропхи, сокальники, ремесленники, влахи, отроки и др.), которые отличались по размерам и формам феодальной ренты, своим юридическим npавам, размерам надела, иногда даже основным занятиям. В XIII— первой половине XIV в. в Сербии преобладала отработочная и продуктовая рента, причем резкий, хотя и недолговременный, рост барщины (введение в середине XIV в. двухдневной барщины в неделю) совпадал с постепенной нивелировкой разных категорий крестьян.

Иным был аграрный строй в Далмации XIII—XIV вв., где основными были два типа крестьянской зависимости: колонат (аренда разных видов) и кметство, близкое к положению сербских и хорватских зависимых крестьян (меропхов, кметов). Здесь тогда господствовала продуктовая и денежная рента, а отработки крестьян были довольно редкими. В северной части Хорватии и Словении с XIII в. уже заметна тенденция к замене барщины денежной рентой и продуктовым оброком, но и в середине XIV в. барщина оставалась важнейшей формой эксплуатации кметов; в этих землях, как и в Сербии, заметно постепенное сближение и слияние разных категорий крестьян в единую массу кметов. В словенских землях рост значения денежной ренты был связан с падением роли феодального домена, с нивелировкой прежних категорий крестьянства и распространением разных форм аренды.

В последующий период, т.е. в эпоху османского завоевания балканских стран (во второй половине XIV и XV вв.), нивелировка старых категорий крестьянства постепенно все более усиливается в Сербии, Далмации и других областях. В ту пору сначала борьба с османскими завоевателями, а затем признание даннической зависимости от них заставляли балканских правителей вводить новые налоги, а одновременно ограничивать или вовсе отменять иммунитетные привилегии духовной и светской знати. Таким образом, в то время возрастала роль государственной власти в регламентации крестьянских повинностей; вместе с тем нередко феодалам приходилось сокращать барщину или денежный чинш для крестьян, пострадавших от османских набегов и терпевших урон во время междоусобных войн. Среди таких мероприятий феодальных властей по регламентации крестьянских повинностей следует назвать закон, изданный в середине XIV в. в королевстве Венгрия (о девятине урожая с крестьян), и почти одновременное постановление Законника Стефана Душана (1349) о двухдневной барщине в неделю, в XV в. — решения венецианских властей о размерах повинностей крестьян в пользу республики и местных дворян, а также меры по сокращению податного иммунитета в некоторых югославянских государствах в XIV—XV вв.

Анализ всех этих мероприятий феодальной государственной власти в сфере социальной и экономической политики, которые были выработаны в результате соглашения феодальных правительств той эпохи с разными прослойками и группировками правящего класса, позволяет перейти к вопросу о складывании на этих землях сословного представительства, которое играло здесь значительную роль в некоторые периоды. Преобладающее влияние в этих сословных собраниях принадлежало тогда светской знати, и лишь в случаях острых конфликтов между различными группировками светских феодалов и возглавлявшими их представителями разных династий (например, в Сербии) могли приобрести особое значение позиции представителей высшего христианского духовенства (в Сербии — православной церкви, в Боснии — так называемой "боснийской" или богомильской иерархии).

Весьма показательно многообразие форм сословного представительства в югославянских землях той поры. Здесь наряду с общегосударственными собраниями (соборами), которые созывались в Сербии, Хорватии и Боснии, и "земскими" собраниями в каждом их тех герцогств, на которые были разделены словенские земли, существовали и иные формы сословных собраний. Они могли быть постоянными, временными, иногда недолговечными, собирались в разных территориальных рамках и в разном составе. Известны, например, соборы, созывавшиеся в удельных "королевствах", входивших в состав Сербской державы Неманичей (в начале XIV в.); примерно в то же время в Хорватии появляются областные собрания дворянства, сходные с аналогичными институтами в Венгрии (см. ч.II, гл.6). В таких областных ("жупанийских") собраниях мелкое и среднее хорватское дворянство могло легче добиваться выгодных ему мероприятий. В борьбе против могущественных магнатов, вероятно, было создано не менее примечательное объединение дворян Хорватии, а именно "Двенадцать хорватских племен" (или братств), которое ревностно отстаивало свои права и привилегии, возводя их ко времени подчинения Хорватии Арпадами (1102). Вместе с этим объединением здесь было создано "Общество дворян королевства Хорватии". Одновременно возникла и узколокальная "благородная община" дворян Турополья (близ Загреба). Существование таких разнообразных форм сословной консолидации и представительства дворянства вызвало к жизни и разные течения общественно-политической мысли, отраженные в некоторых сербских памятниках: одно из них было направлено на усиление феодальных ограничений центральной власти, другое, напротив, — к монархической автократии.

Важным рубежом социально-политического развития южнославянских государств этого субрегиона, как было сказано выше, явилось османское завоевание Сербии (окончательно в 1459 г.), Боснии (1463 г.), Герцеговины (1482 г.) и Зеты (нынешней Черногории, 1499 г.), а также подчинение некоторых районов этого субрегиона Венеции и Венгрии.