4. Курды сами о себе

Теперь нам известно, что думают о курдах иностран­цы. Посмотрим, что они рассказывают о себе сами.

Начнем с небольшой истории, из которой следует, что курд превыше всего ценит личную храбрость.

Речь идет о подвигах некоего Мам Рызго, извест­ного в окрестностях Диярбакыра. Один из его слуг (houlam) рассказывает, что однажды, когда его молод­чики сидели в засаде, на дороге появился молодой па­рень с ружьем на плече, опоясанный двумя патронташа­ми. На нем были сандалии, какие носят в Диярбакыре, пестек², накидка и шальвары. На голове была чалма из муслина. Держась рукой за ухо (типичный для курда жест), парень громко распевал песню. И этот хорошо вооруженный парень сдался одному из людей Мам Рыз­го без малейшего сопротивления. Спустя какое-то время

^{___________________________________}

¹ В. Ф. М и н о р с к и и, цит. соч., стр. 30—31. Пестек — войлочная безрукавка. — Прим. ред.

142

на этой же дороге показался маленького роста старик. Одетая на нем аба1) была в лохмотьях, он нес саблю и щит. Он шел по дороге, погоняя ослика. Мам Рызго приказал ограбить и старика. Один из молодчиков крикнул старику, чтобы он отдал все, что у него было: Мам Кал (то было имя старика) ответил бранью. Тогда слу­га зарядил ружье, собираясь выстрелить в старика. Од­нако старик не стал ждать, пока в него выстрелят, и напал на слугу с саблей. Последний бросился бежать. Мам Кал стал преследовать его до места засады. Коро­че говоря, после долгих пререканий старик согласился быть гостем главаря и съел «кебаб». Тогда Мам Рызго отдал ему одежду, снятую с парня, и в придачу отдал ему свой кинжал, сказав: «Добро пожаловать. Пусть эти вещи пригодятся тебе. Ты заслужил их».

Рассказ о ссоре Абди с Азизом, который мы приво­дим ниже, показывает, что горячий и вспыльчивый ха­рактер курда соответствует его храбрости и отваге. Ге­рои нашего рассказа не только принадлежали к одному и тому же племени мизури-жури из деревни Аргош, но и приходились родственниками, происходя из одного и того же рода Мам-Харан. Абди был старшиной рода (ryspi) и братом Азиза, Ахмо был знатным в роду че­ловеком (pachmir). Прошел год, как туркам с помощью воинских частей удалось обложить племя обременитель­ным налогом. Вспыхнуло недовольство, и курды стали поговаривать, что следовало бы сместить своих правите­лей, виновных, по их мнению, в создавшемся положении. Абди, которому они угрожали, вспылил: «Посмотрим, удастся ли кому-нибудь сесть на мое место. А из того собачьего сына, который попытается это сделать, я сде­лаю мушку для своего ружья». Азиз принял вызов: «Если так, я тебя смещу». Прошло какое-то время, и они встретились. Надо сказать, что люди из племени мизури, встречаясь друг с другом, говорят в виде при­ветствия: «Бог в помощь» («Knode kouta hango bedet»). И вот однажды Абди, возвращаясь из своего летнего шатра, обогнал Ахмо и Азиза, которые молча гнали волов. При них были только кинжалы. «Взгляните на этого бесстыжего!» — вскричал разъяренный Азиз, ос­корбив тем самым Абди. Абди выстрелил и ранил Ази-

^{___________________________________}

1.Аба — род войлочной бурки. — Прим.

143

за, но Азиз «с еще дымящейся раной» успел дважды ударить Абди кинжалом. Азиз одной рукой держался за бок, а другой за то место, куда попала пуля, но не стонал, в то время как Абди уже звал на помощь. Ахмо подошел к нему, увидел льющуюся кровь, но, так как Азиз молчал, подумал, что выстрел Абди не попал в него, и стал браниться: «Чтоб твой дом превратился в пепел! Почему ты убил такого человека, как Абди, сво­его родственника?» Азиз все еще молчал, но когда Ахмо перестал браниться, застонал: «Не ругайся, брат, а вы­тащи скорее пулю». Ахмо развязал пояс и увидел рану Азиза. Он схватил кинжал, чтобы бежать за Абди, но Азиз прошептал: «Не уходи, брат, я нанес ему такой удар, что он не оправится. Возьми меня на спину и отнеси-ка лучше домой». Вечером и тот и другой умер­ли. Умирающий Азиз наказывал своему брату Ахмо, чтобы тот «не давал себе труда прикончить Абди, ибо тот свое получил!»

Храбрость курда, его презрение к смерти прояв­ляются также и в его подвигах на охоте. Серны и козе­роги редко избегают пули курда 1).

Мне известна история, происшедшая с одним из отважных курдских охотников. Рассказывают, что однажды Слиман Базид из племени мизури спас мед­ведя, на которого напала пантера. С тех пор медведь повсюду следовал за Слиманом. Однако в конце концов все получилось, как в известной басне Лафонтена: мед­ведь убил своего спавшего хозяина, бросив в него тяже­лый камень, чтобы отогнать мух.

Курд любит рассказывать также истории, героем ко­торых является хитрый вор. Хитрость считается хоро­шим качеством. Я как-то рассказал историю Сулеймана, который украл ценности из мечети в Багдаде, проникнув туда под видом богомольца. Мелким воришкой был Кему из деревни Шагулурде в Гявере. Кему был изве­стен как «медовый вор». Чтобы скрыть свои кражи, он поставил несколько ульев, спрятав туда украденные соты и ос. Однажды ночью его схватили на месте пре­ступления; он бежал, заявив хозяину, что в Курдистане

^{___________________________________}

¹О способности курдов к стрельбе см. у Вестарпа (W e s t а г р, Unter Halbmond und Sonne, S. 220), который рассказывает, как пуля попала в цель на расстоянии сорока шагов.

144

существует такой обычай: чтобы пчелы давали много меда, надо одну пчелу купить, вторую выпросить, а третью украсть. Дела Кему шли хорошо до тех пор, пока сборщик налогов с меда (mamouri mech hejmari) не пришел в его деревню. Если он заявит, что пчел у пего мало, то соседи скажут, откуда берется у него мед. А если сказать, что пчел у него много, сборщик прове­рит и увидит, что это не пчелы, а осы. Кончилось тем, что он сжег свои ульи.

Однако не надо думать, что курд рассказывает толь­ко о грабежах, убийствах, воровстве. Он любит также истории о мудрых и рассудительных людях. Вот, напри­мер, рассказ об Иссу из деревни Делян в нижнем тече­нии реки Зе (Большой Заб). Иссу был бессменным со­ветником губернатора Курдистана Ибрагима-паши, ре­зиденция которого находилась в Амадии, Однажды паша отдыхал на охоте; Иссу остался подле него, чтобы от­гонять мух. Вдруг Иссу увидел, как к паше ползет скор­пион. Он вытащил кинжал, чтобы убить скорпиона, но тот уполз. Проснувшийся паша увидел Иссу с поднятым над ним кинжалом. «Что случилось?» — спросил паша. «Он уполз, паша»,— проронил Иссу, понимая, что беспо­лезно объяснять что-либо паше, так как тот все равно ему не поверит. Оставив вскоре после этого жену и своего сына Али, Иссу удалился. После исчезновения Иссу дела паши пришли в расстройство. Паша позвал Али и приказал ему разыскать отца, чтобы попросить у него совета. Али так и сделал. Иссу сказал: «Пойдем в огород, а завтра я дам тебе совет». Придя в огород, Али заметил, что отец выкапывает хорошие плоды и оставляет на грядках плохие. «Ты погубишь свой ого­род»,— сказал он отцу. «Нет, мой сын, так я соберу лучшие плоды». На следующий день он сказал, чтобы Али уезжал и рассказал паше все, что видел, прибавив такие слова: «Он уехал, но вернулся». Сын возвратился к паше и все ему рассказал. Паша воскликнул: «Вот мудрый ответ». Он собрал всех курдских вождей, из­вестных заговорщиков, и велел их казнить. На их место он назначил честных людей. И в стране воцарился по­рядок. Паша послал за Иссу и встретил его в Амадии с почестями. Иссу поведал паше историю со скорпионом. «Когда он уполз, оправдываться было бесполезно, а когда приполз опять, можно было уже не беспокоиться».

145

Следовало бы рассказать также и о Хасан-бске, пра­вителе Хаккяри, слава о мудрости которого была из­вестна всему Курдистану. Каждое его слово звучало как совет и могло бы служить пословицей. Однажды зимним днем в его присутствии заговорили о верных и неверных друзьях, о цене верности и т, д. «Кто первый назовет мне нужную птицу, тот будет вознагражден»,— сказал Хасан-бек. Все решили, что речь идет о птицах, которые прилетают в самом начале весны. Хасан-беку называли скворца, аиста, журавля и других птиц, но он не награ­дил никого. Некто Мам Тал назвал сороку и получил награду. Мудрый Хасан-бек объяснил: «В то время, как все весенние птицы остаются с нами только на время хорошей погоды, сорока — наш верный друг во все вре­мена года».

Нередко хитрость заменяет ум.

Трое людей с навьюченными животными — лошадью, мулом и ослом — решили отдохнуть в. саду на краю до­роги. Протесты садовника не возымели никакого дейст­вия. Тогда садовник решил натравить одного на друго­го. «Помогите мне отправить отсюда этого погонщика осла,— прошептал он погонщику мула и владельцу коня,— я бы за это хорошо вас угостил и еще дал бы в придачу каждому по монете». И погонщику осла при­шлось убраться. Хитрый садовник принялся затем за владельца коня, сделав вид, будто признал в нем сына одной из своих хороших знакомых. Вместе они выпро­водили погонщика мула. Когда же остался один только мнимый приятель, садовник не преминул расправиться и с ним. Диалог между садовником и тремя незнаком­цами по-курдски сочен и колоритен.

Воспроизведем также несколько юмористических рассказов; курды знают их множество и охотно их пе­редают.

Мелкий торговец из Аккры решил, что в курдских де­ревнях можно хорошо заработать. Набрав тканей, он отправился в путь. Он знал, нто деревня Келе в уезде Гирди слывет самой нищей деревней, и отправился пря­мым путем туда, помня о курдской пословице: «Купля и продажа хороша для того, кто в ней нуждается». При­быв в деревню, он увидел женщину, которая, стоя подле своего дома, сбивала в бурдюке масло. На ней не было почти ничего, кроме набедренной повязки, завязанной на

146

пояснице. При каждом толчке бурдюка открывалась ее нагота. Торговец обрадовался: «Не напрасно я сюда пришел. Если в этой деревне все так нуждаются, то я им иг распродам свой товар, его возьмут нарасхват».

Женщина его увидела: «Кто ты? Откуда и куда идешь?» Купец ответил: «Я торговец из Аккры, у меня много разной материн, покупай». Услышав его ответ, женщина отвернулась от него и с силой затрясла бур­дюк: «Убирайся отсюда! У нас дома, хвала аллаху, есть все, чт_о нужно, а что до других, то это их дело!» Бедный торговец растерялся: «Подумать только! Если у этих есть все и они ни в чем не нуждаются, то как же выглядят люди, которым что-нибудь нужно?» И по­скорее повернул осла прочь из деревни. «Ну и ошибся я! Теперь уж никогда не полезу в такие дыры». Кое-как, за полцены, сбыл он свой товар п возвратился в Аккру. Курд охотно высмеивает глупость. Рассказывают, что Мам Бапир, богатый, но глупый ага из деревни Хаснекан, пожелал однажды, чтобы имам, состоявший у него па .жалованье, при чтении «хутбы» ' в пятницу упоминал его имя вместо имени султана, пообещав ему за это тридцать молочных овец. В следующую пятницу в мечети собрался народ на «невет» (молит­ву). В мечети находился мулла из соседней деревни, который ничего не знал о соглашении между имамом и Мам Бапиром. «Хутба» всегда читается по-арабски. Когда наступил момент произнести имя султана, имам вошел на «мимбер» (кафедру) и произнес по-арабски: «Эйу-ха Мам Бапир, инна-ка дуббон кабир такану-ка, дженнему уа би са-аль-масир» («О Мам Бапир, ты воистину толстый медведь, место твое в аду, ни дна тебе ни покрышки»). Мулла из соседней деревни, услы­шав такие слова, воскликнул: «Ла, ла!» («Нет, нет») — он подумал, что имам оговорился. Но имам не расте­рялся и, продолжая читать монотонным голосом мо­литву, произнес: «Ускут ускутуна аль ма'з саласуна ла-ка ашар у ли ашруна» («Замолчи! Он дает три­дцать овец: десять для тебя и двадцать для меня»). Мулла понял и замолчал. Мам Бапир был очень до­волен и вышел из мечети, «раздувшись от важности,

^{___________________________________}

¹ «Хутба» — чтение Корана, моление в мечети о царствующем шахе султане.— Прим. ред.

147

как индюк». После молитвы он велел пастуху, чтобы тот отобрал тридцать лучших овец и отнес их имаму¹.

Наряду с юмористическими побасенками сущест­вует также целая серия рассказов о некоторых дерев­нях и даже племенах.

Обитатели деревни Тель (между Зибаром н Рекани) из племени мизури всегда служат предметом насмешек.

Однажды они пришли к деревенскому мудрецу Как Шасувару и стали жаловаться, что у них плохи дела с солью. «Нужно отправить караваны за солью в Ур­мию и Мосул. Животные переутомлены, не держатся на ногах и .ничего не стоят в работе, — говорили они Шасувару.— Посоветуй, что нам делать».—«Ладно,это дело не сложное,— ответил им Как Шасувар,— нужно, чтобы этой весной каждый из вас посеял по крайней мере хоть один «фитре» (мера веса) соли». Жители деревни и посеяли всю имеющуюся соль. Спустя какое-то время один из них отправился взглянуть, не взошла ли соль. Ничего не увидев па поверхности, он слегка разрыхлил землю в надежде что-нибудь увидеть. И действительно, показался какой-то росточек (то было жало скорпиона). «Вот наверняка росток. Надо попро­бовать». Он лизнул языком росток, и скорпион ужа­лил его. Бедняга подскочил, побежал домой, крича по дороге: «Как здорово прорастает! А это еще только

^{___________________________________}

¹В настоящее время не производится взимание налога с уро­жая в пользу духовных лиц в большинство районов, за исключе­нием восточного Ирана и Курдистана, где такого рода налоги взи­маются регулярно. Существуют, кроме того, бродячие служители культа, которые всегда стараются подоспеть к сбору урожая, на­деясь чем-нибудь поживиться. Их называют «муфтхворами» [то есть дармоедами.— В. Н.}. Эти люди—просто переодетые бро­дяги, которые пользуются доверием крестьян. В большинстве курд­ских деревень среднего достатка имеется свои мулла, которому землевладелец платит обычно от одного до пяти «хариар» [300 кг или вьюк осла. — Прим. ред.] и дарит папра.чдпики «эпд аль-фитр» 1 шавваля [то есть па праздник разговения в 10-й месяц лунного календаря. — Ред.] и «эйд аль-курбан, 10 яу-ль-хиджжа [то есть на праздник пасхи в 12-й месяц лунного календаря.— Ред.] одежду, которая называется «хилат». Крестьянин также платит от 5 до 20 тавризскнх монет за покойник;', ц виде «закнт» (обязательный мусульманский налог.— Ред.). Топливо для мечети, если в деревне есть мечеть, обычно поставляет землевладелец. В некоторых ме­стах на мечеть идет доход от мельниц. Так, например, в Хасана-баде (около Сенне) для этой цели взимается (зесь доход с одной мельницы и половина дохода с другой.

148

росток!» Дома он рассказал всем, что увидел. Язык его распух, но он все равно радовался. Захватив овцу и ягненка, он понес их Как Шасувару, чтобы отблагода­рить его.

Рассказывают также, что люди из племени мизури не едят курдюка ягнят. И вот почему: однажды Смаил-паша из Амадии, возмущенный тем, что старейшины племени принесли ему ягненка, вместо более ценного подарка, как того требовал обычай, когда приходили выразить свое почтение, приказал подать старейшинам «савар»1) — блюдо самое обыкновенное. По краям блю­да были разложены куски ягненка и на них были сде­ланы надрез для стекания жира. Гости паши почув­ствовали себя глубоко оскорбленными и тут же взя­лись за кинжалы. Из тридцати гостей двадцать девять были убиты на месте, как и пятьдесят пять слуг паши. Того единственного, кто остался в живых, привели в деревню и когда родители спросили его: «Как могло случиться, что ты оказался трусом и остался в жи­вых?» —о н выхватил кинжал и убил себя. Эта история насчитывает уже более века, и все-таки о ней не сле­дует рассказывать в присутствии людей из племени мизури.

Эти несколько рассказов, взятые наугад из собран­ных мною, позволили, я надеюсь, читателю уловить не­которые черты курдского характера: в курде сочетают­ся резкость, храбрость, наивность, великодушие, он не лишен рассудительности н врожденного ума. Не пы­таясь приукрасить курда, мне приходится несколько смягчать эти выразительные рассказы. Народный язык не всегда изыскан. В главе, посвященной курдской ли­тературе, читатель убедится, что в своих лирических и эпических произведениях курд иногда пользуется та­кими выражениями, которые оставляют желать лучше­го; в них проскальзывает и сентиментальность, которой как будто трудно ожидать от народа, веками ведущего суровую жизнь и отнюдь пе пользовавшегося заботами просвещенного правительства.

Поскольку моим постоянным желанием является при малейшей возможности рассказывать о курдах словами самих курдов, то, мне кажется, будет умест-

^{___________________________________}

¹ «Савар»—зерно крупного помола.— Прим. Ред.

149

ным здесь привести беседу, которая имела место не­сколько лет назад в Париже с моим другом, принцем Сурея Бек Бадр-ханом из знатного дома Азизан из Бохтана, который правил некогда частью Курдистана в Джизре-ибн-Омаре па Тигре. Мне запомнилась часть этой беседы. Эмир Сурея подчеркивал, что бандиты сурово наказывались в Курдистане. Если они совер­шали убийства, то их приговаривали к сожжению. В этой связи он и рассказал следующий случай:

«Некоторое время бандит, по имени Дало, опусто­шал княжество Бохтан. Однажды его схватили и, так как на его совести было много убийств, приговорили к сожжению. Он смело взошел на костер.

Эмир, который присутствовал при казни, обратился к нему:

— Теперь, Дало, признайся, что твое положение — самое ужасное, какое только можно себе представить.

Дало, повернувшись к эмиру, ответил:

— Нет, мой эмир, бывают положения похуже моего. Это когда аллах пошлет вам гостя, а нам и вашей супруге придется опустить глаза, так как нечего будет гостю предложить.

Ответ Дало понравился эмиру, однако он уже не мог его спасти»1).

Все, кто оказывался жертвами разбойников, полу­чали возмещение.

Рассказывают, что однажды перед эмиром Джизре предстал пастух и сказал ему:

— Вчера вечером я перешел границу твоего княже­ства. Зная о твоей справедливости и безопасности на твоих землях, я прилег отдохнуть около своего стада. Проснувшись, я увидел, что волк унес пять моих ба­ранов. У меня остались только их шкуры. Я прошу у тебя справедливости и возмещения.

Эмир попросил пастуха прийти на следующий день. Пастух был точен. Когда он пришел к эмиру, на земле лежали пять убитых волков, а около них — пять бара­нов. Эмир сказал пастуху:

— Вот пять баранов, чтобы возместить тебе поне­сенный тобой ущерб. Что касается волков, которые за­драли твоих баранов, то они наказаны».

^{___________________________________}

¹ См. P. Beidar, Grammaire kurde, Paris, 1925, p. 18—19.

150