3. Внешняя политика Ивана IV.

Задание 4. Перед Вами документы, иллюстрирующие некоторые аспекты внешней политики Ивана IV. Первый представляет собой отрывок из показаний польского шляхтича Криштофа Граевского о встрече с московским государем, второй – письмо Граевского, написанные в 1575 г. Для России XVI в. отношения с Речью Посполитой - ее главным соседом и соперником — всегда имели огромное значение. Но особый характер они приобрели в 1570-х гг., когда польский трон оказался вакантным и встал вопрос о дальнейшей судьбе этого многоэтнического государства и перспективах его отношений с Россией. Эти документы дают представление о том, что политический курс России в ее отношениях с Речью Посполитой в 80-х гг. XIX в., оказывается, был разработан еще ранее, при Иване IV. Определите, на каких условиях Иван IV предполагал возможным заключение унии с Речью Посполитой и какие встречные условия были предложены шляхтой, заинтересованной в таком союзе?

Флорей б.Н. Иван Грозный – претендент на польскую корону // Исторический архив. - 1992. - № 1.

1. Письмо к. Краевского виленскому кастеляну я.Ходасевичу. 1575 г., не позже августа.

«После этого Криштоф Граевский был у князя великого московского и о том с ним говорил князь великий московский.

"… Разумею я, Криштоф, что ты знаешь из чтения истории как короли, великие монархи греческие и римские и другие овладевали миром не из жадности и не от желания добывать государства, но лишь ради своей вечной славы, и хорошо они делали, что объединяли разные между собой несогласные государства, некоторых принуждали, а другие добровольно присоединились, а иные подчинились, и таким обычаем приносили людям мир, приводя [их] под одну власть, одно управление, один закон, за что всегда получали вечную благодарность от простого люда.

Я от некоторых приятелей своих, государей христианских, верное известие имею, что вашему королю польскому Генриху в Польше [уже] не бывать. А как вашим иного короля выбрать себе вольно, тогда [хотел бы] народ свой русский с вашими людьми объединять, сравнять в чести и благородстве, сделать одним народом и оставить [жить] в мире для общего добра и для славы своей и памяти вечной. И мысля о том, отправил я послов своих, которых назначил, к панам радам Короны Польской и Великого княжества Литовского и всему рыцарству, дав им полный наказ, которым обычаем тому делу свершиться. Чтобы взять на тех послов опасную грамоту, послал я грамоту мою к панам радам с гонцом моим Федором Ельчаниновым, который [теперь] в Литве, и не ведаю, почему он там задержан, хоть верно туда доехал, но гонцов моих в землю [вашу] не впускают. А потому, чтобы доброму делу задержки не было, не захочешь ли ты взять грамоту мою к панам радам так, как бы я через гонца своего послал, и скажи всем то, что я тебе скажу".

Я сказал: "Если будет что доброе, то и грамоту возьму, и слово скажу".

Он мне сказал: "Хоть сперва паны литовские с тем ко мне посылали Гарабурду, чтоб дал я им сына своего младшего на королевство, и была о том речь между нами, но о делах прошлых лучше позабыть. Видно то поняли, что и я понимаю, что сидеть на королевстве, большими государствами править - не детское дело, и потому то дело не сделалось.

Но если бы меня самого над собой поставили, тогда я прежде всего земли свои вотчинные, что божьей милостью получил, все соединю и объединю с Короной Польской и Великим княжеством Литовским на вечные времена тем же обычаем, как соединилось и объединилось Великое княжество Литовское с Короной Польской, так чтобы всеми этими государствами на вечные времена правил всегда один государь, всеми свободно избранный среди потомков моих, пока род мой сохранится. А если бы их было много, тогда бы другие пусть на удельных княжествах сидели под владычеством одного, чтобы было одно государство [ ].

Речь Посполитая, один совет, одна оборона, один государь. К тому что ваши больше всего оберегают - все вольности, права, честь и благородство, чины и должности, обычаи, то все что перед тем имели и что бы себе теперь без короля сами постановили и соизволили, я соблюдать и сохранять обещаю и во всем милостиво и вольно править таким же обычаем, как иные прежние короли над всеми правили и приказывали. Если сверх того в чем нужда будет в моем пожалованье, то есть милости, будет пожалование, во всем [их] наделять и служить хочу.

Если бог сохранит меня в живых несколько лет, знаю, чем я мог бы послужить этим государствам, о чем упоминать не годится, чтобы не разгласили.

Как у Короны Польской и Великого княжества Литовского есть свои должности, у каждого государства есть свои печати, так и [впредь эти] должности должны быть, чтобы в каждой земле дела и нужды своей печатью запечатывались.

И [надо бы] поделить те государства и поровнять и укрепить надежными границами, присоединив то к Короне Польской, что к ней прилегло, так же и [к] Великому княжеству Литовскому и государству моему Русскому, чтобы каждая земля в своих границах жила по своему закону. Если же бог даст какой замок или землю или если кто к нам пристанет или присоединится, тогда его к той земле присоединить, к какой лучше всего прилегает. А это также относилось бы к Пятигорским татарам, которые бы таким же образом в своих границах хотели бы быть, если бы присоединились.

А так как королям польским руки законом связаны жаловать по их воле, то я, соединяя эти земли, должен то себе выговорить, чтобы мог давать свое по своей воле тем, которые достойно это заслужат, ибо было бы мне прискорбно, если бы не было у меня в этом [своей] воли.

При том, ибо каждый человек заботится о своей совести, а потом о чести и всем прочем, так и я для себя выговариваю, чтобы меня митрополит латинский не короновал, ибо вера моя учит, что допустить, чтобы возлагал нашу корону человек иной веры, все равно, что от веры своей отступить и отречься от нее. И так бы мне пришлось, чужого не найдя, свое утратить, что иначе значит, чужой вере на научившись, свою оставить. Однако, если мне убедительно докажут и объяснят, что это может быть без греха против совести, тогда я сам могу на то согласиться, но пока сам не соглашусь, чтобы меня к этому не принуждали.

А что касается моей веры, то в земле моей много вер: Римская, Мартинова, Русская, Еврейская, Армянская и всем [позволяется] держать свою веру, [так] почему бы я этой своей веры также держаться не должен, тем паче, что [людей] веры Русской больше, чем Латинской, а в земле моей люди все - веры Русской. Так бы мне пришлось, оставив большее и природное, к меньшему чужому приступить, что не пристало. Но обещаю духовенство римское с их костелами, правами, доходами, имениями церковными под защитой своей иметь, в целость привести и сохранить. Если же мне покажут и познаю [сам], что вера Римская лучше, чем Русская, то, кто же так глуп, чтобы, найдя лучшее, не оставил худшего. Тогда и сам с сыновьями своими к этой вере пристану и иных много с собой приведу.

А если бы дело между нами сделалось, то хотел бы я титул свой начать писать от Киева, так как оттуда начало ведет от Царства Русского, а потом от Королевства Польского и Великого княжества Литовского, ибо так разумею, что Царство Русское есть и больше, и благороднее, и древнее, чем Королевство Польское. И потому я хотел бы, чтобы Киев с некоторыми городами поднепровыми был бы мне уступлен в границы Царства моего Русского для моей славы. Не новина мне владеть [этими] городами и землями, ибо предки мои, выступая из Киева, владели Болгарией и Грецией до самого Константинополя. Не присвоил себе я эту шапку, что ваши на мне видали, ибо предки мои ее взяли у цесарей константинопольских. Лишь из-за разделения и несогласия меж князьями русскими, когда некоторые [из них] к королям польским и великим князьям литовским и к иным с землями своими приставали и шли в подданство, Царство Русское распалось и разорилось, а шапка эта была забыта. Так и при сидении в раде хотел бы я, чтобы мой воевода Киевский, русин, после меня был на первом месте, а по нем воевода краковский, а по нем виленский, а по нем Троцкий и далее так до конца.

А если бы ко мне или потомкам моим смерть пришла попущением божьим, тогда чтоб тела наши для погребения отпущены были в Москву, где предки наши лежат.

Все эти речи говорил я раньше Гарабурде, и теперь те же речи и больше того передал я послам с наказом, что должны они донести [его] панам радам и рыцарству Короны Польской и Великого княжества Литовского, как скоро будет принесена им опасная грамота после моего писания. И так в чем паны и рыцарство с послами моими смогут согласиться, в том им послы мои пусть присягнут, а в чем не согласятся с послами моими, пусть послов своих ко мне быстро высылают, а я сам приведу их к согласию с послами моими и, что будет годно, на все дам согласие.

Либо пусть мне сами они укажут время и место к себе приехать, тогда приеду и сам с ними о тех делах договорюсь с таким уговором, что если бы между вами, панами и рыцарством, какое несогласие началось, если бы со мной в чем сговориться не могли, чтобы свободно мне было в мою землю, известив об этом, ехать.

Однако того не будет, чтобы мы, съехавшись, чего-либо доброго о мире и о иных делах не совершили и не постановили.

И, наконец, если паны хотят, пускай сами государствами Короны Польской и Великого княжества Литовского правят, все доходы и пожитки земские пусть обращают на свои потребы, а со мной пусть соединятся и признают меня государем и уступят мне что-либо за мои труды. А я стану их опекать и посольства посылать к Турку ради мира и защищать, если нужда будет. А я на своем буду жить, ибо есть на чем. Для того это говорю, чтобы не полагали, что я хочу того, что им принадлежит, ибо у меня и своего довольно. Ведь и Александр Великий , когда завладел Персией, сам тогда там не жил, правили королевством те, кого он назначил, а ведь он был царем персидским. А если будут хотеть, чтобы я у них жил, тогда жить [там] буду со всем [своим] туда переберусь.

А так как наши русские посты не совпадают с постами римскими, тогда хотел бы по этой причине иметь в кухне, чтобы не оскоромиться, своего слугу. А все другие должности на кухне и у стола, при еде и питье пусть будут по-старому. Когда наступит конец поста латинского, я буду потчевать [вас] мясом, а сам тогда со своими рыбу есть буду. А все это варить будут в одной кухне и так надо беречься оскоромения, то есть примешания мяса к рыбе.

Поэтому я ждал, когда тебя передо мной поставят, чтобы сказать тебе то, что ты слышал, и чтобы ты панам радам и всему рыцарству это объявил и сказал бы, что это от меня самого слышал, а, чтобы тебе верили, велю дать тебе на те слова письмо и гонца своего туда не посылаю".

Сказал Криштоф, услышав столь добрые речи, с которыми не часто обращаются к нашей Речи Посполитой. Сказал я: Государь, письмо твое доставлю и слова твои передам их милостям панам радам и всему рыцарству". После этого дал мне руку. "Поезжай с богом".

А затем, когда я еще не вышел за двери, сказал: "Хоть ваши полагают, что я им - неприятель, но бог ведает, никакого зла им не желаю, говорю им, чтобы между собой жили в согласии и мире. Пусть старшие вспомнят, что их благополучие зависит от общего согласия и что с иными государствами случилось из-за несогласия между старшими, ведь об этом они знают, пусть помнят, что на своих местах и урядах сидят, присягнув блюсти все доброе в Речи Посполитой. А рыцарство и другие меньшие сословия, если обижены высшими, то ведь и они люди, хоть грешить им не в новость, пусть не на все смотрят, что бы другие сделали противного их воле. Помните, что большие люди в каждом государстве - его украшение и могут быть полезны, поэтому пусть споров и волнений никаких не начинают и во всем пусть будут заодно. А если бы теперь согласиться не смогли, пусть разногласия свои отложат на иное более подходящее время, когда все легко можно будет сгладить и согласить".

И сказал: "Поезжай с богом". Давал мне руку, которую я каждый раз целовал…»