А.М.Курбский. Письмо к Ивану Грозному // Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т. III. Политическая мысль в России: т. X – первая половина XIX в. – м.: Мысль, 1997.

«... Посмотри же, царь, со вниманием: если языческие философы по естественным законам дошли до таких истин и до такого разума и великой мудрости между собой, как говорил апостол: «Помыслам осуждающим и оправдывающим», и того ради допустил бог, чтобы они владели всей вселенной, то почему же мы называемся христианами, а не можем уподобиться не только книжникам и фарисеям, по и людям, живущим по естественным законам! О, горе нам! Что ответим Христу нашему на суде и чем оправдаемся? Год спустя или два после первого послания моего к тебе увидел, я, как воздал тебе бог по делам твоим и по содеянному руками твоими, постыдное и сверх всякой меры позор поражение твое и войска твоего, погубил ты славу блаженной памяти великих князей русских, предков твоих и наших, благочестиво и славно царствовавших в великой Руси. И мало того, что не устыдили и не посрамили тебя божественные кары и обличения, о которых я напомнил тебе в прежних письмах, казни различные за твое беззаконие, подобных каким на Руси никогда не бывало, и сожжение безбожными измаильтянами преславной столицы отечества твоего Москвы, и остался ты по своему прескверному произволению в своей фараонской непокорности и в своем ожесточении против 6oгa и совести, всячески поправ чистую совесть, вложенную богом во всякого человека, которая словно недреманное око и неусыпный страж бережет и хранит душу и ум бессмертный в каждом человеке. И что еще того безумнее творишь и на что дерзаешь? Не постыдился написать нам, будто бы тебе, воевавшему с врагами своими, помогала сила животворящего креста! Так ты полагаешь и думаешь? О безумие человеческое, а особо — души, развращенные нахлебниками твоими или любимцами-маньяками! Очень и я тому удивился и все прочие мудрые люди, особенно же те, которые прежде знали тебя, когда ты еще жил по заповедям господним и был окружен избранными достойными мужами и не только был храбрым и мужественным подвижником, страшным врагам своим, но и наполнен был духом Священного писания и осиян чистотою и святостью. А ныне, развращенный своими мерзкими маньяками, в какую бездну недомыслия и безумия низвергнут ты и даже памяти лишен!

Как не вспомнишь ты, заглянув в священные книги, писанные для наставления нашего, что погрязшим в скверне и коварстве бог всемогущий и святость его не помогают?

... А лютость твоей власти погубила не одного Непотиана и двух других невиновных, а и многих воевод и полководцев, благородных и знатных и прославленных делами и мудростью, с молодых ногтей искушенных в военном деле и в руководстве войсками, и всем ведомых мужей — все, что есть лучшее и надежнейшее в битвах для победы над врагами, — ты предал различным казням и целыми семьями погубил без суда и без повода, прислушиваясь лишь к одной стороне, а именно, внимая коварным своим льстецам, губителям отечества. И, погрязнув в подобных злодеяниях и кровопролитии, посылаешь на чужие земли под стены чужих крепостей великую армию христианскую без опытных и всем ведомых полководцев, не имеющую к тому же мудрого и храброго предводителя или гетмана великого, что бывает для войска особенно губительно и мору подобно, то есть, короче говоря, — без людей идешь, с овцами и зайцами, не имеющими доброго пастыря и страшащимися даже гонимого ветром листика, как и в прежнем своем Послании писал я тебе о каликах твоих, которых ты бесстыдно пытаешься превратить в воеводишек взамен тех храбрых и достойных мужей, которые истреблены или изгнаны тобою. А недавно ко всему этому ты добавил еще один позор дня предков твоих, пресрамньгй и в тысячу раз более горький: город великий Полоцк в своем же присутствии сдал ты со всею церковью — то есть с епископами и клириками и с воинами и со всем народом, а город тот ты прежде добыл своей грудью (чтобы потешить твое самолюбие, не скажу уже, что нашею верною службою и многими трудами!), ибо тогда ты еще не всех окончательно погубил и поразогнал, когда добыл себе Полоцк. Ныне же вместе со всем своим воинством ты в лесах прячешься, как хоронится одинокий беглец, трепещешь и скрываешься, хотя никто и не преследует тебя, только совесть твоя в душе твоей вопиет, обличая прескверныe дела твои и бесчисленные кровопролития. Тебе только и остается, что браниться, как пьяной рабыне, а то, что поистине тебе подобает и что достойно царского сана, а именно справедливый суд и защита, то все уже давнее утрачено по молитвам и советам Вассиана Топоркова, из среды лукавейших иосифлян, который тебе советовал и нашептывал, чтобы ты не держал при себе советников мудрых. И по наставлениям других, подобных ему советчиков, из среды монахов и мирян. Вот какову славу от них приобрел! И разве даровали они тебе победу, как предрек Константину Великому святой Николай за трех мужей и тебе многократно сулил блаженный Сильвестр, исповедник твой, порицая тебя и осуждая за непотребные твои дела и коварный нрав, на него же ты и после смерти его продолжаешь негодовать! Илине читал ты написанного Исайей-пророком: «Лучше розга или палка в руках друга, чем нежные поцелуи врага»?

Вспомни прошедшие дни и возвратись к ним. Зачем ты, безумный, все еще бесчинствуешь против господа своего? Разве не настала пора образумиться и покаяться и возвратиться к Христу? Пока еще не отторгнута душа от тела. Ибо после смерти не опомнишься, а в аду не исповедуешьсяи не покаешься. Ты же был мудрым и, думаю, знаешь о трех частях души и о том, как подчиняются смертные части бессмертной. Если же ты не ведаешь, то поучись у мудрейших и покори и подчини в себе звериную часть божественному образу и подобию: все ведь издавна тем и спасают душу, что худшее в себе подчиняют лучшему.

А если же в непомерной гордости и зазнайстве думаешь о себе, что мудр и что всю вселенную можешь поучать, пишешь в чужие земли чужим слугам, как бы воспитывая их и наставляя, то здесь над этим смеются и поносят тебя за это...

Написано в преславном городе Полоцке, владении государя нашего пресветлого короля Стефана, особо прославленного богатырскими деяниями, на третий день после взятия города.

Андрей Курбский, князь ковельский.»