Татарская перепись в Новгороде, 1257-1259 гг. // Рассказы русских летописей XII-XIV вв. / Пер. Т.П. Михельсон. М., 1973

В лето 1257 пришла в Новгород весть из Руси злая, что хотят татары тамги и десятины от Новгорода. И волновались люди все лето. А зимой новгородцы убили Михалка-посадника, Если бы кто сделал другому добро, то добро бы и было, а кто копает под другим яму, сам в нее ввалится.

В ту же зиму приехали послы татарские с Александром, и начали послы просить десятины и тамги. И не согласились на то новгородцы, но дали дары для царя Батыя и отпустили послов с миром.

В лето 1259 зимою приехал с Низа Михаило Пинещинич со лживым по­сольством, говоря так:

- Соглашайтесь на число, не то полки татарские уже на Низовской земле. И согласились новгородцы на число. В ту же зиму приехали окаянные татары сыроядцы Беркай и Касачик с женами своими и иных много. И был мятеж велик в Новгороде. И по волости много зла учинили, когда брали тамгу окаянным татарам. И стали окаянные бояться смерти и сказали Александру:

- Дай нам сторожей, чтобы не перебили нас.

И повелел князь сыну посадникову и всем детям боярским стеречь их по ночам. И говорили татары:

• Дайте нам число, или мы уйдем прочь.

Чернь не хотела дать числа, но сказала:

- Умрем честно за святую Софию, за дома ангельские.

Тогда раздвоились люди: кто добрый, тот стоял за святую Софию и за правую веру. И пошли вятшие, против меньших на вече и велели им согласиться на число. Окаянные татары придумали злое дело, как ударить на город - одним на ту сторону, а другим - озером на эту. Но возбранила им, видимо, сила Хри­стова, и не посмели.

Испугавшись, новгородцы стали переплавляться на одну сторону к святой Софии, говоря:

- Положим головы свои у святой Софии.

А наутро съехал князь с Городища, и окаянные татары с ним. И по совету злых согласились новгородцы на число, ибо делали бояре себе легко, а мень­шим зло. И начали ездить окаянные татары по улицам и переписывать дома христианские. Взяв число, уехали окаянные, а князь Александр поехал после, посадив сына своего Дмитрия на столе.

Задание 8. Каково было положение Русской православной церкви после установления ига? В чем причина лояльного отношения монголов к РПЦ?

А.А.Карташев. История Русской Церкви. Т.1. М., 2006

Религиозные взгляды новых русских повелителей по своей широте и терпимости как нельзя более соответство­вали их намерениям собрать все народы в единую монар­хию. Веротерпимость монголов обусловливалась прежде всего тем принципиальным обстоятельством, что они были язычники и как таковые, следовательно, должны были считать все религии одинаково истинными, одина­ково связующими людей с Богом. Как своих жрецов и ку­десников - «камов» они считали за посредников между Богом и людьми, низводящих на последних гнев и ми­лость Первого, так за подобных же «камов» принимали и служителей всех других религий. О самом Чингисхане из­вестно, что он не придерживался строго никакого опреде­ленного исповедания веры, но, признавая бытие Единого Верховного Существа, «месте с тем боялся и всех осталь­ных божеств: буддийских, мусульманских и христиан­ских - и желал всех их задобрить одинаковым покрови­тельством духовенству всех вер. Такое отношение к рели­гиям в качестве непреложного закона для своей империи Чингисхан установил на том же сейме (курултае) 1206 г., который избрал его императором. Все его тогдашние религиозно-гражданские узаконения в обшей сложности со­ставили особую книгу, названную монголами Туяджин и цитируемую персидскими писателями под арабским име­нем Яса-Намэ - книги запретов, просто Яса-ватура- и-Дженгисхани, т.е. запретов и законов Чингисхановых. В полном согласии с этими законами Чингисхана смотре­ли на религиозные вопросы и его преемники. Характерен в данном случае ответ третьего по счету преемника Чингисхана, Мангу, францисканскому монаху Рубруквису, посланному к нему в 1263 г. королем Людовиком Святым с миссионерскими целями. На предложение Рубруквиса - принять христианство - Мангу в следующих замечатель­ных словах выразил свой религиозный «индифферен­тизм»: «Все люди обожают одного и того же Бога, и всяко­му свобода обожать его как угодно. Благодеяния же Божий, равно на всех изливаемые, заставляют каждого из них думать, будто его вера лучше других».

Привиться такому индифферентизму в Монголии бы­ло тем легче, что она по своей многоплеменности, разно­племенности и соседству с Китаем издавна близко знако­ма была с различными формами религии, между прочим и с христианством. Несториане, бежавшие из Персии от го­нений на христианство, занесли христианство далеко на Восток - в Индию, Туркестан и Китай, так что в составе образованной Чингисханом империи сразу же явились два христианских народа. Это были тюркское племя уйгуров… и монголь­ское племя кераитов... Благодаря этому обстоятельству при дворе великого хана вместе со служителями других вер состоят и священники христианские…

Европей­ский путешественник - Марко-Поло - свидетельствует о хане Хубилае (Кублае) как об индифферентисте глубоко верующем: «в день Пасхи, зная, что это один из главных христианских праздников, великий хан велел всем христианам явиться к нему и принести с собой то Священное Писание, в котором заключается четверо­евангелие; окурив торжественно ладаном эту книгу, он благоговейно поцеловал ее; то же должны были сделать по его приказанию и все тут бывшие вельможи; это у него всегдашний обычай при всяком большом празднике у христиан, в Рождество и в Пасху. То же соблюдал он и в праздники сарацин, иудеев и язычников; когда спросили его, зачем он делает это, он отвечал: «есть четыре пророка, почитаемых и обожаемых четырьмя различными племена­ми мира: христиане почитают Иисуса Христа, сарацины - Мухаммеда, иудеи - Моисея, а у язычников самый высший бог Согономбар - кан, а я почитаю всех четырех и молю о помощи себе того, кто в самом деле выше всех из них».

Но великие ханы монгольские относились к христиан­ству не только с простой терпимостью, а и с прямым по­кровительством, на что были особые причины. Дело в том, что из числа вошедших в состав монгольской империи на­родов христианские народности уйгуров и кераитов очути­лись в более близких и обязательных отношениях с вели­кими ханами, чем остальные: Уйгуры - потому, что, полу­чив от несториан вместе с христианством грамотность, они сделались в новом ханском государстве необходимы­ми дельцами и высшими чиновниками, а кераиты - пото­му, что из христианского семейства их князька взял себе жен Чингисхан и его сыновья.

За пределами великого каракорумского ханства, в уде­лах сыновей Чингисхана, точно так же строго соблюда­лись религиозно-политические предписания Ясы, и бла­годаря тем же условиям христианству оказывалась некото­рая доля особенного благоволения. Так, в Персидском ханстве сын Чингисхана Тулуй и его первые преемники потому особенно были милостивы к христианам, что были сами женаты на христианках. Историк Рашид-ед-Дин передает о жене Тулуя Докуз: «Она постоянно поддержи­вала христиан, и при жизни ее они очень усилились. Тулуй из уважения к ней оказывал им большие милости и почес­ти до такой степени, что на всем пространстве его владе­ний они выстроили себе новые церкви, у входа же в ставку ханши Докуз стояла всегда походная часовня и звонили в колокола. Преемник Тулуя, хан Абака, был женат даже на побочной дочери византийского императора Михаила Палеолога и прославился среди христиан как их благосклон­ный покровитель. В орде Джагатаевой царили те же нравы в отношениях к религии, и нарушители предписаний Ясы карались с особенной строгостью. Таким образом, в силу основных законов и установившихся обычаев монголь­ской империи нельзя было ожидать иных отношений к христианству и в орде Кипчакской или Батыевой, ближай­шему ведению которой подпала русская земля. О самом Батые древняя история монголов передает, что он, как и дед его, не исповедовал никакой религии, не принадлежал ни к какой секте, а поклонялся только единому Богу, то есть был типичным монголом-язычником. Поэтому после завоевания Руси он и не счел нужным каким-нибудь осо­бым законодательным актом утверждать права и положе­ние православной церкви в русском государстве: с его сто­роны само собою разумелось, что с момента завоевания Руси в ней вступает в силу органический закон всей мон­гольской империи, по которому церковь должна оставать­ся свободной. И действительно, когда по распоряжению великого хана Гуюка и Батыя в 1246 г. была произведена на Руси первая податная перепись, духовенство было ис­ключено из нее и оставлено в покое.

Установленное на таких не случайных основаниях по­ложение русской церкви от самого начала монгольского владычества и до его окончания оставалось, по существу, неизменным. Могли бы, кажется, поколебаться толерант­ные отношения золотоордынских ханов к христианству вследствие наступивших с течением времени обращений татарских правителей к мухаммеданству, но этого на самом деле не случилось сначала потому, что мухаммеданство не принималось еще в орде в своем действительном значении воинствующей религии и не парализовало свя­щенных законов Чингисхана, а к концу татарского ига над Русью не случалось потому, что наступавшее разложение и ослабление самой орды не позволяло ей и думать - начинать опасную религиозно-национальную борьбу с своими все возраставшими в силе вассалами.

Фактически дело обстояло следующим образом. Пре­емники Батыя, несмотря на свой постепенный уклон в сторону религии аравийского пророка, продолжали по-прежнему оставаться в близких и дружественных отноше­ниях с христианами….

Итак, татары, имея полную возможность, как победи­тели, стеснить свободу русской церкви, не сделали этого по своим принципам. Церковь осталась свободной, т. е. полу­чила возможность пользоваться всеми духовно присущи­ми ей правами, которыми она не может поступиться, даже будучи гонимой. Но, кроме этих прав небесного происхож­дения, церковь имеет обыкновенно еще права, не принад­лежащие ей по существу, а приживаемые ею исторически среди земных условий общественного и государственного порядка; это те права, источник которых заключается в гражданской власти и которыми последняя добровольно в той или иной мере жалует церковь, именно права: имуще­ственные, судебные и иногда гражданско-административ­ные, хотя светские административные заботы запрещены иерархии канонами как несовместимые с ее собственны­ми задачами. Этого рода права, уже в известной мере при­обретенные русской церковью, татары, как наши новые властители, могли и при даровании полной духовной сво­боды урезать или уничтожить сообразно со своими госу­дарственными расчетами. Случилось, однако, так, что та­тары, подобно другим малокультурным деспотам, ограни­чили свое государствование над Русью требованиями даней и других оброков и совсем не стремились к переустройству на свой лад ее внутреннего гражданского строя. Таким об­разом, они не имели никакого интереса задевать вместе с гражданским судом и судебных прав церкви. Но они мог­ли иметь весь интерес - наложить руку на ее имуществен­ные права и привилегии. Однако и этого им сделать не до­зволяли их же собственные религиозные понятия и неру­шимые предписания Ясы. Духовенство, как мы видели, от даней было сразу освобождено. Следовательно, русская церковь осталась при всех своих правах не только чисто церковных, но и гражданских. Сначала такое положение ее было признано de facto, без особых письменных зако­нов, а затем в подтверждение его явились и охранительные грамоты-ярлыки.

Присматриваясь к содержанию ярлыков, к тому, как в них очерчиваются ограждаемые от нарушений граждан­ские права церкви, мы замечаем, что как будто названные права не только остаются в прежнем виде, но и решитель­но расширяются. Ярлыки, следовательно, вместе со своей первоначальной охранительной ролью постепенно совме­щают и роль законодательно-учредительную. Монгольские ханы были настолько щедры в данном отношении, что не только утвердили весь status quo ante, но и даровали от себя церкви еще больше гражданских прав, чем власть прежняя, национальная. Мы говорим «как будто», потому что неуясненным еще остается вопрос о границах, до ко­торых возросли гражданские права церкви в домонголь­ское время. Однако более вероятно думать, что в домон­гольский период: а) хотя само духовенство и было несо­мненно свободно от государственных повинностей, но не освобождались от них люди, принадлежавшие духовенству (жители и работники церковных имений); в) что хотя ду­ховенство и судило своих людей, но не по всем делам; с) что хотя церковная власть и имела нестесненный выбор кандидатов на духовные должности, но встречала ограни­чения в интересах княжеской службы. Между тем все эти ограничения уничтожаются ханскими ярлыками…

Освобождение церковных людей от ханской дани ни­сколько не задевало интересов русских князей и даже, на­против, открывало им возможность с большей легкостью взимать с них свои собственные налоги, но передача всего суда над людьми церковного ведомства, в том числе по делам уголовным, в руки духовенства, равно и предостав­ление свободы всякого положения лицам принимать ду­ховное звание, уже явно шло вразрез с княжескими инте­ресами. Передача суда из одних рук в другие в древности означала передачу солидной статьи материального обеспе­чения в виде судебных пошлин, а бесконтрольное поступ­ление людей в церковное ведомство равносильно было от­влечению многих от княжеского тягла. Поэтому, не обра­щая внимания на ханскую щедрость в пожаловании прав русскому духовенству, князья умели при помощи каких-то патриотических резонов устроить свои отношения с иерар­хией домашним образом так, что крайне невыгодные для них льготы церковного ведомства применялись с больши­ми ограничениями или даже и совсем не применялись на деле. Целый ряд жалованных грамот монастырям и дого­ворных грамот князей с митрополитами, примером кото­рых может служить известная грамота 1404 г. вел. кн. Василия Дмитриевича и м. Киприана, являются доказатель­ством того, что объем церковного суда, тягловые льготы людей церковных и т. п. вопросы решались ничуть не по букве ханских ярлыков, а на прежних основаниях: по воле русских князей. Кроме ограничения дарованных ханами русскому духовенству льгот самими князьями, в эти льго­ты вносили минус и обычные злоупотребления, и произ­вол татарских чиновников; недаром в церковных памят­никах XIV в. можно встретить жалобы епископов на «поганское насилие» в финансовом отношении.

Во всяком случае, русская церковь под монгольским владычеством оказалась в столь сравнительно счастливых условиях для своего существования, что при дальнейшем изложении ее истории нам почти не придется и упоминать о ее зависимом от татар положении: исторический процесс развития ее внешних и внутренних отношений шел своей обычной, свободной дорогой.