Киреевский и.В. Из статьи «в ответ а.С.Хомякову». (1839) // Киреевский и.В. Критика и эстетика. М., 1979.

Три элемента легли основанием европейской образованности: римс­кое христианство, мир необразованных варваров, разрушивших Римскую империю, и классический мир древнего язычества. Этот классический мир древнего язычества, не доставшийся в наследие России, в сущности своей представляет торжество формального разума человека над всем, что внутри и вне его находится - чистого, голого разума, на самом себе основанно­го, выше себя и вне себя ничего не признающего...

Римская церковь в уклонении своем от восточной отличается тем же торжеством рационализма… над внутренним духовным разумом… Бытие Божие во всем христианстве доказывалось силлогизмом… инквизиция, иезу­итизм - одним словом, все особенности католицизма развивались силою того же формального процесса разума… Весь частный и общественный быт Запада основывается на понятии об индивидуальной, отдельной независимости, предполагающей индивидуальную изолированность. Отсюда святость внешних формальных отношений, святость собственности и условных по­становлений важнее личности...

Христианство восточное не знало ни этой борьбы против разума, ни этого торжества разума над верою. Поэтому и действия его на просвещение были не похожи на католические. Рассматривая общественное устройство прежней России, мы находим многие отличия от 3апада, и во-первых, образование общества в маленькие так называемые миры. Частная, личная самобытность, основа западного развития, была у нас также мало известна, как и самовластие общественное. Человек принадлежал миру, мир ему. Поземельная собственность, источник личных прав на Западе, была у нас принадлежностью общества…

Но это общество не было самовластное и не могло само себя устраи­вать, само изобретать для себя законы, потому что не было отделено от других подобных обществ, управляющихся однообразным обычаем. Бес­численное множество этих маленьких миров… было все покрыто сетью церквей, монастырей, жилищ уединенных отшельников, оттуда постоянно распространялись повсюду одинаковые понятия об отношениях об­щественных и частных. Понятия эти мало-помалу должны были переходить в общее убеждение, убеждение - в обычай, который заменял закон, уст­раивая по всему пространству земель… одну мысль, один взгляд, одно стремление, один порядок жизни…

Никакое частное разумение, никакое искусственное соглашение не могло основать нового порядка, выдумать новые права и преимущества. Даже самое слова «право» было у нас неизвестно в западном его смысле, но означало только справедливость, правду. Поэтому никакая власть никакому лицу, ни сословию не могла ни даровать, ни уступить никакого права, ибо правда и справедливость не могут ни продаваться, ни браться… На Западе, напротив того, все отношения основаны на условии или стремятся достигнуть этого искусственного основания.

Белинский в.Г. Россия до Петра Великого. (1841) // Белинский в. Г. Полное собрание сочинений. М., 1954. Т 5.

Преобразование Петра Великого и введенный им европеизм нисколько не изменили и не могли изменить нашей народности, но только оживили ее духом новой и богатейшей жизни и дали ей необъятную сферу для про­явления и деятельности…

Затворничество женщин, рабство в понятиях о чувствах, кнут, привычка зарывать в землю деньги и ходить в лохмотьях, боясь обнаружиться богачом, лихоимство в деле правосудия… - словом, все то, что искоренял Петр Великий, что было в России прямо противоположно европеизму – все это было не наше родное, а привитое к нам татарами... Вообще все недостатки и пороки нашей общественности выходят из невежества и непросвещения: и потому свет знания и образованности разгоняет их… Народ один и тот же, и Петр не пересоздал его (такого дела, кроме Бога, никто не мог совершить), а только вывел его из кривых, избитых тропинок на столбовую дорогу всемирно-исторической жизни…

Защитники нашей патриархальной старины обыкновенно говорят что и в Европе, во времена варварства, было не лучше, чем у нас… Но… в Европе было развитие жизни, движение идеи, подле яду там росло и противоядие - за ложным или недостаточным определением общества тотчас же следовало и отрицание этого определения другим, более соответствующим требованию времени определением. И потому-то невольно миришься с ними за их благородный источник, за их благие результаты. Но Россия была скована цепями неподвижности, дух ее был сперт под толстою ле­дяною корою и не находил себе исхода. Вопрос не в том, что Петр сде­лал нас полуевропейцами и полурусскими, а следовательно, и не евро­пейцами, и не русскими, вопрос в том, навсегда ли должны мы оставаться в этом бесхарактерном состоянии? Мы смело и свободно можем от­вечать, что уже становимся европейскими русскими и русскими ев­ропейцами… Это сознание проникает во все сферы нашей деятельно­сти и резко высказалось в литературе с появлением Пушкина - таланта великого, самостоятельного, вполне национального.

К.С. Аксаков « О том же» «Освободительное движение и общественная мысль в России 19 века». Для семинарских и практических занятий. Под редакцией И. А. Федосова. М. 1991

Россия- земля совершенно самобытная, вовсе не похожая на европейские государства и страны. Очень ошибутся те, кто вздумает прилагать к ней европейские воззрения и и на основании их судить о ней. Но так мало Россию знает наше просвещенное общество, что такого рода суждения слышишь часто. Помилуйте, говорят многие, неужели вы думаете, что Россия идет каким-то своим путем? На это ответ простой: нельзя не думать того, что знаешь, что такого на самом деле.

Как занимателен и важен самобытный путь России до совращения ее ( хотя отчасти) на путь западный и до подрожания Западу! Как любопытны обстоятельства и последствия этого совращения, и , наконец, как занимательно и важно современное состояние России, вследствие предыдущего переворота, и современное ее отношение к Западу!

История нашей родной земли так самобытна, что разнится с самой первой своей минуты. Здесь- то, в самом начале, разделяются эти пути русский и западноевропейской до той минуты, когда странно и насильственно встречаются они, когда Россия дает страшный крюк, кидает родную дорогу и примыкает к западной. Но это начало прежде всего обратим свое внимание.

Все европейские державы основаны завоеванием. Вражда есть начало их. Власть явилась там неприязненной и вооруженной, и насильственно утвердилась у покоренных народов. Один народ, или,. лучше, одна дружина завоевывает наро, и образуется государство, в основе которого лежит вражда, не покидающая его все течения истории.( Если там и была тишина, как явление- в основе лежала вражда) .

Русское государств, напротив, было основано не завоеванием, а добровольным призванием власти. Поэ ому не вражда, а мир и согласие есть его начало. Власть явилась у нас желанною, не враждебною, но за­щитною и утвердилась с согласия народного. На За­паде власть явилась как грубая сила, одолела и ут­вердилась без воли и убеждения покоренного народа. В России народ сознал и понял необходимость госу­дарственной власти на земле, и власть явилась, как званый гость, по воле и убеждению народа.

Таким образом рабское чувство покоренного легло в основании западного государства; свободное чувство разумно и добровольно призвавшего власть легло в ос­новании государства русского. Раб бунтует против влас­ти, им непонимаемой, без воли его на него наложен­ной и его непонимающей. Человек свободный не бунту­ет против власти, им понятной и добровольно призван­ной.

Итак, в основании государства западного: насилие, рабство и вражда. В основании государства русского: добровольность, свобода и мир. Эти начала состав­ляют важное и решительное различие между Русью и Западной Европою, и определяют историю той и дру­гой.

Пути совершенно разные, разные до такой степени, что никогда не могут сойтись между собою, и наро­ды, идущие ими, никогда не согласятся в своих воз­зрениях. Запад, из состояния рабства переходя в сос­тояние бунта, принимает бунт за свободу, хвалится ею и видит рабство в России. Россия же постоянно хранит у себя призванную ею самою власть, хранит ее добро­вольно, свободно, и поэтому в бунтовщике видит только раба с другой стороны, который так же унижается перед новым идолом бунта, как перед старым идолом власти; ибо бунтовать может только раб, а свободный человек не бунтует.

Но пути эти стали еще различнее, когда важней­ший вопрос для человечества присоединился к ним: вопрос веры. Благодать сошла на Русь. Православная вера была принята ею. Запад пошел по дороге католи­цизма. Страшно в таком деле говорить свое мнение; но если мы не ошибаемся, то скажем, что по заслу­гам дался и истинный, дался и ложный путь веры — первый Руси, второй Западу.

Ясно стало для русского народа, что истинная сво­бода только там, иде же дух господень.

. А. И. ГЕРЦЕН. РОССИЯ«Освободительное движение и общественная мысль в России 19 века». Для семинарских и практических занятий. Под редакцией И. А. Федосова. М. 1991

Русская община существует с незапамятного вре­мени, и довольно схожие формы ее можно найти у всех славянских племен. Там, где ее нет, — она пала под германским влиянием. У сербов, болгар и черногорцев она сохранилась еще в более чистом виде, чем в России. Сельская община представляет собой, так сказать, об­щественную единицу, нравственную личность; государ­ству никогда не следовало посягать на нее; община яв­ляется собственником и объектом обложения; она от­ветственна за всех и каждого в отдельности, а потому автономна во всем, что касается ее внутренних дел.

Ее экономический принцип — полная противопо ложность знаменитому положению Мальтюса¹: она предоставляет каждому без исключения место за своим столом. Земля принадлежит общине, а не отдельным ее членам; последние же обладают неотъемлемым пра­вом иметь столько земли, сколько ее имеет каждый другой член той же общины; эта земля предоставляется ему в пожизненное владение; он не может да и не име­ет надобности передавать ее по наследству. Его сын, едва он достигнет совершеннолетия, приобретает право, даже при жизни своего отца, потребовать от общины земельный надел. Если у отца много детей — тем луч­ше, ибо они получают от общины соответственно боль­ший участок земли; по смерти же каждого из членов семьи земля опять переходит к общине.

Часто случается, что глубокие старики возвращают свою землю и тем самым приобретают право не платить податей. Крестьянин, покидающий на время свою об­щину, не теряет вследствие этого прав на землю; ее можно отнять у него лишь в случае изгнания, а подоб­ная мера может быть применена только при единодуш­ном решении мирского схода. К этому средству однако община прибегает лишь в исключительных случаях. Наконец, крестьянин еще тогда теряет это право, когда по собственному желанию он выходит из общины. В этом случае ему разрешается только взять с собой свое движимое имущество: лишь в редких случаях по­зволяют ему располагать своим домом или перенести его. Вследствие этого сельский пролетариат в России невозможен.

Каждый из владеющих землею в общине, то есть каждый совершеннолетний и обложенный податью, имеет голос в делах общины. Староста и его помощники избираются миром. Так же поступают при решении тяжбы между разными общинами, при разделе земли и при раскладке податей. (Ибо обложению подлежит главным образом земля, а не человек. Правительство ведет счет только по числу душ; община пополняет не­доимки в сборе податей по душам при помощи особой раскладки и принимает за податную единицу деятель­ного работника, т. е. работника, имеющего в своем пользовании землю.)

Староста обладает большой властью в отношении каждого члена в отделности, но не над всей общиной.

Человек, привыкший во всем полагаться на общину, погибает, едва лишь отделится от нее; он слабеет, он не находит в себе ни силы, ни побуждений к деятельности: при малейшей опасности он спешит укрыться под за­щиту этой матери, которая держит, таким образом, своих детей в состоянии постоянного несовершенноле­тия и требует от них пассивного послушания. В общине слишком мало движения; она не получает извне ника­кого толчка, который побуждал бы ее к развитию, — в ней нет конкуренции, нет внутренней борьбы, создаю­щей разнообразие и движение; предоставляя человеку его долю земли, она избавляет его от всяких забот. Общинное устройство усыпляло русский народ, и сон этот становился с каждым днем все более глубоким, пока, наконец, Петр I грубо не разбудил часть нации. Он искусственно вызвал нечто вроде борьбы и антаго­низма, и именно в этом-то и заключалось провиден­циальное назначение петербургского периода. -.--

/Дух общинного строя уже давно проник во все об­ласти народной жизни в России. Каждый город на свой лад представлял собой общину; в нем собирались общие сходы, решавшие большинством голосов очередные во­просы; меньшинство либо соглашалось с большинст­вом, либо, подчиняясь, вступало с ним в борьбу; зача­стую оно покидало город; бывали даже случаи, когда оно совершенно истреблялось...

Перед лицом Европы, силы которой за долгую жизнь истощились в борьбе, выступает народ, едва только начинающий жизнь, и который под внешней жесткой корой царизма и империализма, вырос и раз­вился, подобно кристаллам, нарастающим под геодом; кора московского царизма отпала, как только она сде­лалась бесполезной; кора же империализма еще слабее прилегает к дереву.

Действительно, до сих пор русский народ совер­шенно не занимался вопросом о правительстве; вера его была верой ребенка, покорность его — совершенно пассивной. Он сохранил лишь одну крепость, оставшую­ся неприступной в веках, — свою земельную общину, и в силу этого он находится ближе к социальной рево­люции, чем к революции политической. Россия прихо­дит к жизни как народ, последний в ряду других, еще полный юности и деятельности, в эпоху, когда другие народы мечтают о покое; он появляется гордый своей силой, в эпоху, когда другие народы чувствуют себя усталыми и на закате...

Русский анархизм «Философия. Справочник студента» . Москва 2000г.

Задание 4. 1.В чем состояла утопичность русского социализма? Почему этот проект не мог быть осуществлен?2. Что вкладывал в понятие свободы Бакунин?3. Что составляло основу его анархизма?

Бакунин Михаил Александрович (1814-1876) - деятель российского и международного революционного движения, теоретик анархизма, один из идеологов революционного народничества. В 30-х гг. член кружка Н.В. Станкевича. В 1840 г. уехал в Германию для пополнения философского образования. За революционные убеждения выслан из Швейцарии, а в 1847 г. - из Франции. В 1848-1849 гг. один из руководителей восстаний в Праге и Дрездене. В 1851 г. выдан австрийскими властями России, шесть лет провел в заключении. В 1857 г. отправлен на поселение в Сибирь, откуда в 1861 г. бежал через Японию и США в Лондон к А.И. Герцену и Н.П. Огареву. Организатор "Альянса социалистической демократии". С 1864 г. член 1-го Интернационала (в 1872 г. исключен за раскольническую деятельность). Пытался претворить анархистские планы во время восстаний в Лионе (1870 г.), Болонье (1874 г.). Умер в Швейцарии.

В статье о "Реакции в Германии", которая является поворотным пунктом в философском развитии Бакунина, он воспевает "отрицание" и "уничтожение". "Вечная противоположность свободы и несвободы, утверждает он, ...ныне дошла и поднялась до своей последней и наивысшей вершины; мы накануне нового эона". "Дух, этот старый крот, уже закончил свою подземную работу и вскоре явится, как судья действительности. Доверимся же вечному Духу, так заканчивает Бакунин свою статью, который только потому разрушает, что он есть неисчерпаемый и вечно созидающий источник всякой жизни. Радость разрушения есть в то же время творческая радость". В последних словах, так ярко выражающих новое настроение революционного утопизма, проповедь "философии отрицания" доходит до своего конца. Отметим кстати в этой же статье один мотив, который несколько позже с чрезвычайной силой зазвучал у Герцена, а через несколько десятилетий - у К. Леонтьева. Пророчествуя о наступлении нового эона (демократии Бакунин говорит: "торжество демократии будет не только количественным изменением, - подобное расширение привело бы только ко всеобщему опошлению, - но и качественным преобразованием - новым, живым и настоящим откровением, новым небом и новой землей, юным и прекрасным миром, в котором все современные диссонансы разрешаются в гармоническое единство Боязнь "всеобщего опошления", нашедшая столь яркое выражение у Герцена и Леонтьева (а раньше у Гоголя), вскрывает эстетический мотив у Бакунина, сравнительно редкий вообще у него. Вообще в это время Бакунин горячо защищает персонализм против коллективизма

Утопическая установка, по самому существу, - религиозной природы, и у Бакунина, с типичной для него религиозной фразеологией, это особенно ясно. "Мы накануне великого всемирного исторического переворота..., он будет носить не политический, а принципиальный, религиозный характер... Речь идет не меньше, чем о новой религии, о религии демократии..., ибо не в отдельном лице, а только в общении и присутствует Бог "Вы ошибаетесь, писал он в 1849-ом году, если думаете, что я не верю в Бога, но я совершенно отказался от постижения Его с помощью науки и теории... Я ищу Бога в людях, в их свободе, а теперь я ищу Бога в революции". Это своеобразное "искание Бога через революцию" не есть пустая риторика - для Бакунина революция, пробуждение скрытых творческих сил есть откровение Духа. "Долой все религиозные и философские теории, еще в 1845-ом году писал Бакунин: истина не теория, но дело, сама жизнь... познавать истину не значит только мыслить, но жить, и жизнь есть больше, чем мышление: жизнь есть чудотворное осуществление истины".. Но у Бакунина его жизнь постепенно уже просто отвергает всякую "теорию". В очень острых словах (в позднем произведении - 1873-й год - "Государство и анархия") Бакунин говорит о Гегеле и его последователях, что их "мир висел между небом и землей, обратил самую жизнь своих рефлектирующих обитателей в непрерывную вереницу сомнамбулических представлений". Этот поворот в сторону онтологизма в познании, уже знакомый нам по Хомякову, Киреевскому, Самарину, тонет, однако, у Бакунина в неожиданном повороте его к материализму и атеизмуРеволюционная деятельность настроила Бакунина остро враждебно к Церкви, - и его внецерковная религиозность стремительно перешла в атеизм. "Если Бог существует, утверждал Бакунин, то у человека нет свободы, он - раб; но если человек может и должен быть свободен, то значит Бога нет". "Святая необходимость", которая в гегелианский период не мешала свободе личности, теперь уже ощущается как отвержение свободы. Бакунин ищет базы уже не в трансцендентализме (который он остро высмеивает, утверждая, что мир в трансцендентализме "висит между небом и землей"), а в материализме и в позитивизме. В одной из поздних статей "АнтителеологизмБакунин пишет: "существование Бога логически связано с самоотречением человеческого разума, оно является отрицанием человеческой свободы". Основная сущность мира для него теперь есть "вечная и всемирная видоизменяемость..., что есть чистое отрицание Провидения". Мистика природы занимает место религиозной мистики ("всемирная причинность... есть вечно творящая и творимаяЗащищая анархизм, "всеобщее разрушение", Бакунин набрасывает основы и "новой этики". Так как из материалистического детерминизма вытекает отрицание свободы воли, то падает и обычное понятие ответственности, из которого общество выводит право наказания.