Луч надежды
Автор обращает наше внимание на тот немаловажный факт, что раз уж мы осознаем свою слепоту, то, видимо, мы не так уж и слепы. Будет логичным признать существование осмысленного познания. Но зачем же человеку дана способность мыслить, если он не может себе этим помочь? Неужели это издевательство мировой судьбы, чтобы мы страдали, осознавая свое бессилие? Однако данный нам разум не стоит оценивать столь поверхностно. Это просвет, в который необходимо внимательно всмотреться.
Итак, сквозь мировую тьму пробивается луч – знание самого себя. Этот луч не способен одолеть бессмысленность и хаос, но он является нашей надежной опорой. Ее у нас не отнять, и она есть преимущество человека над вселенной, ибо он осознает свою бесконечную слабость перед ее силами. В лице нашего знания, которое явно сверхпространственно и сверхвременно (способно обозревать и познавать и бесконечное пространство, и бесконечное время), мы имеем наличие в нас начала иного, вечного бытия, действие в нас некой божественной силы. Поэтому, вместе с нашим собственным бытием и его осознанием, нам открывается, как его условие, самоочевидное и в себе утвержденное бытие самой Истины и наша утвержденность в ней. Из этого автор делает вывод, что смысл нужно искать не во внешнем бытие, а во внутреннем. Таким образом, горизонт наших поисков расширяется.
На внутренне бытие нас наводит еще и томление неудовлетворенностью жизнью. При всей слепоте и порочности наших влечений, их сущность все же заключается в стремлении спасти самих себя.
В ходе размышлений автор выстраивает цепочку вытекающих один из другого вопросов. К чему мы стремимся? Откуда в нас есть понятие абсолютного блага? Откуда понятие вечного? Мы стремимся к чему-то, чего мы никогда не встречали и не видали в мире, потому что оно по самому своему понятию, по самому качественному своему содержанию невозможно в мире. Предмет нашей мечты, следовательно, имеет сверхмирное, сверхэмпирическое содержание. Он есть что-то иное, чем весь мир и вместе с тем он нам дан. И тут возникает поражающий вопрос: не являемся ли мы уже обладателями искомого?
Размышляя о «воображении» и «мышлении», автор приводит весьма убедительный аргумент существования искомого. Если мы его воображаем, значит, оно существует для нас, хотя бы в смутной форме. Вопрос же об осязаемости, существовании «на самом деле» здесь столь же неуместен, как неуместен вопрос о существовании «на самом деле» математической формулы или числа. В голове это укладывается с трудом, но ведь никак тут не поспоришь.
Таким образом, искание смысла жизни есть проявление самого этого смысла. Искание Бога есть проявление Бога в человеческой душе. Именно Его действие проявляется в нашей неудовлетворенности и искании. Автор подводит промежуточный итог своим размышлениям: «Где-то в глубине нашего собственного существа, далеко от всего, что возможно в мире и чем мир живет и вместе с тем ближе всего остального, в нас самих или на том пороге, который соединяет последние глубины нашего «Я» с еще большими, последними глубинами бытия есть Правда, есть истинное, абсолютное бытие; и оно бьется в нас и требует себе исхода и обнаружения, хочет залить лучами своего света и тепла всю нашу жизнь и жизнь всего мира, и именно это его биение, это непосредственное его обнаружение и есть та неутоленная тоска по смыслу жизни, которая нас мучит. Мы уже не одиноки в наших исканиях, и они не кажутся нам столь безнадежными, как прежде». К этому моменту суждения Франка начинают складываться в моей голове в общую картину его видения смысла жизни, однако рассмотрены еще не все вопросы.