7.3. Гендерные различия в брачно-семейном поведении

В англосаксонских странах понятия «феминистские исследования», «гендерные исследова­ния» и «исследования по проблемам женщин» часто считаются синонимами. Однако в научной практике преобладает традиционное понятие «исследования женских проблем» (или «по проблемам женщин»). Это направление рассматривается как «научная ветвь женского движения, которая занимается как исследованием, так и обучением. Исследо­вание – обучение – политическое участие являются составными частями и отражением исторического процесса становления женщин» (X. Роуз).

Выступление Хилари Роуз – одно из немногих, в котором сделана попытка определить, хотя бы в самой общей форме, содержание «гендерных исследований». Но она так и не получила поддержки на семинаре ни со стороны зарубежных, ни тем более отечественных ученых. Создалось впечатление, что наши участники при­держивались давно запрограммированных подходов и не пытались установить различия или сходства между гендерными и традиционными социологическими исследованиями женщин.

С нашей точки зрения, гендерные исследования – это изучение положения женщин через призму прежде всего социопсихологических и социокультурных особенностей пола. Экономика и политика, социальная среда здесь, конечно, учитываются, но, как правило, в качестве второстепенных, не решающих, не определяющих обстоятельств.

Хотя понятие «гендерные исследования» в нашей стране не получило распространения ни в науке, ни в общественной жизни, их предмет близок социологическим, которые ведутся у нас по социальным аспектам положения женщин и развития женских дви­жений. Имеются однако и существенные различия. Они состоят в том, что мы всегда недооценивали роль психологических факторов в социальной жизни, в поведении. мотивациях женщин. И уж совсем не занимались изучением воспитательно-образователь­ной функции исследований положения женщин. На наш взгляд, только в последнее время излечивается своеобразный «флюс» социологических исследований женского воп­роса, долгие годы фактически сводившихся к социологии семьи и социологии досуга.

Отметим несколько моментов. Первый. В постперестроечный период социологи стали уделять больше внимания таким вопросам как: женщины, власть и политика; женщины и рынок; психология женского поведения (в частности, электорального). Если раньше мы признавали и институировали исследования женщины только как труженицы, в лучшем случае – как матери и воспитательницы детей, то сейчас постепенно переходим к социологическому анализу положения женщины во всем многообразии ее социаль­ных ролей и психологических особенностей.

Второй. Как в нашей стране, так и за рубежом, существенно изменилось само содержание «женского вопроса». В развитых странах, например, женщины добились больших успехов в признании об­ществом их социально-экономических и политических прав, в защите материнства и детства. Приняты законы и административные правила, охраняющие интересы женщин в системе государственного управления, на производстве, оберегающие их честь и до­стоинство.

Сегодня центр тяжести в постановке и решении «женского вопроса» все больше сдвигается в сторону повышения статуса женщин, определяемого возможностями и за­дачами современного социально-экономического и политического развития общества. Женщины добиваются равноправия с мужчинами в вопросах оплаты труда, социаль­ного обеспечения, положения в быту и семье, в воспитании детей.

Существенно изменилось содержание женского вопроса в новых социально-полити­ческих условиях, складывающихся в нашей стране. Все чаще острые противоречия и конфликты разделяют женщин коренной и некоренной национальностей в России, в новых суверенных организациях СНГ. Трагичны судьбы свыше 600 тыс. беженцев (в значительной части женщин и детей), лишившихся крова.

В идеологическом плане женский вопрос потерял свою одномерность, стал плюралистичным. Главная проблема – пути развития страны – расслаивает как общество в целом, так и его женскую половину. Женщин объединяет их заинтересованность в государственной поддержке образования и здравоохранения, женского труда и социаль­ных гарантиях работницам, необходимости улучшения условий содержания и воспитания детей. С другой стороны, при переходе к рынку женщины первыми страдают от без­работицы, от социального и имущественного расслоения общества, от вытеснения из сферы производства и стремления властей насильно вернуть «женщин в семью», от фактической невозможности отказаться от тяжелой физической работы, дающей сравнительно высокий и гарантированный заработок. Эти перемены объективно ведут к политизации женщин, к необходимости участия их в действиях социального протеста, в деятельности партий и общественных движений, различных массовых объединений в борьбе за свои интересы, и права против усиливающейся дискриминации, что особенно характерно для переломных и переходных периодов общественного развития.

Третий. Отчетливо просматриваются два различных подхода к социо­логическому анализу социальной роли женщин в обществе. Один из них рассматри­вает женщин лишь как социально-демографическую группу; другой – как уникальное социальное образование, социум, крупную общность, отличающуюся специфическими демографическими характеристиками, многоролевыми функциями и определенным социальным статусом. Мы придерживаемся второй точки зрения: женщины – реально существующая и эмпирически фиксируемая, относительно целостная и устойчивая социальная общность. Они участвуют в социальных и политических процессах, в сферах производства, предпринимательства, культуры и политики.

История XX века, история нашей страны (особенно на современном ее этапе) свидетельствует об ограниченности и даже социальной и моральной неполноценности резне» (женщины – объект политики». Женщины все активнее выступают в качестве ее субъекта, практически нераскрепощенной социальной силы. Эта сила способна оказывать и оказывает разностороннее влияние на ход истории: ускоряет или замедляет общественный прогресс, содействует или препятствует возникновению и решению социаль­ных конфликтов.

Четвертый. В эпоху крупных политических и социально-экономических кризисов женщины нередко выступают в роли инициаторов общественных движений, их лидеров? При этом они не только не дублируют «сильный пол», но влияют на мужчин, их взгляды, оценки, поведение.

Как субъект политики, женщины создают свои формы самоорганизации (формальные и неформальные) с нежесткой структурой, объединяющие своих членов общими интереса­ми либо в длительном, либо в кратком, временном пространстве. В связи с этим возникает необходимость разграничивать категории «женский вопрос» и «женское движение», смешиваемые даже в научной литературе. Первая, предполагает осмысление положения» «женщин в обществе, обоснование программы их эмансипации, достижения полного равенства с мужчинами во всех сферах общественной жизни.

«Женское движение» в широком смысле слова означает многообразие форм борьбы женщин за свои права и интересы. Социологи изучают женские движения как одну из форм социального движения. Женское движение представляет собой совместные действия различных социальных, демографических, этнических, национальных женских групп,» объединенных единой целью, общими духовными ценностями и системой норм, регулирующих поведение, располагающих символикой женских ценностей.

На смену квазиединому женскому движению пришли десятки союзов женщин, ассоциаций, объединений, клубов различных ориентации со своими принципами поведения и духовными ценностями, с широкой палитрой целей и задач, не имеющие единого формального лидера. Пока женские движения в стране развиваются не по пути консоли­дации свих целей и усилий, а по пути обособления, разобщения. Все они заслужи­вают специального изучения, чего раньше в нашей социологии не делалось. Сейчас это одно из направлений социологии политических отношений.

Социология, философия всегда имели дело с универсальным, всеобщим, с человеческом вообще, а не со специфическим проявлениями человеческого бытия – половыми, возрастными и т.д. От­сюда вопрос – правомерна ли в философии проблема природы женщины?

Американская феминистка К. Гулд выдвигает три аргумента: во-первых, позиция оппо­нентов основана на абстрактном понимании универсальности, которые коренятся в отождеств­лении философии с исследованием фундаментальных сущностей. Между тем универсальность должна пониматься как конкретная универсальность. Универсальная проблема природы чело­века не может быть решена в абстракции от существования различий между мужчинами и женщинами Во-вторых история философии демонстрирует нам, что философы, полагавшие будто они занимались анализом абстрактно-универсальных черт человека, в действительности создавали ценностно-ориентированные теории отражающие сексистские предрассудки опреде­ленных социальных групп. И, наконец, представление о человека есть не раз навсегда данная сущность а исторически изменчивая дефиниция. Современный контекст требует «освобожде­ния философии» что предполагает вовлечение в сферу философии вопросов о природе женщины, о причинах мистификации ее подчиненного положения, деформации ее самосознания и т.д.

Ключевой и наиболее трудной для феминистской философии является проблема при­роды женщины. В современной науке существует два подхода к объяснению этой проблемы.

Представители феминистской мысли, которые придерживаются социологической моде­ли (Гримшоу, Бенджамин и др.) доказывают, что различие между женщиной и мужчиной носит социальный характер. При этом, они не отрицают существование анатомических особенностей двух полов.

Современный феминизм фиксирует ситуацию «культурной анонимности женщины» и задается вопросом, является ли данная анонимность следствием маскулинных приоритетов в культуре или того, что «женщины не существует», т.е., что на самом деле за рамками физиоло­гии нет никакой особой женской природы, которая могла реализоваться в альтернативном культурном творчестве? Пытаясь ответить на от вопрос, исследователи разводят пол (Sex) и гендер (Gender). «Западное общество организовано вокруг убеждения, что различия между по­лами более значимы, чем то, что у них есть общего. Когда стараются определить эту разницу в терминах «естественных» различий, здесь смешиваются два разных процесса: тенденция раз­личить пол и тенденция различить способ существования пола. Первое есть действительно, постоянная черта человеческого общества, но второе – нет. И поэтому необходимо различение пола и гендера; если половые различия имеют естественное происхождение, то вторые имеют свой источник в культуре, а не в природе», – пишут представители этой теоретической позиции. Они убеждены, что женщину с ее особой природой просто придумало для своего удобства маскулинно-ориентированное общество, на самом же деле, как это, в частности, показывают ан­тропологические и этнографические исследования, «от природы» женщина наделена такими же способностями и может выполнять все те социальные и культурные функции, которые всегда считались прерогативой мужчин.

Теоретики этого направления тщательно исследовали социальную технологию форми­рования гендерных ролей, того, как формируется гендерное сознание через различные соци­альные институты, искусство, науку, опыт повседневной жизни. В книге, которая так и называ­ется «Технология гендера», Т. де Лауретис проводит прямую аналогию между гендерном и идеологией, показывая, что гендер есть не что иное, как разновидность идеологических отно­шений.

По мнению некоторых авторов, понятие гендера позволяет учитывать изменяемость, историчность, вариативность, различия женщин в соответствии с возрастом, семейным поло­жением, социальной и этнической группой и пр. Поэтому понятие гендера не является естест­венным или заданным: это процесс создания и воспроизводства институтов, значений, идентичностей. В то же время он имеет систематический характер с определенной логикой, зависит от культурного и социального контекста, от специфики гендерных отношений в разных общест­вах, в разные исторические периоды, в разных этнических группах, социальных классах и поко­лениях. Или, как пишет X. Хейн, «гендер должно понять как нареченный, а не как сущностный субстрат», т.е. как «социальнообразуемая, а не как универсальная фундаментальность», он «должен быть рассматриваем как система человеческих отношений, которые глубоко пронизы­вают все социальные отношения».

Разведение пола и гендера часто было связано с поддержкой идеи андрогинного типа общества. В противоположность андроцентристскому в андрогинном обществе половые разли­чия будут делом очень маленькой значимости – здесь не будет мужчин и женщин в традицион­ном смысле слова, здесь будут индивидуальности с разным, набором мужских и женских ка­честв, которые распределены вне зависимости от физиологического строения органов, и сво­бодным, не навязываемым обществом выбором вида социального поведения и сексуальной ориентации.

Однако данное направление, манифестирующее идею абсолютного гендерного равен­ства, сталкивается с тем банальным фактом, что представители только одного пола рождают и вскармливают детей, и это биологическое «неравенство» имеет большие социальные и куль­турные последствия.

Вообще тема материнства в современном феминизме – одна из центральных. Предста­вители биологического подхода к пониманию природы женщины стремятся показать, что имен­но женская способность к деторождению была базисной основой социальной и культурной дискриминации женщины. Сведение, как говорит де Лауретис, женщины к некой единой сущно­сти Женщины, а последней к матери привело к тому, что женщина была выключена их сферы культурных достижений, социальных интересов, личностных приоритетов.

Их первой реакцией на осознание неправомерности многовекового сведения женской жизнедеятельности к атрибутивной характеристике семьи и деторождения было полное отри­цание позитивной роли материнства в жизни женщины. Так С. Файерстоун, одна из ведущих лидеров американского феминизма в 70-е годы, была убеждена, что тех пор, пока женщины продолжают рожать детей, они с неизбежностью будут подавляемы и угнетаемы и что единственный способ избежать этого – внематочное размножение и новые формы общест­венной жизни. Дж. Аллеи доказывала, что материнство уничтожило женщину и поэтому оно, по крайней мере со временем, должно быть искоренено, материнство опасно для женщин, потому что оно утверждает ситуацию при которой женщина (female) должна быть только женщиной (women) и матерью, оно отрицает возможности развития для женщины личного творчества и создания мира, который был бы для нее открыт и свободен.

Однако не все феминистки разделяли подобные крайние воззрения. В этом смысле по­казательна книга Рич, которая стала одним из бестселлеров американской феминистской тео­ретической мысли двух последних десятилетие. Опубликованная во второй половине 70-х годов книга Рич определила некий водораздел в феминистском мышлении по поводу материнст­ва, различив материнство как институт и как практику.

По ее мнению, материнство, представленное в общественном сознании через те сте­реотипы, которые отражены и в искусстве, и в публицистике, и в специальных изданиях, имеет слабое отношение к реалиям этого явления.

Автор книги доказывает, что «материнство, не упоминаемое в историях завоеваний и войн, имеет свою историю, свою идеологию». И Рич убеждена, что материнство, хотя и важная часть жизни женщины, все же только часть. С точки зрения которой природы женщины как тако­вой, в чем-то отличной от мужчины, просто на самом деле нет, ибо даже тот, что именно жен­щина рожает детей при соответствующей социальной организации (где родители воспитывают детей на равных условиях или при условиях одного выбора, кому этим заниматься, или даже, используя возможности сменных технологий, при замене естественного материнства искусст­венным) будет не иметь принципиального значения.

Их оппоненты смотрят на проблему иначе. Они также считают, что природа женщины детерминирована не биологически, а социально, но это, с их точки зрения, нисколько не отри­цает факта ее существования, иными словами, природа эта не есть абстракт, присущий от­дельному индивиду, она несет в себе совокупность общественных отношений. Тео­ретики данного направления прямо указывают на свое методологическое тождество с теорией К. Маркса. Например, Дж. Гримшоу отстаивает идею «второй природы» и пишет, в частности – «Возможно, нельзя сказать, что активность, агрессивность, стремление к доминированию «от природы» свойственны мужчинам больше, чем женщинам, но благодаря общественным отно­шениям характеристики эти так глубоко укоренены в самосознании личности, что вполне могут быть названы конституционной природой человека». Авторы этого направления часто вступа­ют в полемический диалог с теорией Фрейда, который, как известно, отстаивая идею, что «ана­томия – это судьба», был убежден в резком различии природы мужчины и женщины, их нравст­венных, интеллектуальных, творческих потенций, в том, что «чувство справедливости проявля­ется у них (женщин) в меньшей степени, чем у мужчин, и что они менее подготовлены к боль­шим требованиям жизни, что они гораздо чаще в своих суждениях попадают под влияние, чувств и аффектацией».

С Фрейдом, известный психолог Ходорова Н. соглашается только в том, что различия между мужчинами и женщинами в психологии действительно имеют место. Но они, по ее мне­нию, не анатомического свойства, а социального. Она пытается доказать это, рассматривая процесс отделения и индивидуализации личности на первом этапе социализации. Поскольку всю ответственность за ребенка несет женщина-мать, то девочка отождествляет себя с мате­рью (а потом с другими), а мальчик отождествляет себя с отцом, следовательно он должен дистанциироваться от матери, отсюда доминанта автономии и сепаратизма в мужской психологии и мировоззрении. Да и сама мать относится к детям по-разному: к девочке как к «себе», а к сы­ну как к «другому». Но половые различия в раннем опыте индивидуализации никак не приводят к тому, что женщины имеют слабые границы «эго». Просто девочки из этого периоды выносят большую склонность к заботе о других, чем о себе.

Таким образом для мальчиков и мужчин сепаратизм и индивидуализация прямо связа­ны с идентификацией своего пола в обществе, поскольку отделение от матери – определяющая черта в развитии маскулинности. Для девочек и женщин, напротив, проблема феминности и феминной идентификации не связана с процессом отделения от матери и индивидуализации.

С этим согласна и другая исследовательница, Дж. Бенджамин. Вместе с тем продолжая эту мысль, она считает, что глубокое переживание дочерью слитности с матерью позволяет ей понимать мир «внерассудочно», «внедуалистично», исходя из вечного единства с ним. Это ока­зывает большое влияние на историческое формирование особой женской природы, в основе которой лежит установка на единство с ним (в соответствии с основной формулой женского восприятия «я есть ты», в отличие от доминирования в мужском сознании формулы «я есть не ты»), на синтез и целостность, что предполагает отказ от поляризации субъективного и объек­тивного, явного и пассивного, эмоционального и рационального, сознания и интуиции.

Анализу специфики соотношения рационального, эмоционального и интуитивного при­роде сознания женщины посвящена книга К. Макмиллан «Женщина, разум и природа». Автор исходит из того, что источник этой специфики – не только первоначальный опыт женщины как дочери но прежде всего опыт матери и вообще специфически женский опыт семейной жизни. Именно то, что сферой жизнедеятельности женщины (и соответственно ценностные ориентиры в ее воспитании) на протяжении всей обозримой истории была семья, где приоритетными яв­ляются любовь, сочувствие, стало причиной формирования специфических особенностей жен­ского мышления. Макмиллан замечает, что поскольку мужчина в культуре всегда ассоцииро­вался с умом и разумом а женщина – с чувством и интуицией, познавательные способности мужчин всегда оценивались неизмеримо выше женских. Однако, показывает автор, «чувства» имеют большой познавательный потенциал, не уступающий по своей значимости «мысли», женщина часто бывает умна чувством, и в ней нисколько не меньше разумного начала, чем в мужчине, просто это стало у нее неотделимо от чувства. Женская интуиция не есть что-то вро­жденное, таинственное. Повседневная и в высшей степени деликатная работа женщины как матери и жены всегда требовала не общих знаний, знаний совершенно конкретных, связанных с чувством индивидуальности каждого на семьи, с чувством контекста всех условий их жизни, отсюда и специфика некого мышления, которую можно обозначать как монизм (в противополо­жить дуализму), поскольку рациональное, с одной стороны, и эмоционально-интуитивное – с другой, не противостоят друг другу, а представляют нерасчленимое.

Такой особенности женского мировосприятия, как контекстуальность, т.е. большая ориентация на конкретную ситуацию и взаимосвязь людей друг с другом, была посвящена книга К. Гиллиган «Другим голосом», имевшая большой резонанс в теоретических исследованиях при­роды женщины. Гиллиган фокусирует свое внимание на морально-психологическом аспекте проблемы. Автор утверждает, что на самом же деле женский «образ мысли» не лучше и не хуже традиционного, т.е. мужского, – он просто другой (отсюда и название всей книги). И специфика его заключается в большей ориентации на «здесь и теперь», на конкретную ситуацию и челове­ческие связи, на то, что называется субъективным фактором. Если для мужского менталитета в моральной сфере определяющими оказываются понятия справедливости, морального закона, то для женского – понятия заботы, взаимопонимания и доверия. При этом Гиллиган опирается в своем анализе на рассмотренные Ходоровой идеи о специфике взаимоотношений дочери и ма­тери и также считает, что данные различия мужского и женского детерминированы социальным устройством (прежде всего семейными отношениями).

Однако есть еще одна точка зрения, представители которой видят источник своеобра­зия женской природы в особенностях ее биологического строения. Они считают, что утвержде­ние, будто человеческий разум и тело представляют собой два различных вида существования, которые только случайно связаны друг с другом.

Т.о., практикуемый феминистками взгляд на культуру оказался необычайно плодотворным. Так. в политической философии идеи феминизма оказались в центре дебатов о природе поли­тики в условиях демократии. Демократический процесс в идеале разрешает конфликт не только волей большинства, но и поиском решений, включающих интересы меньшинств. Так совеща­тельная демократия не просто регистрирует предположения отдельных личностей она побуждает граждан по-другому думать о своих интересах. Теоретики американского феминизма в этой связи подчеркивают ценность большого опыта женщин в вопросах семейной жизни, что меняет и обогащает структуру совещательной демократии рядом практических моделей.

Феминистки обращают внимание на то, что женщины меньше, чем мужчины выступают публично и больше слушают. Из поколения в поколение женщин учили слушать. Уже в V в. до н.э. Софокл сказал: «Молчание венчает женщину». Практика показывает, что умение слушать, но не молчать действительно приносит лучшие результаты при принятии решений. Разрабаты­вая идею формирования этики внимания и способности слушать, мыслители феминизма так же подчеркивают важнейшую роль эмоций в совещании. Эмоции помогают нам осознать чем мы хотим быть.

Положительная черта молчания заключается в том, что оно позволяет слышать собе­седника. Отрицательная сторона состоит в том, что вся история относительно молчания пре­вращает женщин в актеров политической сцены, гораздо более способных осознать, что когда совещание оборачивается театром, оно оставляет за кулисами тех, кто по натуре или по про­фессии не является актером. Когда совещание превращается в демонстрацию логики, оно ос­тавляет за кулисами их многих, кто не способен выразить эмоционально осознанные потребно­сти в виде четких уравнений.

Чтобы добавить что-то новое к политической теории, исходя из понимания женского опыта, необязательно утверждать, что женщины по сути свой отличны от мужчин. Достаточно уже того, что определенный опыт неравномерно распределен между ними. Сравнительно не­большая разница в опыте может обернуться большими различиями при осознании собственно­го имиджа и социального окружения. Эти различия влияют на свойственные нам методы узна­вания, помогают видеть мир иначе, более ясно.