6. Культура допетровской руси

...Клянусь честью, что ни за что на свете

я не хотел бы переменить отечество, или иметь

другую историю, кроме истории наших предков,

такой, какой нам Бог ее дал.

А.С. Пушкин

 

Вехи истории: от язычества к православию

Самобытный характер развития культуры Древней Руси

и формирование концепции

"третьего Рима"

Россия перед выбором пути развития

 

 

6.1. Вехи истории: от язычества к православию

История государства российского с древнейших времен до современной эпохи, источники изучения роли и места нашего народа в развитии мировой цивилизации находятся в центре внимания отечественных и зарубежных исследователей. Существует много­обра­зие концепций и взглядов о происхождении славянства, варяжских корнях династии князей Рюриковичей, воздействии на экономический и духовный уклад жизни русского общества, евразийского положения страны. И это вполне объяснимо, поскольку до сих пор ученые находят уникальные памятники, проливающие свет на малоизвестные страницы прошлого нашей Родины и раскрывающие глубинные истоки становления и развития культуры на различных исторических этапах.

Известный русский мыслитель П.Я. Чаадаев не исключал, что "фантастические славяне" при разнообразных поисках будут время от времени откапывать "диковинки" для наших музеев и библиотек, но, по его мнению, "позволительно сомневаться, чтобы им удалось когда-нибудь извлечь из нашей исторической почвы нечто такое, что могло бы заполнить пустоту наших душ и дать плотность нашему расплывчатому сознанию"^86[1].

Мыслящая Россия неоднозначно встречала подобные публичные высказывания П.Я. Чаадаева. Его обвиняли в антипатриотизме, преклонении перед Западом. В ответ на критику он публикует статью "Апология сумасшедшего", в которой разъясняет свою позицию и пишет о любви к Родине: "Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа; но верю и в то, что патриотическое чувство, одушевляющее меня, не совсем похоже на то, чьи крики нарушили мое спокойное существование... Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами"^87[2].

Конечно, слова П.Я. Чаадаева наполнены болью за неизвестное прошлое России. И не его вина, что как и многие соотечественники, он не знал ни истории своей страны, ни ее народа. Многое было еще скрыто от любознательного взгляда русского человека – таилось в архивах монастырей, церквей, на чердаках и в сундуках деревенских изб русского Севера и открывает свои тайны до наших дней. Немало памятников старины безвозвратно погибло, многие еще не изучены и ждут своего часа или более внимательного прочтения.

П.Я. Чаадаев, видимо, так до конца и не понял, что Россия – не Запад, и к оценке ее развития нельзя подходить с западноевропейских позиций. Позже другой русский мыслитель К.Д. Кавелин сформулирует суть отличия России от Запада и заявит: что Западная Европа выработала свои доктрины, которые отвечали и жили своей жизнью, основанной на прагматизме, которого не хватало России с ее соборностью (общинностью) и особым складом характера.

П.Я. Чаадаев призывал бросить ясный взгляд на прошлое России, чтобы узнать, как мы должны к нему относиться. Однако он был уже "брошен", во-первых, Н.М. Карамзиным в "Истории Государства Российского", которую А.С. Пушкин оценил как произведение великого писателя и подвиг честного человека. Во-вторых, княгиня Е.Р. Даш­кова считала, что "задолго до рождения Петра I русские покорили Казанское, Астраханское и Сибирское царства... В монастырях хранятся великолепные картины, относящиеся еще к тому отдаленному времени. Наши историки оставили больше документов, чем вся остальная Европа, вместе взятая. Еще четыреста лет тому назад Батыем были разорены церкви, покрытые мозаикой"^88[3]. Подобные суждения высказывали и многие другие современники Чаадаева.

Действительно, истоки культурного развития восточнославянских племен изучены недостаточно. Обычно, когда заходит речь об истории становления восточнославянской государственности, то обращаются к "Повести временных лет", древнегреческим, византийским или арабским источникам. Между тем в распоряжении ученых имеются мало изученные источники, как, например, "Велесова книга", которую одни ученые не рассматривают всерьез, другие воспринимают с большими оговорками. Так, Л.Н. Гумилев, в свое время открыто и обоснованно вступивший в противоборство с официальной доктриной истории развития Древней Руси, не поддержал право на жизнь этого источника по изучению наших восточнославянских корней. А между тем некоторые ученые настаивают на том, чтобы рассматривать "Велесову книгу" в качестве одного из источников изучения истории славянства и в связи с этим ставят "пять научных проблем"^89[4].

Первая проблема – появление варягов на Руси, которые были по национальности славянами и приглашены в Новгород потому, что мужская линия древней славянской новгородской династии угасла. "Варяги" являлись представителями женской линии угасшей новгородской династии и приходились внуками последнему новгородскому князю Гостомыслу. На "княжение", таким образом, призывали своих – славян, а не чужих – германцев. Никакой существенной роли в создании государственности и культуры Древней Руси германцы не сыграли. И государственность, и культура были свои, создавались веками еще до этого собственными руками.

Вторая проблема – происхождение племени "русь". По ней не существует единого научного подхода, а этимология ему объяснения не дает. Одни ученые под дифиницией "русь" понимают иноземное, неславянское племя, другие наоборот - туземное, славянское племя. Так, ученые-норманисты (Г.З. Байер, А.Г. Шлёцер, М.П. Погодин, С.М. Соловьев и др.) относили его к варягам-норманам, как вид к роду; некоторые русские историки XVIII в. (В.Н. Татищев, И.Н. Болтин) выводили русь из Финляндии, М.В. Ломоносов - из Прусской земли, другие - из балтийских славянских племен, мордвы, поволжских финнов; третьи считали, что "русь" - производным от латинского понятия "rus" - деревня, именем которой римляне называли весь славянский мир; четвертые видели в руси туземное славянское племя; пятые, как В.О. Ключевский, считали, что "русь" - это высший служивый класс Киевской Руси и т.д.

Тем не менее, по мнению многих историков, племя "русь" – древнее, появившееся в Восточной Европе, видимо, на рубеже старой и новой эры, просуществовало в Средней Европе до конца XI в., пока не было истреблено. Это среднеевропейское славянское племя Русь в IX в. послало в Новгород сыновей местного князя (Рюрика, Трувора и Синеуса) для восстановления угасшей династии.

Третья проблема – это "проблема славянства", или прародины славян. Известно, что славяне в Европе – автохтоны, то есть коренные жители. Вся Средняя Европа, от устья Эльбы до устья Дуная, была издревле заселена славянами. Однако историки, главным образом немецкие, ошибочно принимали огромное количество славянских племен за германские. Родилась даже теория о существовании германцев уже в первые века нашей эры от Рейна и до Дона.

Четвертая проблема касается вопроса письменности, как важнейшего показателя культуры. Имеются доказательства использования древними славянами "особой системы рун", а так называемая глаголица и кириллица употреблялись гораздо раньше того времени, которое им до сих пор приписывали. Глаголица была, по-видимому, изобретена в конце IV в. епископом Ульфилой, а кириллица применялась задолго до святого Кирилла (Константина), который лишь усовершенствовал алфавит.

Пятая проблема – достоверность "Велесовой книги", которая представляет собой, скорее всего, летопись языческих русских жрецов, начинающаяся событиями задолго до нашей эры и доведенная до Аскольда и Дира. Вокруг достоверности этого источника велась полемика между русским ученым Л.Н. Гумилевым и канадским историком Сергеем Лесным.

"Велесова книга" еще мало изучена. Но если это достоверный источник, то она вносит существенные дополнения в историю славянских народов и меняет наши знания о их прошлом. Л.Н. Гумилев полагает, что из пяти проблем можно принять четыре, как нечто общепризнанное, а пятая – о "Велесовой книге" – крайне сомнительна^90[5].

Согласно "Велесовой книге" славяне, как и другие языческие народы, имели свою религию, свою Троицу богов. И трудно не согласиться с историками, считающими, что каждая религия отражает душу народа, его суть, способ мышления, нравственные и умственные качества. Религия славян была языческая, с множеством богов, среди которых выделялись три бога – Триглав-Сварог (дед богов, "старший бог Рода божьего и Роду всему – вечно бьющий родник"), Перун (громовержец, бог "битв и борьбы") и Свентовит (он же Велес), который "восстал богом Прави и Яви!.. Ведь Свентовит – это Свет". В "Велесовой книге" называется множество других богов (Хорс, Вышень, Белояр, Купала, Студич и др.).

В "Велесовой книге", говорится, что три брата – Кий, Пащек и Горовато – были не только храбрыми воинам, водившими дружины, но и лицами, "от коих истекли три славных племени". Кий с братьями шел "на юг к морю и мечами разили врагов, шли от горы великой, до долины с травами, где много злаков. И там освоился Кий, который начал обустраивать Киев, ставший русским... Кий же уселся в Киеве. И мы ему подчинились, а с ним Русь собралась воедино"^91[6].

"Велесова книга" была скорее всего не единственным памятником древней славянской культуры дохристианской Руси. Большинство ученых считает, что тексты древнеславянских священных песен, мифов, сказаний погибли после христианизации Руси. Действительно, христианство распространялось и принималось нашими предками далеко не всегда добровольно. В ходе насильственной христианизации Киевской Руси могли быть уничтожены многие памятники языческой материальной культуры. Однако при изучении письменных источников христианского периода европейских и азиатских этносов, включая восточнославянские народы, удалось выявить имена и атрибуты персонажей существовавших мифологических преданий.

С введением христианства в славянских землях, в том числе в Киевской Руси, были разрушены высшие уровни языческой мифологии. Ее персонажи стали рассматриваться как отрицательные, если только не были отождествлены с христианскими святыми (Перун – со святым Ильей, Велес – со святым Власием, Ярила – со святым Юрием /Георгием/). Низшие же уровни славянского язычества оказались более устойчивыми и создали сложные сочетания с господствующей христианской религией, образовав как бы "двуеверие". Прежде всего сохранилась демонология: вера в лешего, водяного, домового и т.д. К этому же разряду можно отнести веру в многочисленных злых духов – злыдней, кикимору, анчутку (черта).

К началу распространения христианства в Киевской Руси восточнославянское язычество еще, видимо, не успело выработать строгие формы культа, а служители язычества сформироваться в особое сословие. Места отправления культовых ритуалов, так называемые капища, еще не превратились в храмы, хотя на этих местах и ставили изображения богов – идолов. (См. Илл. Поляно-русские украшения)

Принятие Киевской Русью христианства продвинуло эту религию на Восток. В этом была заинтересована не только Византия, но и Западная Европа. Киевская Русь, граничившая на юге и западе с христианскими государствами, могла стать их форпостом на востоке. Поэтому в определенной степени Киевская Русь испытывала давление христианского мира. С другой стороны, принятие христианства было выгодно ей самой. Вступление Киевской Руси в христианский мир было неизбежным по ряду причин:

•                  во-первых, только христианам Византия создавала нормальные условия для торговли;

•                  во-вторых, вступление в христианский мир делало возможным заключение династических браков, являвшихся одним из надежных способов установления межгосударственных союзов и развития дипломатических отношений;

•                  в-третьих, христианство должно было сыграть роль консолидирующей идеологии восточнославянских племен – единая вера, единый князь, единое государство. Язычество с его родоплеменными богами и жрецами (волхвами) могло только теоретически пойти на разрушение родоплеменной структуры и объединение Руси. С принятием христианства появлялась религиозно-идеологическая предпосылка объединения славянских племен. Новая вера подрывала авторитет жрецов, которые, будучи влиятельной частью общинной власти, выступали альтернативной властью, противостоящей князю.

Кроме того, язычество было неприемлемо для централизованной власти, которая нуждалась в покорности подданных. Если христианство за покорность обещало блаженство в вечном мире на небесах, то язычество гарантировало вечное существование в том социальном положении, которого умерший достиг на момент смерти. Поэтому язычник до последнего часа жизни пытался улучшить свое положение, так как право на благополучное будущее и вечное существование зависело лично от него. Видимо поэтому славянин предпочитал гибель в бою жизни в плену, потому что в этом случае он становился рабом, а его будущее вечное существование – рабским. Христианство, напротив, превращало покорность в основную человеческую добродетель.

Принятие православия Киевской Русью оказалось сложным процессом, который нельзя сводить только к акту крещения, начавшемуся в 988 г. Почему же киевский князь Владимир при выборе единой государственной религии остановился на византийском типе христианства? Причин несколько. Христианство в Византии было государственной религией, лояльной императорской власти и законопослушной. Законопослушание стало одним из элементов православной морали – законы воспринимались как зафиксированные нравственные нормы. В конце IX в. патриарх Фотий понимал формулу византийской государственности как воплощение трех основных идей: 1) божественное происхождение и предназначение Византийской империи (поэтому не случайно при Иване III Древняя Русь будет объявлена ее воспреемницей); 2) превосходство византийского христианства, то есть православия, как истинной веры; 3) непререкаемость с монолитной верховной мирской властью. Освящение власти монарха служило средством безопасности его власти, а придание правительственным распоряжениям сакрального характера имело своей целью подчеркнуть идеальный характер государственного строя Византии.

Князю Владимиру импонировала идея освящения православной церковью верховной власти. Император Византии Фока еще в VII в. в трудное для государства время (гражданская война, в результате которой была потеряна часть владений на Востоке и на Западе) прибегнул к авторитету христианства для освящения своей власти. Он ввел обряд коронования и стал получать венец из рук патриарха, оставаясь независимым от него (этот же обряд потом будет перенесен в Россию). Власть византийского императора была выше власти патриарха, ибо патриарх владел душами верующих, а император – их душами и телами. По словам В.С. Соловьева, "православная церковь принесла на Русь из православной Византии идею великого князя (подчеркнуто нами – В.В.) как Богом поставленного владыки, правителя и верховного судии подвластных народов"^92[7]. Император управлял самовластно, но не единовластно. Данное Богом управление имело свои органы (религиозные, политические, социальные), которые были представлены соответственно священником, императором и пророком. Первый – направлял, второй – управлял, третий – исправлял.

Византия привнесла в Киевскую Русь свой восточный образ государя как верховного владыки, отличный от образа, сформированного в греко-римской цивилизации. Если "Эллада внесла свою идею царя как мудрого правителя, пастыря народов, Рим дал свое представление императора как воплощенного государственного закона", то христианство связало все это с высшим назначением православного царя как "преимущественного служителя истинной религии, как защитника и хранителя ее интересов на земле"^93[8].

Киевский князь, а позднее великий князь и царь Древней Руси, император России как помазанник Божий, царствующий Божею милостью, был независим от народа, то есть его власть не ограничивалась снизу. Но власть христианского правителя ограничивалась сверху, ибо будучи отцом и владыкой народа, христианский царь должен быть сыном церкви. Наделение светского правителя большой духовной властью и возведение его в сан правителя церковными иерархами не принижало роль и значение православной церкви. Как полагает В.С. Со­ловьев, духовная власть не однородна и несоизмерима с мирскою, она должна освящать и направлять эту последнюю, но не может спорить с ней о преобладании. Духовную власть нельзя возвеличить, ибо она, по существу, есть высшая власть в мире, ее "можно унизить, исказить, отделить от того, чему она служит, ради чего существует и чем освящается, – от любви и правды Божией"^94[9]. Это хорошо понимали православные восточнославянские правители, начиная с киевских князей.

Раскол христианского мира в XI в. породил две различные церкви – римско-католическую и православную, привел к возникновению двух цивилизаций – романо-германской (западноевропейской) и византийской (православно-христианской).

Таким образом, романо-германская (западно-христианская) и византийская (и ее воспреемница русско-православная) цивилизации имеют родство. Однако развитие каждой из них протекало своим путем, что привело к углублению различий между ними и возникновению проблемы "Россия – Европа", или "Восток – Запад".

Вместе с православным христианством на Киевскую Русь пришла византийская культура – архитектура, живопись, литература. Византийская архитектура храмов, сочетавшая крестовую и купольную конструкции, привела к созданию крестово-купольных культовых сооружений. На Русь пришел не изначально простой тип христианского храма, а внешне и внутренне обогащенный облик роскошно украшенного здания. В качестве образца для Киевской Руси мог послужить грандиозный константинопольский храм Святой Софии, который имел длину 75 м, ширину – 70 м, а диаметр купола – 33 м.

С православием на Русь пришли церковное богослужение с хоровым пением, богословская литература, живопись (иконопись и фреска), мозаика. Еще в VI–VII вв. в православном богослужении получили развитие вошедшие в литургию такие церковные жанры, как кондак, канон, тропарь. Их использование было строго регламентировано по порядку и тональности исполнения. Уже в X в. церковные и светские хоры исполняли десятки христианских песнопений.

К середине IX в. в Византии было восстановлено иконопочитание, защитники которого обосновали значение культовых образов в православии. Так, богослов Иоанн Дамаскин проповедовал, что иконы являются не просто изображениями, а носителями ниспосланной свыше благодати. Живопись же передает духовную сущность Христа. Видимо поэтому для изображения ликов на иконах характерны схематическое изображение тела и предметов, простота живописных приемов и стремление вызвать возвышенные эмоции, далекие от материального мира. Изображение должно было передать вечное и сущностное.

Византийская школа живописи привнесла на Русь и основные темы – крещение, очищение, преображение, спасение и др. Сюжеты черпались из Старого и Нового Заветов Библии. Обычно центральные фигуры сюжета изображались в анфас, окружающие – в профиль. Вокруг голов святых сияли золотые нимбы. Типизация и схематизация изображений, закрепление их в каноне было необходимым условием для создания узнаваемых образов и сюжетов. По мнению иерархов византийской церкви, изображение должно эмоционально воздействовать на верующего, и от созерцания внешнего облика он должен быть способен перейти к неизображаемому и непостижимому, воплощенному во Христе.

Принятие христианства в его византийском понимании (пра­вославном) неоднозначно воспринимается русскими мыслителями. Одни считают, что после крещения Киевская Русь подпала под так называемую "умственную опеку Византии". К.Д. Кавелин даже пришел к выводу, что русские славяне трижды подпадали под иноземное влияние: с принятием христианства – под греческое; начиная с Ивана III – под литовско-польское; с петровских времен – под западноевропейское. Их последствия для общества были различны. И хотя каждый раз наступал акт самоотречения от собственной культуры, "духовное ярмо" добровольно на себя надевали только верхние слои русского общества. И только принятие христианства захватило широкие народные массы.

К.Д. Кавелин считал, что киевские князья, как люди практичные, сносили интеллектуальную опеку византийской цивилизации постольку, поскольку она принесла восточнославянским племенам христианство, вместе с которым пришли византийские законы, греческие литература и искусство, греческая письменность. В христианскую Русь из Константинополя длительное время присылались священнослужители, монахи, иконописцы, архитекторы. По словам Кавелина, "умственная опека" Византии сохранялась над Русью "чрезвычайно долго" и он даже назвал ее "умственным господством", следы которого тянулись, "постепенно слабея, вплоть до Петра Великого".

Несмотря на это влияние Киевская Русь шла своим путем развития, заимствуя, перерабатывая, но сохраняя своеобразие своей культуры. Еще А.С. Пушкин считал, что нравы Византии никогда не были нравами Киева. В.С. Соловьев был убежден, что Киевской Руси, поставленной между Византией и Западной Европой, одинаково чужды западный феодализм и деспотическая централизация полуазиатской Византии.

Принятие православия, конечно, охладило отношения Западной Европы с Древней Русью. По словам А.С. Пушкина, в результате разделения церквей Русь "осталась чуждою Европе (подчеркнуто нами – В.В.). Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-кафо­ли­ческого мира"^95[10]. Тем не менее еще до монголо-та­тар­ского нашествия Древняя Русь, войдя в ойкумену византийской цивилизации, поддерживала политические, торговые и культурные отношения не только с Константинополем и южнославянскими народами, но и со странами западно-христианской цивилизации.

Массовое крещение восточных славян с 988 г. – только начало распространения православия. Киевская Русь формально стала христианской. Погасли погребальные костры, огни Перуна, но славяне еще долго поклонялись огню, отмечали языческие праздники, волхвы продолжали играть важную роль в сельском обществе. Христианство на Руси было принято первоначально сверху, князем и его дружиной. Основная часть населения, видимо, приняла его чисто внешне, под давлением силы. Корни язычества были настолько сильны, что по мере укрепления позиций православия последнее вынуждено было воспринимать его элементы, которые считаются уже православной тра­дицией (блины на Масленицу, проводы зимы и т.д.).

Принятие христианства в православной версии приблизило Русь к восточному пассивному восприятию миропонимания. Не случайно В.С. Соловьев подчеркивал, что "для византийца, стоявшего твердо и упорно на предании прошлого, христианство было чем-то завершенным и поконченным, божественная истина являлась только как готовый предмет мистического созерцания, благочестивого поклонения и диалектического толкования"^96[11]. Как ранее уже отмечалось, А.С. Пушкин пришел к выводу, что принятие христианства от Византии вывело Русь из участия в европейском процессе развития. Тем самым она сделала добровольный шаг в сторону самоизоляции. Позднее самоизоляция упрочилась в силу установления на Руси 240-летнего монголо-татарского ига.

Древняя Русь, идеологически породнившись с восточной Византией, заняла положение между Востоком и Западом. Поэтому В.О. Ключевский считал: "Исторически Россия, конечно, не Азия, но географически она не совсем и Европа. Это переходная страна, посредница между двумя мирами. Культура неразрывно связала ее с Европой; но природа положила на нее особенности и влияния, которые всегда влекли ее к Азии или в нее влекли Азию"^97[12]. Россия избрала свой самостоятельный путь развития, который отделял ее от Востока, но и не сблизил с Западом.