«Будь здоров, расти большой!»

(Историко-сказочное представление)

Впереди шествует униформист с штандартом, на котором начертано: «Геленджик — город солнца». За ним — духовой ор­кестр в костюмах средневековых герольдов. Затем — пушкари с двумя старинными пушками. Пушки ставятся посреди площа­ди, разыгрывается весь ритуал, предшествующий выстрелу,— прочищают ствол ершом, заряжают, подносят факел, команду­ют «Огонь!», затыкают уши... Залп! Пушки стреляют по зри­телям конфетти. Пушкари кланяются, садятся на пушки вер­хом. Герольды трубят.

По радио на фоне музыки звучит текст:

В наш ультрасовременный век

Любой ученый человек,

Кого б вы ни спросили,

Ответит «Мир устроен так:

Земля стоит на трех китах,—

На спорте, юморе и медицине!..»

Мир без Геленджика существовал только первые шесть дней творенья. А на седьмой день Господь Бог, умаявшись от трудов праведных, вызвал к себе заведующего РАЙ-здравом, божьего сына Эскулапа и повелел ему найти на земле место, где можно по-божески отдохнуть, а заодно и слегка подлечиться...

Снова трубят герольды, затем быстрая музыка — галоп. На фоне музыки текст диктора:

Бог Эскулап в колеснице несется, как птица,

Самые быстрые звери влекут колесницу,

Где б ни промчалась она, сотрясая равнины и горы,

Свет ей повсюду зеленый дают светофоры.

Появляется колесница бога медицины — Эскулапа. Это де­корированная машина, которую «тащат» самые быстрые пред­ставители водного, земного и воздушного царства: дельфин, ге­пард и сокол. Рядом с Эскулапом в колеснице великие врачева­тели разных эпох и стран: Гиппократ, Авиценна, Парацельс и Пирогов в соответствующих костюмах. У них в руках огромные термометр, клизма, шприц, стетоскоп, скальпель и песочные ча­сы. Рядом две дочери Эскулапа — Гигиена и Панацея, обе в белах халатах. Пока машина едет, по радио звучит текст:

Эскулап приятную получает весть,

Место благодатное на Кавказе есть,

И на этом поиски он решил свернуть —

Здесь вполне по-божески можно отдохнуть.

Следом за машиной Эскулапа въезжает вторая декорирован­ная машина. На ней огромная чаша со змеей, обвившей ее, — символ медицины. Рядом казачка с двумя бадьями на коромыс­ле, черкешенка с кувшином на плече, древний грек с амфорой в руках и русский витязь в шлеме. Обе машины останавли­ваются в центре площади, стыкуются бортами и образуют сце­ническую площадку. Эскулап подходит к микрофону.

Эскулап. Я сын бога Солнца Гелиоса, бога Света и покровителя всех искусств венценосного Аполлона. И именно он согласно древнегреческой мифологии открыл врачевание. Так что воплощенный во мне, Эскулапе, и в вашем прекрасном городе Геленджике союз солнечного света, искусства и медици­ны, этот союз, как говорится, от бога! Все герои.

Если ты телом иль духом ослаб,

Поможет тебе Эскулап!

И даже у смерти самой из лап

Вырвет тебя Эскулап!

Эскулап. Сейчас я на ваших глазах приготовлю самое удивительное в мире лекарство — средство от всех болезней. Подать мне сюда Черное море!

Гремит марш. На площадь въезжает кавалькада бога мо­рей и океанов Нептуна. Впереди — оркестр тритонов, которые трубят в витые раковины. Затем — тридцать три богатыря и дядька Черномор. За ними в карете, запряженной морскими коньками, едет Нептун с трезубцем на перламутровом троне. Впрочем, трезубец больше похож на большую вилку с насажен­ной на нее рыбой. Вокруг него — русалки, нереиды, морские звезды, осьминоги, медузы и морские черти. Сзади — морской змей. По периметру площади начинают бить фонтаны (две по­жарные машины и брандспойты). В карете вместе с Нептуном едут два вещих морских старца Протей и Нерей, а также пре­красная Амфитрита. Она жует яблоко. Все это появление пред­варяется текстом диктора:

Наш город у моря.

И вот по волнам

С ветрами, штормами и бурями споря,

Нептун с его свитой плывет в гости к нам,

А в свите все жители Черного моря.

Тритоны трубят и группа появляется на площади. Тридцать три богатыря поют хором на мотив песни охраны из кинофиль­ма «Бременские музыканты»:

Куда плывет Нептун, — секрета нет!

Секрета нет! Секрета нет! Секрета нет!

А мы всегда идем за ним вослед.

Царя морского свита и эскорт,

Сегодня мы пришли на ваш курорт,

А вскоре

Вернемся в море...

Если кто-то заскучал,

Мы споем частушку,

Кто не любит карнавал,—

Взять того на мушку!

Снова палят пушки, обсыпая всех зрителей конфетти.

Сегодня мы пришли сюда не зря,

Совсем не зря, весьма не зря, отнюдь не зря!

Веселых тридцать три богатыря!

Вода и суша пляшет и дрожит,—

Сегодня веселится Геленджик!

А вскоре

Вернемся в море...

Если кто-то загрустил

Нам пора явиться,

Пусть и он по мере сил

С нами веселится!

Идет танец русалок и других подводных жителей. (Если карету Нептуна технически трудно выполнить, то можно взять обычную поливальную машину, на цистерне сде­лать надпись «Море-окиян», из люка по пояс торчит Нептун. Остальные сидят на цистерне верхом, стоят на подножках ка­бины. Помимо всяких рыб, раков 1и прочей морской нечисти, карету могут сопровождать также сказочные и былинные пер­сонажи, имеющие некоторое отношение к подводной жизни: Водяной и Царевна-лягушка, Садко — Новгородский гость и капитан Немо и т. д. Это могут быть куклы и маски, а также костюмированные участники карнавала. На оформление этой группы не надо жалеть средств, она пригодится на традицион­ных праздниках Нептуна, морских карнавалах и других подоб­ных мероприятиях, проводимых в Геленджике ежегодно.) Тритоны третий раз трубят и возглашают. Тритоны. Слушайте! Слушайте! Слушайте! Сам владыка морской, повелитель всех океанов, грозный царь Нептун будет говорить! Нептун.

Вот уж десять тысяч лет

Отдыху-покою нет,

Ищем-рыщем, держим путь—

Где бы отдохнуть.

По морям и берегам

Я бывал и здесь, и там,

Посетил все порты,

Видел вое курорты.

Был я за границей,

Убежал из Ниццы,

На Лазурном берегу.

Жить я больше не могу.

Крым хорош, но солнца мало,

В Ялте холодно мне стало,

И совсем уж нету мочи

Загорать на пляже в Сочи.

На Гавайях и в Майями

Пахнет, как в зловонной яме...

Нынче голову кружит

Только город Геленджик!..

Нептун (к Эскулапу и его свите). Чем могу я вам служить?

Эскулап. Просим море одолжить!

Нептун (к своей свите). Эй, вы! Отлейте-ка им в бухту самой чистой воды из моего любимого Черного моря! Да смот­рите, не зачерпните от берегов Крыма, там нынче грязи полно... Мудрецы зачерпывают воду из цистерны и наливают казач­ке в бадейку, черкешенке в кувшин, греку в амфору и витязю в шлем. Те переносят воду в свою машину и сливают ее в чашу. В это время, простирая руки, говорит Эскулап. Эскулап.

Каплю воды, что из амфоры эллина

(В ней красота Афродиты отмерена),

Ложку чертовской славянской удачи,

Статность осанки кубанской казачьей,

Стройность черкесскую высшего сорта,—

Вместе смешать для созданья курорта!

Воду в чаше тщательно перемешивают. Эскулап жестом при­глашает врачей.

— Консилиум! Прошу принять работу.

Гиппократ, Авиценна, Парацельс и Пирогов подходят к ча­ше. Один пробует воду на язык, второй нюхает, третий сует в нее палец, четвертый — термометр. На градуснике—17°.

Парацельс. Холодновато. В мое время при такой темпе­ратуре только ведьмы купались.

Пирогов. Не беда! Мы, русские,— народ закаленный, хо­лода не боимся.

Будут ездить только «моржи»,

В этот зимний курорт—Геленджик!

Авиценна. Это интересная мысль... Но хотелось бы, чтобы на Черное море люди не закаляться, а греться ездили...

Гиппократ. К тому же Геленджикская бухта еще в на­шу эру была известна как самая теплая бухта на всем Понте Эвксинском.

Гигиена. Папа! Вода явно не по сезону! Это не гигие­нично!

Панацея. И не может служить панацеей от всех болезней.

Эскулап. Хорошо-хорошо. Понял. Будь по-вашему. (Ве­щает, простирая руки.)

Отец! Бог солнца!

Выгляни в оконце.

Да будет свет!

Без света жизни нет.

Звучит космическая музыка. Появляется бог солнца Гелиос. Он в золотой мантии и в золотой короне, едет в золотой карете, которой управляет юный Фаэтон. В карету впряжены красные кони. Вокруг кареты бегают девочки-«кометы» с хвостиками на затылке и девочки-«звездочки» в кокошниках с золотыми луча­ми. Помимо них — группа детей с метеозондами, декорирован­ными под планеты Солнечной системы. И, наконец, свита «сол­нечных зайчиков»— дети, у которых золотые длинноухие заячьи шапочки-маски, а в руках — маленькие зеркала. Гелиос.

Светить и зажигать огонь сердец —

Почетней в мире нет задач, чем эти!

Всему, что есть на свете, я — отец,

И, значит, вы — мои родные дети!

Эскулап. Я — так просто прямой ваш потомок, папаша. Если, конечно, помните...

Гелиос. Тем более. Хотя и не помню! Гигиена и Панацея. Дедушка!.. Гелиос.

Ладно, ладно, не мешайте работать.

О, берег Солнца! 300 дней в году

Светить Геленджику и греть я рад,

Сегодня я приветствовать иду

Тебя — веселый город Солнцеград!

Звучит песня А. Островского «Пусть всегда будет солнце». Идет танец «солнечных зайчиков». В финале они ловят зер­кальцами лучи настоящего солнца и пускают «зайчиков» на трибуны. Номер кончается, Гелиос обращается к Эскулапу. Гелиос. Чем я могу помочь? Скорей, мой сын, ответь! Эскулап. Нам нужно бухту Геленджикскую согреть! Гелиос.

Готов служить задаче общей нашей.

Пусть все мои лучи сольются в этой чаше.

«Кометы» и «звездочки» выносят факел и линзу. «Солнеч­ные зайчики» направляют в линзу лучи солнца, а линзу настав­ляют на факел. И вот в факеле вспыхивает пламя. (Технически это делается просто: в ручке факела — газовый баллон и элек­тробатарейка, у сопла факела — кусочек электроспирали, под­соединенный к этой батарейке. Человек, который держит факел, нажимает на ручке одну кнопку — это включатель тока. Когда спираль накаляется, он нажимает вторую кнопку — это клапан газа. И в факеле появляется пламя.)

Гиппократ. Вот это правильно! Я еще до вашей эры говорил: «Что не лечится огнем, то неизлечимо!»

Парацельс. Позвольте, коллега, сейчас мы ее слегка поджарим.

Берет факел и подносит к чаше. На термометре резко на­чинает подниматься температура.

Пирогов. Хватит, хватит, закипит! Голос (с завыванием). А мы ее сейчас остудим! Вой, свист, грохот. Врывается некто в развевающихся чер­но-синих одеяниях, с бородой и длинными волосами. С ним сви­та полуобнаженных женщин с синими лентами. Гелиос «закры­вается тучами», все дети прячутся за его карету. Нептун начи­нает «волноваться», его овита тоже. Это всё чисто пантомими­ческие движения. Так же остальные пригибаются, как от ветра, «сопротивляются» ему, как в пантомимическом номере «ходьба против ветра». На площади идет массовый гимнастический но­мер с лентами. В это время продолжается текст. Эскулап.

Что такое? Смерч? Циклон?

Ураган? Тайфун, муссон?

Гиппократ. Ветер северный — Борей! Авиценна. Он страшней, ч.ем суховей. Парацельс.

По-научному — норд-ост!

С ним дождя и града хвост.

Пирогов. Мы зовем его «бора...» Нептун. Усмирить его пора! Гелиос. Ну-ка, кончим этот вой! Смолкает фонограмма, вое останавливается.

Ты кого привел с собой?

Борей (хохочет). Это моя верная свита — «ветреные» жен­щины. У них ветер в голове гуляет!

Звучит современная музыка. Идет танец ветрениц—брейк-данс.

Эскулап. Безобразие! Этого нам только на курорте не хватало! Вон из Геленджика!

Борей. Что? Да я вас сейчас ветром сдую! Вой, свист, грохот, все пригибаются.

Каждый вечер воет ветер:

«Всем пора на боковую!

Не беда, что Солнце светит,

Я сейчас его задую!»

Дует на Гелиоса. Тот смело выходит навстречу. Гелиос.

Ночь пройдет, и на рассвете

Снова солнце выйдет к людям,

Греет, несмотря на ветер.

Нептун. Пусть врачи ваш спор рассудят! Четверо врачей выходят вперед. Все, что они рассказывают, иллюстрируется пантомимой. Нептун изображает прохожего в шубе, Борей и Гелиос действуют каждый за себя. Гиппократ.

Однажды заспорили Солнце с Бореем,—

Кто снимет с прохожего шубу скорее?

Парацельс.

Борей попытался сорвать ее грубо —

Прохожий плотнее закутался в шубу.

Авиценна.

А солнце пригрело — и сразу прохожий

Снял шубу, и шапку, и валенки тоже.

Пирогов.

Поистине, ласка—великое дело:

Кого она только из нас не раздела!

Побеждает Гелиос, и Пирогов под торжественную музыку поднимает его руку в знак победы. Но Борей не желает сда­ваться.

Борей. Подсуживали? Да? Сговорились?.. Судью с поля-а-а!

Свистит в четыре пальца, и снова — вой, свист, все сги­баются, «ветреницы» крутят лентами... Эскулап.

Эй, деревья, встаньте в рост!

Все—в атаку на норд-ост!

Тополь, кипарис, сосна,

Ветрам северным — война!

Все присутствующие, то есть свита Эскулапа, Гелиоса, Неп­туна и другие, с ветками деревьев в руках выгоняют с площади свиту Борея, а его самого окружают и хлещут ветвями, как ве­ником в бане. Борей.

Я разбит, пленен, сдаюсь!

В свежий воздух обернусь!

Он сбрасывает свои развевающиеся одеяния, бороду и па­рик. Теперь это красивый молодой юноша с голубой лентой че­рез плечо. На ленте надпись «Климат». Климат.

Теперь здесь воздух — первый сорт,

Климатический курорт!

(Дует в чашу.)

Парацельс.

Вновь тепло и покой.

Пусть под этой горой

Будут здравницы, пляжи и порт.

Гиппократ.

В этих древних местах,

На морских берегах

Будет лучший на свете курорт!

Эскулап. Да будет же благословенно это место.

Авиценна. По-тюркски — «Геленджик».

Пирогов. По-русски — «Белая невеста».

Музыка. Из чаши, в которую лили воду, дули, которую по­догревали пламенем факела, вдруг появляется прелестная мо­лодая девушка в белой фате и белом свадебном платье. На розовой ленте надпись — «Геленджик».

Невеста.

«Торик» меня называли греки, купцы морские,

«Пагры» назвали позже римские легионеры.

«Ёптала» говорили торговцы из Византии,

И «Мавролако» сказали гребцы с генуэзской галеры.

Летели над бухтой годы, менялись мои названья,

Гунны, тьмутараканцы, турки, затем адыг...

И где-то в дали столетий, летней утренней ранью

Кто-то впервые нежно назвал меня — Геленджик!..

Гиппократ. Хелен— значит Елена. Джик — земля.

Может, это Самой красивой в мире, Прекрасной Елены, земля?

Парацельс.

Нет! «Геленджик» означает листву серебристого цвета. Наверное, кто-то когда-то видел здесь тополя.

Авиценна. Да нет! Геленджикская бухта —

это то самое место, Где белых рабынь продавали в гаремы

турецких вельмож.

Поэтому так и прозвали — беленькая невеста.

Так переводится с тюркского. Это доказано!

Г е л и о с. Ложь!

В этом имени нежном не может быть слез и горя.

Гелиос — значит Солнце!

А Геленджик — Солнцеград!

Солнцем полное небо!

Солнцем полное море!

Здравствуй, Солнечный город!

Пусть длится твой маскарад!

Все. Виват! Виват! Виват!

Эскулап.

Леченье климатом бесценно,

Лечись в Геленджике и будешь век здоров

Гиппократ. И это знали Гиппократ...

Авиценна. ...и Авиценна.

Парацельс. И пользовали Парацельс...

Пирогов. ... и Пирогов.

Гелиос.

Теперь Нептун и я, тебя мы спросим вместе:

Ты хочешь сердце подарить такой невесте?

Климат (становится на колено). Да!

Нептун.

Мы спросим вместе, Гелиос и я:

Ты хочешь Климат взять себе в мужья?

Невеста (становится на колено). Да!

Эскулап.

Курорт и климат, лекарь и лекарство,

Сегодня здесь венчаем вас на царство!

Он соединяет их руки. Нептун и Гелиос надевают на них свои короны.

Невеста.

Введите тех, кто болен, хил и слаб,

Их вылечим мы — Климат, я и Эскулап.

Врачи и прочие герои вытаскивают на помост Бабу-Ягу и Кащея Бессмертного. Те упираются.

Гиппократ. Уважаемые друзья и коллеги! Перед вами — двое больных с далеко зашедшей клиникой основного заболе­вания.

Парацельс (читает историю болезни). Больной Кащеев-Бессмертнов. Возраста не помнит. К врачам никогда не об­ращался, лечился сам отваром бессмертника, чем и довел себя до полного истощения. Страдает манией преследования. Идея-фикс — будто где-то на острове растет дуб, под ним зарыт сун­дук, в сундуке — заяц, в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце — иголка, а на конце иголки — его смерть. Явный шизофрениче­ский бред.

Авиценна (читает другую историю болезни). Больная Баба Яговна. Травма ноги на производстве, зашибла пестиком от ступки. Нага усохла, производит впечатление костяной. Это наложило отпечаток на психику, больная страдает комплексом злодейства.

Пирогов. Итак, ученый консилиум в составе бога медици­ны Эскулапа, академика Гиппократа, профессора Авиценны, доктора Парацельса и доцента Пирогова постановил: подвер­гнуть больных принудительному климатическому лечению на ку­рорте Геленджик.

Кащей. Не верю я в леченье ваше...

Климат. Полезай немедля в чашу!..

Б а б а - Я г а. Мне б таблетку иль микстуру...

Невеста. Здесь полезней процедуры!

Тридцать три богатыря хватают упирающихся Кащея и Ба­бу-Ягу и швыряют их в чашу с водой. Летят брызги. Эскулап переворачивает огромные песочные часы, считает.

Эскулап. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четы­ре, три, два, один... Пуск!

Пушки палят, гремит музыка. Из чаши веселый голос: «Поехали!» И вот из чаши на помост выскакивают рыжий клоун и молодая красивая девушка в вечернем туалете.

Эскулап.

Создать человека мог и бог, —

Вот вылечить бы помог...

Пирогов.

В беде не поможет трюкач и ловкач,

Вас вылечит только врач!

Гиппократ. Наше дело техническое: берем Кащея, реа­нимируем, рекреацируем и транспонируем в выдающегося спе­циалиста по смехотерапии, смехолекаря, Смехаря.

Снимает с себя медицинскую шапочку и надевает на рыжую шевелюру Смехаря.

Авиценна. Наше дело творческое. Берем Бабу-Ягу, омо­лаживаем, охорашиваем и перекрашиваем в Королеву карнава­ла, повелительницу смеха, веселья и радости!

Эскулап надевает на голову Королевы корону, Амфитрита пристегивает к ее платью мантию.

Гигиена и Панацея. Ее всешутейшему величеству Ко­ролеве традиционного, юбилейного десятого геленджикского карнавала...

Протей и Норей. И его карнавальному высочеству, ака­демику юмора, профессору сатиры, доценту иронии, доктору Смехарю...

Все. Виват! Виват! Виват! Нептун.

Во имя розы ветров,

Во славу бурь и штормов,

В честь пяти океанов,

В память всех капитанов

Отныне и вовеки веков

Объявляю свое

Высочайшее покровительство

Граду Геленджику

И его постоянному карнавалу!

Вручает Королеве свернутую трубкой голубую грамоту с печатью на шнурке и продолжает.

Желаю не ведать ни слез вам, ни горя,

Чтоб мирными были и небо, и море,

Г е л и о с.

А я обещаю вам теплую воду

И ясную солнечную погоду!

Вручает Королеве такую же грамоту, но золотого цвета.

Эскулап.

А я гарантирую взрослым и детям:

Найдете здоровье здесь и долголетье!

Вручает Смехарю третью грамоту — белую с красной печатью.

Невеста.

Теперь от пляжа и до теннисного корта

Властители вы нашего курорта!

От волн морских до горных гряд и круч —

Мы вам вручаем от курорта ключ!

Богатыри вносят огромный ключ с надписью «Курорт Ге­ленджик», вручают Смехарю.

Климат.

Мы просим вас оказать нам честь,

Открыть сезон «восемьдесят шесть»!

Королева и Смехарь подходят к микрофону. Тритоны тру­бят, все замирают.

Богатыри (хором орут). Слушайте! Слушайте! Слу­шайте!

Королева. Люди посадские, слободские и прочих чинов и званий! Приветствую вас сегодня на нашем празднестве в славном городе Геленджике. Властью, дарованной мне нашим медицинско-божественным синклитом, повелеваю: отныне и во веки веков, по примеру всех достославных народов в день от­крытия нового курортного сезона всем в веселии пребывать,, друг друга с праздником поздравлять, всем оказывать всевоз­можное вспоможение и приятную благосклонность, желая в делах благополучия и в семье благоденствия.

Смехарь. В честь чего по знатным и проезжим улицам учинять карнавальные шествия ряженых и потешные машкерады, а на площадях и перекрестках шутейные действа и игрища молодецкие. А мордобития и пьянства не учинять, поелику для того и других дней в году зело довольно. В честь чего повеле­ваю из пушек палить, огненную потеху учинять и .пускать фей­ерверки, а всем вокруг радоваться и веселиться, учинять вся­кие танцы и развлечения, чтоб небу жарко стало! Все. Виват! Виват! Виват!

Пушки палят. На площади — массовый скоморошный танец. Королева (говорит, обращаясь к входу на площадь) Сезон! Откройся!

Палят пушки, гремит марш. Все, кто стоит в воротах, рас­ступаются, оттуда идет духовой оркестр в парадной гусарской форме. Одновременно с площади уезжают пушки, машины Эскулапа, Нептуна, Гелиоса, уходят их свиты и т. д. На площади остаются великие врачи, Королева карнавала и Смехарь. Пока марширует оркестр, они говорят. Королева.

Во славу иронии, шуток и смеха

Сия карнавальная будет потеха.

Просим всех веселиться, как встарь!

Смехарь. Музыканты готовы?..

Внимание!..

Жарь!

Гремит марш. Идет шестая колонна карнавала. На штан­дарте надпись: «Геленджик — город исторический».

Начинается шествие и проезд костюмированных групп. По радио звучат стихи и музыка, отдельные группы показывают концертные номера.

На машине — древнегреческая галера. Гребцы в хитонах. Вокруг — девушки в туниках. Машина останавливается перед трибуной. Девушки на поле танцуют сиртаки. В это время на фоне музыки звучит дикторский текст:

От праздников Дионисия,

От предков Аристофана

Позвольте поздравить искренно

Без лести и без обмана.

Ваш карнавал — прекрасный,

Лучше сегодня нет!

Пусть живет этот праздник

Еще десять тысяч лет!

Маршем идет пеший отряд римских воинов во главе с цен­турионом. В ритме бьют мечами о щиты. Проходят, не оста­навливаясь... По радио текст:

Перейден Рубикон!

Враг разбит и бежит.

Отдых воин в сраженье добудет!

Марш вперед, легион!

Впереди Геленджик!

Лучше отдыха нет и не будет!

Турки-янычары с кривыми ятаганами несут паланкин. В нем сидит паша, курит кальян. Его обмахивают опахалом. Вокруг него — адыгейские музыканты с народными инструментами и мо­лодые адыгейки в шальварах, в чадрах и с кувшинами на плече. Восточный танец девушек на поле. По радио звучит песня:

А в Стамбуле, в Константинополе,

Мимозы, розы, вай, какие тополи,

Но фруктов нет, и виноград весь слопали,

И женщин нет, последнюю прохлопали...

Ай-вай-вай,

Геленджик — вот это рай!

Виноград и фрукты в изобилии,

И красивых женщин где-то видели!

Мы придем,

Белых женщин украдем!

Из далеких геленджикских мест

Привезем в Стамбул себе невест!

Вот для этого сюда мы все притопали!

Оп-ля!

«Едет» корабль Петра I. На нем офицер петровских времен. Развернув свиток, читает указ (корабль медленно и без оста­новки едет вдоль трибуны):

Эй, православный народ!

Слушай, разиня рот!

Писан специально для вас

Нонешний царский указ!

Сего числа его императорское величество, самодержец все­российский, царь Великия, и Малыя, и Белыя и протчая, госу­дарь наш Петр Алексеевич всемилостивейше указал и повелел: «Понеже господь-бог по несказанной милости своей явил нам такие благодатные места, какие прежде неведомы были, в коих местах не только наши подданные исцелены от хворости были, но и мы сами со всею нашей фамилией всякие пользы по­лучили, то теперь сказать можем, что места сии паче других мест пользу имеют, понеже оные исцеляют различные болезни. И впредь повелеваем именовать оные места курортами. И для того мы, милосердствуя к подданным своим, яко отец, повеле­ваем хранить и лелеять сии места, сйречь курорты названные, по всему государству нашему, и объяснять для разумения в на­роде, чтоб всякий ведом был, яко ими пользоваться и при ле­чении сим поступать, дабы всяк своему здоровью не повредить, а паче пользу извлечь».

Дано сие марта 20-го, года 1719-го от рождества Христова в городе Санкт-Питерсбурхе...

Корабль Петра I проезжает не останавливаясь. За ним идет группа скоморохов (с медведем, с козой и др.) с ярмарки. Воз­можны выступления. Следом за ними марширует отряд грена­деров времен генерала Ермолова. Они браво поют на ходу:

Сгорел закат в полночный час,

И старый марш волнует нас,

Грохочет шаг, солдатский шаг,

Идет отряд, и вьется флаг,

И блеск кирас

Завидев раз,

Сдается враг.

Теперь для нас

Седой Кавказ —

Родной очаг!

Затем идет отряд кубанских казаков. Пляшут и поют (мас­совый номер Краснодарского ансамбля песни и пляски):

Взвейтесь, соколы, орлами,

Полно горе горевать,

Нам пора на карнавале

Песню спеть да и сплясать,

Да и сплясать!

Ой, вновь пора на карнавале

Спеть и русского сплясать,

Да, эх! Сплясать! И тут же переходят на более близкую нашим дням мелодию.

Казаки! Казаки!

Пляшут вновь на карнавале

Наши казаки!

Поднимают плакат: «Если нельзя поднять врага на штык, надо поднять его на смех!» Уходят с песней.

Едет машина, декорированная под фрегат. Надпись на носу «Иоанн Златоуст». На корабле — матросы, солдаты, пушки. Текст по радио.

И вот тому полтораста лет,

Как бухта Геленджика

Встретила первый русский корвет,

Русского моряка.

В том далеком суровом году

Дул, как всегда, норд-ост, —

У иностранных держав на виду

Был построен форпост.

Корабль медленно едет по площади. Матросы (хор Дома культуры) поют:

Море — наша сила,

Море — наша жись!

Веселись, Россия,

Англия, держись!

Иноземный глянь-ка

С берега народ, —

Скоро русский Ванька

В гости приплывет!

Эх, дубинушка, ухнем!

Эх, зеленая, сама пойдеть!

Подернем, подернем,

Да и ухнем!

Турку воевали

Видно мы не зря,

Крепко поминали

Батюшку-царя!

Иноземный глянь-ка

С берега народ, —

Здеся русский Ванька

В крепости живет.

Эх, дубинушка, ухнем!

Эх, зеленая, сама пойдеть!

Подернем, подернем,

Да и ухнем!

Накладываясь на припев, звучит твердый голос:

— Его сиятельству, наместнику государя-императора на Чер­ном море, графу Воронцову от генерал-аншефа Раевского:

«Сего июля 23 дня в бухте был высажен десант в составе 4138 человек под командованием генерал-майора Берхмана. Сим оказаны важнейшие услуги Отечеству: он первый из рус­ских генералов стал твердым копытом на восточном берегу Чер­ного моря и основал форпост Геленджик...»

По флагштоку корабля медленно ползет вверх андреевский флаг.

Звучит трехкратный орудийный салют. Палят все пушки ко­рабля. Солдаты и матросы машут шапками, кричат «Ура!». Звучат стихи:

Взвился над крепостью русский флаг,

Грянул салют. И там

Сам государь устроил парад —

Смотр русским войскам.

Начинается парад духовых оркестров. Каждый исполняет номер на ходу, шагая вокруг площади. Все оркестры в форме различных родов русских войск того времени.

Едет телега. На ней — позорный столб. У столба в офицер­ском мундире — Бестужев-Марлинский. Вокруг — солдаты, ба­рабанщики. Сухая барабанная дробь и текст:

— Штабс-капитан лейб-драгунского полка Бестужев Алек­сандр. 27 лет. Умышлял на цареубийство и истребление импе­раторской фамилии. Привлекал к бунту товарищей и сочинял возмутительные стихи и песни...

Издалека возникает песня. Поет звонкий юношеский голос.

Вот идет кузнец да из кузницы.

Что несет кузнец? Да три ножика.

А как первый нож — на злодеев-вельмож,

А другой-то нож — на попов-святош,

А молитву сотворя — третий нож на царя!

Кому вынется, тому сбудется!

Кому сбудется — не минуется...

Стихает песня, на нее накладывается вновь сухой, чиновни­чий голос:

— ...сочинял возмутительные стихи и песни. Лично действо­вал в мятеже и возбуждал к оному нижних чинов...

Властный голос перебивает:

— Лишить всех чинов и званий, забрить в рядовые, сослать навечно в Кавказскую армию, местом службы положить кре­пость Геленджик!

Снова барабанная дробь. Офицер ломает над головой осуж­денного шпагу. С него сдирают офицерский мундир с эполета­ми, натягивают солдатский кафтан, протягивают сквозь строй солдат — наказание шомполами, шпицрутенами. А в это время снова звучит песня:

Ах, и тошно мне

Во чужой стороне,

Все в неволе,

В тяжкой доле,

Видно, век вековать.

Долго ль русский народ

Будет рухлядью господ,

И людьми,

Как скотом,

Долго ль будут торговать?

Кто же нас закабалил,

Кто нам барство присудил,

И над нами,

Бедняками,

Кто их с плетью посадил?

Они кожу с нас дерут,

Мы посеем — они жнут.

Они воры,

Живодеры,

Они кровь из нас сосут.

Чтобы нас наказать,

Царь решил нас сослать

В поселенье,

В разоренье,

Где не выживет трус.

Здесь до бога высоко,

До царя далеко,

Да мы сами

С усами,

Так мотайте на ус.

Пока звучит эта песня Бестужева, его группа уже проехала, а под ту же мелодию идет следующая. Полуголые босые рабо­чие тянут на канатах платформу. Она декорирована под бога­то накрытый стол с блюдами, вазами, яствами, напитками, бокалами. Вместо ножек стола — мешки с надписью «цемент». Прямо на скатерти среди больших бутафорских бутылок и блюд возлежат и гуляют купцы, разбогатевшие на местном цементе. Они едят, пьют, играют в карты, целуют женщин. Тут же цыгане поют им и пляшут (самодеятельность Дома куль­туры). Вокруг стола нищие, слепцы, калеки. Бредут, просят милостыню.

Едет коляска курортников XIX века. В ней дамы в длинных платьях, в широкополых шляпах, с кружевными зонтиками в руках. Здесь же кавалеры в канотье и с тросточками. На фоне томной мелодии звучит текст:

Элегантная коляска

В элегическом томленьи

Эластично шелестела

По курортному песку,

В ней две дамы с кавалером

В быстро-темном устремленья,

В страстно-встречном упоеньи

Ехали к Геленджику!

Звучит трубный сигнал — первая строчка песни «Смело, то­варищи, в ногу!». Идет духовой оркестр в форме бойцов 1-й Конной. Следом идут Крестьянин, Рабочий, Красногварде­ец, везут на тачках Помещика, Фабриканта и Генерала (боль­шие куклы на крестовинах, как в «Окнах РОСТА»). Следом за ними идет машина с круглой афишной тумбой, обклеенная плакатами первых лет революции и декретами. В машине ко­миссар в кожанке. Он читает в мегафон:

«Москва. Кремль. 4 апреля 1919 года.

Декрет о лечебных местностях государственного значения.

...Лечебные местности, или курорты, где бы таковые на тер­ритории РСФСР ни находились и кому бы ни принадлежали, отныне составляют собственность Республики и используются для лечебных целей... В отношении снабжения продовольстви­ем, жилищами и топливом все учреждения в лечебных мест­ностях или курортах приравниваются к больницам. Все курор­ты — трудящимся!

Председатель Совета Народных Комиссаров

Ульянов-Ленин».

Следом въезжает несколько подвод, запряженных лошадьми и волами. К одной из них привязана пушка. На стволе — лю­лька с младенцем. В одной телеге — на пирамиде из винто­вок— котелок над костром. В другой — копна сена, в третьей — зарядные ящики, на них граммофон. Звучит «Блоха» Мусорг­ского в исполнении Шаляпина. Вокруг бойцы и бабы. Оборван­ные, одетые кто во что горазд. Один — во фраке и дамских кружевных панталонах. На всех красные банты. Несколько ра­неных с перевязанными руками и головами, старики, дети. Двое матросов, комиссар в кожанке на коне. У матросов — пу­леметные ленты через плечо, у комиссара — маузер. Одна баба кормит ребенка грудью. Гармошки, балалайки, танцы. Подпе­вают Шаляпину, хохочут вместе с ним. Все очень похоже на табор, но в то же время все вооружены и готовы к отпору. Над телегой плакат: «Поход Таманской армии от Геленджика до Туапсе — «Железный поток».

Следом едет конная казачья сотня. Все — в волчьих папахах. Белые маски вместо лиц, шашки, пики. Впереди офицеры. За ними едет телега с виселицами. Под виселицами надпись: «Для краснопузой сволочи!» На одной болтается труп в мешке. Над­пись на мешке: «Комиссар».

Под «Марш Буденного» скачет по площади отряд бойцов 1-й Конной. Сзади — тачанка (прогулочный фаэтон с подлин­ным «максимом» из музея). Один боец лежит у пулемета, вто­рой стоит с красным флагом. И сразу — лихой танец «Тачан­ка» (Кировский ансамбль «Дымка»).

Звучит «Марш энтузиастов». Идут физкультурники, одетые, как на физкультурных парадах 30-х годов. Четкие перестрое­ния, пирамиды с лозунгами: «Пятилетку в 4 года!», «Все — в Осоавиахим!» Среди физкультурников — машина с «Окнами РОСТА» 30-х годов.

В это время фоном звучат стихи Маяковского:

Я планов наших люблю громадье,

Размаха шаги саженьи,

Я радуюсь маршу, которым идем

В работу и в сраженья!

Я с теми, кто вышел строить и месть

В сплошной лихорадке буден,

Отечество славлю, которое есть,

Но трижды — которое будет!..

Такую страну и сравнивать не с чем,—

Где еще мыслимы подобные вещи?

И думаю я обо всем, как о чуде.

Такое настало, а что еще будет!..

Пронзительно воет сирена воздушной тревоги. Замерло все на площади. И вот мощно вступает мелодия песни «Священная война». Марширует по площади духовой оркестр в форме бой­цов 1941 года. За ним идут представители всех родов войск, ополченцы. Девушки в черных шалях провожают их на священ­ный бой. Едут машины, обклеенные плакатами первых лет вой­ны: «Родина-мать зовет!», «Наше дело правое, победа будет за нами!»

На площади — танец-пантомима «Вечно живые» (Кировский ансамбль танца «Дымка»).

Едет на нескольких машинах «тюлькин флот» (шаланды, баркасы, шлюпки, ялы). На борту-—десантники. В бушлатах и бескозырках, с гранатами и автоматами, некоторые перепоя­саны пулеметными лентами, некоторые перебинтованы.

Лихой свист. Отчаянное «Полундра!». Моряки прыгают с машин на землю. Звучит «Яблочко». Лихая матросская пляска.

Песня:

Эх, яблочко,

Куды котисси?

Фрицу в пасть попадешь

Не воротисси! Ох, яблочко, Да больно хитрое, Скоро силой вобьем В горло Гитлеру.

Ух, яблочко,

Цвета красного,

Будеть жизнь у немца

Ужасная.

Ах, яблочко,

Вернусь с победою

Вместе с милкой тебя

Я отведаю.

С песней идут вдоль трибун моряки. Звучит текст диктора:

— В годы войны на катерах-охотниках, сопровождавших «тюлькин флот» во время десанта на Малую землю, служил старший лейтенант Анатолий Луначарский, сын наркома Ана­толия Васильевича Луначарского, близкого друга Ленина, чле­на первого Советского правительства. Толя Луначарский был молодым писателем. В своей повести о Малой земле он писал:

«Каждый вечер... эти маленькие кораблики-герои, «тюлькин флот», выходили из бухты и шли к Малой земле — туда, где взвивались столбы огня и воды от бомб, снарядов и мин, туда, где бесновался враг, не в силах сбросить наших десантников с захваченного ими клочка побережья. И знал я, что на Малой земле восхищаются «тюлькиным флотом», что каждую ночь ты­сячи людей ждут прихода смешных, нескладных суденышек, которые каждую ночь, идя под смертью, над смертью, сквозь смерть приносят им, советским десантникам, и жизнь, и силы...»

Свист снаряда. Взрыв. И смолкла на полуфразе песня. Все замерло. После паузы — глухой голос диктора:

— 12 сентября 1943 года во время высадки Новороссийско­го десанта погиб старший лейтенант, сын наркома культуры, начинающий писатель Анатолий Луначарский.

Звучит реквием Р. Щедрина на слова А. Твардовского «Вам, павшие в той битве роковой...». Расступаются солдаты и мат­росы, снимают пилотки, шлемы и бескозырки. Медленно едет военная машина. На ней — скромный фанерный обелиск — пи­рамидка со звездочкой. Возле нее солдат и матрос. У одного в руках каска, у другого — автомат. Они опускаются на одно ко­лено, кладут каску и автомат у пирамидки. А пока все это происходит, по радио на фоне реквиема звучит текст:

— Из последнего письма Толи к матери и жене: «Любимые мои! Сейчас я стою перед важным моментом мо­ей жизни: иду в сложную морскую операцию. Чем она кончит­ся для меня?.. Мне хочется сейчас, когда все готово к битве, когда от рева пушек, грохота бомб и воя мин меня отделяют несколько часов, сказать вам, как безмерна моя любовь к те­бе, мама, к тебе, Аленушка, к моей Родине, к жизни. Я люблю вас! Эти слова твержу, как девиз. Я люблю вас — и поэтому я иду на опасность, я хочу быть достойным своего счастья... И такого народа, как мой народ!..»

Пауза. Тишина. Бьет метроном. Звучит вокализ Глиэра. Де­ти несут к обелиску цветы. Матросы и солдаты, опустившись на одно колено, поднимают к небу автоматы, винтовки и пис­толеты. Звучит троекратный салют. Текст по радио:

Словом чеканным вбил точку поэт, —

Сколько пройдет нескончаемых лет,

Силы своей не утратит оно,

Лучше сказать никому не дано,—

«Гвозди бы делать из этих людей,

Крепче бы не было в мире гвоздей».

Моряки встают. Звучит песня Шостаковича «Ветер мира ко­лышет знамена побед». Солдаты уходят, а над стадионом зве­нит детский голос:

Снова мир и весна!

И решила страна —

Будут здравницы, пляжи и порт!

В этих древних местах

На морских берегах Образцовый построим курорт.

Звучит веселая детская мелодия. На площади — массовый детский номер (песня, танец, спорт, цирк).

Затем снова звучит песня Э. Колмановского «Люди в белых халатах». И вновь идет колонна врачей в белых халатах и ша­почках (но не та, что в первом представлении). На фоне песни звучит текст:

Трубачи полковые протрубили отбой.

Снова мир на земле!

Снова море огней!

Только нет нам покоя, не кончился бой,

Бой за счастье, здоровье советских людей!

Звучит музыка. Все машины и колонны уезжают в той же последовательности, чтобы сыграть все снова на следующей площади. Герои представления прощаются со зрителями.

Гиппократ.

Вот и все... Прощаемся мы с вами...

Мы свою уже сыграли роль.

Пирогов.

Непростое все-таки призванье —

Сердцем ощущать чужую боль.

Парацельс.

Мы хотим, чтоб дни любой болезни

Были до секунды сочтены.

Авиценна.

Мы, наверно, будем

вам всего полезней,

Если станем вовсе не нужны!

Смeхapь.

Мы не только смеемся и шутим,

Мы умеем всегда и везде,

Добираться до самой сути

Самых важных и сложных дел.

Королева.

И на Марсе, и в невесомости

Нам придется рассветы встречать,

Мы за твердую руку,

Мы за чистую совесть,

Мы за доброе сердце врача.

Все, кроме Королевы и Смехаря, уезжают, а на площади начинается третье представление.