Реконструкция древних миграции

Проследим теперь возможности палеоантропологических данных в ре- конструкции миграционных процессов, используя примеры в террито- риальном отношении близкие к приведенным. Но прежде нужно подчерк- нуть различие между явлениями, которые чрезвычайно важны для даль- нейшего изложения, но недостаточно четко дифференцируются в историко-этнографической и антропологической литературе. Речь идет о необходимости различать миграционный поток как переселение на но- вую территорию больших масс людей, которое может быть и одномомент- ным, и достаточно продолжительным во времени, и антропологическую диффузию, при которой идет медленная н иногда продолжающаяся мно- го поколений инфильтрация людей с теми или иными антропологически- ми признаками в иную антропологическую среду. За счет какого-то процента браков, заключаемых в этом случае между носителями раз- ных антропологических признаков, выраженность этих признаков мед- ленно усиливается в пределах тех территорий, где они не были пред- ставлены раньше. Если диффузия идет однонаправленно, то в конце концов выраженность инородного комплекса антропологических призна-

ков достигает такой степени, что он легко фиксируется в ходе палео- антропологического исследования.

Выше отмечалось, что в хронологическом промежутке между афа- насьевским и тагарским населением в Минусинской котловине по бере- гам Енисея и его притоков проживали люди еще двух культур эпохи бронзы — андроновской и карасукской. В отношении андроновской куль- туры результаты изучения археологических и палеоантропологических материалов совпадают. Наиболее вероятная область ее формирования — западные и центральные районы Казахстана, а также Южное При- уралье ²\ Антропологические особенности андроновского населения этих районов близки к антропологическому типу андроновских популя- ций Минусинской котловины, но андроновские могильники Казахстана и Приуралья относятся к более раннему времени, чем расположенные по берегам Енисея. Таким образом, пришлое происхождение андронов- цев Минусинской котловины более чем вероятно. Какой-то контакт между афанасьевским и андроновским населением, безусловно, сущест- вовал, о чем говорит наличие афанасьевских по своему морфологиче- скому типу черепов в андроновской краниологической серии, что было отмечено Г. Ф. Дебецом²⁵. Афанасьевское население, на основе кото- рого сформировалось тагарское, продолжало проживать в каких-то районах Минусинской котловины и в эпоху существования андроновской культуры. Но палеоантропология в дополнение к археологическим наблю дениям приносит доказательство тому, что в Минусинских степях в эпо- ху развитой бронзы появился значительный массив нового населения, пришедшего по степной полосе с запада.

Население эпохи поздней бронзы, именуемой карасукской, также яв- ляется пришлым, но сама проблема его происхождения сложна и не по- лучила однозначного решения в археологической и палеоантропологиче- ской литературе. С. В. Киселев привел большое чпсло аналогий карасук- ской культуре в культурах эпохи бронзы Северного Китая и постулировал ее пришлое юго-восточное происхождение для Минусинской котлови- ны ²⁶. Убежденный его аргументами, Г. Ф. Дебец также связывал про- исхождение карасукского населения с популяциями северных районов Китая и с продвижением именно их в Минусинскую котловину²⁷. Од- нако хотя среди карасукцев и была небольшая монголоидная примесь, но в целом их можно отнести к четко выраженным европеопдам. На этом основании, а также после сопоставления всего комплекса мор- фологических признаков было высказано мнение, что карасукское насе- ление Минусинской котловины имело не юго-восточное происхождение, а юго-западное и восходит в своем генезисе к древнему населению Ка- захстана и Средней Азии. Тому были найдены палеоантропологические доказательства, и гипотеза эта получила поддержку в новейшей сводке по палеоантропологии карасукской культуры ²⁸.

Число карасукских могильников таково, что они свидетельствуют: в Минусинской котловине в эпоху поздней бронзы появился еще один мощный массив нового населения и, следовательно, после появления афанасьевцев здесь имела место уже третья обширная миграция. Палео- антропологический материал позволил правильно определить исходные районы и направление этих миграций.

АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ДИФФУЗИЯ

Этногенез восточнославянских народов сталкивает нас с явлением, кото- рое выше было названо антропологической диффузией. Речь идет о про- исхождении того компонента в антропологическом составе восточных славян, который не связан преемственно с антропологическими особен- ностями древнего автохтонного населения и является пришлым. В по- нимании генезиса этого компонента велика роль краниологических дан- ных по современному или близкому к современности населению. Изу- чение краниологического типа русских, украинцев и белоруссов показало, что они в целом отличаются от восточнославянских племен эпохи средневековья некоторыми морфологическими деталями, в кото- рых похожи на средневековые популяции из ареала современных запад- нославянских народов²⁹. Эти признаки в современном населении выра- жены более сильно, чем среди средневековых восточнославянских племен.

Как это объяснить? По-видимому, при формировании восточносла- вянских народов значительная роль принадлежала элементам, пришлым из общей славянской прародины. Пожалуй, наибольшее число сторон- ников имеет гипотеза прикарпатской прародины славян, понимаемой в широком смысле, т. е. с включением в нее и соседних областей. Специ- фические черты сходства современных восточнославянских народов со средневековым населением прикарпатского ареала также свидетельст- вуют в пользу прикарпатской прародины славян. Никакие письменные источники не сообщают о переселении больших массивов населения из области славянской прародины на территорию Восточной Европы. Сдвиг в антропологическом типе современного населения по сравнению с эпо- хой средневековья можно объяснить, только приняв гипотезу о медлен- ной инфильтрации нового, пришлого из прикарпатских районов населе- ния на протяжении первых веков II тысячелетия н. э. и о его брачных контактах с местными популяциями, антропологический состав которых, как было показано выше, восходит к населению эпохи бронзы. Такое медленное проникновение новых этнических элементов, антропологиче- ски отличающихся от автохтонных, шедшее на протяжении многих поко- лений, не меняя резко морфологических особенностей местного этниче- ского компонента, трансформирует их в то же время в определенном направлении. Таким образом, этногенез восточнославянских народов представляет собой с антропологической точки зрения процесс автохтон- ного развития начиная с эпохи поздней бронзы, но сопровождавшийся антропологической диффузией с юго-запада, приходящейся на первые века II тысячелетия н. э.

Если, рассматривая историю степных племен Минусинской котлови- ны в эпоху бронзы, исследователи столкнулись с несколькими массовы- ми миграциями, а при рассмотрении этногенеза восточных славян — с антропологической диффузией, то на территории Кавказа налицо не- сколько почти промежуточных случаев — количественно маломощные миграции, мало затронувшие физический тип местного населения, хотя и отложившиеся в языке и культуре. Особенно ясные примеры такпх миграций демонстрирует этногенез осетин, балкарцев и карачаевцев. В первом случае речь идет о внедрении в автохтонный кавказский мир иранского элемента, во втором — тюркского.

Еще В. Ф. Миллер показал иранскую основу осетинской культуры и бесспорную принадлежность осетинского языка к иранской группе языков³⁰. И сейчас он рассматривается как один из входящих в

иранскую ветвь индоиранских языков. Однако дальнейшие исследования продемонстрировали недостаточность однозначно иранской гипотезы, выявив значительный автохтонный пласт в осетинской культуре и не ме- нее значительный субстрат в осетинском языке³¹. Антропологическое обследование современных осетин, а также изучение их краниологиче- ского типа дали результаты, которые позволяют поддержать выводы, сделанные исследователями культуры осетин и их языка, с той лишь разницей, что огромная роль местного субстрата выявляется антрополо- гическими данными с большей отчетливостью. Осетины являются типич- ными представителями автохтонного кавкасионского типа, о котором говорилось выше, причем отдельные характерные черты его выражены еще сильнее, чем у других народов, населяющих центральные районы Главного Кавказского хребта.

Есть ли какие-либо доказательства неместной примеси в антрополо- гическом составе осетинского народа? Исторические источники сообщают об ираноязычных средневековых аланах, имевших, по-видимому, средне- азиатское происхождение и заселявших ущелья Северного Кавказа, в том числе и нынешней Осетии. Морфологически они существенно от- личались от носителей кавкасионского комплекса признаков, и поэтому их брачные контакты с местным населением, будь они значительными, не могли не сказаться в изменении физического типа местного населе- ния. Между тем такие изменения не прослеживаются³². Объяснение этого может быть двоякого рода: либо аланская этническая среда была малочисленна по сравнению с местной, что весьма вероятно, либо из-за каких-то социальных ограничений аланы не вступали в браки с мест- ными предками современных осетин. В то же время политическое гос- подство дало им возможность навязать местному населению свой язык, а с ним передать и много культурных элементов. Современные осетины физически являются не потомками пришлых алан, а потомками мест- ных племен, говоривших ранее на одном из кавказских языков. Алан- ский суперстрат в языке и культуре хронологически не уходит глубже эпохи раннего средневековья. Антропологические данные свидетельст- вуют об относительной маломощности аланской миграции из Средней Азии на Северный Кавказ.

Аналогичные результаты дает палеоантропология Карачая и Балка- рии. И карачаевцы и балкарцы не менее типичные представители кав- касионского типа, чем осетины, и поэтому есть все основания также счи- тать их прямыми потомками местного древнего населения. Но проникно- вение тюркских кочевников, скорее всего кипчаков, в ущелья Карачая и Балкарии в первые века нашего тысячелетия привело к переходу час- ти местного населения на тюркскую речь и к значительному развитию тюркского компонента в его культуре. По-видимому, на тюркский язык перешла часть сванов³³, которые и составили местную основу как ка- рачаевского, так и балкарского этногенеза. Типичность балкарцев и ка- рачаевцев как носителей кавкасионского комплекса признаков и отсутст- вие в их антропологическом составе какой-либо инородной примеси и здесь говорят о малочисленности тюркских мигрантов, переселившихся в ущелья из степных районов.

Итак, палеоантропологический материал позволяет реконструировать масштабы и характер миграционных потоков и антропологической диф- фузии, а также определять их направление. Использование его для этих целей одинаково эффективно и для древних эпох, и для средневековья.

УСТАНОВЛЕНИЕ ВРЕМЕНИ КОНКРЕТНЫХ ЭТНОГЕНЕЗОВ

В одной из ранних работ о путях использования антропологических дан- ных при исторических реконструкциях была сформулирована мысль о том, что новые антропологические признаки не могут возникнуть без появления людей — носителей этих признаков (возможны, правда, и исключения за счет локально ступенчатых браков в контактных зо- нах), тогда как язык и культура распространяются и без переселения людей ³\ Этим впервые было обращено внимание на специфику антро- пологического, в том числе и палеоантропологического, материала. И действительно, обнаружение тех или иных антропологических компо- нентов в составе какого-либо народа указывает на преобладающую ли- нию связей и на место, где сложились этнические группы, принявшие участие в его формировании. Люди не приходят без языка и культуры. Выявляемые с помощью сравнительно-культурного и лингвистического исследования связи получают, следовательно, «прописку».

Однако особенно важна роль палеоантропологических материалов в установлении времени этногенетического процесса. Этнографические и лингвистические данные не имеют прямой хронологической ретроспекти- вы, и судить о времени возникновения того или иного этнографического явления или языковой особенности (даже при наличии письменностп, фиксирующей лишь литературную норму и не фиксирующей диалект- ных различий) можно лишь косвенным путем с весьма большой прибли- зительностью. Установлению времени образования культурных особен- ностей помогает археологическое исследование, но прямое сопоставление этнографических и археологических наблюдений — достаточно сложная задача, многое здесь остается неясным. Палеоантропологический же материал одинаково эффективен как этногенетический источник па всех хронологических этапах истории человечества и при достаточной полно- те дает информацию, которую нельзя извлечь из других исторических источников.

Так, палеоантропологические материалы из Южной Сибири помогают решить проблемы, которые возникают при рассмотрении этногенеза ал- тайского, хакасского и тувинского народов. В. настоящее время эти на- роды являются более или менее типичными представителями монголоид- ной расы. Но в эпоху бронзы и раннего железа (об этом уже шла речь применительно к территории Хакасии) все Алтае-Саянское нагорье было занято носителями европеоидной комбинации признаков. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что ареал европеоидов охватывал в то время и западные районы Монголии³⁶. Становление антропологическо- го состава тюркских народов Алтае-Саянского нагорья, а следовательно, п завершение их этногенеза падают на I тысячелетие до н. э.— I тысяче- летие н. э.

В эпоху средневековья в Хакасии проживало население, не уступав- шее современному по уровню выраженности монголоидных особенностей. Но на рубеже нашей эры население следующей за тагарской, таштык- ской культуры отличалось от тагарского лишь незначительным увеличе- нием монголоидной примеси. Это означает, что формирование основных особенностей антропологического состава хакасского народа шло на про- тяжении I тысячелетия н. э. в процессе слияния местных, европеоидных и пришлых, монголоидных элементов. Это слияние не могло не сопро- вождаться культурной консолидацией и тюркизацией автохтонного до- тюркского населения. Таким образом, наиболее интенсивный процесс

этногенеза в Минусинской котловине состоит от современности минимум на тысячу — полторы тысячи лет ³⁶.

Иная ситуация имела место на территории Тувы по верхнему тече- нию Енисея. Палеоантропологические материалы эпохи поздней бронзы, раннего железа и раннего средневековья достаточно многочисленны, чтобы по ним составить полноценное суждение о динамике антропологи- ческих типов Тувы³⁷. Подавляющее преобладание европеоидов несом- ненно, хотя небольшая монголоидная примесь и фиксируется в ряде слу- чаев. Эта последняя была выражена в составе тюрков не больше, чем у населения скифского и гупно-сарматского времени. Не усиливается она и в первые века нашего тысячелетия. Только в послемонгольское время в палеоантропологических сериях прослеживается тот комплекс призна- ков, который характерен для современных тувинцев. Из этого вытекает, что он сформировался в монгольское время и именно к тому времени и следует относить завершение этногенеза тувинского народа.

Палеоантропология Алтая изучена значительно хуже, чем палеоантро- пология Хакасии и Тувы. Совсем мало данных о населении скифского и гунно-сарматского времени, недостаточно многочисленны и палеоантро- пологические коллекции тюркского и монгольского времени. Все же и этот ограниченный материал позволяет сделать некоторые выводы. В скифскую и гунно-сарматскую эпохи типичные европеоиды п класси- ческие монголоиды центральноазиатского происхождения сосуществова- ли друг с другом. В последующие века имел место интенсивный процесс метисации, что привело к гомогенизации физического типа населения и формированию двух комплексов морфологических признаков — типично монголоидного в горах и монголоидного с европеоидной примесью в пред- горных районах³⁸. Формирование антропологических особенностей ал- тайцев падает, следовательно, примерно на то же время, что и сложение антропологического типа хакасов. Параллельно шло формирование спе- цифических отличий отдельных этнографических групп, входящих в со- став алтайского народа. Могильник Ур-Бедари, датируемый VIII—IX вв. н. э., дал серию черепов, близко напоминающих физический тип куман- динцев³⁹. Иными словами, консолидация алтайского народа на основе образующих его этнографических групп не стерла некоторых антрополо- гических различий между ними, а время образования этих различий уходит в I тысячелетие н. э.

Рассмотренные случаи — примеры поздних этногенезов. В других ситуациях палеоантропологический материал указывает, напротив, на раннее формирование народа, например китайского. Антропологический состав китайцев изучался неоднократно, и эти исследования показали малую локальную дифференциацию морфологических признаков на территории Восточной Азии. Палеоантропологические данные по древне- му населению Китая не очень многочисленны, но все же описано не- сколько серий неолитического времени из района излучины Хуанхэ. Неолит этого района справедливо оценивается как колыбель древнеки- тайской цивилизации; Неолитическое население этого района не обнару- живает морфологических отличий от современного, и поэтому между ними можно провести нить генетической преемственности на протяжении пяти тысяч лет. При этом именно палеоантропологический материал приносит решающее доказательство автохтонности китайского этногене- за, так как археологическая преемственность с неолита до современно- сти восстанавливается не без труда ⁴⁰.

Многолетние раскопки могильных памятников разных эпох в долине

Нила накопили огромные коллекции палеоантропологических материа- лов, охватывающих динамику антропологических типов в Египте от нео- лита до современностиЭти материалы демонстрируют исключитель- ную стабильность антропологических признаков в долине Нила и позво- ляют рассматривать местное население каждой исторической эпохи как потомков населения предшествующего времени. Ни нашествие гиксосов, ни переход на арабскую речь в эпоху средневековья не вызвали ощути- мых изменений в антропологическом типе местного населения. Совре^ менное арабское население Египта связано лингвистически и культурно с населением Аравийского полуострова — зоной арабской диаспоры в эпоху средневековья, но физическими предками египетских арабов были люди, проживавшие в долине Нила еще в неолитическое время. В дан- ном случае палеоантропологический материал дал возможность отодви- нуть начало этногенеза арабоязычного населения Египта минимум на шесть тысяч лет от современности.

Таким образом, палеоантропологический материал одинаково эффек- тивен в датировке этногенетических процессов, начиная с эпохи неоли- та и кончая поздним средневековьем. Сопоставление палеоантропологиче- ских данных со сведениями о современном населении дает возможность реконструировать линии генетической преемственности. Наконец, терри- ториальное сравнение помогает восстановить направление миграционных потоков и оценить их масштабы.

¹ Подробный обзор сообщений китайских летописей см.: Грум-Гржимайло Г. Е. Почему китайцы рисуют демонов рыжеволосыми?: (К вопросу о народах бело- курой расы в Средней Азии). СПб., 1899; Он же. Западная Монголия и Урян- хайский край. Л., 1926. Т. 2.

² Система измерений описана: Martin Д., Sailer К. Lehrbuch der Anthropologie in systematischer Darstellung: In 4 Bd. Stuttgart, 1957—1965.

³ Heyerdahl T. American Indians in the Pacific. L.; Stockholm; Oslo, 1952.

⁴ Литература о вариациях пигмента волос чрезвычайно обширна. См., в частности: Бацевич В. А. Фотоэлектроколориметрическое определение степени пигментации волос тувинцев в сравнительном освещении // Антропо-экологические исследова- ния в Туве. М., 1984.

⁵ Герасимов М. М. Основы восстановления лица по черепу. М., 1949; Он же. Вос- становление лица по черепу // Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Н. С. М., 1955. Т. 28. Там же см. обзор предшествующих работ.

⁶ На эту тему существует большая литература. Наиболее полную сводку этой ли- тературы см.: Cavalli-Sforza L., Bodmer W. The genetics of human populations. San Francisco, 1971.

⁷ В советской археологической литературе чаще всего употребляется первый из этих терминов. О культурно-исторической общности говорят в случае наличия широкого ареала однотипных памятников и выявления локальных вариантов внутри этого ареала — таковы ямная, абашевская и андроновская культурно- исторические общности.

⁸ Примеров тому в палеоантропологической литературе много, особенно по отно- шению к зонам древнего смешения евролеоидов и монголоидов. См., напр.: Гинз- бург В. В., Трофимова Т. А. Палеоантропология Средней Азии. М., 1972.

⁹ Обзоры памятников и анализы археологического ипвентаря см.: Членова Н. Л. Происхождение и ранняя история тагарской культуры. М., 1967; Мартынов А. И. Лесостепная татарская культура. Новосибирск, 1979.

¹⁰ Горощенко К. И. Курганные черепа Минусинского округа. Минусинск, 1900.

¹¹ Последняя сводка данных: Козинцев А. Г. Антропологический состав и проис- хождение населения тагарской культуры. Л., 1977.

¹² Дебец Г. Ф. Антропологические типы Минусинского края в эпоху родового строя // Антропол. журн. 1932. № 1.

¹³ Седов В. В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М., 1982.

¹⁴ Трофимова Т. А. Кривичи, вятичи и славянские племена Поднепровья по дан- ным антропологии//Сов. этнография. 1946. № 1; Алексеева Т. И. Этногенез во- сточных славян по данным антропологии. М., 1973.

¹⁵ Седов В. В. К палеоантропологии восточных славян // Проблемы археологии Ев- разии и Северной Америки. М., 1977; Он же. Результаты изучения черепов//Се- дова М. В. Ярополч Залесский. М., 1978.

¹⁶ Зиневич Г. П. Очерк палеоантропологии Украины. Киев, 1972; Кондукторо- ва Т. С. Антропология древнего населения Украины. М., 1972.

¹⁷ К сожалению, имеющаяся информация не сведена воедино. Выборочную библио- графию см.: Bunak V. Bassengeschichte Osteuropas // Bessengeschichte der Mensch- heit. Munchen; Wien, 1976. Lief. 4.

¹⁸ Появились указания на родство северокавказских языков с сино-тибетскими, но эти предположения остаются пока гипотетичными. См.: Старостин С. А. Праени- сейская реконструкция и внешние связи енисейских языков//Кетский сборник. Антропология, этнография, мифология, лингвистика. Л., 1982; Он же. Гипотеза о генетических связях сино-тибетских языков с енисейскими и северокавказскими языками // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока: Тез. и докл. конф. М., 1984. Ч. 4: Древнейшая языковая ситуация в Восточной Азии.

¹⁹ См.: Народы Кавказа: В 2 т. М., 1960-1962.

²⁰ Натишеили А. II., Абдушелишвили М. Г. Предварительные данные об антропологи- ческих исследованиях грузинского народа // Крат, сообщ. Ин-та этнографии АН СССР. 1955. Вып. 22.

^2J Гаджиев А. Г. Древнее население Дагестана. М., 1975.

²² Алексеев В. П. Происхождение народов Кавказа: (Краниол. исслед.). М., 1974.

²³ Абдушелишвили М. Г. Антропология древнего и современного населения Грузии. Тбилиси, 1964.

²⁴ См.: Смирнов К. Ф., Кузьмина Е. Е. Происхождение индоиранцев в свете новей- ших археологических открытий. М., 1977.

²⁵ Дебец Г. Ф. Указ. соч.

²⁶ Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951.

²⁷ Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР//Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Н. С. М.; Л., 1948. Т. 4.

²⁸ Рыкушина Г. А. Население среднего Енисея в карасукскую эпоху // Палеоантро- пология Сибири. Новосибирск, 1980.

²⁹ Алексеев В. П. Происхождение народов Восточной Европы: (Краниол. исслед.). М., 1969.

³⁰ Миллер В. Ф. Осетинские этюды: В 3 ч. М., 1881-1887.

⁸¹ Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор. М.; Л., 1949. Т. 1.

³² Подробнее об этом см.: Алексеев В. П. Антропологические данные о происхожде- нии осетинского народа // Материалы науч. сес, посвящ. этногенезу осетин. Орд- жоникидзе, 1967.

³³ Алексеев В. П. Некоторые проблемы происхождения балкарцев и карачаевцев в свете данных антропологии // О происхождении балкарцев и карачаевцев. Наль- чик, 1968.

³⁴ Дебец Г. Ф., Левин М. Г., Трофимова Т. А. Антропологический материал как ис- точник изучения вопросов этногенеза // Сов. этнография. 1952. № 1.

³⁵ Алексеев В. П. Новые дапные о европеоидной расе в Центральной Азии // Брон- зовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974; Мамонова Н. Н. Антропологи- ческий тип древнего населения Западной Монголии по данным палеоантрополо- гии//Исследование по палеоатропологии и краниологии СССР. Л., 1980. (Сб. Му- зея антропологии и этнографии АН СССР; Т. 36).

³⁶ Алексеев В. П. Палеоантропология Хакасии эпохи железа // Сб. Музея антропо- логии и этнографии АН СССР. М.; Л., 1961. Т. 20.

³⁷ Гохман И. И. Происхождение центральноазиатской расы в свете новых палеоан- тропологических материалов//Исследование по палеоантропологии...; Алексе- ев В. П. Краткое изложение палеоантропологии Тувы в связи с историческими во- просами // Антропо-экологические исследования в Туве.

³⁸ Алексеев В. П. Палеоантропология Алтая эпохи железа // Сов. антропология. 1958. № 1.

³⁹ Он же. Кочевники Кузнецкой котловины по данным палеоантропологии // Крат, сообщ. Ин-та этнографии АН СССР. 1960. Вып. 35; Он же. К средневековой па- леоантропологии Кузнецкой котловины // Изв. Лаб. археол. исслед. Кемерово, 1974. Вып. 5.

⁴⁰ Подробнее см.: Чебоксарое Н. И. Этническая антропология Китая (расовая мор- фология современного населения). М., 1982.

⁴¹ Morant G. A study of Egyptian craniology from prehistoric to roman times//Bio- metrica. 1925. Vol. 17, pt 1/2; Batrawi A. The racial history of Egypt and Nubia// J. Anthropol. Inst. Gr. Brit, and Ireland. 1945. Vol. 75; 1946. Vol. 76; Nielsen O. The Nubian skeleton throng 4000 years. Kobenhavn, 1970.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Автор глубоко убежден и надеется, что это отчетливо выражено в очер- ках, образующих вторую часть книги: изучение этногенеза, входящее сей- час в сферу этнографической науки, на самом деле ввиду сложности и многосторонности процесса, необходимости комплексного к нему подхода представляет собой предмет самостоятельного исследования и должно стать особой дисциплиной, которая аккумулировала бы результаты раз- ных областей знания, сводила их в едином теоретическом синтезе, опре- делила разрешающую силу разных видов исторических источников, раз- работала методические процедуры их использования. Пока эта само- стоятельная область знания только складывается на стыке этнографии, археологии, исторической антропологии, палеолингвистики и историче- ского источниковедения, складывается в основном в ходе изучения конк- ретных этногенезов, хотя и выдвинула уже некоторые теоретические по- ложения довольно высокого уровня обобщения конкретных эмпирических данных.

Как будет называться эта область знания? Этногонией? Термин по- явился в 30—40-х годах, иногда выплывает и сейчас, но употребляется в ином значении и довольно редко, видимо, из-за своей искусственности. Этногенезоологией? Это полностью соответствовало бы предмету исследо- вания — «учение о происхождении народов», но термин при всей своей смысловой точности громоздок и, пожалуй, неуклюж. Однако дело, ра- зумеется, не в термине, хотя и это важно, а в содержательной стороне новой дисциплины, в обогащении методологической и методической базы науки об этногенезе, которая пока еще делает первые шаги.

Народ — структурно сложное, многокомпонентное образование, о чем много и содержательно написано*, поэтому уже само выявление его компонентов в синхронном срезе, в какой-то исторический момент су- ществования народа представляет собой задачу достаточно большой сложности. Она тем более усложняется, когда возникает необходимость в диахронном подходе к этнической динамике, в прослеживании генети- ческих истоков выявляемых внутри народа структурных компонентов. Дополнительная трудность создается разнохарактерностью самих истоков. Что важнее для определения генезиса — непрерывное генетическое род- ство в ряде поколений, т. е., иными словами, биологическая преемствен- ность, которую автор, пожалуй, переоценивал в своих ранних работах, или языковая принадлежность, культура, самосознание и некоторые иные ценностные ориентации в этнической психологии? Эти и ряд дру- гих подобных вопросов еще предстоит решить.

Исключительно важны в связи с этногепетической реконструкцией две проблемы, связанные между собой, но в то же время имеющие и са- мостоятельное значение,— определение нижней границы хронологиче- ской глубины тех или иных данных, используемых в качестве этногене- тического источника, и оценка реконструктивных возможностей самих данных, включающая, копечно, и их этногенетическую ретроспективу. Что касается определения хронологической глубины самих данных, то следует иметь в виду, что она пе совпадает или не полностью совпадает с хронологической глубиной этногепетической реконструкции. Археологи- ческие и палеоантропологические материалы, например, как уже говори- лось выше, иллюстрируют весь исторический процесс в целом, начиная с самых ранних его этапов, но не несут непосредственной этнической информации, она извлекается лишь косвенным путем.

Такой путь, теоретически полностью оправданный, не приводит, од- нако, к однозначным результатам. Скажем, автор пытался аргументиро- вать наличие этнической дифференциации начиная с эпохи нижнего палеолита, практически с самых первых шагов человечества после выде- ления из животного мира ². Но его точка зрения стоит скорее особня- ком, другие исследователи относят начало этнообразования к более позд- ним эпохам³. Пока не удалось найти твердые и допускающие проверку критерии, с помощью которых вопрос может быть решен однозначно.

Казалось бы, достаточно полная и объективная информация об этни- ческой дифференциации попадает в наши руки начиная с появления массовых письменных источников, т. е. с III тысячелетия до н. э. Но и они на деле оказываются обманчивыми: обнародовав большое количест- во этнонимов, они не наполняют их конкретным культурным содержани- ем и не дают возможности понять, даже при наличии серьезной исто- рической критики источниковедческой базы, к какому уровню этниче- ской дифференциации или к какой форме этнической общности эти этнонимы могут быть приурочены. В данном случае удовлетворительная и более или менее однозначная историческая реконструкция даже дос- тигается на более близком к современности и хронологически более позд- нем отрезке времени, чем историческое время, к которому относится само начало информационного потока, вытекающего из изучения тех или иных материалов. Весьма вероятно, что в общей форме справедли- вым окажется предположение, согласно которому эффективная этноге- нетическая реконструкция с помощью тех или иных данных приурочи- вается к более позднему времени, чем хронологическая глубина самих данных.

Переходя к проблеме сравнительной эффективности разных видов данных, используемых в этногенетических реконструкциях, следует подчеркнуть, что решение этой проблемы зависит от оценки сравнитель- ного значения тех или иных компонентов этноса и его основных призна- ков. В этнографии, исторической демографии и социолингвистике про- должается дискуссия о том, что является определяющим в выделении народа — язык, самосознание, народная культура и т. д. Не приводя многочисленной литературы, в чем нет в данном контексте необходимо- сти, отмечу лишь, что пока вопрос решается в зависимости от ипостази- рования одного из перечисленных или еще и других элементов этниче- ской специфики. Между тем теперь уже совершенно очевидно, что в будущем может быть построена однозначная система специфических осо- бенностей любого народа, в соответствии с иерархией которой последо- вательно распределяются разные виды исторических источников, позво- ляющих осуществлять этногенетические реконструкции. Путь к созданию такой системы, по мнению автора, лежит в дальнейшем обогащении на- шего понимания конкретных этногенезов, к рассмотрению которых с по- мощью историко-антропологических материалов мы и переходим.