Глава 2. Особенности «детской природы» в понимании ф.М.Достоевского

«Совсем будто другое существо и с другою природой», - сказано о детях Иваном Карамазовым, и по «Дневнику писателя» мы знаем, что Достоевский вполне разделял мнение своего героя. Не противопоставление «Большие люди- Маленькие люди» в основе воззрений Достоевского на детство, а гораздо резче: «Люди – Дети», «Человек – Ребёнок».

В чем же, по Достоевскому, особенности «детской природы»?

«Слушайте: мы не должны превозноситься над детьми, мы их хуже. И если мы учим их чему-нибудь, чтоб сделать их лучшими, то и они нас учат многому и тоже делают нас лучшими уже одним только нашим соприкосновением с ними. Они очеловечивают нашу душу одним только своим появлением между нами. А потому мы их должны уважать и подходить к ним с уважением к их лику ангельскому (хотя бы и имели их научить чему), и их невинности, даже и при порочной какой-нибудь в них привычке, - к их безответственности и к трогательной их беззащитности» (22,69).

Разумеется, такой взгляд на детство традиционен для русской литературы. У всех русских писателей ребенок - это прежде всего невинность и беззащитность. Но вот о безответственности детей Достоевский, по-моему, заговорил первым. И это особенно важно для нашего исследования!

Бессознательная гармония детства позволяет Достоевскому заключать ребенка в такой же бессознательно-гармоничный мир природы. Как на залог торжества красоты и идеалов в реальном человеческом обществе, как на «некое указание» смотрит на детей старец Зосима: «Деток любите особенно, ибо они тожe безгрешны, яко ангелы, и живут для умиления нашего, для очищения сердец наших и как некое указание нам» (14,289).

Чему же могут дети научить людей? Почему «без детей нельзя было бы так любить человечество»? (25,177).

Необходимо и важно для человека, живущего в мире социального зла и, по Достоевскому, несущего ответственность за это зло, - знать, что он когда-то, в начале жизни, был вполне хорош и чист.

«Детки никогда не бывают дурны лицом» (14,216) - и, вероятно, красота и обаяние всякого ребенка - это слабый сигнал о потенциальной красоте всякого человека, «Золотой век», общество «прекрасных, как дети», людей («Сон смешного человека») - по Достоевскому, вечный маяк мирового развития - присутствует ежедневно рядом со взрослым человечеством в виде крошечной модели - Детства.

Дети, по убеждению писателя, наделены особым безошибочным чувством истины, в то время как взрослые, оставив это чувство в детстве, знания истины чаще всего не приобретают. Об этой способности детей каким-то непостижимым образом получать верные представления о реальности (то есть о «других средствах приобретения знаний»(23, 22)) Достоевский размышляет часто и подолгу: «Любопытно проследить, как самые сложные понятия прививаются к ребенку совсем незаметно, и он, еще не умея связать двух мыслей, великолепно иногда понимают самые глубокие жизненные вещи» (22,9). «Пяти - шестилетний ребенок знает иногда о Боге или добре и зле такие удивительные вещи и такой неожиданной глубины, что поневоле заключишь, что этому младенцу даны природой какие-нибудь другие средства приобретения знаний, не только нам неизвестные, но которые мы даже на основании педагогики должны бы были почти отвергнуть, ... он знает о боге, может быть, уже столько же, сколько и вы, а о добре и зле и о том, что стыдно и что похвально, - может быть даже и гораздо более вас ...» (23,20).

Отсюда глубочайшее уважение Достоевского к детям, отношение к ним не только как к равным, но как к превосходящим взрослых.

Устами князя Мышкина призывает Достоевский людей к уважению малышей: «Ребенку можно всё говорить – всё; меня всегда поражала мысль, как плохо знают большие детей, отцы и матери даже своих детей. От детей ничего не надо утаивать, под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль!» (8,58).

Князь Мышкин – «Князь-Христос» (как обозначает его автор в набросках к роману), идеальный человек, из каких и должно будет сложиться человечество «золотого века» - не любит и не умеет быть со взрослыми, с "большими», его «тянет» к детям, потому что он действительно близок им чертами своего духовного облика.

По Достоевскому, идеальные человеческие черты присутствуют в любом человеке именно в первые годы его существования - существования еще полубессознателъного. Ребенок еще не осознает своего Я, не сознает зла и добра в себе и в окружающем мире. Он невинен – но прежде всего потому, что у него нет еще возможности свою вину осознать. («У ней нет еще и не может быть столько ума, чтоб заметить в себе худое» - 22,68).

Именно в детях видят взрослые герои Достоевского напоминание о возможном человеческом идеале, о «золотом веке», потому что беззащитность и хрупкость маленького существа вызывает у взрослого лучшие человеческие чувства: нежность, заботу, жалость, сочувствие. Уже теперь, в существующем обществе, такое отношение осознается как норма, не как подвиг - но лишь по отношению к ребенку: ведь «за детей своих почти каждый согласится пострадать и умереть» (16,139). Стало быть, дело только в том, чтобы это отношение распространить вообще на всех людей… Не в этом ли – смысл христианства?...

Любить ребенка и иметь его – «великое и единственное человеческое счастье» (26, 278). Человек, нравственно отторгнувший себя от людей, преступивший черту человечности, - прежде всего теряет право на детей, на любовь к детям.

«Почему все потеряно? Ребенок? Кто мне запретит любить своего ребенка?» (27,143) Эти, не включенные в текст ''Преступления и наказания", слова Раскольникова все же глухо звучат в романе - вопросом-приговором Сони: «Я не понимаю, ну как вы будете, ну как вы женитесь, как детей будете иметь?» (7,187).

Родное дитя - это залог бессмертия человека, и не просто продолжение жизни родителей, но - надежда на лучшую жизнь. Сама сущность младенца - это неопределенность, и любят в ребенке эту потенциально безграничную возможность прекрасного человека: «А в младенце столько надежд» (23,26), Жизнь ребенка - по существу, приготовление к чему-то, причём это приготовление демонстрирует взрослому взгляду такую стремительность развития, в которой, по-видимому, сосредоточен весь потенциал человеческой природы. Взрослому человеку, осознавшему свою неизбежную ограниченность и несовершенство, «всего лучше глядеть на детей. Пусть моя жизнь прожита, но эти... » (23,117).

Наиболее настойчиво сравнение с детьми героев романа "Идиот". Несколько раз подчеркивается "детская природа" главного героя - князя Мышкина. Очевидная "детская" черта его - интуитивное чувство правды, красоты, добра, которое неизменно оказывается вернее "разумных" представлений окружающих людей; его оценка событий, людей и явлений безошибочна. А ведь у князя еще и совершенно «детская» доверчивость к людям, - она, впрочем, должна быть названа верой - верой в победу доброго начала в любой человеческой душе. И знаменитое его «Парфен, не верю!» отзовется позднее в словах другого «идеального человека» – Алеши Карамазова: «Не ты убил отца, не ты ...» А значит, детская эта вера - по Достоевскому – обязательная черта идеального духовного облика Человека. Залог спасения человечества в том, быть может, что эти идеальные черты вечно пребывают среди нас - в каждом ребёнке, в детстве каждого человека.

Словами князя: «Ведь вы знаете, за кого я детей почитаю?» -определяется явно положительный смысл, который придаётся в этом романе выражению "как дитя". Ребенком названа Лизавета Прокофьевна: «... вы совершенный ребенок, во всем, во всем ...»; Аглая: «Я ужасно люблю, что вы такой ребенок, такой хороший и добрый ребенок! Ах, как вы прекрасны можете быть, Аглая!»; Ганя: «… у вас, право, еще детский; смех есть. Давеча вы вошли мириться и говорите: "Хотите я вам руку поцелую" - это точно как дети бы мирились. Стало быть. еще способны же вы к таким словам и движениям»; Вера Лебедева: «... А какое симпатичное, какое милое лицо у старшей дочери Лебедева, … какое невинное, какое почти детское выражение и какой почти детский смех!»

И в других романах Достоевского можно найти немало примеров такого же значения эпитета «детский»: в «Подростке» нечто «детское» обнаруживается у Макара Ивановича, у Версилова в лучшие его минуты. В «Бесах» - «самое детское выражение» появляется в лице Кириллова. «Как дитя» глядит и радуется чему-то Грушенька в «Братьях Карамазовых» и т.д.

Быть или становиться на время ребенком - значит иметь или возвращать на мгновение себе «детские» достоинства, необходимые для человеческой личности вообще, черты человека «золотого века»: простоту, доверчивость (вору в людей), искренность, чувство истины и добра.

Таково значение сравнения с ребенком в приведенных выше примерах.

Но это – именно взрослый взгляд, взгляд сквозь призму прошедшей жизни - может ли детство, увиденное таким образом, быть каким-то иным, «не-радужным»? А Достоевского, как мне показалось, очень занимала и действительная, объективная сущность детства.

Дело в том, что в ряде случаев Достоевский придает эпитету «детский» иной смысл, противоречащий истинной человечности. Например, он очень часто использует эпитет «детский» в литературной полемике, если хочет подчеркнуть в противнике неразумность, неумелость, неспособность понять другого, эгоизм и раздражительность, несдержанность и неумение общаться… И это - следствие глубокого понимания им противоречивой сущности «детской природы». Некоторые черты, неизбежно и необходимо присущие ребенку, нелепы и даже вредны во взрослой личности; взросление ребенка должно состоять в избавлении от этих черт.

Достоевский, так высоко ставящий детей над «взрослым» человечеством, прекрасно сознавал и отрицательные, пугающие качества «детской природы». «Порознь - ангелы божий, а вместе весьма часто безжалостны», - не уставал повторять он о детях, как и его герой (14,187). В своих произведениях он настойчиво повторяет один и тот же сюжетный мотив – описание детской травли, когда стайка детей беспощадно преследует беззащитную жертву-одиночку.

Отсутствие социального опыта, наивный эгоизм, неумение чувствовать чужую боль - все эти естественные «детские» качества относительно безобидны в общении со взрослыми, которым ребенок не в состоянии причинить серьезный вред. Однако это неизбежно оборачивается бездумной жестокостью, а порой трагедией в общении с ровесниками, с теми, кто слабее. Ситуации, когда группа детей («ангелов!») травит одинокую жертву, в произведениях Достоевского часты, как ни у какого другого писателя. Швейцарские дети проследуют безответную и несчастную Мари в "Идиоте", воспитанники пансиона Тушара издеваются над маленьким Аркадием Долгоруким, школьники в "Братьях Карамазовых" жестоко третируют Илюшу Снегирева ...

На наш взгляд, в этом и состоит особенность взгляда Достоевского на детей – он ясно и трезво видит то дурное, что возможно в детях, но отмечает все это довольно-таки невозмутимо, без «педагогической паники». «У ней (7-летней дочери Кронеберга. - Д.К.) нет еще и не может быть столько ума, чтоб заметить в себе худое» (22,68). «Семилетнюю крошку, безответственную вполне во всех своих пороках ...» (22,67). «Никто из здравых умом не станет укорять и стыдить 13-летнего за то, что ему нет 25 лет» (22, 111) и т.п.

Другими словами, по Достоевскому, детская "природа" не столько безгрешна, сколько неподсудна. Ведь многие «детские» достоинства – это одновременно «человеческие» недостатки. Объясняется это просто: ребенок – ещё не член человеческого общества, он ещё не отвечает за общественное зло, он невинен – в философском смысле слова. Но, не обладая сознанием, он не знает и колебаний между добром и злом, не имеет возможности сознательно делать выбор, сознательно противостоять злу. По сравнению с реальным человеком реального (несовершенного) общества Ребенок, с его интуитивной тягой к добру и невинностью, чище, ближе к идеалу. По сравнению же с самим идеалом - Человеком, сознавшим уже разность между злом и добром и сделавшим сознательный выбор, преодолевшим зло, - чистота и невинность ребенка («от неведения») еще недостаточны.

«В отроческом возрасте человек не сформирован ни физически, ни нравственно” (19,103). Идеальные черты «детской природы» не имеют такой же ценности, как черты положительно прекрасного человека (князя Мышкина, Алеши Карамазова) - именно в силу их неосознанности (а значит - возможной утраты их в будущем).

Достоевский ясно видит главный парадокс детской природы: ребенок обладает достоинствами Человечности (чистотой и безгрешностью), но еще не является Человеком, не умеет не быть эгоистом, жертвовать собой, жалеть слабых…. И процесс превращения Ребенка в Человека очень сложен и неоднозначен. Смотря по обстоятельствам своего взросления, ребенок может оставить в детстве объективные «минусы» своей детской природы и приобрести «взрослые» - социальные - достоинства, а может, сохранив «детские» недостатки, заразиться к тому же «взрослыми болезнями». Процессы эти могут быть и более сложными («минус» на «плюс», и наоборот) - пути в каждом случае сугубо индивидуальны, и результаты трудно предсказуемы. Но ведь это-то и зависит от усилий окружающих ребенка взрослых людей! Вот почему самая важная часть «детской темы» Достоевского – это, безусловно, его педагогическая система, его взгляды на то, как должны вести себя взрослые люди, желающие помочь своему Ребенку вырасти Человеком.