Глава IV урегулирование турецко-

ЕГИПЕТСКОГО КРИЗИСА. ВТОРАЯ ЛОНДОНСКАЯ КОНВЕНЦИЯ

1

Две проблемы стояли перед европейской дипломатией на заключительном этапе турецко-египетского кризиса — оконча­тельное урегулирование территориального вопроса между Турцией и Египтом и создание нового европейского соглаше­ния по проливам с участием Франции. Эти проблемы были взаимосвязаны. Однако роль первой проблемы значительно снизилась. Победа союзных войск в Сирии создала основу для быстрого урегулирования восточного кризиса и помогла Тур­ции ограничить власть Мухаммеда Али одним Египтом.

Окончание англо-французского конфликта, отставка Тьера и приход к власти Гизо — все это было благоприятными фак­торами для возобновления переговоров между Францией,. Англией, Россией и Австрией.

По мнению многих западных историков, союзные державы стремились подключить Францию к соглашению, потому что они нуждались в общей гарантии режима черноморских про­ливов¹. Однако существовали более общие причины. Изо­ляция Франции нанесла ущерб европейскому равновесию и создала напряженную обстановку на континенте. Не случайно, что наиболее активно добивались нового соглашения Австрия и Пруссия. Между германскими государствами и Францией не было в то время серьезных противоречий. Для них изоля­ция тюильрийского кабинета была искусственной и носила преходящий характер. «Франция должна быть с нами в силу общего закона, — писал Меттерних, — и мы сделаем все для этого»².

Англия, несомненно, гораздо меньше зависела от пози­ции Парижа. Защищенная естественными преградами и об­ладающая сильным военным флотом, она еще во времена на­полеоновских войн доказала свою неуязвимость. Но разрыв с Францией не отвечал традиционному курсу и политичес­кой линии английского правительства. Обострение колониаль­ных противоречий, приведшее к уничтожению «сердечного со­гласия», носило временный характер. Ф. Энгельс указывал на то, что наиболее острыми на Ближнем Востоке в тот период.

¹ L. Leslie. The age of transformation. L, 1964, p. 206. ⁴ I, Testa. Recueil des Traites de la Porte Ottomanne avec les Puis­sances etrangeres, t. III. Paris, 1872, p. 68.

159

•были противоречия между Россией, с одной стороны, и .Англией и Францией — с другой³. Новая политическая ком­бинация, сблизившая Лондон с Петербургом и в то же вре­мя изолировавшая Париж, не имела фундаментальной базы и была недолговечна. Как английская, так и французская дипломатии понимали, что как только будет решен вопрос •о Сирии и Египте, для них откроются новые широкие воз­можности для сближения. «Правительство ее величества с .нетерпением ждет, — писал Пальмерстон еще в сентябре 1840 г., — когда Франция займет свое место в союзе держав, .и оно надеется, что этот момент наступит в скором времени»⁴.

В октябре 1840 г., в самый разгар кризиса, Пальмерстон -официально передал тюильрийскому кабинету, что Англия не возражает против присоединения Франции к союзу 4 дер­жав⁵, поскольку британский министр иностранных дел при­держивался убеждения о необходимости заключения догово-,ра, заменяющего Лондонскую конвенцию 14 июля 1840 г.

Буквально через месяц после ее подписания он сообщил -Бруннову, что необходимо заняться выработкой текста нового •соглашения, в котором, по его мнению, кроме принципа закры­тия проливов и вопроса о территориальном урегулировании на .Востоке, должны были войти гарантии целостности Осман­ской империи⁶.

Таким образом, еще в августе 1840 г. он выделил две про-•блемы, по которым должна была развернуться дискуссия --установление взаимоотношений между султаном и Мухамме­дом Али, утвержденных всеми европейскими державами, и вопрос о политической линии союзников Турции. Министр иностранных дел Англии предлагал в то время расширить .Лондонскую конвенцию, включив в нее статьи о гарантий.

Австрийское правительство не только поддерживало Пальмерстона в вопросе о необходимости нового договора, но и пыталось активизировать его на этом пути. Оно выдвигало все новые и новые проекты вступления в переговоры с Фран­цией. Предложения встретиться впятером в Вене, обсудить восточный вопрос вновь на уровне послов в Константинополе, наконец, собрать совещание в Вильсбадене — таковы были многочисленные идеи князя Меттерниха⁷.

Позиции Англии и Австрии по вопросу о заключении но-

³ См. К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 9, стр. 13.

⁴ Н. Bulwer. The life of Henry John Temple, viscount Palmerston, vol. II. L, 1870, p. 323.

⁵ «Correspondence relative to the Affairs of the Levant», vol. II. L., 1842, p. 323 (далее «Correspondence...»).

⁶ АВПР, ф. Канцелярия, д. 100, лл. 127—128, Бруннов Нессельроде, :25 августа 1840 г.

⁷ АВПР, ф. Канцелярия, д. 101, л. 167, Бруниов Нессельроде, 27 ок­тября 1840 г.

160

вого соглашения с участием Франции создали предпосылки для возобновления общеевропейской дискуссии. Эта дискус­сия была навязана России, которая вынуждена была принять в ней участие под угрозой собственной изоляции.

В западной историографии распространено мнение, что николаевская дипломатия пыталась сорвать переговоры с тюильрийским кабинетом и углубить ссору между морскими державами. Такие попытки действительно предпринимались самодержавием. «Вы должны, - - неоднократно напоминал Нессельроде Бруннову, — сделать все возможное для усиле­ния изоляции Франции и срыва новых переговоров»⁸. Однако в то время русское правительство не могло уже оказать влияние на решение восточного вопроса. Отказавшись от Ункиар-Искелессийского договора и связав себя союзничес­кими отношениями с Англией, оно было вынуждено следо­вать в фарватере британской политики. «Срыв новых перего­воров не в моих силах, — доносил Бруннов из Лондона, -я могу лишь затормозить их развитие»⁹. Новый фактор в дипломатии самодержавия был встречен в Петербурге с не­скрываемым недовольством, но в то же время с покорностью. Единственное, что оставалось предпринять — это выработать свою программу по вновь поднятым в Лондоне проблемам и попытаться отстоять ее в ходе переговоров. «Необходимость акта 5 держав нами понята, - - писал Нессельроде своему представителю в Лондоне. — Надо поэтому, чтобы мы за­ранее предложили союзникам свою базу договора для того, чтобы помешать Франции опередить нас в выработке усло­вий, с которыми все равно придется впоследствии бороться»¹⁰. В начале 1841 г. русское правительство разработало свои предложения для нового соглашения.

В территориальном вопросе Николай I отстаивал инте­ресы Турции, однако не так рьяно, как Пальмерстон. Он пред­ложил в отличие от британского министра иностранных дел предоставить Мухаммеду Али, кроме Египта, пашалык Сент-Жен Акр в пожизненное владение. Такое решение имело для русской дипломатии двоякий смысл. Николай I не хотел, как и раньше, чрезмерного ослабления Египта и усиления Осман­ской империи. С другой стороны, русское правительство на­меревалось, используя территориальный вопрос, сделать Англию более сговорчивой по другим проблемам. «Для нас это не принципиально, — писал Нессельроде Бруннову, —

⁸ АВПР, ф. Канцелярия, д. 116, л. 16, Нессельроде Бруннову, 11 фев­раля 1841 г.

⁹ АВПР, ф. Канцелярия, д. 11, л. 381, Бруннов Нессельроде, 17 фев­раля 1841 г.

¹⁰ АВПР, ф. Канцелярия, д. 103, л. 178, Нессельроде Бруннову, 4 де­кабря 1840 г.

В. А. Георгиев

161

дайте понять Пальмерстону, что мы можем и поддержать его, если он в свою очередь пойдет нам навстречу» ^п.

Вторым пунктом русской программы был вопрос о за­крытии проливов. Его редакция в первой Лондонской кон­венции не совсем устраивала Николая I. Он хотел, чтобы проливы были закрыты для военных кораблей как в мирное, так и в немирное время. Бруннову поручалось обсудить новую редакцию с Пальмерстон'ом.

Наибольшее противодействие русского правительства выз­вало предложение Меттерниха о включении в будущую кон­венцию статьи о гарантии целостности Османской империи. «Император относится к этой идее крайне отрицательно, — сообщал Нессельроде Бруннову. — Вам надлежит похоронить ее как можно скорее»¹². Гарантия целостности Турции еще больше связывала руки самодержавию и исключала проведе­ние в жизнь его экспансионистских планов по отношению к Ближнему Востоку. Поэтому русское правительство решитель­но отказалось обсуждать эту проблему. Выработав свою про­грамму и доведя ее до сведения союзных держав, Россия в то же время не торопилась идти навстречу Франции. «На сегод­няшний день, — резюмировал вице-канцлер.Нессельроде, -император считает переговоры просто несвоевременными»¹³. Позиция России, таким образом, была противоречивой. С од­ной стороны, она уже выработала свою программу будущих переговоров, с другой — делала все, чтобы отсрочить начало контактов с Францией. Несомненно только, что ее участие в обсуждении нового соглашения носило вынужденный харак­тер и было вызвано страхом перед изоляцией.

После падения министерства Тьера Гизо, пришедший к власти, решил во что бы то ни стало сохранить мир и присое­диниться к союзу 4 держав без ущерба для национального достоинства Франции. Европейские кабинеты расценивали смену французского правительства как благоприятный фактор для сохранения мира. «Отставка Тьера и приход к власти Ги­зо категорически указывают на то, — заявил Пальмерстон в парламенте, -- что Франция не будет воевать в защиту Му­хаммеда Али» ¹⁴. С первых же дней своего правления Гизо вы­разил желание начать переговоры с союзными державами. «У меня нет никакого желания защищать «мертвого челове­ка», — поведал он Бульверу, намекая на решительные побе­ды англо-турецкий войск над Мухаммедом Али ¹⁵. Посылая

¹¹ АВПР, ф. Канцелярия, д. 116, л. 15, Нессельроде Бруннову, 11 фев­раля 1841 г.

¹² Там же, л. 16, Нессельроде Бруннову, 11 февраля 1841 г.

¹³ АВПР, ф. Канцелярия, д. 103, лл. 152—153, Нессельроде Бруннову, 6 ноября 1840 г.

¹⁴ М. A n d е г s о п. The Eastern Question. L., 1966, p. 104.

¹⁵ H. В u 1 w е т. Op. cit., t. II, p. 323.

162

инструкции нового министерства иностранных дел представи­телю Франции за границей, Гизо писал: «Для Европы в на­стоящий момент необходимо объединение между великими державами. Ни наша изоляция, ни создание враждующих лагерей не являются хорошей политикой... Попытка к объеди­нению, я думаю, должна стать нашим основным делом»¹⁶.

Однако новому кабинету было не так легко успокоить об­щественное мнение, придерживавшееся воинственных взгля­дов. В парламенте Тьер, ставший вождем оппозиции, клеймил примиренческую политику Гизо¹⁷. Последнему было необхо­димо еще до начала прямых контактов добиться некоторых ус­тупок от союзных держав. В этот период его интересовала территориальная проблема, которая стала основным предме­том переговоров между Англией, Россией, Австрией, с одной стороны, и Францией — с другой. Несмотря на убеждения Меттерниха, что Сирия окончательно потеряна для египет­ского паши, Гизо в конце октября 1840 г. предложил свой территориальный проект. Суть его сводилась к тому, что сул­тан сам пойдет навстречу Франции и предложит египетскому паше более благоприятные условия, чем те, которые были в Лондонской конвенции. Со своей стороны союзные державы не должны были против этого возражать ^ls.

Этот план Гизо, однако, не встретил отклика ни в Лон­доне, ни в Константинополе.

2 ноября Пальмерстон направил в Париж свой ответ на ноту Франции от 8 октября ¹⁹. Так как Тьер к этому времени уже ушел в отставку, новый меморандум Великобритании был предназначен Гизо. В этом документе Пальмерстон зая­вил, что, по мнению союзников, Сирия должна быть немед­ленно возвращена султану. Газеты констатировали, что Ве­ликобритания в новом меморандуме отказалась даже при­знать наследственные права Мухаммеда Али над Египтом²⁰.

Однако Гизо не терял надежды добиться каких-либо тер­риториальных уступок.

13 ноября он разработал новый план, различные варианты которого сводились к следующим 3 предложениям:

1) Мухаммед Али получает Египет и Сент-Жен Акр в наследственное владение, или

2) Египет в наследственное, а Триполи и Акр в пожиз­ненное, или

¹⁶ M. G u i z о t. Memories pour servir a 1'histoire de mon temps, t. VI, pp. 38—39.

¹⁷ «Correspondence. Egypte et Europe». La crise de 1839—1841, ed. par. Ed. Driault. Cairo, 1934, t. V, p. 153 (далее «Correspondence. Egypte et Europe...»).

¹⁸ АВПР, ф. Канцелярия, д. 101, л. 238, Бруннов Нессельроде, 30 ок­тября 1840 г.

¹⁹ «Correspondence...», vol. II, pp. 356—360.

²⁰ «Morning Chronicle», 6/XI 1840.

111/2*

163

3) Египет в наследственное, Кандию и Сент-Жен Акр в пожизненное.

На этих условиях Франция была готова вступить в перего­воры с союзными державами²¹. Как видно, тюильрийский ка­бинет считал необходимым оставить за Мухаммедом Али Еги­пет и Сент-Жен Акр, являвшийся, по мнению современников, ключом к Сирии. Триполи и Кандия стали разменной монетой, от которой Франция могла легко отказаться.

Этот 2-й по счету план территориального урегулирова­ния, исходивший из Парижа, был тоже отвергнут Пальмер-стоном. «Правительство ее величества чрезвычайно радо, — писал он Гренвилю, — что Франция выражает желание при­соединиться к союзу 4 держав, но для того, чтобы не вводить в заблуждение месье Гизо, я должен подчеркнуть, что договор 14 июля будет выполнен до конца и Мухаммед Али лишится всей Сирии...»²².

В ноябре 1840 г. союзники приступили к обсуждению ба­зы для будущих переговоров с Францией. Между ними сразу возникли серьезные разногласия по территориальному вопро­су. Россия продолжала поддерживать Англию, но Австрия и Пруссия все больше склонялись к мысли о необходимости скорейшего примирения с Францией и окончания затянувшей­ся сирийской экспедиции. Меттерних заявил тюильрийскому кабинету, что Австрия одна без Англии, согласно своей ноте Турции, гарантирует наследственные права Мухаммеда Али на Египет и что австрийские войска ни в коем случае не при­мут участия в операциях против Александрии²³.

Германские дворы обратились с официальным предложе­нием к английскому и русскому кабинетам начать перегово­ры с Францией. Британские министры с большим сочувстви­ем отнеслись к этой инициативе и предложили Пальмерстону разработать базу для переговоров. Министр иностранных дел Англии был против этой идеи. Однако он понимал, что «когда эвакуация Сирии египетскими войсками будет завершена, Ав­стрия начнет оказывать помощь Франции в ее борьбе за со­хранение власти Мухаммеда Али над Египтом» ²⁴. Поэтому Пальмерстон был вынужден согласиться на переговоры ско­рее под давлением Меттерииха, чем коллег по министер­ству.

²¹ «Correspondence...», vol. Ill, p. 385, Гизо Буркине, 13 октября 1840г.

²² Ibid., p. 363, Пальмерстон Гренвилю, 12 января 1840 г.

²³ АВПР, ф. Канцелярия, д. 150, л. 11, Пален Нессельроде, 4 января 1841 г.

²⁴ «Correspondence...», vol. Ill, p. 375, Бюваль Пальмерстону, 2 нояб­ря 1840 г.

164

17 ноября Бруннов, представители Австрии Штюрмер и Нейман собрались в МИД для обсуждения проекта пере­говоров. Его автором являлся Штюрмер. Он свел предложе­ния союзников в форму конвенции 5 держав. Проект этой конвенции являлся первой редакцией будущего соглашения по восточному вопросу и состоял из вводной части, трех ос­новных статей и сепаратного акта²⁵. В введении обосновыва­лась необходимость присоединения Франции к остальным ев­ропейским державам. Три основные статьи касались вопроса о территориальном урегулировании между султаном и Му­хаммедом Али, и в них давалась гарантия этого урегулиро­вания европейскими державами; владения Мухаммеда Али ограничивались Египтом; сепаратный акт провозглашал прин­цип закрытия проливов²⁶.

Следует отметить, что редакция Штюрмера была далека от совершенства. Против вводной части возражал тюильрий­ский кабинет, считавший, что нет необходимости обосновы¹ вать его желание присоединиться к конвенции. Русское пра­вительство сочло неверным, что второстепенные ьопросы из­лагались в основной части конвенции, тогда как наиболее важные и общие — в сепаратном акте. Все это не помешало, однако, участникам конференции принять проект Штюрмера как основу для переговоров с Францией.

В это время в Лондон пришло известие о падении крепости Сент-Жен Акр и полной победе союзных войск в Сирии. Бри­танский кабинет тут же отказался идти на уступки Франции и перестал настаивать на том, чтобы союзники выступили как инициаторы переговоров²⁷. Вновь торжествовал Пальмерстон. В Париже военная партия во главе с Тьером потерпела после этого известия окончательное поражение²⁸.

В этих условиях французскому правительству пришлось взять на себя инициативу переговоров с тем, чтобы сохранить за Мухаммедом Али хотя бы Египет²⁹. Вопрос о Сирии был окончательно решен в пользу султана. Гизо был вынужден официально объявить о желании Франции присоединиться к союзу 4 держав³⁰. Одновременно в Лондон был направлен с неофициальной миссией друг французского министра инос­транных дел барон Мунье³¹. Целью миссии было вступить в

²⁵ АВПР, ф. Канцелярия, д. 101, лл. 348—351, проект конвенции, вы­работанный послами союзных держав в Лондоне 17 ноября 1840 г. (в до­несении Бруннова от 17 ноября 1840 г.).

²⁽⁵ АВПР, ф. Канцелярия, д. 101, л. 351, Бруннов Нессельроде, 17 но­ября 1840 г.

²⁷ Там же, л. 277, Бруннов Нессельроде, 10 ноября 1840 г.

²⁸ F, R о d k e у. The Turko-Egyption Question in the Relations of Eng­land, France and Russia. Urbana, 1921, p. 207.

²⁹ M. G u i z о t. Op. cit., t. VI, pp. 55—56.

³⁰ Ibid., p. 49.

³¹ Ibid., p. 54.

165

непосредственные переговоры с Пальмерстоном и изложить ему новые предложения, носящие пока неофициальный харак­тер. Кроме того, Мунье, по мнению Бруннова, должен был выяснить, насколько реальны планы нападения Англии на Египет³², В тот момент всю Францию волновал вопрос --не будет ли Александрия захвачена таким же образом, как и Сент-Жен Акр?³³.

Французский представитель предложил союзникам рас­ширить значение будущего соглашения по восточному вопросу и включить в него следующие пункты:

1. Гарантия владений султана и Мухаммеда Али.

2. Объявление принципа закрытия проливов.

3. Предоставление Франции специального права покрови­тельства христианскому населению Сирии.

4. Общеевропейский контроль над торговыми путями через Суэц.

5. Предоставление Мухаммеду Али денежных средств для развития торговли и промышленности и строительства Суэц­кого канала³⁴.

Как видно, новые предложения тюильрийского кабинета включали в себя широкую программу вмешательства евро­пейских держав во внутренние дела Османской империи. Они в то же время отстаивали экономические и политические ин­тересы Франции в районе восточного Средиземноморья.

Предложения Мунье вызвали резкую критику со стороны России и Англии. Наиболее решительно протестовало царское правительство против пункта о покровительстве Франции хри­стианскому населению Сирии. Оно не хотело допустить усиле­ния ее влияния на немусульманские народы Ближнего Вос­тока. Располагая в Сирии преданными ей православными священиками, Россия считала необходимым оградить их от конкуренции французских миссионеров. В этом вопросе она искала союзника в лице Англии, которая тоже неприязненно встретила попытку тюильрийского кабинета сохранить свое влияние в странах Леванта. «Что касается меня, — писал Бруннов, — то я пытаюсь внушить лорду Пальмерстону, ввиду наших общих интересов, необходимость оградить Сирию от Франции с тем, чтобы эта провинция, освобожденная в на-

³² АВПР, ф. Канцелярия, д. 101, л. 436, Бруннов Нессельроде, 1 де­кабря 1840 г.

³³ М. G u i z о t. Op. cit., t. VI, p. 51.

³⁴ Единственным источником информации о миссии Мунье являются донесения Бруннова, которые невозможно в этом случае перепроверить другими документами. Гизо в своих мемуарах говорит лишь вскользь об этих предложениях Франции. Однако можно предположить, что они до­стоверны, так как официальная программа Франции, принятая в скором времени, перекликается с предложениями Мунье. (См. АВПР, ф. Канце­лярия, д. 101, Бруннов Нессельроде, 9 декабря 1840 г.; д. 102, Бруннов Нессельроде, 4 января 1841 г.).

166

стоящее время от управления Мухаммеда Али, не попала в результате интриг Тюильри снова к нему в зависимость»³⁵. Предложения Мунье, в связи с резким противодействием Рос­сии, были отклонены союзными державами.

Неудача Мунье заставила Гизо выступить с новой идеей относительно соглашения 5 держав. В ее основу он положил принцип двойной европейской гарантии целостности Осман­ской империи, с одной стороны, а с другой — владений Му­хаммеда Али.

По мнению французского министра, державы должны были гарантировать целостность Турции в случае внешней и внут­ренней опасности³⁶. Проект был целиком направлен против России, ибо для всех было очевидно, что под внешней опас­ностью подразумевалась угроза агрессии со стороны самодер­жавия. Новый план Гизо подвергся резкой критике со сторо­ны Бруннова. Если планы о покровительстве христианскому населению были отвергнуты как не отвечающие интересам России, то «новые проекты, — заявлял Бруннов, - - просто оскорбляют достоинство императора». «С какой стати нужно подчеркивать наличие внешней опасности, если все державы выступают гарантами соглашения?» — спрашивал русский по­сол в Лондоне³⁷. Взгляды Бруннова разделял и Пальмер-стон³⁸.

Русское правительство активно поддерживало территори­альную программу Англии. В ответ на эту поддержку британ­ский министр иностранных дел вынужден был помочь России избежать включения в будущее соглашение вопроса о гаран­тии целостности Османской империи. Обе державы одобрили принцип закрытия проливов. Взаимные уступки и общая точ­ка зрения по ряду вопросов помогли Англии и России выра­ботать наиболее приемлемый проект конвенции. В его основу легли пожелания, высказанные Николаем I еще в конце ноября 1840 г.

Выступая против принципа европейской гарантии, царское правительство пыталось ограничить новый договор только двумя пунктами: 1) обязательством европейских держав оказать помощь Турции в случае новой угрозы со стороны египетского паши или его преемников; 2) провозглашением принципа закрытия проливов в той редакции, которая была принята в IV статье конвенции 14 июля 1840 г. Причем кон­венцию предполагалось заключить не на «вечные времена»,

³⁵ АВПР, ф. Канцелярия, д. 102, л. 49, Бруннов Нессельроде, 4 января 1841 г.

³⁶ АВПР, ф. Канцелярия, д. 101, л. 452, Бруннов Нессельроде, 6 декаб­ря 1840 г.

³⁷ Там же.

³⁸ «Correspondence...», vol. Ill, p. 483, Пальмерстон Кланрикарду, И ян­варя 1841 г.

167

а сроком в 8—10 лет³⁹. Это предложение является характер­ным для царской дипломатии, которая боялась связать себе руки на Ближнем Востоке. Она понимала, что 1-й пункт представляет частичную гарантию целостности Турции. Идеальным вариантом было соглашение, провозглашающее только принцип закрытия проливов, ставший основным посту­латом русской политики на Ближнем Востоке. «Этот прин­цип, — писал Нессельроде, — преследует цели запрещения пребывания в Черном море всех военных судов, кроме рус­ских, и эта гарантия безопасности, непризнанная другими державами в 1833 г., станет наконец всеобщей»⁴⁰. Исходя из вышеуказанных соображений, министр иностранных дел России сформулировал окончательное мнение императора о будущем соглашении: «Нам необходимо, чтобы окончатель­ный акт, коль скоро его нельзя избежать, был самым огра­ниченным и самым простым по форме»⁴¹.

Пальмерстон согласился с доводами русского правитель­ства. Между ним и Брунновым была достигнута договорен­ность о том, что союзные державы предложат проект согла­шения Франции, состоящий только из двух пунктов, одобрен­ных Николаем I. При этом они подчеркнули, что Россия и Англия отказываются приступать даже к обсуждению любых новых идей⁴².

Разработка проекта конвенции между союзниками про­ходила, таким образом, в борьбе между Россией и Англией, с одной стороны, Австрией и Пруссией, с другой. Неофици­альные предложения Франции тоже оказывали влияние на ход обсуждения. Русскому правительству удалось, опираясь на поддержку Великобритании, избежать расширения буду­щего соглашения и включения в него гарантии целостности Османской империи. Предварительные переговоры показали, однако, что Франция намерена использовать будущую кон­ференцию для продолжения борьбы за сохранение своего влияния в Сирии и Ливане.

В начале января 1841 г. открылась Вторая лондонская конференция по делам Востока. Пальмерстон пригласил в

³⁹ АВПР, ф. Канцелярия, д. 101, л. 448, Бруннов Нессельроде, 7 де­кабря 1840 г.

⁴⁰ АВПР, ф. «Отчеты МИД», д. 10, л. 30, отчет Нессельроде царю за 1841 г.

⁴¹ АВПР, ф. Канцелярия, д. 116, л. 72, Нессельроде Бруннову, 12 мао-та 1841 г.

⁴² Там же, л. 15, Нессельроде Бруннову, 11 февраля 1841 г.

168

свой замок Броэдленд представителей союзных держав и посла Франции. Он сообщил Буркине об условиях, которые Россия и Англия могли предложить тюильрийскому каби­нету.

С самого начала вспыхнули разногласия по вопросу о покровительстве христианскому населению Сирии. Францию в этом вопросе поддерживала Австрия. Это вызвало некото­рое сближение между ними.

Русское правительство было обеспокоено новой полити­ческой комбинацией. «Гизо делает ставку на Меттерниха, — писал Бруннов, — он надеется, что Австрия согласится на двойную комбинацию — с одной стороны, на всеобщую га­рантию целостности Османской империи, с другой — на ре­лигиозный протекторат Франции над христианским населе­нием Сирии» ⁴³. В связи с этим русское правительство посчи­тало необходимым поспешить с заключением соглашений на основе, одобренной Пальмерстоном и Брунновым. Ради это­го Николай I даже обратился к Луи Филиппу с меморанду­мом, в котором приглашал последнего присоединиться к сою­зу 4 держав⁴⁴. Этот шаг, несвойственный для царской дипло­матии, продемонстрировал ее опасения в связи с предлагае­мым расширением условий соглашения.

Интересна реакция западной прессы на русский меморан­дум. Французские газеты приветствовали его и выражали готовность сотрудничать с Россией⁴⁵. Английская пресса от­разила испуг правящих кругов Великобритании за свои эко­номические и торговые интересы. За дружеской нотой России Франции они видели уже перспективу создания агрессивного блока между Петербургом и Парижем, подготовку к разделу Турции и вытеснению британского влияния из Средиземно­морья⁴⁶.

Одним из наиболее спорных моментов на конференции в Лондоне был вопрос о форме присоединения Франции к союзу 4 держав. Его разрешение зависело в основном от территориальной проблемы.

Австрия, которая выступала за возвращение тюильрийско-го кабинета в европейский концерт, предложила свой проект окончательного урегулирования восточного вопроса. В осно­ву были положены две идеи Меттерниха, заключавшиеся в предоставлении Мухаммеду Али наследственных прав на Еги-

⁴³ АВПР, ф. Канцелярия, д. 111, л. 132, Бруннов Нессельроде, 19 ян­варя 1841 г.

⁴⁴ АВПР, ф. Канцелярия, д. 139, л. 155, Нессельроде Палену, 8 декаб­ря 1840 г. (меморандум для передачи французскому правительству).

⁴⁵ АВПР, ф. 2-я газетная экспедиция МИД, д. 13, 1841 г. (выдержки из французских газет).

⁴⁶ «Morning Herald», 3/1 1841.

'2 В. А. Георгиев

169

пет и в необходимости пригласить Францию присоединиться к 4 державам⁴⁷.

Предложение Австрии не было одобрено русским и ан­глийским правительствами. Однако разногласия в лагере союзников позволили Гизо выдвинуть жесткие условия, на основе которых Франция была готова вновь примкнуть к ним. Они сводились к следующему:

1) инициатива договора должна исходить не от Франции, а от союзных держав;

2) Мухаммеду Али будет обеспечено наследственное вла­дение Египтом;

3) действие трактата 14 марта 1840 г. будет считаться оконченным;

4) о прекращении этого договора союзные державы долж­ны объявить Франции специальным меморандумом;

5) вопрос о разоружении Франции не будет поднят⁴⁸. Последнее условие возникло в связи с тем, что английские

газеты вели шумную кампанию по поводу укрепления обороны Парижа и увеличения армии и флота. Многие обозреватели высказывали мнение, что нельзя начинать переговоры с Фран­цией, пока она не разоружится⁴⁹.

После того как Гизо сформулировал свои требования, Ав­стрия немедленно заявила, что она считает турецко-египетский конфликт завершенным, и выступила инициатором перегово­ров по поводу Египта ⁵⁰.

В середине января 1841 г. послы союзных держав в Лон­доне, собравшись на конференцию, подтвердили свое решение строго придерживаться в территориальном вопросе инструк­ций от 15 октября и 17 ноября⁵¹. Таким образом, они выс­казались за передачу Египта в наследственное владение Мухаммеду Али.

Тем не менее разногласия между Англией и Россией, с одной стороны, и Австрией, с другой, продолжались. Меттер-них считал необходимым поскорее закончить конференцию и урегулировать турецко-египетский конфликт. Он предлагал пойти на дальнейшие уступки Франции и, согласовываясь с ее желанием, объявить официально об окончании кризиса⁵². В связи с этим Австрия настаивала на отмене сентябрьского фирмана султана, лишавшего Мухаммеда Али всех прав на Египет.

⁴⁷ АВПР, ф. Канцелярия, д. 111, лл. 33—34, Меттерни.х Эстергази, 18 декабря 1840 г. (Копия на фр. яз.).

⁴⁸ М. G u i z о t. Op. cit., t. VI, p. 88.

⁴⁹ АВПР, ф. Канцелярия, д. 112, л. 190, Бруннов Нессельроде, 19 ян­варя 1841 г.

⁵⁰ Там же, л. 172.

*' «Correspondence...», vol. Ill, p. 162.

⁵² АВПР, ф. Канцелярия, д. 111, л. 213, Бруннов Нессельроде, 26 ян­варя 1841 г.

170

Для того чтобы не допустить окончательного распада со­юза 4 держав, Пальмерстон и Бруннов были вынуждены пойти на уступки Австрии⁵³. В конце января 1841 г. было ре­шено направить Турции ноту. Текст этого документа обсуж­дался на специальной конференции в течение 9 часов без перерыва. Ход дискуссии еще раз показал глубину противо­речий между союзными державами.

30 января 1841 г. Турции была направлена нота, которая явилась как бы официальным ответом на меморандум Шеки-ба эфенди послам союзных держав в Лондоне от 8 декабря 1840 г.⁵⁴. В ноте союзники потребовали от Турции немедлен­ного восстановления Мухаммеда Али правителем Египта⁵⁵. Это было серьезной уступкой по отношению к Франции, так как до сих пор союзники отказывались гарантировать права Мухаммеда Али на Египет.

Тюильрийский кабинет после ознакомления с этим доку­ментом официально объявил о своей готовности подписать новое соглашение по делам Востока. «Франция давно уже мечтала, — констатировал Темперли,— занять место среди других держав, и решение этого вопроса было уже вопросом времени и подходящих условий»⁵⁶.

В конце февраля 1841 г. Пальмерстон предложил союз­никам обсудить выработанную им редакцию конвенции, уже согласованную с Брунновым. Это обсуждение продемонстри­ровало глубину разногласий между державами. Оно показа­ло, что Австрия заинтересована в скорейшем завершении кри­зиса и в восстановлении дружественных отношений с Фран­цией. Россия, наоборот, пыталась затянуть переговоры. Лон­донский и петербургский кабинеты считали необходимым выработать условия турецко-египетского договора без уча­стия Франции.

«Нельзя делать дело наполовину, — писал Бруннов, вы­ражая волю и желание Николая I,— нельзя лишать султана нашей моральной поддержки в Александрии и одобрять не­покорного пашу к новым выступлениям. В этом случае, зая­вив, что наши полномочия уже окончились, мы бы ошиблись

⁵³ «Correspondence...», vol. Ill, p. 21, Пальмерстон Бювалю, 28 ян­варя 1841 г.

⁶⁴ 8 декабря 1840 г. турецкий посол в Лондоне передал официальный меморандум союзным державам, в котором было заявлено о нежелании султана предоставлять Мухаммеду Али наследственные права на Египет. (Меморандум опубликован в «Correspondence...», vol. Ill, p. 168).

⁵⁵ Текст ноты Пальмерстои излагает в своем письме Понсонби. («Cor­respondence...», vol. Ill, pp. 169—170, Пальмерстон Понсонби, 29 января 1841 г.).

^м Н. Т em per ley. England and the Near East. The Crimia. L., 1936, p. 137.

12*

171

и должны были бы начинать все сначала»⁵⁷. Пальмерстон был полностью согласен с Брунновым. Он писал Гренвилю: «Та поспешность, с которой мы вдруг заявим об окончании кризиса, может показать всему миру, что союзники имеют разногласия и просто боятся Франции. Этого делать нель-

зя»

58

После длительных споров вопрос об окончании турецко-египетского кризиса и заключении новой конвенции был, по предложению Бруннова, разделен на две части. Участники конференции выработали текст конвенций, провозглашаю­щий принцип закрытия проливов, и отдельный протокол об окончании кризиса. Конвенция должна была быть подписана после того, как союзные державы подпишут протокол^5Э.

Документы, согласованные союзниками, были переданы на рассмотрение Гизо. Французский министр был крайне раз­дражен тем, что в конвенцию не вошло ни одно из предложе­ний Франции. «Ваша работа ценна для вас не тем, что в ней есть, — отметил Буркине в беседе с Брунновым, — а именно тем, чего она не содержит»⁶⁰. Однако коль скоро основное требование Франции было учтено и протокол, извещавший об окончании кризиса, предшествовал заключению новой кон­венции, Гизо заявил о готовности присоединиться к союзу 4 держав.

Казалось, что все трудности и разногласия были преодо­лены, но Шекиб эфенди в силу инструкций, полученных из Константинополя, отказался подписать 'конвенцию до полно­го подчинения Мухаммеда Али верховной власти султана⁶¹. Бруннов, обрадованный новыми проволочками, энергично поддержал турецкого посла. Благодаря их совместным уси­лиям заключение соглашения с участием Франции было сор­вано вновь.

Однако по требованиям Австрии 5 марта 1841 г. участни­ки Лондонской конференции парафировали тексты конвен­ции и протокола, чем выразили свое согласие с содержанием

⁵⁷ АВПР, ф. Канцелярия, д. 111, л. 466, Бруынов Нессельроде, 4 мар­та 1841 г.

⁵⁸ «Correspondence...», vol. Ill, p. 655, Пальмерстон Гренвилю, 26 мар­та 1841 г.

⁵⁹ Большое источниковедческое значение имеет донесение Ф. Бруннова от 4 марта 1841 г. В нем излагается ход дискуссии по выработке окон­чательного текста конвенции. К донесению прилагается проект будущего соглашения, утвержденный послами союзных держав, положенный в ос­нову Лондонской конвенции 1841 г. В донесении находится также копия протокола, извещавшего об окончании кризиса. Все эти проекты стали впоследствии официальными документами. (АВПР, ф. Канцелярия, д. 111, Бруннов Нессельроде, 4 марта 1841 г.; проект конвенции — лл. 464—477, копия протокола — лл. 478—484).

⁶⁰ АВПР, ф. Канцелярия, д. 111, л. 461, Бруннов Нессельроде, 4 мар­та 1841 г.

⁶¹ М. G u i z о t. Op. cit., vol. VI, p. 91.

172

этих документов⁶². Подписание было отложено до оконча­тельного урегулирования турецко-египетского конфликта.

Между тем события на Ближнем Востоке развивались не так, как этого хотелось бы западным державам, и в первую очередь Франции и Австрии.

Правительство Турции, ободренное успехами союзников, вновь получило надежду на возможность изгнания Мухам­меда Али не только из Сирии, но и из Египта. Решид паша, дезавуировав конвенцию Непира, поднял вопрос о лише­нии египетского паши его наследственных прав. «Турецкие министры, — сообщал Титов, — выражают все более и более настойчивое желание лишить Мухаммеда Али власти и в Египте»⁶³. Стремление Порты снова вернуть эту провинцию под свое влияние предельно ясно. Египет являлся основным носителем сепаратистских тенденций и был близок к завое­ванию независимости. Турция могла потерять не только бо­гатую провинцию, контролировавшую важнейший торговый путь через Суэцкий перешеек, но и престиж в глазах конгло­мерата народностей, населявших Османскую империю.

После возвращения капитана Фаншава из Александрии турецкие министры получили письменное подтверждение по­корности египетского паши. Однако они вынесли вопрос об окончательном урегулировании конфликта на обсуждение послов союзных держав. В конце декабря состоялась конфе­ренция представителей Англии, Австрии, Пруссии и России с участием Решида паши. На этой конференции турецкое правительство попыталось добиться непризнания покорности Мухаммеда Али и затянуть, таким образом, урегулирование конфликта. Решида пашу поддержал лорд Понсонби, взгля­ды которого относительно судеб Египта были известны край­ней непримиримостью. Однако Штюрмер потребовал приз­нания покорности Мухаммеда Али и восстановления его нас­ледственных прав на Египет⁶⁴.

Борьба между Штюрмером и Понсонби отражала проти­воречия между Австрией и Англией по этому вопросу. К тре­бованиям Штюрмера присоединился прусский посол. Несмот­ря на то, что Россия была заинтересована в затягивании пе-

⁶² Парафированные тексты конвенции и протокола опубликованы в «Correspondence...», vol. Ill, p. 596; копии этих документов хранятся в АВПР, ф. Канцелярия, д. 111, 1841 г.; Лондон, лл. 398—399 (конвенция); л. 401 (протокол).

⁶³ АВПР, ф. Канцелярия, д. 45, л. 98, Титов Нессельроде, 10 декабря 1840 г.

⁶⁴ «Correspondence...», vol. Ill, стенограмма конференции послов Анг­лии, Австрии, Пруссии и России с министром иностранных дел Турции Решидом пашой, pp. 504—505.

173

реговоров по восточному вопросу, она поддержала Австрию в Констонтинополе, так как не хотела усиления Турции за счет Египта.

Сообща Штюрмеру и Титову удалось добиться своего, и 27 декабря 1840 г. турецкий султан принял покорность Му­хаммеда Али и обещал предоставить ему Египет в наследст­венное владение⁶⁵. В начале января 1841 г. в Александрию были направлены турецкие комиссары для принятия фло­та и завершения переговоров с пашой⁶⁶. Однако султан не торопился с публикацией фирмана, предоставлявшего Му­хаммеду Али наследственные права на Египет. Обсуждение этого вопроса началось в Диване лишь в конце января 1841 г. К нему были привлечены и послы союзных держав⁶⁷.

Вновь вспыхнула борьба между Австрией, с одной сторо­ны, и Англией и Турцией, с другой. Порта считала необхо­димым для укрепления своей власти ограничить насколько возможно наследственные права египетского паши. Ее инте­ресы в этом вопросе совпадали с намерениями Англии, кото­рая не видела другой возможности подчинить эту провинцию своему влиянию. «Прежде всего, необходимо, — писал Паль-мерстон Понсонби, — чтобы покорность Мухаммеда Али бы­ла реальной покорностью, чтобы он свято соблюдал все за­коны Османской империи и являлся подлинным вассалом турецкого султана, а не самостоятельным и грозным власте­лином Египта»⁶⁸.

Однако Понсонби занял еще более крайнюю позицию, чем ему предписывали инструкции. Он предложил на рассмотре­ние своих коллег проект, который ставил Мухаммеда Али в полную зависимость от турецкого султана. По мнению Понеон-би, непременным условием соглашения должно было быть распространение всех договоров Османской империи на Еги­пет. «Только так мы сможем свести на нет торговое влияние Франции и поддержать авторитет султана», — замечал он Штюрмеру⁶⁹. Кроме того, английский посол предложил уре­зать права Мухаммеда Али в экономическом, военном и фи­нансовом отношениях.

4 февраля, после предварительного обмена мнениями, со­стоялась конференция послов союзных держав, на которой Решил паша предложил текст фирмана, выработанного ту­рецким правительством. На этом совещании разгорелись жар­кие споры между австрийским и английским послами не

⁶⁵ «Correspondence. L'Egypt et Europe...», t. 4, p. 263.

⁶⁶ АВПР, ф. Канцелярия, д. 43, лл. 45—46, 1841 г., послание султана совету министров Турции (начало января).

⁶⁷ Там же, л. 104, Титов Нессельроде, 2 февраля 1841 г.

⁶⁸ «Correspondence...», vol. Ill, p. 558, Пальмерстон Понсонби, 10 фев­раля 1841 г.

⁶⁹ АВПР, ф. Канцелярия, д. 43, л. 114, Понсонби Штюрмеру, 28 января 1841 г. (копия в донесении Титова).

174

только по принципиальным вопросам, но и по деталям буду­щего соглашения между Турцией и Египтом. Противоречия вызвали и размер налогов, которые будет получать Турция со своей провинции, и количество вооруженных сил, оста­вавшихся под командой Мухаммеда Али, не говоря уже о воп­росе престолонаследия⁷⁰. Понсонби победил в этих разно­гласиях. Победил не только потому, что Англия и он сам об­ладали в Константинополе несравненно большим влиянием, чем австрийская дипломатия, но и потому, что политика Великобритании совпадала с желаниями самого султана. «Я получил от лорда Пальмерстона приказ всемерно обере­гать интересы султана, — заявил английский посол предста­вителям союзных держав в Константинополе. В этом деле я не отступлю ни на шаг. И кому, как не самим туркам под­держать теперь меня в вопросе об условиях, которыми ого­варивается наследственная власть Мухаммеда Али над Егип­том»⁷¹.

13 февраля 1841 г. был опубликован фирман султана, который соответствовал условиям, выработанным на конфе­ренции послов 4 февраля⁷². Мухаммед Али получал Египет в наследственное владение.

Однако власть его была крайне ограничена следующими условиями ⁷³:

1) наследование престола в Египте осуществлялось по прямой линии, однако султан имел право утверждать на­следника;

2) ежегодная дань не фиксировалась, а зависела от ре­альных доходов Египта и назначалась каждый год особо;

3) все законы, постановления и договоры Османской им­перии распространялись на Египет;

4) Мухаммед Али терял право чеканки собственной мо­неты;

5) военные силы Египта сокращались до 25 тыс. человек (против 140 тыс. к моменту договора. — В. Г.). В армии вво­дились турецкие флаг и военная форма. Египетский паша по­лучал право назначать офицеров не выше чина капитана.

Любой из этих пунктов ограничивал права египетского паши. Регулирование престолонаследия давало султану власть над семьей Мухаммеда Али. Произвольный размер дани становился мощным рычагом экономического давления. Выбор высшего командного состава позволял турецкому пра­вительству окружать египетского пашу преданными цен-

⁷⁰ АВПР, ф. Канцелярия, д. 43, л. 149, Титов Нессельроде, 10 февраля 1841 г.

⁷¹ Н. Temper ley. England and the Near East..., p. 138.

⁷² «Correspondence...», vol. Ill, p. 590 (условия, на которых Блистатель­ная Порта предлагает Египет в наследственное управление Мухаммеду Али от 4 февраля 1841 г.).

⁷³ Ibidem.

175

тральной власти людьми. Все эти условия, вместе взятые, наносили сокрушительный удар по самостоятельности Егип­та и мешали Мухаммеду Али развивать экономику страны по капиталистическому пути.

Фирман 13 февраля 1841 г., призванный положить конец турецко-египетскому конфликту, лишь вновь обострил восточ­ный вопрос. Мухаммед Али отказался признать условия это­го акта и потребовал значительных изменений.

Однако Турция попыталась отстоять свое решение перед лицом европейских держав, рассчитывая на поддержку Рос­сии и Англии в этом вопросе.

Большие надежды турецкое правительство возлагало на русскую дипломатию, и в частности на Титова. Султан, от­давая должное заслугам русского посла в деле урегулиро­вания восточного кризиса, лично поблагодарил его и препод­нес ему в середине марта в знак особой милости драгоцен­ный ларец, украшенный бриллиантами. В это же время Аб-дул Меджит направил письмо Николаю I с выражением глу­бокой благодарности за помощь и надежды, что русский им­ператор и впредь будет поддерживать Турцию в территори­альном вопросе⁷⁴.

Решительным противником каких-либо изменений в фир­мане 13 февраля был министр иностранных дел Турции, крупный политический деятель Османской империи того.вре­мени Решид-паша. Он пользовался большим влиянием в Со­вете и являлся главным тормозом на пути к урегулированию кризиса. Неуступчивость Шекиба эфенди, проявленная пос­ледним в начале марта в Лондоне, объясняется, несомненно, категорическим тоном инструкций, 'Полученных им от своего начальника.

Однако под непосредственным давлением Австрии, грозив­шей лишить своей поддержки султана, Решид-паша 29 марта 1841 г. был вынужден уйти в отставку⁷⁵. Его сменил быв­ший посол в Вене, личный эмиссар султана в Египте Ри-фаат бей. С первых же дней своего правления новый министр попытался, однако, вновь передать турецко-египетский воп­рос на рассмотрение союзных держав и добиться от них сог­ласия на сохранение условий фирмана. 1 апреля им были на­правлены новые инструкции Шекибу эфенди, которые, од­нако, поддерживали старый политический курс: турецкому послу было приказано добиваться в Лондоне поддержки со-

⁷⁴ АВПР, ф. Канцелярия, д. 44, л. 101, Абдул Меджит Николаю I (на турецком языке, перевод на французский без даты. Прилагается к до­несению Титова).

⁷⁵ М. Sabry. L'Empire egyptien sous Mohamed All et la question d'Orient (1811—1849). Paris, 1930, p. 535. (В связи с тем, что в историо­графии нет единой точки зрения на причины ухода в отставку Решида паши, автор ссылается на Сабри, который аргументирует свое мнение ссылками на турецкие источники).

176

юзиых держав в вопросе урегулирования турецко-египетских отношений⁷⁶.

Но просьбы Турции не вызвали понимания ни у одной из-союзных держав. К этому времени процесс распада союза 4, начавшийся еще в декабре 1840 г., завершился. Противоре­чия между союзниками, на время ослабленные общей целью' борьбы против французского влияния на Ближнем Востоке,, вспыхнули с новой силой. Особенно усилились разногласия между Россией и Австрией. Первая не хотела подписания но­вого соглашения с участием Франции, вторая, наоборот, де­лала для этого все от нее зависящее. Николай I был крайне недоволен отказом венского кабинета от традиционной об­щей консервативной политики. Он мог, несомненно, понять и одобрить усилия князя Меттерниха, предпринятые им осенью 1840 г. для того, чтобы избежать войны с Францией. Однако весной 1841 г. вопрос о войне был снят уже с пове­стки дня европейской дипломатии. Политика Меттерниха была явным вызовом консервативным чувствам русского им­ператора. Отчет МИД России за 1841 г. отражает охлажде­ние, наступившее в русско-австрийских отношениях. Неосель-роде, ярый поклонник австрийского канцлера, вынужден име­новать его действия на заключительном этапе кризиса как «злую иронию». «Как это ни странно, — констатировал он,— но либеральное английское правительство заняло по отно­шению к Франции более строгую и непримиримую позицию, чем наш друг князь Меттерних»⁷⁷.

Следует отметить, что впервые за годы кризиса австрий­ская дипломатия действовала столь целеустремленно как в Лондоне, так и в Константинополе. Гизо нашел себе непло­хого помощника. Ему оставалось лишь терпеливо ожидать* когда Меттерних расчистит дорогу Франции для присоедине­ния к европейскому соглашению. Коль скоро тюильрийский кабинет заявил о том, что он не подпишет конвенции до окончания кризиса, Меттерних сделал всё возможное для урегулирования спора между Турцией и Египтом, причем на условиях, выдвинутых Мухаммедом Али.

Английское правительство в связи с позицией Австрии ре­шило пойти на некоторые уступки Мухаммеду Али. Считая,. что кризис фактически закончен, что его результаты чрезвы­чайно благоприятны для Великобритании, Пальмерстон пос­читал необходимым в кратчайший срок закрепить их в новом международном соглашении.

В связи с этим в начале апреля 1841 г. британский ми­нистр иностранных дел направил своему послу в Константи­нополь новые инструкции, предписывавшие ему сделать все

⁷⁸ «Correspondence. Egypt et Europe...», t. 5, pp. 26—30. ⁷⁷ АВПР, ф. «Отчеты МИД», 1841 г., л. 194, отчет Нессельроде царк> за 1841 г.

177

возможное для скорейшего урегулирования кризиса. Понсон-би было приказано совместно со Штюрмером и Титовым до­биваться от султана изменения условий фирмана⁷⁸. Таким образом, несмотря на англо-австрийские противоречия по поводу урегулирования ближневосточного конфликта, с од­ной стороны, и разногласия по отношению к Франции, с дру­гой, в середине апреля 1841 г. между ними восстановилось некоторое подобие единства. Общее стремление к прекраще­нию конфликта и заключению европейского соглашения о про­ливах заставило Англию и Австрию действовать сообща.

В конце апреля — начале мая 1841 г. в Константинополе проходили непрерывные совещания турецких министров с представителями союзных держав⁷⁹. Обсуждался текст нового фирмана. Весь ход переговоров явился в конечном счете грубым нарушением суверенных прав султана. Он наглядно продемонстрировал, насколько велика была степень вмеша­тельства европейских держав во внутренние дела Османской .империи. Угрожая отказом от поддержки, Англия, Россия и Австрия неуклонно диктовали свою волю.

Добиваясь от Турции более приемлемых условий для Му­хаммеда Али, державы вступили в противоречие не только со своей общей политической линией, но и с теми деклара­циями, которые они принимали в поддержку верховной влас­ти султана. Но какое это имело для них значение, когда евро­пейское равновесие диктовало необходимость создания об­щего соглашения по восточному вопросу? В жертву ему были принесены суверенные права Турции.

В середине мая 1841 г. условия нового фирмана были вы­работаны и одобрены послами союзных держав⁸⁰. Нота Ан­глии, Австрии, России и Пруссии, которая в Лондоне была вручена Шекибу эфенди и содержала в себе решительное требование прекращения ближневосточного конфликта, за­ставила турецкое правительство торопиться с его обнародо­ванием⁸¹. Текст фирмана был отправлен в Египет в конце -мая с сотрудником министерства иностранных дел Турции Кемаль эфенди и обнародован во всей Османской империи 1 июня 1841 г.⁸².

⁷⁸ «Correspondence...», vol. Ill, pp. 724—725, Пальмерстон Понсонби, начало апреля 1841 г.

⁷⁹ АВПР, ф. Канцелярия, д. 44, лл. 266—268, Титов Нессельроде, 18 мая 1841 г.

⁸⁰ АВПР, ф. Канцелярия, д. 44, л. 333, Титов Нессельроде, 25 мая 1841 г.

⁸¹ «Correspondence...», vol. Ill, нота союзных держав Турции, 10 мая 1841 г.

⁸² Хатт—и Шериф, адресованный султаном Мухаммеду Али, 25 мая 1841 г. (обнародован 1 июня). Опубликован в «Correspondence. Egypte et Europe...», t. 5, pp. 101—107; хранится в АВПР, ф. Канцелярия, д. 44, 1841, на турецком языке — л. 283, французский перевод — лл. 274—282.

178

Султан был вынужден пойти на значительные уступки Египту и выполнить все требования Мухаммеда Али относи­тельно изменения условий соглашения.

Публикация Хатт —и Шерифа, принятого Мухаммедом Али, по существу завершила турецко-египетский кризис, начав­шийся в "1838 г. От разрешения конфликта не выиграли ни султан, ни египетский паша. Абдул Меджит, правда, сумел при помощи европейских государств вернуть под Свою власть Сирию, но при этом он попал в значительно большую зави­симость от великих держав. Кроме того, Турция не сумела добиться своей основной политической цели и лишить Му­хаммеда Али власти в Египте.

Кризис, в течение которого паша намеревался добиться независимости и официально оформить свой захват Сирии, привел лишь к ослаблению его влияния на Ближнем Востоке и окончательной потере стран Леванта. Однако глубина тра­гедии для Мухаммеда Али заключалась не в этом. Хатт — и Шериф султана открывал широкую дорогу для проникновения европейской буржуазии в Египет и 'положил начало колони­альному закабалению этой страны. Расчеты на самостоя­тельное развитие рухнули как карточный домик. Отныне Еги­пет становился ареной ожесточенной борьбы между англий­ским и французским капиталом.

Завершение турецко-египетского конфликта и окончатель­ное подчинение Мухаммеда Али власти султана создали бла­гоприятные условия для подписания европейского соглаше­ния о проливах, выработанного и парафированного в марте 1841 г.

Франция, ободренная уступками Англии, заявила, что она подпишет новую конвенцию лишь после того, как союзные державы известят Европу об отмене старой ⁸³.

Австрия и Пруссия тут же объявили о своей готовности выполнить это условие⁸⁴.

Пальмерстон решил дождаться известия из Александрии о том, принял ли Мухаммед Али условия нового фирмана. После этого он тоже был согласен подписать протокол и кон­венцию ⁸⁵.

Двухлетние переговоры в Лондоне по делам Востока под­ходили к концу. Все ждали дня подписания конвенции. Бю-лов уже получил новое назначение, князь Эстергази соби-

⁸³ АВПР, ф. Канцелярия, д. 113, л. 54, Бруннов Нессельроде, 1 июня 1841 г.

⁸⁴ АВПР, ф. Канцелярия, д. 113, л. 159, Бруннов Нессельроде, 22 ию­ня 1841 г.

⁸⁵ Там же.

179

рался отправиться на лечение, а второму представителю Ав­стрии Нейману было приказано после завершения перего­воров возвращаться в Вену. Ждали только официального уведомления из Константинополя о том, что Мухаммед Али принял условия фирмана. Сообщение пришло в Лондон 10 июля⁸⁶.

13 июля представители четырех держав в Лондоне и посол Франции собрались в министерстве иностранных дел и под­писали оба документа, парафированных 5 марта. Вначале был подписан протокол, помеченный 10 июля. В нем было за­явлено об окончании турецко-египетского кризиса и содер­жалось приглашение Франции присоединиться к конвенции о проливах⁸⁷. После этого был подписан договор между пятью европейскими державами, с одной стороны, и Турцией, с другой, вошедший в историю под названием 2-й Лондон­ской конвенции.

Конвенция целиком была посвящена вопросу о режиме черноморских проливов. В преамбуле содержалось традици­онное заявление о неприкосновенности суверенных прав сул­тана и о стремлении к европейскому единству, которые послу­жили основным мотивом для заключения данного соглаше­ния.

Первая статья касалась вопроса о закрытии Босфора и Дарданелл для военных кораблей всех держав. Сравнение двух конвенций о проливах 1840 и 1841 гг. при беглом озна­комлении позволяет сделать вывод об их однозначности.

Однако такое впечатление ошибочно. В первом случае мы имеем договор, заключенный по частному турецко-египет­скому вопросу, в котором сепаратный акт, касающийся тер­риториального урегулирования, преобладает над статьями, относящимися к проливам. Главные статьи договора 1840 г. тоже обращены в основном к решению турецко-египетского конфликта. Лишь одна статья соглашения посвящена прин­ципу закрытия Босфора и Дарданелл. Да я сам принцип, провозглашенный в конвенции, не стал общеевропейским, так как к нему не присоединилась Франция.

Само заключение Лондонской конвенции было вызвано, как и отмечено в преамбуле, необходимостью сохранить Ос­манскую империю, распадавшуюся под ударами египетских войск. И, наконец, одной из главных целей названного сог­лашения была изоляция Франции и отстранение ее от реше­ния ближневосточных проблем.

Другой характер носила Лондонская конвенция 1841 г., целиком посвященная проблеме черноморских проливов. Именно она явилась выражением нового режима Босфора и

⁸⁶ М. G u i z о t. Op. cit., t. VI, p. 128.

⁸⁷ «Correspondence...», vol. Ill, p. 446.

180

Дарданелл, поставив проливы под общеевропейский кон­троль⁸⁸.

Новый принцип получил в ней всеобщее признание. Ста­тья о возможности присоединения к соглашению малых дер­жав была равносильна приказу, так как под ней стояла под­пись четырех государств, способных реально контролировать проливы. Подписание 2-й конвенции и присоединение к ней Франции означало расширение коллективного вмешательст­ва нечерноморских держав в правовой режим черноморских проливов. Это вмешательство, как справедливо отмечал Б. Дранов, исказило нормальный правовой режим Босфора

и Дарданелл⁸⁹.

Проливы являлись, как и теперь, частью турецкой государ­ственной территории. Поэтому юридически верно было бы признать право Османской империи закрывать или откры­вать их по своему усмотрению. Лондонские конвенции собст­венно и основываются на этом праве, провозглашенном «древ­ним правилом». Однако первая статья нового договора при­зывает султана держать проливы закрытыми и содержит обязательство европейских держав не нарушать этого прин­ципа ⁹⁰. Следовательно, соглашение является двусторонним. Оно подчеркивает, с одной стороны, слабость Турции и ее неспособность самостоятельно контролировать проливы. С другой стороны, первая статья конвенции ограничивает пра­ва султана только закрытием проливов, фактически изымая их из-под его контроля. Вторая статья конвенции подчерки­вает это обстоятельство, наделяя султана мизерными пра­вами издавать фирманы для пропуска через Босфор и Дар­данеллы легких военных судов иностранных государств.

Лондонская конвенция 1841 г. стала первым договором, грубо попиравшим суверенные права Турции. До нее встре­чалось лишь частичное ограничение власти султана над про­ливами. По русско-турецкому договору 1805 г. проливы объ­являлись закрытыми для всех военных судов, «роме русских, на 8 лет⁹¹. По Ункиар-Искелессийскому соглашению Тур­ция обязывалась закрывать Дарданеллы в пользу России на случай войны последней с иностранными державами⁹². Од­нако все эти постановления носили временный характер и были оговорены специальными условиями. Кроме того, и в

⁸³ В связи с этим вызывает удивление факт, что авторский коллектив «Хрестоматии по международным отношениям» включил в свой сборник в главе по восточному вопросу Лондонскую конвенцию 1840 г., упустив из вида соглашение 1841 г. (см. «Хрестоматия по международным отно­шениям», сост. Киселева В. И., Кертман Л. Е. и др. М., 1963).

⁸⁹ См. Б. Дранов. Черноморские проливы. М., 1947, стр. 105.

⁹⁰ См. Т. Юзефович. Договоры России с Востоком, политические и торговые. СПб., 1869, стр. 80.

⁹¹ См. Т. Ю з е ф о в и ч. ук. соч., стр. 18. ² Там же, стр. 87.

181

первом, и во втором случаях соглашения были достигнуты между двумя черноморскими державами. Урегулирование между ними проблемы проливов было не только возможно с юридической точки зрения, но и обязательно.

Подписание Лондонской конвенции 1841 г. косвенно отра­зило ослабление Османской империи, . ее неспособность удержать проливы под своим контролем, с одной стороны, и усиление вмешательства западных держав во внутренние, суверенные дела Турции, с другой. Соглашение 1841 г., по мнению многих историков, фактически поставило султана под коллективное покровительство европейских держав⁹³. Общеевропейская гарантия, по единодушному мнению ис­следователей данного соглашения, означала совокупность их обязательств по отношению к принципу закрытия проли­вов. Ни одна из держав не могла отныне нарушить новый режим Босфора и Дарданелл, не вступив в противоречие с другими. Связанные круговой порукой, европейские страны лишались права заключать с Турцией односторонние догово­ры, касающиеся режима черноморских проливов.

Этот принцип наносил ощутимый удар по суверенным правам второй черноморской державы — России. До 40-х гг. XIX в. царской дипломатии удавалось регулировать свои отношения с Турцией путем двусторонних соглашений. Под­писав Адрианопольский и Ункиар-Искелессийский договоры, царизм добился наиболее выгодного для 'России режима чер­номорских проливов. Южные границы империи были надеж­но защищены от посягательств западных держав. Черное мо­ре становилось внутренним русско-турецким ^бассейном. Ун­киар-Искелессийский договор 1833 г. был соглашением о взаимной помощи между соседними государствами. Лондон­ская конвенция 1841 г., упразднившая этот трактат, лишила Россию права решать свои взаимоотношения с Турцией пу­тем двусторонних актов. Она установила долгосрочную бло­каду южного флота России, запертого отныне в черномор­ском бассейне. В то же время это соглашение, по справед­ливому мнению историков, не могло обеспечить безопасность южного побережья империи, что явилось ущемлением на­циональных интересов русскего государства. Конвенция 1841 г. не представляла на это ни юридических, ни фактиче­ских гарантий.

Юридической зацепкой для прохода военных кораблей западных держаь через проливы могла послужить первая статья нового соглашения. В ней говорилось, что «пока Порта находится в мире, его султанское величество не до­пустит ни одного военного иностранного корабля в проли-

⁹³ См., например, Н. Temperley. England and the Near East.., p. 145.

182

вы...» ⁹⁴. Это положение, по справедливому замечанию С. Го-ряинова, можно толковать таким образом, что как только-султан вступает в войну с одной из держав, подписавших конвенцию, другие державы имеют право ввести свои ко­рабли в Босфор или Дарданеллы⁹⁵. Таким образом, в случае русско-турецкой войны эскадры западных держав могли вой­ти в Черное море. Правда, на случай войны России с одной из западноевропейских держав при сохранении нейтралите­та Османской империи юридически существовала гарантия безопасности черноморского побережья. Фактически эскад­ры западных морских держав могли прорваться в Черное море, «ибо русские военные корабли не имели права прегра­дить им путь на сильнейших оборонительных позициях в Дарданеллах и Босфоре»⁹⁶. Проливы были закрыты лишь на бумаге.

Некоторые исследователи Лондонских конвенций 1840— 1841 гг. выходят за рамки их толкования с точки зрения пра­вового режима черноморских проливов. Они трактуют их как оформление принципа целостности и независимости Осман­ской империи, гарантированной европейским соглашением. Известно, что в период переговоров в Лондоне Франция и Австрия выдвинули предложение о внесении данного обяза­тельства в текст предполагаемого договора. В связи с актив­ным противодействием России, поддержанной Англией, об­суждение данного предложения зашло в тупик. Однако, ана­лизируя текст конвенции и документы, предшествовавшие ее подписанию, С. Татищев посчитал правомочным утвер­ждать, что «целостность и независимость этого государства (Турции.— В. Г.)... мы в конвенции, заключенной с тремя великими державами, провозгласили началом народного пра­ва Европы, предоставляя последней возможность требовать от нас безусловного уважения неприкосновенности Порты, как бы поощряя последнюю перспективой полной безнака­занности за нарушение договоров ее с нами»⁹⁷.

Взгляды Татищева не нашли поддержки у других рус­ских исследователей, изучавших историю восточного воп­роса в XIX в. Однако на тех же позициях стоит Г. Темперли. Он основывает свои убеждения на толковании вводной части обеих конвенций. В первом случае в преамбуле содержится фраза — «одушевляемые желанием поддерживать целост­ность и независимость Оттоманской империи...», во втором — «представляя его величеству султану явное доказательство уважения, питаемого ими (великими державами. — В. Г.)

⁹⁴ Т. Ю з е ф о в и ч. ук. соч., стр. 80.

*⁶ См. С. Горяинов. Босфор и Дарданеллы. М.—СПб., стр. 74—75.

^м Б. Д р а н о в. ук. соч., стр. 107.

⁹⁷ С. Татищев. Внешняя политика.., стр. 547.

1908,

183.

к неприкосновенности его суверенных прав...». Г. Темперли толкует содержание этих фраз как официальное провозгла­шение принципа целостности и независимости Турции⁹⁸.

Подобное толкование Лондонских конвенций представля­ется схоластичным. Выражения, содержащиеся в преамбу­лах и заинтересовавшие английского историка, есть не что иное, как традиционные штампы, принятые в дипломатии, когда дело идет о договорах с Турцией. Ход переговоров, предшествовавших подписанию Лондонской конвенции, убе­дительно продемонстрировал, что державы не собирались провозглашать принцип целостности и независимости Осман­ской империи. История восточного вопроса в последующие де­сятилетия убеждает нас в том, что политические деятели Европы не считали соглашение 1841 г. гарантией целостно­сти владений султана. Поэтому не следует переоценивать значение Лондонских конвенций. Их историческое место зак­лючалось в создании нового режима черноморских проливов, изъятия Босфора и Дарданелл из-под суверенной власти сул­тана и передачи их под контроль европейских держав.

Заключение нового соглашения вылилось в сплошной триумф британской дипломатии и лично лорда Пальмерсто-на. Отмена Ункиар-Искелессийского договора и создание но­вого режима черноморских проливов реабилитировали его в глазах капризного английского общественного мнения. Бри­танские политические деятели тоже высоко расценивали зна­чение Лондонской конвенции. «Дипломатический триумф 1841 г. не является заслугой правительства,— писал Грен-виль.— Он принадлежит лично Пальмерстону, добившемуся успеха даже при противодействии правительства»⁹⁹. В Ев­ропе в целом тоже рассматривали результаты конвенции как выдающуюся победу Англии. «Британия, — заявил Тьер, — получила в ходе кризиса все, чего она желала: достигла уничтожения египетской независимости и, опираясь на под­держку Франции, помешала России утвердиться в Констан­тинополе» ¹⁰°. Приведенные высказывания показывают, что и друзья и враги были единодушны в своих взглядах. Одна­ко не следует забывать, что успехи, достигнутые Англией в ходе кризиса, были еще значительнее преимуществ, получен­ных в результате подписания Лондонской конвенции 1841 г. В период турецко-египетского конфликта в целом Англия активно стремилась к увеличению своего влияния на Ближ-,-нем Востоке. Внушительные победы в Сирии, взятие непри­ступных укреплений Акки и Бейрута создали ореол непобе­димости британскому оружию и подняли ее престиж не толь­ко в глазах турецкого правительства, но и в глазах народов,

⁹³ Н. Т е m р е г 1 е у. England and Near East.., p. 146.

⁹⁹ Ph. Quedella. Palmerston (1784—1865). N Y., 1927, p 235

¹⁰⁰ M. Sabry. Op. cit., p. 235.

184

населявших Восток. В ходе кризиса Великобритании уда­лось подорвать французское влияние и усилить экономичес­кое и политическое проникновение в Сирию и Ливан. Паль-мерстон, сведя к минимуму власть Мухаммеда Али в Егип­те, уничтожил в зародыше проекты создания великой араб­ской империи под покровительством Франции. Кроме того, значительно окрепли позиции Великобритании и в самом Египте. Результаты кризиса убедительно доказывают, что весь его ход определяла борьба между великими морскими державами за колониальное порабощение народов Ближнего Востока. Исходом этой борьбы явилась бесспорно полная победа Великобритании. Следует отметить, что между анг­ло-американскими и французскими историками нет расхож­дений по этому поводу. Результаты кризиса столь неопро­вержимы, что последние вынуждены были под давлением фактов признать полное поражение Франции в ходе турецко-египетского конфликта 1839—1841 гг.¹⁰¹.

Заключением Лондонских конвенций британская дипло­матия преследовала иные задачи. В вопросе о проливах про­явились противоречия между Россией, с одной стороны, и западными державами, с другой. Ставя Босфор и Дарданел- ~ лы под международный контроль, Англия прежде всего стре­милась запереть русский флот в Черном море и обеспечить для себя наиболее выгодный режим проливов. Это решение пришло не сразу. Ему предшествовало длительное обсужде­ние вопроса между британскими политическими деятелями. Широкую известность получило мнение политического ора­кула герцога Веллингтона о том, что принцип закрытия про­ливов прежде всего выгоден Англии, так как она в Среди­земном море находится в отдалении от своих основных ре­сурсов.

Но не в этом даже главное значение Лондонских конвен­ций для Великобритании. Основным является то, что, рас­пространяя принцип европейской гарантии на проливы, не­черноморская держава Англия отныне получила юридичес­кое обоснование своего права вмешательства во внутренние дела стран Ближнего Востока и Причерноморья.

В ходе турецко-египетского конфликта русское прави­тельство пыталось изолировать Францию и создать тесный союз с Великобританией по восточному вопросу. Россия стре­милась также упрочить свое влияние в Константинополе, достигнутое в результате подписания Ункиар-Искелессийско­го договора. Однако эти расчеты не оправдались. Во время конфликта 1839—1841 гг. николаевская дипломатия вынуж­дена была отказаться от своей традиционной политики «сво­бодных рук» по отношению к Турции. Ряд документов, под-

¹⁰¹ J. Droz. Histoire diplomatique de 1648 a 1919. Paris, 1952, p. 161 13 в. А. Георгиев

писанных Брунновым, свел на нет успехи русского прави­тельства, достигнутые им на Востоке в конце 20 — начале 30-х гг. Это — июньская нота 1839 г., первая Лондонская конвенция и «акт бескорыстия» 1840 г.¹⁰².

В ходе кризиса Англии с помощью Австрии удалось уст­ранить Россию от активного вмешательства во внутренние дела Османской империи. Несмотря на широкие военные планы царизма и подготовку экспедиционного корпуса в Константинополь, России не удалось принять участие в Си­рийской экспедиции. Связанная июльским договором 1840г., она оставалась пассивным наблюдателем.

Вторая Лондонская конвенция 1841 г. была вынужден­ным актом для царизма. Европейские державы, и в первую очередь Великобритания, навязали это соглашение России, которая в противном случае могла очутиться в положении изоляции. Сказывалась пассивность царской дипломатии, проявившаяся особенно ярко после заключения Лондонской конвенции 1840 г. Нессельроде предписывал Бруннову быть «пассивным». На протяжении многих месяцев это слово час­то звучало в депешах русского вице-канцлера. Однако его представитель в Лондоне пошел еще дальше. «Я наблюдаю и выжидаю, — доносил он в Петербург весной 1841 г.— Не буду ни помогать, ни мешать подписанию заключительного акта. Если Великобритания решит его заключить, я сделаю то же самое, о чем я уже довел до сведения Пальмерето-на»¹⁰³. Пассивность, ставшая основным принципом русской дипломатии, привела к плачевным результатам. Царизм, до­бившись союза с Англией, слепо пошел у нее на поводу. Изоляция Франции, достигнутая за счет ослабления влияния на Ближнем Востоке, оказалась непродолжительной. В ре­зультате нового соглашения Россия потеряла преимущества Ункиар-Искелессийского договора 1833 г., получила режим проливов, выгодный в первую очередь западноевропейским державам, и создала прецедент вмешательства нечерномор­ских держав в дела Причерноморья. Европейская гарантия режима проливов, достигнутая в результате конвенции, на­дежно связала руки царизма на Ближнем Востоке. В обмен была достигнута призрачная безопасность южных границ России, бесспорная лишь в мирное время.

Таковы результаты кризиса 1839—1841 гг. Русская исто­риография единодушно оценивает этот период как тяжелое поражение политики царизма на Ближнем Востоке. «Мы

¹⁰² «Акт бескорыстия» — меморандум, подписанный Англией, Австрией, Россией и Пруссией в сентябре 1840 г., в котором союзники обязуются в ходе кризиса не добиваться преобладающего влияния в Османской им­перии.

¹⁰³ АВПР, ф. Канцелярия, д. 113, л. 204. Бруннов Нессельроде^ 22 июня 1841 г.

186

принесли в жертву все лучшие предания нашей истории, принцип невмешательства иностранных держав в наши от­ношения с Портой и Ункиар-Искелессийский договор, заклю­ченный всего за 6 лет перед тем и служивший блестящим выражением помянутого принципа», —писал по этому поводу С. Татищев ¹⁰⁴. Разные причины выдвигаются для объяснения подобного поражения. Дореволюционные авторы в основном считают это роковой ошибкой русской дипломатии и возла­гают вину на отдельные личности — Нессельроде, Бруннова, Бутенева и т. д. В советской исторической науке начиная с 40-х гг. XX в. вопрос трактуется как «жертва узко классо­вым расчетам крупных землевладельцев-крепостников, напу­ганных нараставшим революционным движением в Европе» и попытавшихся возобновить Священный Союз против Фран­ции ¹⁰⁵. Эта точка зрения не является исчерпывающей.

Процесс разложения феодально-крепостнической системы России, усилившийся в 30—40-е гг. XIX в., отразился не только на внутреннем положении страны, но и на' внешней политике царизма. Борьба против революционного движения в Европе вступала в противоречие с разрешением общена­циональных государственных задач. Поэтому политический курс царизма становится все более неустойчивым. Его коле­бания отражали непрочность и историческую обреченность внешнеполитической деятельности самодержавия. По спра­ведливому замечанию А. В. Фадеева, «деятельность царских дипломатов в то время тоже носила печать отсталости и упадка» ¹⁰⁶.

Ослабление России заставило ее в конечном счете сдать свои позиции на Ближнем Востоке и, отказавшись от едино­личного контроля над проливами, передать их под общеевро­пейский контроль. «Лондонская конвенция, — писал Нессель­роде,— не преследовала никакой другой цели, как только запрет пребывания в Черном море других военных судов, кроме наших, и эта гарантия безопасности, которая была нам дана в 1833 г. только на 8 лет и не признанная другими ка­бинетами, стала законной и всеобщей» ¹⁰⁷.

Таким образом, если Ункиар-Искелессийский договор был выражением силы самодержавия, то Лондонские конвенции отразили, как в зеркале, его слабость и неспособность само­стоятельно решать внешнеполитические задачи.

Это было вызвано общей нисходящей исторической ли­нией внешней политики царизма в XIX в.

^м С. Татищев. ук. соч., стр. 545—546. ⁰⁵ См. Б. Д р а н о в. ук. соч., стр. 108.

¹⁰⁶ А. В. Фадеев. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX века. 1958, стр. 15.

АВПР, ф. «Отчеты МИД», 1841 г., л. 30, отчет Нессельроде царю г.

. . М., 1958, стр. 15.

¹⁰⁷ А за 1841 г.

13*

Заключение

30—40-е гг. XIX в. были временем значительного обостре­ния международных отношений на Ближнем Востоке, усиле­ния борьбы европейских держав за преобладание в Констан­тинополе. Развитие капиталистических отношений в Европе, с одной стороны, и разложение феодально-ленной системы в Османской империи, с другой, определяли колониальный, захватнический характер политики великих держав по отно­шению к Турции.

Экономическая экспансия Англии, России и Франции на Ближний Восток была неразрывно связана с политикой этих государств.

Русско-английские экономические противоречия привели к резкому сокращению к 40-м гг. XIX в. торговли России с Турцией. Наступивший после заключения Адрианопольского и Ункиар-Искелесеийского договоров подъем в русско-турец­кой торговле скоро сменился упадком. Это произошло под непосредственным влиянием усиления английского натиска на азиатские рынки. В 30-е гг. XIX в. объем английской тор­говли в Турции значительно возрос. Англо-турецкий договор 1838 г. принес огромные доходы британской буржуазии и создал благоприятные условия для экономического закаба­ления Турции. Одновременно с обострением русско-англий­ских противоречий усилилась борьба между Великобрита; нией и Францией за сирийские, ливанские и египетские рын­ки.

Расширение колониальной экспансии, связанное с обост­рением капиталистических противоречий в 30—40-е гг. XIX в., обусловило превращение турецко-египетского конфликта в острый общеевропейский и ближневосточный кризис. Кризис 1839—1841 гг. явился переломным моментом в истории меж­дународных отношений на Востоке. Он изменил политику России и западноевропейских держав, оказав большое влия­ние на судьбы народов, находившихся под властью Осман­ской империи.

В ходе кризиса выявились две группы противоречий. Пер­вая— между Россией и Англией, Францией, Австрией; вто­рая— между Великобританией и Францией.

Вызванная борьбой за проливы, за преобладание в Кон­стантинополе и на Балканском полуострове, первая группа зародилась еще в начале XIX столетия. Во 2-й четверти века эти противоречия приобрели чрезвычайную остроту. Наи­высшего накала они достигли в период Крымской войны

188

1853—1856 гг. В ходе турецко-египетского кризиса они же оказывали значительное влияние на политику европейских

государств.

Англо-французские противоречия на Ближнем Востоке усилились именно в конце 30-х —начале 40-х гг. Между дву­мя капиталистическими державами началась новая фаза борьбы за Сирию, Ливан, Египет и влияние в Средиземно­морье.

Русское правительство во время турецко-египетского кон­фликта недооценивало значение первой группы противоречий. После заключения Ункиар-Искелессийского соглашения ца­ризм добился преобладающего политического влияния на Ближнем Востоке. Это благоприятно отразилось на развитии южных районов и на росте черноморской торговли. В 20— 30-е гг. XIX в. правительство Николая I поддерживало цело­стность Османской империи и, вопреки утверждениям за­падных буржуазных ученых, не вынашивало агрессивных за­мыслов по отношению к Турции. Новое обострение восточно­го вопроса 1839 г. Россия встретила с программой поддерж­ки султана. Однако в ходе турецко-египетского конфликта политика самодержавия претерпела серьезные изменения. Этому способствовали как экономические, так и полити­ческие причины. Проигрыш «торговой битвы» с Англией и фактическая потеря ближневосточных рынков для русских промышленников, утрата политического преобладания в Кон­стантинополе заставили Николая I в значительной степени изменить свои взгляды на восточный вопрос. Это стимули­ровалось и стремлением к расторжению «сердечного согла­сия», изоляции Франции и, следовательно, к изменению со­отношения сил в Европе. Русское правительство предпола­гало приобрести союзника в лице Великобритании, догово­рившись с последней о возможном в будущем разделе Ос­манской империи. В ходе кризиса обнаружилось стремление царизма поставить перед Англией вопрос о разделе Турции на сферы влияния. Это, несомненно, свидетельствовало об ос­лаблении позиций России на Ближнем Востоке, так как же­лание закрепить за собой часть турецкого государства дока­зывало невозможность сохранить всю Османскую империю в орбите русского влияния.

В связи с вышеизложенными причинами изменилась и тактика царской дипломатии. Она добровольно отказалась от .преимуществ, полученных в результате подписания Унии-ар-Искелессийского договора и согласилась передать Бос­фор и Дарданеллы под международный контроль. Русское правительство надеялось, что сохранение проливов в руках султана при международной гарантии их закрытия поможет сохранить безопасность черноморских границ и обеспечить мирное и благоприятное развитие южных областей государ-

189

ства. В данном вопросе проявилось ослабление царизма и его опасения, что проливы будут захвачены Англией и Фран­цией.

Однако все расчеты самодержавия оказались в конечном итоге ошибочными.

Царская дипломатия в ходе восточного кризиса потер­пела полное поражение. Франция была изолирована лишь временно, а международная гарантия проливов лишала Рос­сию привилегированного положения в Турции, не обеспечи­вала безопасности черноморского побережья и ослабляла ее влияние на Ближнем Востоке. Близорукая политика Нико­лая I, недооценка глубины русско-английских противоречий и ориентация на консервативные круги Великобритании яви­лись субъективными факторами неудач русской дипломатии.

Однако основная причина поражения восточной политики царизма во 2-й четверти XIX в. заключалась в кризисе само­державно-крепостнического строя России. Силы феодальной монархии, выходившей на путь капиталистического разви­тия, и силы передовых капиталистических держав были не равны. Потерпев поражение в области экономической конку­ренции, самодержавие, проводя реакционную внешнюю поли­тику, все больше и больше теряло свою самостоятельность в решении восточного вопроса. Восточный кризис конца 30-х — начала 40-х гг. XIX в. наглядно продемонстрировал, что по­ка Россия оставалась феодально-крепостническим государ­ством в условиях развития капитализма в Западной Евро­пе, она была беспомощной в разрешении важнейших проб­лем внешней политики. Дипломатическое поражение в пе­риод турецко-египетского конфликта было важным элемен­том «общей нисходящей линии» во внешней политике само­державия в XIX в.

Политика капиталистической Англии в восточном вопро­се была направлена на безраздельное подчинение Осман­ской империи своему влиянию. Поддержка принципа «status quo» фактически являлась мобилизацией средств против Рос­сии и Франции, стремившихся подорвать господство британ­ской буржуазии на ближневосточных рынках. Раздувая вер­сию о русской агрессивности на Востоке, о желании само­державия захватить проливы, англичане пытались сплотить Западную Европу в борьбе против пресловутой «русской опасности». Исподволь, под прикрытием мнимого сближения, они подготавливали военную коалицию и вынашивали пла­ны о войне против России. В то же время британское прави­тельство использовало царизм против Франции, ловко иг­рая на честолюбивых замыслах и консервативных чувствах Николая I. Успехи, достигнутые в экономической борьбе на Ближнем Востоке, ловкость и беспринципность буржуазной

190

дипломатии обеспечили Великобритании политическую побе­ду в ходе 2-го турецко-египетского конфликта. Ей удалось добиться отмены Ункиар-Искелессийского договора: между­народный режим Босфора и Дарданелл дал Англии повод для вмешательства в дела черноморского бассейна и во внут­ренние дела Османской империи. Установление коллективно­го контроля над проливами означало по сути контроль Ве­ликобритании, которая получила преобладающее влияние в Константинополе после подписания Лондонских конвенций.

В ходе турецко-египетского конфликта Англии удалось в значительной степени подорвать французское влияние на Ближнем Востоке. Надежды тюильрийского кабинета на создание сильного арабского государства под покровитель­ством Франции не оправдались. Английская экспедиция в Си­рию привела к установлению почти безраздельного господ­ства Великобритании в этом районе. Лондонские конвенции создали предпосылки для проникновения английского капи­тала в Египет. Уже в начале 50-х гг. XIX в. К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали, что «Египет принадлежит англичанам и при будущем разделе Турции безусловно составит их до­лю» '. Добившись безраздельного влияния в Константинополе, Англия, используя положение официальной покровительни­цы султана, начала планомерное закабаление стран араб­ского Востока. Французской буржуазии в связи с пораже­нием дипломатами Луи Филиппа в годы конфликта приш­лось временно отступить под натиском британских буржуаз­ных кругов.

Кризис 1839—1841 гг. имел большое значение для Тур­ции. Реакционная и агрессивная политика Махмуда II при­вела к печальным результатам. Попытки заручиться поддер­жкой европейских держав в борьбе против Мухаммеда Али продемонстрировали слабость Османской империи и неспо­собность к самостоятельному разрешению внутриполитичес­ких проблем. После тяжелых военных поражений 1839— 1840 гг. турецкая дипломатия стала крайне пассивной. Ее желание отдаться под опеку великих держав, вручить свою судьбу в их руки и тем самым сохранить насквозь прогнив­ший феодальный режим стало очевидным. Несмотря на бла­гоприятное в целом решение территориального вопроса, по­ложение Турции ухудшилось. Установление международно­го контроля над проливами грубо нарушило ее суверенные права. Народные восстания, усилившиеся в годы конфликта, подтачивали султанский режим. Турция стояла на пороге полного подчинения капиталистическими державами, и в пер­вую очередь Англией. Уже в 50-е гг. XIX в. Великобритании

¹ К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 9, стр. 5.

191

удалось установить не только политический, но и финансо­вый контроль над Османской империей ².

Египет в результате европейского вмешательства в во­сточный вопрос потерял значительные территории. Подпи­сание Лондонских конвенций открыло широкую дорогу для экономического и политического проникновения европей­ских держав в страну. Тем не менее признание наследствен­ной власти Мухаммеда Али и автономии Египта создало предпосылки для образования и развития национального арабского государства.

В целом для народов Ближнего Востока турецко-египет­ский конфликт имел отрицательное значение. Вмешательст­во европейских держав во внутреннюю жизнь Сирии и Ли­вана открыло дорогу для" дальнейшей колониальной экспан­сии. Она осуществлялась различными способами, начиная от разжигания вражды между отдельными религиозными общи­нами и кончая военными экспедициями в арабские страны с целью «установления спокойствия» в этих провинциях Ос­манской империи. Англия и Франция, поддерживая власть султана, сознательно тормозили процесс создания нацио­нальных арабских государств на Ближнем Востоке.

Европейский кризис и Лондонские конвенции 40-х гг. не смогли разрешить восточный вопрос, а лишь еще больше обострили противоречия великих держав. Соглашение 1841 г. о проливах, по справедливой оценке К. Маркса, было цели­ком направлено против России³. Оно послужило началом оформления европейской коалиции в восточном вопросе. Уже вскоре после 1841 г. Николай I понял, что был обманут Анг­лией. Перед русской дипломатией встал вопрос о сведении на нет условий Лондонской конвенции. Несмотря на то что Франция была недовольна британской экспансией в Сирию, Египет и Ливан, в дальнейшем она выступила совместно с Англией. Усилия западноевропейской дипломатии были нап­равлены на окончательное вытеснение России с Ближнего Востока и, что самое главное, на отстранение ее от контро­ля .над проливами. Таким образом, новое обострение восточ­ного вопроса было неизбежно. Крымская война уже содер­жалась в зародыше в конвенциях и проливах 1840—1841 гг.

² N. В 1 a i s d е 11. European Financial Control in the Ottomane Empire. N.Y., 1929, pp. 8—12.

³ См. К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 9, стр. 211.

Библиография

Труды основоположников марксизма-ленинизма

М арке К. Британское владычество в Индии. Соч., т. 9.

Маркс К. Мадзини. — Швейцария и Австрия. — Турецкий вопрос. Соч.,

т. 9.

Маркс К. Ост-Индская компания, ее история и результаты ее деятель­ности. Соч., т. 9.

М а р к с К. Лорд Пальмерстон. Соч., т. 9.

Маркс К. Западные державы и Турция. — Надвигающийся экономиче­ский кризис. — Железнодорожное строительство в Индии. Соч., т. 9. Маркс К. Русская политика по отношению к Турции. — Рабочее движе­ние в Англии. Соч., т. 9.

Маркс К. Русско-турецкие осложнения. — Уловки и увертки британского кабинета. — Последняя нота Нессельроде. — Ост-Индский вопрос. Соч., т. 9.

Маркс К. Лондонская пресса. —> Политика Наполеона в турецком вопро­се. Соч., т. 9.

Маркс К. Турецкий вопрос. — «Times». — Расширение России. Соч., т. 9. Маркс К. Турция и Россия. — Потворство России со стороны министер­ства Абердина. — Бюджет. — Налог на газетные приложения. — Пар­ламентская коррупция. Соч., т. 9.

Маркс К. Турецкий вопрос в палате общин. Соч., т. 9. Маркс К- Уркарт. — Бем. — Турецкий вопрос в палате лордов. Соч.,.

т. 9.

Маркс К- Четверное соглашение. — Англия и война. Соч., т. 9. Маркс К. Лорд Джон Рассел. Соч., т. 11.

Маркс К., Энгельс Ф. Британская политика. — Дизраэли. — Эмигран­ты.— Мадзини в Лондоне. — Турция. Соч., т. 9.

Маркс К. Война в Бирме. — Русский вопрос. — Любопытная диплома­тическая переписка. Соч., т. 9.

Энгельс Ф. Действительно спорный пункт в Турции. Соч., т. 9. Энгельс Ф. Русские в Турции. Соч., т. 9. Энгельс Ф. Турецкий вопрос. Соч., т. 9. Энгельс Ф. Что будет с европейской Турцией? Соч., т. 9. Энгельс Ф. Внешняя политика русского царизма. Соч., т. 22. Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Поли. собр. соч., т. 3. Ленин В. И. К русскому пролетариату. Поли. собр. соч., т. 8. Ленин В. И. Горючий материал в мировой политике. Поли. собр. соч.,

т. 17.

Ленин В. И. События на Балканах и в Персии. Поли. собр. соч., т. 17. Ленин В. И. Поездка царя в Европу и некоторых депутатов черносо­тенной Думы в Англию. Поли. собр. соч., т. 19. Ленин В. И. Международная политика буржуазии. Поли. собр. соч.,

т. 23. Ленин В. И. Реферат на тему «Пролетариат и война». 1 (14) октября

1914 г. Поли. собр. соч., т. 26.

Ленин В. И. Социализм и война, гл. 1. Поли. собр. соч., т. 26. Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма. Поли. собр.

соч., т. 27.

Ленин В. И. Тетради по империализму. Поли. собр. соч., т. 28. Ленин В. И. О брошюре Юниуса. Поли. собр. соч., т. 30.

193

Источники

АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Архив Внешней политики России {АВПР)

Фонд «Канцелярия министерства иностранных дел»: Лондон (1838—1841); Константинополь (1838—1841); Париж (1839—1841); Вена (1840— 1841); Доклады министра иностранных дел императору (1839—1841); Великобритания (Кланрикард, 1841); Франция (Барант 1841)

Фонд «Отчеты МИД», 1839, 1840, 1841 гг.

Фонд «Главный архив — А₂» (Константинополь, 1840 г.).

Фонд «Консультские донесения», 1839, 1840 гг.

Фонд «2-я газетная канцелярия МИД», опись № 476, 1840—1841 гг.

Центральный Государственный Военно-исторический архив (ЦГВИА)

Фонд «Военно-ученый архив Главного штаба. Канцелярия военного мини­стерства», дд. № 1175, 1176, 1177. Фонд № 440, «Франция». Фонд № 450, «Турция». Фонд № 452, «Государства Африки».

Центральный Государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной власти и государственного управления (ЦГАОР)

Фонд № 109, Секретный архив III отделения (опись № 4). Фонд «1-я экспедиция», 1840 г. Фонд № 672 (опись № 1)..

ОФИЦИАЛЬНО-АКТОВЫЕ ОПУБЛИКОВАННЫЕ МАТЕРИАЛЫ

«Всеподданнейший отчет министра иностранных дел гр. К. Нессельроде

за 25 лет царствования Николая I». «Сборник Русского исторического

общества», т. 98. СПб., 1896. Мартене Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией

с иностранными державами в XV тт., т. IV. СПб., 187&; т. XII,

СПб., 1889. Юзефович Т. (составитель). Договоры России с Востоком, политические

и торговые. СПб., 1869.

«British and Foreign States papers», vol. XXVII, t. 28 (1840), t. 29 (1841). Noradounghian G. E. Recueil d'actes international^ de 1'Empire Ot-

tomanne, t. 1—2. Paris, 1897.

ОФИЦИАЛЬНАЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ПЕРЕПИСКА (ПУБЛИКАЦИИ АРХИВОВ), ПАРЛАМЕНТСКИЕ МАТЕРИАЛЫ

«Англо-русский инцидент со шхуной «Виксен». «Красный архив», 1940, №5. «Catalogue of Parliamentery Papers 1801—1900 with a few of earlier date

(by H. V. Jones)». L., 1901. «Correspondence relative to the Affairs of the Levant», vol. I—III, t. 1—2.

L, 1842. «Correspondence. Egypte et Europe. La crise 1839—1841», (Ed. Driault),

t. 1—5, Cairo, 1933, 1934. «Documents Diplomatique concernant 1'Egypte de Mohamed AH j'usqu'en

1920». Paris, 1920 (L'Association Egiptienne de Paris).

194

«Hansard's Parliamentery Debates. Third series». L., 1839—1841.

P о 1 i t i s A Les rapportes de la consuls Grece et de 1'Egypte pendant

!e regne de Mohamed Ali. Roma, 1935. «Portfolio» L, 1835-1837, 1843-1845. p и « t и m A The royal arhives of Egypt and the origins of the Egyptian

expedition to Syria 1831-1841. Beirut, 1936. т p ч t я I Recueil des Traites de la Porte Ottomane avec les Puissances

etrangeres, t. II-III. Paris, 1872. Webster Ch. The foreign policy of Palmerston. «Appendix», vol. II, L.,

1053

ЛИЧНАЯ ПЕРЕПИСКА, МЕМУАРЫ, ДНЕВНИКИ

Аксакова В. С. Дневник. СПб., 1913.

Б а з и л и К. М. Сирия и Палестина под турецким правительством в ис­торическом и политическом отношениях. М., 1962.

Дюгамель А. О. Автобиография. «Русский архив», 1885, № 4.

Муравьев Н. Н. Русские на Босфоре в 1833 году. М., 1869.

Никитенко А. В. Дневник, т. 1—2. А., 1955.

Соловьев С. М. Записки, б/в. д.

Тургенев А. И. Хроника русского. М.—Л., 1964.

Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. М., 1929.

Чичерин Б. Н. Воспоминания. Москва 40-х годов. М., 1929.

Щербатов. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. СПб., 1896. (При­ложение к V т. Переписка Николая I с Паскевичем).

Ashley E. The correspondence of Palmerston, vol. !. L., 1879.

В u i w e r H. L. The life of Henry John Temple, viscount Palmerston, with selection from his Diaries and Correspondence, vol. I—II. L., 1870.

Guizot M. Memoires pour servir a 1'histoire de mon temps, t. IV—VI. Paris, 1862—1864.

Metternich K. L. Memoires, documents et ecrit divers, vol. VI. Pa­ris, 1872.

Meyendorff P. Politischer und Privater Briff wechsel, 1826—1863. Berlin.

N a p i er Ch. The War in Syria, vol. 1—2. L., 1842.

Nesselrode A. Lettres et Papiers du chancelier comte Nesselrode, t. VIII. Paris, 1876.

T h i e r s A. Discour parlementaire de Thiers, t. IV—V. Paris.

Torrens W. R. Memoirs of Viscount Melbourn, 2 vols. L., 1878.

«The Greville Memoirs», vol. 3—4. L., 1938.

«The Letters of Queen Victoria», vol. I. L., 1907.

«The Liven—Palmerston Correspondence», 1828—1856. L., 1943.

Wai pole S. The life of L. J. Russeel (Correspondence), vol. I—II. L., Ш83.

ПЕРИОДИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ

«Военный журнал», 1833, 1837 гг.

«Журнал мануфактур и торговли», 1836—1840 гг.

«Коммерческая газета», 1833—1841 гг.

«Листок РОПИТ», 1860 г.

«Московские ведомости», 1833—1841 гг.

«Русский инвалид», 1833—1841 гг.

«Санкт-Петербургские ведомости», 1833, 1839—1841 гг.

«Северная пчела», 1840—1841 гг.

«Globe». London, 1840 г.

«The Morning Chronicle». London, 1839—1841 гг.

«LeMoniteur Universel». Paris, 1840—1841 гг.

«Revue de deux Mondes». Paris, 1840—1841 гг.

«Revue etrangere». Paris, 1837, 1841 гг.

«Times». London, 1839—1841 гг.

195

Татищев С. С. Внешняя политика императора Николая I. СПб., 1887.

Татищев С. С. Из прошлого русской дипломатии. СПб., 1890.

Татищев С. С. Император Николай I и иностранные дворы. СПб., 1889.

Терентьев М. А. Россия и Англия в борьбе за рынки. СПб., 1876.

Фадеев А. В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX века. М., 1958.

Фадеев А. В. Россия в системе международных отношений 1815—1849 М., 1961.

Федоров М. П. Соперничество торговых интеоесов на Востоке СПб 1903.

Ю ж а к о в С. Н. Из прошлого нашей политики. «Северный вестник», 1887.

«Что говорил Маркс о России и как об этом пишут в Америке?» «Ком­мунист», 1962, № 11 (подпись — Публицист).

Штейнберг Е. Л. Английская версия о «русской угрозе Индии в XIX— XX веках». «Исторические записки», т. 33. М., 1956.

An eel G. Manuel historique de la question d'Orient, (1792—1925). Pa­ris, 1926.

Anderson M. S. The Eastern Question. L., 1966.

Anglois J. Mohamed AH Pacha de 1'Egypte. Cairo, 1947.

В a i 1 у F. British policy and the Turkish Reform Movement. Cambridge, 1942,

Baker R. L. Palmerston on the treaty of Unkiar Skelessi. «English histo­rical Review», vol. 13, L., 1934.

В art let t C. Great Britain and sea power, 1815—1853. Oxford, 1963.

В e 11 H. G. Lord Palmerston, vol. I. N. Y., 1936.

В 1 a i s d e 11 N. G. European Financial Control in the Ottomane Empire. N. Y., 1929.

Bolsover G. H. Great Britain, Russia and the Eastern Question 1832— 1841, «Institute of Historical research», Bulletin, vol. XI, No. 32, 1933.

Bolsover G. H. Nicolas I and the partition of Turkey. «The Slavonic and east european Review», vol. XXVI, No. 68.

Bolsover G. H. Lord Ponsonby and the Eastern Question 1832-1841. «Slavonic Review», 1934, vol. 13.

В о m 1 e у A. L. A Short Account of English Foreign Trade in the' Nine­teenth century. L., 1905.

«Cambridge History of British Foreign Policy». Cambridge, 1922—1923.

С a 11 a u i R., С a 11 a u i G. Mohamed AH et 1'Europe. Paris, 1950.

Charles-Roux F. Thiers et Mohamed AH. Paris, 1951.

С h о r b a 1 S. The beginning of the Egyptian question and the rise of Mehemet AH. L., 1928.

Crawley C. W. Anglo-Russian Relationes, 1815—1840. «Cambridg His­torical Journal», 1928, vol. III.

D r i a u 11 Ed. La question d'Orient depuis les origines jusqu'a nos jours. Paris, 1912.

Droz J. Histoire diplomatique de 1648 a 1919. Paris, 1952.

D u h a m e 1 J. Louis-Philippe et la premiere entente cordiale. Paris, 1950.

Gleason J. The genesis of russophobia in Great Britain. Cambridge, 1950.

G о о с h В. D. The origins of the Crimian War. «The American Historical Review», 1956, vol. LXII, No. 1.

G r о о t E. Europe and Egypt in the XlX-th century «History to-day» L , 1952, No. 1.

Grousset R. L'Empire du Levant. Histoire de la question d'Orient. Pa­ns, 1946.

Guedella Ph. Palmerston (1784—1865). N. Y., 1927.

Hanotaux C. Histoire de la nation egiptienne, t. 6. Paris.

Hitti P. K. The Near East in History. N. Y., 1961.

Holland Т. Е. The European Concert in the Near Eastern Question..

Oxford, 1885. Hurewitz J. C. Ottoman diplomacy and the European state sistem.

«Middle East Journal». Spring, 1961.

198

Iseminger G. The Old Turkish Hands. The British levantine Consuls.

«Middle East Journal». Summer, 1968.

Ismail A. Histoire du Liban du XVII siecle a nos jours, vol. IV. Bey­routh, 1958. Javanvik V. M. An English Bibliography of the Eastern Question. Bel-

grad, 1906. JelavichB. A century of Russian Foreign Policy (1814—1914). N. Y.,

1965. John B. P. Mehmet Aly Expedition to the Percian Gulf 1837—1840.

«Middle Eastern Studies». N. Y., 1965. J о u p 1 a i n M. La question du Liban. Paris, 1908. Lane-Poole S. The life of Stretford Canning. L., 1888. Leslie L. The age of transformation. L., 1964. Leys M. Between two Empires; a history of French Politicians and people

between 1814—1848. L.—Toronto, 1965. Lewis G. Turkey. N. Y., 1955.

Marlowe J. Anglo-Egyptian relations 1800—1956. N. Y., 1965. Marriot J. The Eastern Question in European Diplomacy. Oxford, 1924. Martin K. The Triumph of lord Palmerston. A study of Public opinion

in England before the Crimear. L., 1966.

MillerW. The Ottoman Empire 1800—1913. Cambridg, 1913. M i s h e f f Ph La Mer Noir et Detroits de Constantinople. Paris, 1898. M о r 1 e у I. The life of Richard Cobden. L, 1932. M о s e 1 e y. Ph. Russian Diplomacy and the Opening of the Eastern Question

in 1838—1839. Cambridg, 1934. Puryear V. England, Russia and the Straits Question 1844—1856. Ber-

kely, 1931. Puryear V. International Economics and Diplomacy of the Near East.

N. Y., 1935.

R e у A. La question d'Orient devant 1'Europe. Constantinople et les De­troits. Paris, 1907.

R о b i n s о n T. The life of Urcuhort. L., 1936. R о d k e у F. The Turko-Egyption Question in the Relations of England,.

France and Russia. Urbana, 1921. R о d k e у F. Lord Palmerston and the Rejuvenation of Turkey, «Journal

of Modern History», No. 29. L., 1929. R о d k e у F. Views of Palmerston and Metternich on the Eastern Question,

1834. «English Historical Review», 1930, vol. 45. S a b r у M. L'Empire egyptien sous Mohamed AH et la question d'Orient

(1811—1849). Paris, 1930.

Seaman L. From Vienna to Versailles. N. Y., 1963.

Temperley H. British Policy in Turkey 1830—1911. «Cambridg Histo­rical Journal», 1933, vol. I, No. 3.

Temperley H. England and the Near East. The Crimia. L., 1936. Verete M Palmerston and the Levant Crisis 1832. «Journal of Modern

History», 1952, vol. XXIV.

Webster Ch. The Foreign policy of Palmerston, vol. I—31. L., 1951. Webster Ch Palmerston, Metternich and European sistem 1830—1841..

L., 1934.

W о о d A. The history of the Levant Company. L., 1935. Zeine W. Arab-Turkish relations and the emergens of Arab nationalism

L., 1958. Z i a d e n N. Syria and Lebanon. L., 1957.

Оглавление

Введение................. 3

Обзор источников и литературы........19