40. Сборник «Смена вех» и идеи «сменовеховства».

«Смена вех» — сборник публицистических статей философско-политологического содержания, опубликованный в Праге в 1921 г. группой идейно близких авторов (Н. В. Устрялов, Ю. В. Ключников, С.Лукьянов, А.Бобрищев-Пушкин, С. С. Чахотин, Ю. Н. Потехин) и стал одной из редких "бомб" русской эмирантской прессы. Предполагается, что само название сборника «Смена вех» принадлежит кадету Ю. В. Ключникову, одному из его авторов. Таким образом, он хотел напомнить об аналогичном сборнике «Вехи» (1909), который его авторы (Бердяев, Булгаков, Гершензон и др.) выпустили в порядке анализа причин и следствий первой русской-революции 1905—1907. Полемически отталкиваясь от созданного в предшествующий исторический период аналогичного сборника «Вехи», участники «Смены вех» предприняли попытку осмыслить роль российской интеллигенции в новых политико-экономических условиях. Общей идеей сборника стала мысль о возможности принятия большевистской революции и примирения с её результатами ради сохранения единства и мощи российского государства[1]. От названия сборника произошло название нового политического направления - "сменовеховства", проповедовавшего национал-большевизм. Русская либеральная эмиграция увидела в «сменовеховстве» предательство духовных ценностей русской культуры и приспособленчество к большевистскому режиму. Инициатором движения был Н. Устрялов (1890-1938), бывший кадет (конституционные демократы), сотрудник Колчака. Свои новые идеи он выдвинул впервые в книге «В борьбе за Россию» (1920), но политическим манифестом течения стал сборник «Смена вех» (Прага, 1921); его основные идеи нашли отражение в одноименном журнале (Париж, 1921-1922), в газете «Накануне» (Берлин, 1922-1924) и в журнале «Новая Россия» (Москва, 1922-1926).

Сменовеховцы − сторонники сильной государственной власти не принимали большевизм как доктрину, считая его однако закономерным «состоянием [...] страны в процессе эволюции». Путь к возрождению близкой их сердцу «великой и единой России» вел, по их мнению, через диктатуру ленинцев. Убежденные, что НЭП является качественно новым и устойчивым периодом в развитии коммунизма, сменовеховцы отказались от непримиримого антибольшевизма. Свои задачи они видели в том, чтобы «воспринять и преодолеть» революцию, рассчитывая на ее мирное «термидорянское перерождение» и постепенный отказ от якобинского экстремизма, а также в том, чтобы способствовать просвещению простого народа и включиться в экономическое восстановление родины. Кроме того, сменовеховцы активно лоббировали советкую внешнюю политику, осуществляли идеологическое прикрытие многих внутриполитических акций (в том числе участвовали в политических судебных процессах), агитировали за борьбу с голодом, охватившем многие российские губернии.

42. Споры вокруг имени в. Белинского в литературной критике начала хх века.

Литература "серебряного века" была небольшим островом, в окружении "другой литературы", убежденной что она продолжает "лучшие традиции русской литературы", придерживается "честного гуманного направления", олицетворением которого были тени Белинского, Добролюбова и Чернышевского. Начиная с 60-х годов XIX века основными объединяющим центром общественной и политической жизни стал так называемый "толстый журнал", который как паровоз тянул за собой поэзию и прозу. В 90-е годы соперницей толстого журнала становится газета. Единственное, в чем газетная критика принципиально отличалась от журнальной - вынужденной краткостью.

Ключевым моментом деятельности Айхенвальда как критика стала публикация в издании 1913 года "силуэта" Белинского, где была предпринята беспримерная для своего времени попытка посмотреть на наследие основоположника революционно-демократической критики не сквозь наслоения и мифы о его непреходящем значении, а свежим взглядом. Никаких специальных задач по сокрушению авторитета либо его переоценки Айхенвальд словно бы не ставил. Это было "медленное чтение" сочинений основоположника революционно-демократической критики, сопоставление оценок и суждений, поиск их источников, в большинстве своем исходивших из дружеского окружения Белинского. Результат оказался поразительным: авторитет критика разлетался прямо на глазах. Очерк так и начинается: "Белинский - это легенда. То представление, какое получаешь о нем из чужих прославляющих уст, в значительной степени рушится, когда подходишь к его книгам непосредственно. Но именно в силу того, что в очерке были представлены главным образом выводы и мнения, то есть результаты "медленного чтения", а не то, на основании чего они получались, сторонники Белинского, привыкшие клясться тенью и преклонять колена перед именем учителя, обрушили на Айхенвальда столь же голословную брань. О характере возражений наглядное представление дают заглавия статей: "Белинский - миф" (Павел Сакулин), "Правда или кривда?" (Иванов-Разумник), "Развенчан ли Белинский?" (Н.Л. Бродский), "Господин Айхенвальд около Белинского" (Евг. Ляцкий).

Казалось бы, это была не первая попытка развенчания Белинского, еще в середине 90-х годов на страницах "Северного вестника" появился цикл статей Акима Волынского, составивший позднее его книгу "Русские критики" (СПб., 1896). Но Волынский критиковал революционных демократов за отсутствие в их критике философского фундамента, твердых критериев и т.п., он пытался вывести русскую критику на новую дорогу, призывал к выработке твердых понятий и критериев. Совсем другим путем шел Айхенвальд: он предлагал взамен усвоения готовых мнений просто читать то, о чем эти мнения составляются.

43. Споры о судьбе России в эмигрантской публицистике. Полемика П.Н. Милюкова и П.Б. Струве.

Споры о судьбе России в эмигрантской публицистике. П. Милюков «Как пришла революция?» (1921), П. Струве «Исторический смысл русской революции и национальные задачи» (1918).

Милюков – «Последние новости» (левая печать), Струве – «Возрождение» (правая).

Читательская масса в 20-е годы отличалась в русском зарубежье не только большой политической активностью, но и большой пестротой политических взглядов. Многие политические партии утратили былое единство, растеряли своих членов. Сохранившаяся, в основном руководящая, часть кадетской партии в 1922 г., например, раскололась на правых (И. И. Петрункевич, Ф. И. Родичев, С. В. Панина, Н. И. Астров) и левых (П. Н. Милюков, М. М. Винавер, П. П. Гронский, И. П. Демидов, А. И. Коновалов, В. А. Харламов). Левые - "демократическая группа" - в 1924 г.

В споре столкнулись два выдающихся представителя русской политической мысли тех лет, знатоки российской истории, давно известные своими учеными трудами не

А то, что по таким проблемам оба автора могли вести полемику на самом высоком уровне, просвещенные читатели русского зарубежья помнили по событиям 1909-1910 гг., когда П. Б. Струве опубликовал в сборнике "Вехи" свою яркую, талантливую и глубокую статью "Интеллигенция и революция", а П. Н. Милюков ответил на нее наиболее основательной среди антивеховских выступлений статьей "Интеллигенция и историческая традиция" в сборнике "Интеллигенция в России". Интерес к спору подогревался и тем, что он велся двумя публицистами и их газетами в условиях полной свободы слова, абсолютного отсутствия какой-либо цензуры.Следует отметить еще одну особенность этой полемики. Левая, в том числе и левокадетская печать, следовательно, и "Последние новости", была больше занята политической злобой дня, информацией с комментариями и без комментариев о событиях в мире, среди эмигрантов и в Советской России. Правая печать, в том числе и "Возрождение", гораздо больше, чем левая, уделяла внимание теме "историческая судьба России". Левая печать считала это показателем не просто слабости правой печати, а и ее политической порочности, заскорузлого консерватизма. "Их взоры прикованы к старой России", - писала газета "Последние новости" о правой печати и ее читателях, стараясь доказать, что им никогда не дано будет понять новой России 16 . Главный вопрос, который будоражил читателей и обсуждался в спорах "Возрождения" и "Последних новостей", всей правой и левой прессы: какой была жизнь в дореволюционной России - такой невыносимой, что революция была неизбежна, или совсем неплохой, и революция стала следствием случайных обстоятельств и субъективных факторов?

Вся левая печать, включая левокадетскую, (как впрочем и советская) обычно оперировала понятием "царизм", привнося в него внушительный набор отрицательных признаков: царизм - допотопный бюрократический, деспотический режим, это полный произвол властей, нищета, темнота и бесправие народа, отсталость науки и культуры, тюрьма для нерусских народов. Вывод - такое чудовище было обречено на гибель.Милюков считал, что нельзя всерьез защищать царизм, ибо этот политический строй рухнул окончательно и бесповоротно под ударом истории. Он заявил, что пытаясь реабилитировать царизм, Струве и его газета всего лишь эксплуатируют усилившиеся в эмиграции "националистические чувства". Надежда на возрождение царизма, как всякая утопическая мечта, в конечном итоге приведет лишь к пессимизму.

Стрвуе категорически отверг попытки объяснить февральскую революцию обнищанием и оскудением народных масс. Во- первых, считал Струве, хозяйственное положение России в годы мировой войны было лучше, чем в других странах. А во-вторых, Струве вообще отказывался видеть в указанной Милюковым зависимости какую-либо закономерность. Он был убежден, "что крупные и глубокие "революционные" движения - как бы их не оценивать - никогда не происходят на почве обнищания и оскудения нации".

Оба оппонента остались при своем мнении. Но Струве был удовлетворен результатами полемики. Для него оказалось очень существенным, что Милюков вынужден был признать два положения: