Ажиотаж на крейсере «Аугуста»

Закрывая Потсдамскую конференцию, президент Трумэн сказал: «До следующей встречи, которая, я надеюсь, будет скоро».. Однако думал он совсем о другом. Как свидетельствует Дж. Бирнс, пересекая Атлантику на крейсере, увозившем его из разрушенной войной Европы в «процветающую» Америку, уже сбросившую атомную бомбу на Хиросиму, Трумэн рассуждал: «Потсдамский эксперимент привел меня теперь к решению, что я не допущу русских к какому‑либо участию в контроле над Японией… Сила – это единственное, что русские понимают».

В Соединенных Штатах уже размышляли над тем, как использовать преимущества, связанные с обладанием атомной бомбой, против Советского Союза. Некоторые американские ученые, привлекавшиеся к созданию бомбы, поощряли «глобальный» фанатизм политиков, уверяя их в том, что, хотя «русские и разгадают атомные секреты в ближайшие два‑три года», они не смогут реально создать бомбу ранее чем через шесть‑семь лет. «Никто не казался слишком встревоженным такой перспективой, поскольку представлялось очевидным, что за семь лет мы должны уйти далеко вперед по сравнению с Советами в данной области», – пишет Бирнс. Из этого государственный секретарь США делал далеко идущие выводы: «Сперва мы обладали только прутиком, а не дубинкой… по мере возрастания военной мощи мы могли проявить свою твердость в отношениях с Советским правительством».

Американские дипломаты, возвращавшиеся домой с Потсдамской конференции на том же крейсере, что и президент, вели оживленные дискуссии относительно будущего внешнеполитического курса: «Мы сознавали возможность конфликта между Соединенными Штатами и Советским Союзом и были глубоко озабочены этим, – вспоминает Болен. – Мы говорили об атомной бомбе и о том, как мы могли бы использовать чувство безопасности и силу, которые она нам давала, в наших отношениях с Советским Союзом. Мы признавали, что Советский Союз не будет реагировать ни на что, кроме как на меры, которые смогут представить угрозу Советской стране или советской системе. Мы рассматривали шаги, которые мы могли бы предпринять, начиная от прямого ультиматума с требованием, чтобы Советы ушли за пределы своих границ, до различных степеней давления».

Пожалуй, трудно изложить откровеннее ход размышлений тогдашних руководителей американской внешней политики. Таковы были «идеи», с которыми играли на крейсере «Аугуста», увозившем делегацию США с конференции недавних союзников. Вскоре эти идеи воплотились в воинственном антисоветском курсе. Когда в сентябре 1945 года в Лондоне собралась предусмотренная потсдамскими решениями сессия Совета министров иностранных дел, поворот западных держав на 180 градусов завершился. Тогда же к формированию внешней политики США подключился и такой рыцарь «холодной войны», как Джон Фостер Даллес. Сам он так охарактеризовал обстановку на совещании в Лондоне: «В этот момент родилась наша послевоенная политика – „никакого умиротворения“ (т. е. никакого сотрудничества с Советским Союзом. – В. Б .). В целом мы неизменно придерживались ее… Наши действия на встрече в Лондоне имели важные последствия: они ознаменовали конец целой эпохи – эпохи Тегерана, Ялты, Потсдама… Тот факт, что я был в Лондоне вместе с государственным секретарем Бирнсом в качестве республиканца, опирающегося на мощную поддержку своей партии, дал мне возможность сыграть значительную роль в важном решении – покончить с политикой поисков соглашения с русскими». Нельзя сказать, чтобы Дж. Даллес проявил тут нескромность или слишком переоценил свою роль. Он действительно внес немалый вклад в крайнее обострение международной напряженности.

Империалистические круги глубоко заблуждались, полагая, что обладание бомбой раскрыло широкий и беспрепятственный путь к установлению мирового господства Америки. Быстрая ликвидация Советским Союзом атомной монополии США, рост могущества социалистического содружества и другие факторы коренным образом изменили ситуацию на земном шаре.

Потсдамские решения вполне могли заложить основу для плодотворного послевоенного сотрудничества великих держав – участниц антигитлеровской коалиции. Однако их судьба сложилась по‑иному. Только некоторые из них, и то лишь на самом раннем этапе, удалось полностью претворить в жизнь. И все же остается фактом, что в ходе этой конференции, как и других важных совещаний трех союзников, была на практике доказана возможность эффективного политического и военного сотрудничества государств с различным социальным строем и в мирное время.