«А где Герман?» Трагедия в трёх и четырёх действиях
А был ли мальчик?..
© Джозеф Пулитцер
Действующие лица:
М а р и я – девушка со старыми глазами, играет на альте
А н н а – младшая сестра Марии
М и х а э л ь – демон
А р н о л ь д – друг Михаэля, сын пилота, внук лётчика, ариец, нацист
П ё т р – сын машиниста, друг Германа, его сердце
М а т в е й – его дух
И л и я – его душа
В л а д и м и р – друг Эстрагона
Э д у а р д – называет себя Яков – еврей
В е р о н и к а – девушка с кожей нежно-розового цвета, к 35 годам располнеет, сестра Арнольда
У м а – рождена в Пондишери
Е л е н а – обречена на смерть
А р т у р – факт
А д а м – обижен Отцом
Е в а – женщина Адама
Р о з е н т а л ь – Доктор исторических наук, вездесущ, стар
г-н Д и г о т а л л ь ф е р – художественный руководитель театра, поводырь, мистификатор
Всем студентам 17-18 лет.
Действие происходит в главном здании старинного Государственного Университета. Год две тысячи надцатый. Сумбурный месяц октябрь.
Между третьим и четвёртым действием разница в 10 лет.
Действие первое
Сцена 1
Старинный городской университет. Главное здание факультета филологии, перемена.
Начало учебного года. По коридорам шатаются первокурсники, среди них Владимир.
Солнечно, коридоры залиты мягким молоком света. Михаэль и Арнольд стоят на балюстраде второго этажа в мокром белом сиянии. Свесившись, падают взглядом вниз.
Арнольд: Ну что, ты пойдёшь?
Михаэль: (вспыльчиво) Так я вроде не похож на инвалида, чтобы ездить на коляске. (оказывается, что он пошутил, смеётся) Конечно пойду.
Арнольд: Потому что Герман…?
Михаэль: Нет, не потому что Герман! А просто потому, что это престижно.
Арнольд: Хех… что верно, то верно, камрад.
Владимир: (проходя мимо, сам с собой) Я где-то это записал… (ищет в карманах, битком набитых всяческим мусором)
Михаэль: …да и надо бы навести там порядок, а то наберут одних недоносков.
Арнольд: Хык! Мой дед когда-то так же говорил своему взводу! Ну точно, это как пить дать!
Михаэль: Так дай.
Арнольд: Что?
Михаэль: Пить.
Арнольд: Ты о чём?
Владимир: (рассуждает) Мёртвое море было бледно-голубым. Лишь только взглянув на него, я чувствовал жажду (что-то записывает).
Михаэль: (брезгливо отворачивается) Эх. Говорил отец, что на курс нет-нет, да наберут парочку дебилов.
Арнольд: Моя сестра тоже, кстати.
Михаэль: (удивлённо) Что?
Арнольд: Ну, пойдёт на пробы.
Мимо проходят Анна в кремово-белом и Мария в сером сарафане, по уставу. Где они проходят – рассеивается тишина. Юноши смотрят им вслед.
Арнольд: А ничего такие цыпочки. Я бы не прочь! Вероника говорит, что они все из себя недотроги... Особенно старшенькая.
Михаэль: (холодно) Брось свои шутки, они сироты.
Арнольд: Ну и что же? У меня тоже нет матери.
Михаэль: Но у нас есть отцы. А они росли вообще без тепла.
Арнольд: (задумавшись)Чорт, ты прав! Знаешь, Михаэль, иногда я задумываюсь…
Михаэль: Правда?
Арнольд: …и понимаю, что у нашего поколения все семьи какие-то оборванные.
Михаэль: Зато мы не чувствуем себя неполноценными, потому что нас больше. У одних есть отец – нет матери, у других есть мать и нет отца. Хотя безотцовщина встречается чаще. Как после войны. О чём-то похожем было, кажется, у Эрих Мария Ремарк.
Арнольд: Это женщина?
Михаэль: Нет, втроём писали: Эрих, Мария и Ремарк.
Арнольд: (удивлённо) А разве так можно?
Владимир: (проходя мимо, бормочет) Спал ли я, когда другие страдали. Сплю ли я сейчас? (Михаэль оборачивается на Владимира с жалостливым взглядом) Завтра, когда мне покажется, что я проснулся, что скажу я про этот день?
Арнольд: (не замечая) Те, у кого есть одна мать, обычно вырастают сопляками и маменькиными сыночками типа Адама или этого вот.
Михаэль: Адам? У него, кстати, сегодня день рожденья?
Арнольд: (с ухмылкой) Эдуард даже прикупил ему подарок.
По земному шару коридора шествует преподаватель истории, юноши уходят на лекцию.
Сцена 2
Высокий амфитеатр академической аудитории. Парты цвета чёрного дерева расположены дугой. Из окна течёт приятный пастельный свет. Студенты разбросаны по аудитории, как Филиппинские острова. Шум. В лекционную вбегают Михаэль и Арнольд. За ними входит лысоватый еврей в очках – доктор Розенталь и захлопывает высокие узкие двери. Читает лекцию.
Розенталь: К слову сказать, целью Муссолини во Второй мировой войне было восстановление границ Римской Империи, чего, как известно, ему достигнуть не удалось.
Арнольд: (Петру, тихо, но гулко) Скажи спасибо Богу, славянин, что ты остался жив.
Розенталь: (Арнольду) Встаньте! Что вы себе позволяете? Вы ведете себя не как студент высшего учебного заведения.
Арнольд: (опустив голову) Извините.
Розенталь: (со сталью в голосе) Садитесь.
Арнольд: Доктор Розенталь, а скажите, когда мы будем изучать Фашистскую Германию?
Розенталь: Не скоро ещё. А чем вас привлекает Фашистская Германия?
Из неба кто-то выпил весь свет. Небо хмурится от тоски. Небо заволакивает тучами.
Арнольд: Идея.
Розенталь: Идея фашизма? И чем вас она так заинтересовала?
Арнольд: Чистка народов.
Розенталь: (сощурив глаза) То, что вы говорите, жестоко. В этой аудитории, я уверен, есть студенты, чьи деды и прадеды сражались с фашизмом, умирали за мир. А вы, если мне не изменяет слух, говорите, что вам импонирует идея убивать людей.
Арнольд: (надменно) Я не сказал убивать, Доктор, я сказал чистить.
Розенталь: (качая головой) Лекция окончена. Все свободны (быстро и нервно собирает бумаги и стремительно выходит).
Арнольд горд собой, друзья хлопают его по плечу. Он смотрит в сторону Михаэля, который отвернулся от него. За окном раскатывается гром.
Сцена 3
Сон первый
Время обеда. За столами кушают первокурсники. Среди них и стука ложек о тарелки сидят Эдуард, Вероника, Ума, другие девушки и Илия. Рука Эдуарда лежит на колене Умы. За соседним столиком сидят Адам и Ева. Илия что-то увлечённо рассказывает, не замечая смешков рядом сидящих девушек и стёба Эдуарда.
Илия: А из Диготалльфера вдруг вылез Гитлер и указал пальцем на тех, кого расстрелять.
Эдуард: Гитлер, говоришь? Это, случаем, не тот, что Адольф? (девушки раздались звонким смехом)
Илия: Да, он самый. Потом мы все враз оказались голыми, в одних трусах. И девушки тоже. Я ещё помню, что узнал в Германе Иисуса.
Эдуард: (на публику, хорохорится) Иисуса? Да…нет, ну ты подумай! Самого Иисуса!
Вероника: (Илье) Иисуса нет, разве ты не знаешь? Это как Санта Клаус – сказка для таких как ты. (сказав это, она положила в рот кусок коровьей плоти и начала жевать)
Илия: (не слушая) И мы все начали молиться. А потом у Петра начали ломаться и рассыпаться пальцы. А у Вероники начало истекать лицо, как свеча. Кто-то начал плакать, потому что раздались первые выстрелы.
Вероника: Бред какой-то! Яков, скажи!
Эдуард, то есть Яков: М-да… Хороший сон. Ну а я-то там не затесался, так, между делом?
Илия: Да, ты тоже был… сейчас вспомню… ах, да! Тебе отрезали язык медицинскими ножницами, которыми режут перевязочные бинты и заставили его съесть. (Уме становится не по себе, она затыкает пригоршней дыру рта и выбегает из столовой, Эдуард-Яков хмурит лоб: его концерт подорван) Нас расстреливали по очереди. И тут я начал искать глазами Германа…
Матвей: (подходя к столу, Илье) Сколько раз говорил тебе не связываться с ними? Пойдём.
Илия: …а Германа-то нет.
Матвей с Ильёй уходят.
Эдуард: (Веронике): Ничего, мы сегодня ещё повеселимся. (соседнему столику, громко) Адам! Адам, с днём рождения! У нас для тебя есть подарок. Я серьёзно! Второе октября – это твой день!
Сцена 4
Матвей и Илия идут по коридору по направлению к общежитию. За окном аплодирует дождь и ветками ломается молния.
Матвей: (бойко) Нет, ну скажи ты мне, почему ты всё время крутишься около этого петуха еврея Эдуарда? Ну что он тебе? Брат, сват, Брут, друг?
Илия: Иисус тоже был евреем, если ты забыл.
Матвей: Я не забыл. Но Эдуард не Иисус и вообще в него не верит!
Илия: Эдуард не верит в себя.
Матвей: Зато в него верят эти пустословные простушки, которые, между прочим, смеются над тобой.
Илия: (задумчиво) Матвей, ты не любишь людей.
Матвей: Я люблю Анну.
Илия: Ты не можешь любить Анну.
Матвей: (расстроенно) Почему?
Илия: Потому что ты не любишь людей.
Матвей: (устало) Послушай, Илья, ты мой друг с детства, мы вместе с тобой читали Библию и Твена, шалили, дрались, и мне просто больно смотреть, как они издеваются над тобой, да и как они издеваются над Адамом.
Илия: Мне больнее представлять, как их дети будут издеваться над ними.
Матвей: (удивлённо) Я знаю, ты не по годам мудр, и всё такое, но ты... Ты жестокий человек.
Илия: Я справедливый чело...
Матвей: (перебивая) Не прячься за справедливостью! Ты сам вынуждаешь их, чтобы они смеялись над тобой, а потом говоришь, что им воздастся! Ты великий грешник.
Илия: Они делают только то, что хотят сделать. Vi veri veniversum vivus vici. (силой истины я, живущий, покорил вселенную) Пять V.
Матвей: Тогда ты великий искуситель.
Илия: (смотрит в сторону) Матвей, хватит о религии. Мы учимся не в семинарии. Мы филологи.
Матвей: (с глазами, полными отчаяния) Правильно, мы филологи, и ты этим очень успешно пользуешься.
Илия: Ты о чём?
Матвей: Своим словом ты подбиваешь людей делать то, что потом сыграет с ними злую шутку.
Илия: Но ты же согласен, что кто-то должен уравновешивать добро и зло?
Матвей: (вызывающе) Уж не считаешь ли ты себя посланником Бога, друг?.. Неужели ты думаешь, что это честно – губить людей, которые прямо-таки пахнут злом?
Илия: Они пахнут глупостью. Обычной юношеской глупостью.
Матвей: Да чем бы они не пахли! Зачем тебе это – рассказывать жуткие вымышленные сны этим людям?
Илия: Они не вымышлены. Они были, как была война, как были наши деды и прадеды, как был Гитлер и Сталин, как был Иисус, как была Пангея, как была Атлантида.
Матвей: Но Атлантиды не было.
Илия: Иногда в моих снах тоже кого-то недостаёт.
Матвей: (в сердцах) Знаешь! Знаешь, с меня хватит.
Идут по коридору общежития. Тихо, только где-то слышится звук 6-ой симфонии Бетховена и запах не то мёртвых цветов, не то асфоделей.
Матвей: Как-то жутковато...
Илия: Да, этот университет многое видел, и сколько ещё увидит… Хочешь, зайдём к сестрам?
Матвей: (чуть зардевшись) Да нет, я как-то…
Сцена 5
Одна из двух простеньких смежных комнат на три постели в женском общежитии. На стене висит огромное в толстых белых рамах окно с широким подбородком подоконника. На нём, вытянув ноги, сидит Анна и читает толстую книгу. Мария в середине комнаты играет на альте. За окном стоит холодный дождь.
Анна: (отрываясь от книги, на выдохе) Как же тяжело читается…
Мария: А я говорила, рано тебе ещё такие книги читать.
Анна: Ты всего на десять минут меня старше, а учишь как мама.
Мария: (прекращает музицировать) Мама. Мама была потрясающим человеком. Она отдала свою жизнь за нас. Наверное, если бы после смерти меня спросили, кем я бы хотела прожить свою вторую жизнь, я бы назвала её. Я бы попробовала что-то изменить.
Анна: Раньше ты говорила другое.
Мария: Да, но я как-то задумалась и поняла, что не смогла бы, не справилась, может, не выдержала бы. И ход истории пошёл бы другим путём. Кто знает, если бы я была матерью Иисуса, может быть, Лазарь так и остался бы лежать в гробнице, Моисей показал бы более короткий путь. Может, не было бы всех этих кровавых Крестовых походов, и было бы больше людей.
Анна: Нет, людей больше бы не было.
Мария: (в шутку) Вообще.
Смеются, потом их охватывает глубокая колодезная грусть. Октябрьский холод тянется руками из окна в комнату, и девушки чувствуют лёгкий озноб. Анна берёт со своей кровати одеяло, укутывается в него, Мария убирает альт в чехол и садится с ногами на постель.
Анна: А я в другой жизни хотела бы родиться мужчиной.
Мария: (с намёком) С какой это целью?
Анна: Нет-нет, что ты! Я бы хотела родиться великим человеком, Гением. Как Никола Тесла или Леонардо Да Винчи.
Мария: (в шутку, кивая головой в сторону книги) Или вот написать какой-нибудь толстенный талмуд.
Анна: Или Библию.
Мария: Тогда тебе нужно будет родиться сразу в несколько мужчин. Или родить несколько. Пусть пишут. (улыбаются)
Стук в дверь.
Мария: (приводит себя в порядок, оправляет сарафан) Входите.
Входят Илия и Матвей.
Мария: Как хорошо, что вы пришли. А где Герман?
Анна: (как бы невзначай) И Пётр.
Илия: Мы их сегодня не видели.
Матвей: (поморщившись) Дождь какой – обложной.
Становится угловато тихо.
Мария: (нарушая тишину) А вы кем бы хотели быть в следующей жизни?
Илия: Я бы хотел родиться лет на сто раньше, если это было бы возможно, чтобы пообщаться с Фрейдом. У меня есть к нему вопросы.
Мария: А ты не пробовал вызывать дух Фрейда за спиритическим сеансом?
Илия: Я не верю в духов.
Мария: Ну почему же. Мы с сестрой так общаемся с нашей матерью. (Матвею, заметив его побуждённое состояние) А ты веришь в духов?
Матвей: Я верю в себя. А вообще я бы с удовольствием попробовал.
Мария: Вот и отлично.
Матвей: (Анне, заметив у неё книгу) А что вы… ты читаешь?
Анна: Ах… это Улисс. Джеймс Джойс.
Матвей: (улыбнувшись) Я так и не смог дочитать. Тяжёлая книга.
Анна: А на каком моменте ты остановился?
Матвей: На похоронах.
Илия: Все останавливаются на похоронах.
Матвей: Дождь кончился.
Мария: (юношам) Вы пойдёте на пробы в Студенческий театр? Будет набран первый курс с 89ого года. Мы с Анной хотим пойти.
Анна: И пойдём.
Матвей: (неуверенно) Вообще я бы хотел попробовать…
Илия: (подходя к окну) А мне кажется, что это плохая идея.
Мария: (пропустив мимо ушей слова Ильи) В таком случае пойдём все вместе.
Илия: (что-то увидев в окне) Ну что ж, нам пора. Спасибо за содержательную беседу. (уводит Матвея)
В комнату вбегает расстроенная Ева. На пороге сталкивается с Илией.
Мария: Чудные они. (Еве) В чём дело?
Ева: Адам…
Мария: Что случилось? Вы же отмечали его день рождения.
Ева: Да, а потом… (закрывает лицо руками) Посмотрите в окно.
Анна: Солнце выглянуло.
Ева: Да нет же, вниз! На дорогу.
Анна: (смотрит) О боже…
Мария: (вскакивает к окну, смотрит) Сволочи! Нет, с этим нужно кончать.
Анна: Надо сказать Герману.
Мария: Надо сказать декану.
Ева: (плачет) Я не смогла его удержать. Он всё равно пошёл с ними.
Мария: (распахивает створку окна, встаёт коленями на подбородок подоконника, кричит) Придурки, оставьте его в покое! Адам, быстро поднимайся сюда, или я разобью твой чортов глиняный горшок!
Ева: Ну что?
Мария: Идёт.
Ева: (в душах) Господи, как же я устала.
Сцена 6
Пять часов вечера. Университетский двор. Во дворе стоит раскидистое могучее древо дуба. Владимир сидит у восточной стороны дерева спиной к солнцу и собирает кубик Рубика. К нему подходит Пётр и садится к западу от дерева спиной к Владимиру.
Владимир: Здравствуй, Пётр.
Пётр: Привет, Владимир.
Слышно, как шумит кроной мудрый дуб. Пётр достаёт карандаш и начинает писать правой рукой, на колене.
Владимир: Пётр, я рад, что ты вернулся. Я думал, ты ушёл навсегда.
Пётр: Извини, что?
Владимир: Иногда мне становится тоскливо в этом здании. И я иду сюда. Здесь стоит этот вековой дуб, который пережил революции, бомбёжки, раздел территорий. И мне становится понятным ход истории нашей страны, всего человечества.
Пётр: И в чём же он заключается, Владимир?
Владимир: Тогда я подхожу к этому дубу, обнимаю его широкий ствол руками и прикладываюсь ухом к коре. (молчит) Сначала я ничего не слышу кроме шуршания листьев, но и оно куда-то уходит под землю, и становится абсолютно тихо. Потом я слышу звуки, их не описать словами. (молчит, долго молчит)
Пётр: И?
Владимир: Тоска уходит.
Пётр: (смутившись) М-да уж. Ясно. Ты не видел Германа? Его сегодня не было на лекции.
Владимир: Видел.
Пётр: Где?
Владимир: Здесь. Он сидел со мной.
Пётр: (удивлённо) Вы разговаривали?
Владимир: Можно сказать и так.
Пётр: То есть?
Владимир: Он слушал своё сердце.
Пётр: (вновь смутившись) Ты знаешь, мне пора.
Владимир: (участливо) Посиди ещё чуть-чуть.
Пётр: (улыбнувшись) Ну хорошо.
Сидят, наблюдают уход солнца. К ним подходит Арнольд и его друзья.
Арнольд: Вы-то, небось, тоже пойдёте в театр? Убогие.
Пётр: Пойдём, не волнуйся.
Владимир: Я люблю ходить в театр.
Арнольд: (передразнивая) Я люблю ходить в театр. (с ненавистью) Полоумный. (к друзьям) Полоумный, это значит наполовину умный или умный как пол? (гогочут)
Пётр: Откуда в тебе столько жестокости, Арнольд?
Арнольд: (на публику) А это кто у нас? Инвалидный сынишка польского машиниста.
Пётр: (встаёт) Заткнись.
Арнольд: Твой коммунист отец сейчас бы жрал землю и запивал бы её собственным потом в концлагерях, если бы у великого фюрера всё получилось.
Пётр со всего размаха бьёт Арнольда по правильному арийскому уху. Из порванной мочки тянется ручеёк крови.
Арнольд: (раздув ноздри) Сволочь!
Арнольд поваливает Петра на влажную землю. Начинается драка. Владимир обнимает широкий ствол векового дерева. Внезапно к дерущимся подбегает Доктор Розенталь.
Розенталь: (строго) Прекратить! (друзьям Арнольда) Разнимите их!
Арнольд: (удерживаемый и одержимый) Я ещё посмеюсь на твоей могиле, Пётр
Друзья уводят Арнольда. Пётр отряхивается грязными руками.
Розенталь: (Петру) История даёт о себе знать? (помогает отряхнуться) Вы бы умылись, привели себя в порядок. Владимир, проводите своего однокурсника.
Пётр и Владимир уходят.
Розенталь: (вслед) Пётр! Вы не видели Германа?
Пётр: Нет, не видел.
Конец первого действия