45. Геополитические процессы на пространстве снг.

Постсоветское пространство: интеграция

В период правления Путина обостряется геополитическая ситуация на постсоветском пространстве. Здесь мы сталкиваемся с двумя разнонаправленными тенденциями.

С одной стороны, с приходом Путина начинаются процессы интеграции ряда страна СНГ с центром в России одновременно на разных уровнях:

экономическом – создание Евразийского Экономического Содружества (Россия, Казахстан, Белоруссия, Таджикистан, Киргизия), «Единого Экономического Пространствп» (Россия, Белоруссия, Казахстан – с приглашением Украины) и таможенного союза (Россия, Казахстан, Белоруссия) и

военно-стратегическом «Общественный договор по Коллективной Безопасности» (Россия, Казахстан, Белоруссия, Таджикистан, Киргизия, Армения).

Кроме того, следует отметить более авангардный проект политической интеграции по модели Евросоюза, выдвинутый президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым еще в 1994 году, но полностью отвергнутый российской политической прозападной элитой в то время. Этот проект подучил название «Евразийского Союза». Этот проект не был поддержан Пииным открыто до осени 2011, но сама идея сближения между собой стран постсоветского пространства у Путина отторжения не вызывала. Если на предыдущих этапах постсоветское пространство (то есть пространство бывшего СССР, а до него Российской Империи) трансформировалось только в одном направлении – в сторону ослабления и разрушения тех связей, которые объединяли эти части некогда единого целого, то после прихода Путина к власти ясно обозначились и противоположные инициативы – интеграция, сближение, усиление координации и т.д.

Существовало еще два формата интеграционного толка – Российско-Белорусское союзное государство и Шанхайская организация сотрудничества, куда входил кроме России и стран ЕврАзЭС еще и Китай. С Белоруссией и ее Президентом А.Г.Лукашенко отношения у Путина с самого начала не сложились, и поэтому данная интеграционная инициатива не развивалась должным образом, сохраняясь в том номинальном состоянии, в котором она была заявлена еще при Ельцине. Это можно считать еще одним признаком непоследовательности проведения Путиным евразийской линии, для которой союз с Белоруссией и перспектива политического объединения с ней являлась бы логическим и необходимым шагом (Россия получала бы доступ к западным территориям, стратегически необходимым при проведении ее европейской политики, что прекрасно понимали русские правители на всех этапах нашей геополитической истории – от Ивана III до Сталина).

В отношении Шанхайской Организации Сотрудничества Путин, напротив, предпринял ряд шагов, направленных на интенсификацию стратегического партнерства с Китаем в региональных вопросах, включая ряд не очень масштабных, но символически чрезвычайно значимых военных учений. Альянс с Китаем был построен целиком на многополярной логике и недвусмысленно был ориентирован на то, чтобы обозначить возможный формат стратегического противостояния однополярному миру и единоличной американской гегемонии.

Геополитика цветных революций

В тот же самый период стали интенсивно развертываться противоположные геополитические тенденции, получившие название «цветных революций». Смысл их состоял в том, чтобы привести к власти в странах СНГ откровенно антироссийские прозападные и часто националистические политические силы, и тем самым окончательно оторвать эти страны от России, сорвать интеграцию и в перспективе включить их в НАТО по примеру прибалтийских стран. Особенностью этих революций было то, что все они были направлены на сближение стран, где они совершились, с США и Западом, и при этом технологически они происходили по модели «ненасильственного сопротивления»[368], методологию которого разработали американские стратеги в рамках проекта «Freedom House» на основе практики диверсионных мероприятий и организации переворотов в Третьем мире, проведенных ЦРУ.

В ноябре 2003 года «революция роз» произошла в Грузии, где на место уклончивого и колеблющегося между Западом и Москвой Эдуарда Шеварднадзе пришел строго прозападный, радикально атлантистский и проамериканский политик Михаил Саакашвили. Активную роль в событиях «революции роз» сыграло молодежное движение «Кмара» («дословно «Хватит»), действовавшее по методикам «Freedom House» и главного теоретика аналогичных сетевых протестных организаций Джина Шарпа[369], ранее апробированных в других местах и, в частности, в Югославии при свержении Слободана Милошевича с опорой на молодежное прозападное сербское движение «Отпор».

После прихода к власти Саакашвили немедленно взял курс на стремительный отход от России, на сближение с США и НАТО, принялся активно саботировать любые интеграционные начинания в рамках СНГ и попытался вдохнуть новую жизнь в антироссийское по своей сути объединение государств СНГ в блоке ГУАМ – Грузия, Украина, Азербайджан, Молдова. В окружение Саакашвили вошли преимущественно кадры, получившие образование за рубежом и не связанные исторически с советским опытом. Грузия с этого времени встала в авангарде атлантистской стратегии на постсоветском пространстве и заняла активную позицию в противостоянии евразийским тенденциям. Путин и его курс стали главными противниками Грузии. Позднее такое положение дел вылилось в события августа 2008 года, которые стали по сути настоящей российско-грузинской войной.

В декабре 2004 года по сходному сценарию произошла «Оранжевая революция» в Украине. Выборы проходили между ставленником Кучмы, придерживающимся двойственной политики (между Западом и Россией) В.Януковичем и целиком прозападными и жестко антирусскими политиками националистического толка В.Ющенко и Ю.Тимошенко. Силы были приблизительно равны, и исход решила мобилизация широких масс и, прежде всего, молодежи, поддержавших «оранжевых» массовыми выступлениями, также организованными по модели Джина Шарпа. Важную роль играло в этих процессах молодежное движение «Пора»[370].

После победы Ющенко Украина заняла жестко антирусскую позицию, стала активно противодействовать любым российским инициативами на постсоветском пространстве, начала атаку на русский язык и стала переписывать историю, представляя украинцев как «колонизированный русскими народ». Оранжевая Украина с геополитической точки зрения, стала проводником отчетливо атлантистской, талассократической политики, направленной против России, евразийства, теллурократии и интеграции; между двумя наиболее активными атлантистами на постсоветском пространстве, Саакашвили и Ющенко, установились прочные связи. Возникли геополитические проекты образования балтийско-черноморского содружества, в которое по замыслу должны были входить страны Балтии, Украина, Молдова, Грузия, а также страны Восточной Европы – Польша и Венгрия, являющиеся, как и балтийские страны, членами НАТО. Это был проект установления «санитарного кордона» между Россией и Европой, конструируемого по чертежам классических талассократических геополитиков.

Позиции других членов ГУАМ – Молдовы и Азербайджана – были не столь радикальными и были продиктованы в большей степени локальными проблемами: поддержкой Москвы мятежной Приднестровской республики, провозгласившей свою независимость от Молдовы в 1991 году, и военным сотрудничеством России с Арменией, у которой с Азербайджаном сложились неразрешимые противоречия в связи с оккупацией Карабаха.

Вся картина постсоветского пространства в эпоху Путина представляла собой поле прозрачного и отчетливого противостояния цивилизации Суши (воплощенной в России и ее союзниках) и цивилизации Моря (воплощенной в странах ГУАМ во главе с Грузией и Украиной). Heartland стремился расширить зону своего влияния на пространство СНГ с помощью интеграционных процессов; США через своих сателлитов стремились, напротив, ограничить распространение российского влияния в этой зоне, замкнуть Россию только в своих границах и постепенно интегрировать в НАТО окружающие ее недавно появившиеся страны.

Борьба евразийства и атлантизма на постсоветском пространстве, как и роль интеграционных процессов, с одной стороны, и цветных революций, с другой, были настолько очевидными, что едва ли у трезвомыслящих аналитиков могли остаться сомнения в том, какой алгоритм здесь приведен в действие. Но при этом снова дало о себе знать могущество атлантистских сетей влияния в самой России: никакого широкого общественного осмысления процессов, протекавших на постсоветском пространстве, не было; эксперты комментировали частности и детали, упуская из виду главное, сознательно создавая искаженную картину происходящего. Более того, действия Путина, направленные на решение интеграционных задач, либо замалчивались, либо критиковались, а откровенная русофобия, царившая в Грузии или Украине, обходились вниманием или перетолковывались нейтральном ключе.

Российские СМИ и экспертное сообщество не только не помогали Путину вести евразийскую кампанию на постсоветском пространстве, но, скорее, мешали ему в этом. И это было еще одним парадоксом путинского периода правления.