Единое культурное пространство и язык.

В процессе перехода об­щества к индустриальной стадии, как хорошо показал Э. Геллнер, воз­никает потребность активизировать рыночные экономические отноше­ния и снять все преграды на пути их активизации. Преграды эти имеют культурно-языковой характер. Экономика нуждается в единой культуре и едином языке. Но если в каждом государстве исторически оказывает­ся несколько этносов, то какой же язык принять за основу национальной культуры?

На связь языка с менталитетом нации указывал В. фон Гумбольдт^xii. «Большая часть обстоятельств, сопровождающих жизнь нации, — места обитания, климат, религия, государственное устройство, нравы и обыч­аи, — от самой нации могут быть в известной степени обособлены. И только одно явление совсем другой природы — дыхание, сама душа на­ции — язык — возникает одновременно с ней. Работа его протекает в определенно очерченном круге, и рассматриваем мы его как деятель­ность или как продукт деятельности. ...Только в языке запечатлен весь национальный характер»^xiii.

Важнейшее значение для формирования нации имеет литературный язык, письменная культура. Размножение типографскими станками книг и газет огромными тиражами создает единые основания для националь­ной идентичности. Канадский культуролог М. Маклюэн в книге «Галак­тика Гуттенберга» хорошо показал этот процесс, предлагая различать три способа коммуникации:

традиционный, свойственный сельской среде, где все участники хорошо знают друг друга, коммуникация здесь не требует специальных знаний;

функционально-ролевой, возникающий в городской среде с ее безличным характером, правила коммуникации обусловлены теми со­циальными ролями, которые играют ее участники;

— массовая коммуникация, направленная на большое число получа­телей, независимо от их ролей и положения, обеспечивает высокую скорость распространения и обработки информации^xiv.

Именно благодаря массовой коммуникации интенсифицировался процесс формирования наций. Во-первых, благодаря печати и бумаге одни и те же идеи стали доступны большому количеству людей, люди стали хорошо понимать друг друга, облегчились процессы коммуника­ции и взаимодействия. Во-вторых, письменный язык стабилизировал нормативность языка и духовной культуры. В-третьих, диалект, кото­рый оказался ближе к рычагам власти к центру и доминирующей этни­ческой группе, стал навязываться остальным, стал источником нормативности .

Для русской нации огромное значение имело создание в XVIII в. русского письменного языка и литературы, в этом процессе неоспоримо выдающуюся роль сыграл А. С. Пушкин. Но еще М. В. Ломоносов не без гордости за русский язык писал: «Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятельми, италиянским — с женским полом гово­рить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, ко­нечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить при­стойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость фран­цузского, крепость немецкого, нежность италиянского, сверх того бо­гатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка»^xv. Именно русский язык явился практической основой для фор­мирования русского национального сознания. Это очень хорошо пони­мали славянофилы во главе с А. С. Хомяковым.

В то же время, как писал этнограф Д. К. Зеленин, при формировании русского литературного языка происходила борьба двух ведущих диа­лектов — северновеликорусского (окающего) и южновеликорусского (акающего)^xvi. Поскольку Москва оказалась на стыке этих двух групп, она смогла объединить их путем формирования литературного языка, хотя фонетические различия диалектов в устном языке сохраняются до сих пор. Схожая ситуация присутствует и в Китае, где именно письмен­ность является объединяющим фактором, а фонетически южные китайцы плохо понимают северных .