§ 2. Любовь и счастье Эрос могучая страсть

Драма человеческого существования раскрывается именно в «упоении страстями». Среди них первозванной видится нам лю­бовь. Ведь человечество ни одного дня не могло бы прожить без нее. Это глубинное человеческое влечение захватывает все суще­ство человека. Будучи универсальной и напряженной страстью, эрос пронизывает человеческое существо на протяжении его жизни. Любовь, по сути дела, определяет фундаментальные основы бытия. В то же время она проявляется как глубоко индивидуальное, сугубо личностное, уникальное чувство. Эта страсть всеобъемлюща и неповторима Она принадлежит челове­ческому роду и каждому человеку. Знойное плалля эроса — веч­ное повторение и вечное открытие...

«В храме Изиды на горе Ватн-эль-Хав только что отошла первая часть великого тайнодействия, на которую допускались верующие малого посвящения.<...> Сегодня был седьмой день египетского месяца Фаменота, посвященный мистериям Озириса Изиды. С вечера торжественная процессия трижды обходила вокруг храма со светильниками, пальмовыми листами и амфора­ми, с таинственными символами богов и со священными изобра­жениями Фаллуса».

Это строчки из рассказа А.И. Куприна «Суламифь». Они вводят нас в первый фрагмент нашей темы. Эрос — изна­чальная, стихийная, мощная страсть, которая запускает в действие механизм порождения мира. Образ живительной природы был непременным компонентом мистических культов времен начала человеческой истории. Поклонение ей проявля­лось разных формах, иногда аскетических, иногда бурных, чувственных.

О том, как возникла любовь между людьми, рассуждал еще Платон. Античный грек, предаваясь наслаждениям, сам опреде­лял меру своей аскезы (воздержанности). Зачатки самых различ­ных проявлений Эроса (бога любви у древних) есть в каждом человеке. Будучи целомудренным, он знает подземные толчки страсти. Посвящая себя Богу, испытывает силу земных наважде­ний, содрогаясь от дьявольских внушений, обретает себя в живой любви...

Любовные чувства архетипны, т.е. изначально одинаковые Но культура, несомненно, оказывает воздействие на проявленщ чувственности. Господствующие стандарты поведения опредек, ляют формы массовых переживаний. Аскетизм замещает орги-астические страсти, сексуальное буйство сменяется целомудрием,.

Но отчего в истории эти кровавые оргии соседствуют с при­мерами возвышенного целомудрия, одухотворенной любви? По­чему романтические платонические чувства сменяются почита­нием разнузданных наслаждений? В чем причина того, что даже'! в одной культуре мы видим разноликость Эроса? Ответ отчасти, прост: все это разнообразие заложено в человеческой природе.

Образы любви в /древней Греции

Что думает человек о любви? Ценит ли он свое тело? Восприни-' мает его как священный сосуд или как вместилище мерзких вожделений? Ощущает ли он универсальность Эроса или знает, только одну его грань? Например, в философии и искусстве* древней Греции природа человека, его облик, его тело — все это представлялось идеалом совершенства и гармонии

Сын природы воспринимался как перл создания, поэтому греческое искусство стремилось воспроизвести, выразить челове­ческое тело в порыве одухотворенной страсти. Об этом красно­речиво говорит пластика греческого искусства. Древние филосо­фы высоко отзывались и о духе человека. Они говорили о досто­инстве человека, о его высоком предназначении. Любовь соответ­ственно почиталась как глубокое чувство, освященное богами. У изголовья влюбленных стояла богиня любви Афродита, которая'¹ благословляла сближение тел и душевное влечение как радость жизни.

Постепенно в сознании античных греков сложилось различие любви плотской и духовной. Платон в своем произведении «Пир» показывает, что любовь поднимается от низших, физичес­ких форм к высшим, чистым. Наслаждение, к которому стре­мится человек, должно быть в определенной степени обуздано. Аристотель же считал, что чувственное влечение не обязательно подавлять: нужно найти лишь разумную меру в услаждении тела.

Христианство принесло с собой радикальное переосмысление любви. В рамках этого вероучения ее стали понимать не только как человеческую страсть, но и как державную основу челове­ческого бытия. Без любви мир рухнет. Братская любовь — это мобовь ко всем людям. Не случайно в Ветхом Завете много говорится о любви к бедняку, чужестранцу, вдове, сироте и даже тому, кто является национальным врагом (таковым в те вре­мена для творцов книги был египтянин). Принцип любви наи­более полно развит в Новом Завете.

Любовь отныне воспринимается как святыня. Человеку, за­хваченному страстью, надлежит взращивать в себе чувства, через которые и раскрывается личностное богатство. Любовное пере­живание не только уникально. Оно имеет всеобъел1лющий ха­рактер, потому что безграничны объекты этого чувства — Бог, блготий, дальний...

Любовь — это не только вихрь наслаждений. К концу древ­ней эпохи эллинское представление о человеке сменилось другим воззрением. Например, римский философ Сенека не мог совмес­тить моральные нормы стоиков с господствовавшим в его эпоху благоговением перед человеческой природой и чувственным на­слаждением. Человек греховен, но тогда какой смысл призывать его к целомудрию? Смысл есть: у человека кроме тела есть душа, чистая и неприкосновенная.

Романтические и идеальные чувства

Куртуазный (букв.: принятый при дворе, в аристократических кругах) — изыс­канный, утонченный.

² Амор (лат ) — любовь.

Средневековая христианская аскеза наложила свой отпечаток на чувственный мир людей, живших в последующие эпохи. Между XI и XIV в. в Западной Европе сформировалось принципиально новое понимание любви, которое выразилось в возникновении так называемой куртуазной¹ любви, или амор² Мужчина испы­тывал к женщине нежнейшие чувства, боготворил свою избран­ницу, готов был рыдать возле ее ног. Но при всем этом он вовсе не стремился продвинуться в собственных чувствованиях. Иногда в такой любви исключалось даже обыкновенное знакомство.

Мировая история не знает больше подобного феномена п; таком завершенном варианте. Никогда нигде ни раньше, пи позже не культивировалась «любовь на расстоянии». В куртуаэ* ной любви предполагалось только беспредельное обожание, трг* петное переживание окрыляющего, но невозможного чувспЬвй,* Например, мужчина испытывал любовь даже не к женщине, а К; ее образу, без которого он не видел настоящего счастья в жизни, Помните Дульсинею Тобосскую из романа Сервантеса «До^ Кихот» ? ,_;

Однажды юный Петрарка, будущий великий поэт эпохи Возй^ рождения, как утверждает притча, пришел в храм. Неподалеку¹ от него, захваченная молитвой, стояла девушка, лица которой Щ\ было видно. На бархате кресла покоилась ее белоснежная ручка Юноша невольно залюбовался ею, пытаясь в то же время разгля-, деть силуэт молодой католички. И вдруг в поэтическом вообра-' жении юноши эта ручка покрылась морщинами, высохла, стала, старческой. Его сердце наполнилось острой болью за юное совер-' шенство, которому природа нанесет отвратительные метки увя-, дания.

В эпизоде из жизни Петрарки есть момент, почти немысли­мый в куртуазной литературе. Поэт увлечен не образом девуги^ ки, а ее возможным природным увяданием. Так складывалось, новое понимание любви, переосмысливавшее прежние ?прадиции. В ее основу лег античный взгляд на чувственную земную любовь, культ тела. Только теперь он стал более объемным, ибо эпоха Возрождения тем и интересна, что поставила во главу угла чело­века — земного, плотского, природного.

Типы любви

В художественной и научной литературе было немало попыток раскрыть разные формы любви, особенности этого всеобъемлю­щего чувства. Многолика земная любовь. Французский писатель Стендаль обратил внимание на то, что эрос имеет множество оттенков. Он даже попытался выделить четыре рода любви: лю­бовь-страсть, любовь-влечение, физическая любовь и любовь-тщеславие

Существуют и иные понимания любви как глубинного чувст­ва. Например, братская любовь представляет собой фундамен­тальный тип любви, лежащий в основе всех ее типов. Под

Ьратской любовью понимаегся чувство ответственности, забо­ты, уважения, знание другого человека, желание бескорыстно помочь ему. Именно о такой любви говорится в Библии: «Воз­люби ближнего своего, как самого себя». Братская любовь шо любовь ко всем людям, ее характерная черта — отсутст­вие избирательности.

Любовь к слабому, любовь к бедняку и чужестранцу — это начало братской любви. Любить собственную плоть и кровь — не бог весть какое достижение. Животное тоже любит своих детенышей и заботится о них. Беспомощный пес любит своего хозяина, потому что от него зависит его жизнь. Ребенок любит своих родителей, потому что они ему нужны. Однако истинная любовь раскрывается по отношению к тем, от кого ты ничего не ждешь и от кого не зависишь.

Еще один тип любви — материнская любовь как безусловное утверждение жизни ребенка. Она имеет две стороны: одна из них — забота и ответственность; другая идет дальше простого сохранения жизни и представляет собой установку, которая при­вивает ребенку любовь к жизни, дает ему почувствовать, как прекрасно — жить: быть маленьким мальчиком или маленькой девочкой.

Братская любовь есть любовь равных. А материнская лю­бовь — любовь к беспомощному. Отличаясь одна от другой, эти две формы любви имеют то общее, что они по самой своей природе не ограничены одним человеком. Если я люблю своего брата, то я люблю всех его братьев. Если я люблю своего ребен­ка, то я люблю всех своих детей. Более того, я люблю всех детей вообще, особенно тех, кто нуждается в моей помощи. В отличие от двух данных типов, эротическая любовь — страстное желание полного слияния, соединения с одним человеком. Это желание по самой своей природе избирательно, а не всеобще...

Не часто можно встретить двух «любящих», которые не любят больше никого. В действительности их любовь есть не что иное, как самовлюбленность. Им кажется, будто они преодоле­ли одиночество, но, отделенные от остальных людей, они оста­ются отделенными и друг от друга. Их ощущение соединения иллюзорно. Эротическая любовь избирательна, но она может быть подлинна лишь в том случае, если в лице одного человека мы любим все человечество, все живое. Эротическая любовь исключает, любовь к другим только в смысле физической бли», зости, но не в смысле братской любви.

Можно выделить и такой тип любви, как любовь себе, Обычно никто не возражает против применения понятия любви, различным объектам, в том числе и себе. Тем не мене«>' широко распространено и другое мнение: любить других добродетель, любить себя — грех. Эта точка зрения имеет >в! западном мышлении глубокие корни. В частности, французский', богослов Жан Кальвин (1509—1564) называл любовь к себ$ чумой. Таким образом, любовь и себялюбие — взаимоисключающ щие понятия в том смысле, что чем сильнее одно, тем слабее!) другое. Значит, если любить себя — плохо, то не быть эгоис* том — xopoiUQ.

Счастье

Многие современные философы и психологи не согласны с такой точкой зрения. Они считают, что утверждение своей собствен­ной жизни, своего счастья, своего развития, свободы основано Hd способности любить, т.е. на заботе, уважении, ответственное-* ти и знании. Бели индивид способен на плодотворную любовь к другим, то он любит и себя. Бели же он способен любить только других, то не способен любить вообще.

Любовь неисчерпаема в своих проявлениях. Мы только при­коснулись к этой теме, рассказали, как проявляется эрос в раз­личных культурах, сколь многолик он. Любовь — это и соедине­ние двух человеческих созданий, сохраняющих, однако, свою уникальность. Парадоксально, но двое, сливаясь воедино и рас­творяясь друг в друге, тем не менее остаются индивидуальными существами. И, любя безоговорочно, не проявляют равнодушия ко всему мирозданию, иначе их чувство было бы не любовью, а всего лишь привязанностью, своеобразной формой эгоизма.

Любовь — чувство, присущее в полной мере только челове­ку, в разных его проявлениях обнаруживается вся самобыт­ность и уникальность человека как земного существа. Ведь каждый человек это целый мир со своей гал^мой чувств и страстей, он вписывается в предназначенный ему отрезок време­ни, эмоционально и личностно определяя и само время, и суть чувства, его всеобъемлющую духовную активность.

Счастье — чувство предельного удовольствия от достиже­ния цели, обретения предмета. Понимание счастья различно в игзных культурах. «Что же я люблю и что же ненавижу? Я люблю счастье и ненавижу несчастье», читаем мы у Мо-цзы. Демокрит учил: «Счастье — это хорошее расположение духа, благосостояние, гармония, симметрия и невозмутимость».

«Счастье» категория нравственная. Как писал И. Кант, высшее благо в счастье, его надо искать не только в том, что может доставить природа, «но и в том, что составляет высшее требование, т.е. условие, при котором разум только и может признать за существами в мире право на счастье, а именно в нравственно законообразном поведении их»¹.

Однако счастье трудно достижимо. Не случайно А. Шопен­гауэр спрашивал: «Есть ли в мире счастье?» и отвечал: «Нет» Правда, не потому, что счастье найти невозможно. Шопенгауэр мыслил так: если цель, которую ставит человек, не достигнута, если желание не осуществлено, то человек несчастен. Но если они достигнуты, то человек пресыщается, наступает неизбежное разочарование и неумолимо возникает вопрос: а что же дальше?

Любопытно, что 3. Фрейд связывал проблему счастья с обре­тением смысла жизни. Он писал о том, что если бы жизнь не имела никакого смысла, то она потеряла бы всякую цен­ность. По его мнению, жизненная цель человека просто опреде­ляется счастьем, программой наслаждения. «То, что понимается иод счастьем, — писал он, — в строгом смысле слова проистека­ет скорее из внезапного удовлетворения потребности, достигшей высокой напряженности, и по своей природе возможно лишь как эпизодическое явление»Кант И. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. С. 421. ²

² Фраи) 3. Основной инстинкт. M., 1997. С. 443.

Следовательно, делает вывод Фрейд, мы можем интенсивно наслаждаться только контрастом. Возможности счастья ограни­чены. Значительно менее трудно испытать несчастье. Страда­ния угрожают нам с разных сторон. Со стороны тела, судьба которого упадок и разложение. Со стороны внешнего мира, который может обрушить на нас могущественные и не­одолимые силы разрушения. Со стороны других людей они не всегда дружелюбны и участливы. К мыслям Фрейда можно добавить: человек и сам способен стать источником собственного несчастья.

Неограниченное удовлетворение всех возможностей рисует-ся нам как самый заманчивый образ жизни. Но ведь за кож* дым мигом наслаждения прячется горечь. Поэтому в филосо­фии родилось такое представление: чтобы защитить себЛ от страданий, надо пренебрегать счастьем.. Именно так рассуждали буддисты, а в европейской философии А. Шопен*, гауэр. Фрейд же считал, что для некоторых людей счастье, на­против, сопряжено с необузданным удовлетворением неукро* щенных Человеческих порывов. Добавим: счастье обеспечивав ется встречей человека с прекрасным. И все-таки быть счастливым весьма трудно...

Понимание счастья различно в разных культурах. Оно не тождественно материальным благам. Когда был проведен опрос среди народов мира, то оказалось, что чувство счастья, более распространено в тех странах, где невысокий уровень по­требления. И напротив, так называемые развитые народы де­монстрировали печаль, меланхолию и неудовлетворенность своиМ положением.

Счастье каждый толкует по-своему. Мальчик из кинофиль­ма «Доживем до понедельника» пишет в сочинении одну-един-ственную фразу: «Счастье — это когда тебя¹ понимают».