Глава VII. Проблема жизни в философии

Что такое жизнь? Каковы признаки жизни? Что позволяет назвать человека «мысля 1пим тростником»? Почему феномен жизни уникален? Подчеркивает ли смерть ценность жизни? Как относились люди к бессмертию? Что такое «благоговение перед жизнью» ? Каким образом человек преодолевает страх перед смертью? В чем смысл жизни? Почему в человеке обнаруживается феномен разрушительности?

Немецко-французский философ, теолог Альберт Швейцер (1875 —1965) рас­сказывает, как однажды в детстве он с ребятами полез на колокольню, чтобы стрелять из рогатки по голубям. И вот когда мальчик натянул резинку, чтобы погубить пернатого, неожиданно раздался церковный звон — благовест. Это гак потрясло юнца, что он навсегда отказался от покушения на чью бы то ни было жизнь. Более того, ему принадлежит прекрасное выражение «благогове­ние перед жизнью», которое приобрело огромную популярность.

§ 1. Жизнь — способ бытия человека Феномен жизни

Философия, как мы уже знаем, пользуется множеством категорий, которые помогают осмыслить ценность жизни — «бытие», «суще­ствование», «бессмертие»... Однако в ней есть и другой ряд катего­рий — «смерть», «небытие», «разрушение». Понять жизнь можно только через их сопоставление. Смерть — ответственный и важ­ный момент жизни. Уже из библейских текстов известно: чтобы прийти к вечной жизни, нужно сначала умереть... В свою очередь,

кизнь — одна из форм существования материи, отличающая мир организмов от всей остальной действительности. Она закономерно возникает при определенных условиях развития материи. Разли-

; потея три г^арства жизни — растительное, животное и чело­веческое. Ниже растительного царства обнаруживает себя «не­жизнь» — царство минералов. Выше человеческою располагает-) ся «сверосжизнь» — пространство, в котором обитают духи.

В биологическом смысле жизнь есть основной признак орга-| низма. Когда она исчезает, наступает смерть. Главные признаки! жизни: рост, размножение, способность реагировать на внешние воздействия, активность. Но сущность жизни не исчерпывается| только ее биологическим содержанием. Прежде всего жизнь 3Ha-^f менует собой более высокую ступень эволюции материи. Кроме| того, только живая материя способна воспроизводить саму сеЩ бя. И, наконец, жизнь создает предпосылку для появления мыс_:;| лягцей, одухотворенной материи. Мир полон единым, непрерыв^;! ным трепетом жизни. ;;;

Современная наука утверждает, что провести строгую грани-:; цу между телами, одаренными жизнью и не одаренными e%;;j весьма трудно. Точно так же нелегко обнаружить границу между|; жизнью органической и психической, хотя в природе, по всей| вероятности, нет более резкой границы, чем та, которая провей дена между ллертвым и живым. Щ

Еще до того как философы обратились к феномену жизни ^'jj попытались «выяснить, что можно назвать живым»¹, в историй)! человеческой культуры стали рождаться различные истолкованш| происхождения и смысла жизни. «Где, часто спрашивал я себя|| таится жизненное начало?» — размышляет герой роман^ М. Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей». :;

¹ Шелли М. Франкенштейн, или Современный Прометей. М., 1965. С. 71.

Молодой талантливый ученый Франкенштейн увлечен пробле^, мой оживления материи. Он полагает, что для исследование причины жизни надо обратиться к смерти. «Я увидел, чем ста:*¹! новится прекрасное человеческое тело; я наблюдал, как превра| щается в тлен его цветущая красота; я увидел, как все, чтЙ| радовало глаз и сердце, достается в пищу червям. Я исследова^ причинные связи перехода от жизни к смерти и от смерти Ж жизни, как вдруг среди полной тьмы блеснул внезапный свет столь ослепительный и вместе с тем ясный, что я, потрясенные открывшимися возможностями, мог только дивиться, почел^ после стольких гениальных людей, изучавших этот предмет именно мне выпало открыть великую тайну».

Ученый создал в своем романе живое существо — некоего монстра, который, страдая от одиночества, вынужден был пре­следовать своего творца. Зловещая коллизия Франкенштейна позже была воскрешена в фантастической повести Стивенсона «Доктор Джекиль и мистер Хайд» и в сочинении английского фантаста Герберта Уэллса «Человек-невидимка». Однако великая тайна так и не была открыта. Мы не можем сегодня в лаборато­рии создать живую клетку, несмотря на то, что располагаем многочисленными химическими и физическими формулами.

«Что же такое жизнь? Никто не знает. Никому неведома та точка сущего, в которой она возникла и зажглась»¹, — эти слова сказал немецкий писатель Томас Манн (1875—1955) в романе «Волшебная гора». Герои произведения пытаются осмыслить секреты жизни и смерти. Жизнь столь необычна, высокоразвита, что в мире неорганической материи мы не найдем ничего, хотя бы отдаленно напоминающего жизнь. Между жизнью и неорга­нической природой зияет пропасть. Жизнь — это какая-то ли­хорадка материи, сопровождающая процесс непрерывного рас­пада и восстановления белковых тел.

Живое имеет огромное, непреходящее значение. Но сколь мало оно и ничтожно! Сфера живого в Космосе пугающе незна­чительна. За ее пределами огромный неисчерпаемый мир без­молвия. В эпоху эллинской и средневековой цивилизаций земной шар казался слишком великим по сравнению с окружающими его небесными сферами. Земля отождествлялась с центром Все­ленной, а небеса были гораздо ближе к человеку и его жизни. Лишь отдельные мыслители древности догадывались о незначи­тельности жизни в безмолвном Космосе.

«Мыслящий тростник»

Манн Т. Волшебная гора // Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М., 1959. Т. 3. С. 381.

И-530

В Новое врелля претензии человека на то, чтобы быть признан­ным центром Вселенной, утратили свои основания. Оказалось, что планеты вовсе не вращаются вокруг Земли, что человек помещен в бесконечное пространство, в котором его бытие представляется всего лишь одинокой и исчезающе малой точкой. Он окружен безмолвной Вселенной, миром, который совершен­но безразличен к ею религиозным чувствам, глубочайшим мо­ральным запросам, жизненным мироощущениям.

Первая реакция на открытие Н. Коперника, доказавшего, что наша планета вращается вокруг Солнца, порождала сомнение и страх. Даже величайшие мыслители не были свободны от этих чувств. «Вечное безмолвие бесконечных пространств страшит меня», — признавался французский философ Блез Паскаль (1623—1662). Он писал: «Человек — всего лишь тростник, сла­бейшее из творений природы, но он тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей Вселенной: достаточно дунове­ния ветра, капли воды. Но пусть даже его уничтожит Вселенная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо сознает, что расстает­ся с жизнью и что слабее Вселенной, а она ничего не сознает»¹.

Человек, как и животное, живет общей жизнью Вселенной. Существенное различие заключается лишь в способе участия того и другого в этой жизни. Животное, как существо одушевленное, психически участвует в захватывающих его процессах природы. Оно инстинктивно чувствует, что для него в этих процессах: приятно и что неприятно, что в них вредно и что полезно для, его самосохранения.

Но все это, по мысли русского философа Владимира Серге­евича Соловьева (1853 — 1900), относится только к непосред-, ственно действующей на животное внешней среде и данному¹ кругу времени. Мировой процесс как целое не существует для животного. Человек же сам оценивает свое участие в мировом процессе. Он осознает ценность жизни. Но какая логика застав­ляет человека жить и ценить жизнь, если его ждет неизбежная смерть? Какой вообще может быть смысл в этой жизни, кото-j рая полна ужасов и скорби? .|