40. Творчество в.М.Васнецова

Бенуа: Наиболее замечательными картинами В. Васнецова являются: "Каменный век" , "Иван Грозный", "Богатыри" и "Аленушка". В них В. Васнецов поднялся на значительную высоту, отошел от присущей ему дилетантской приторности и обнаружил такое мастерство, которое не найти в других его и самых излюбленных произведениях. В особенности "Аленушка" рисует нам совершенно особого Васнецова. В этой картине есть музыка: тихий плач, какая-то нежная и печальная песня. В пейзаже же передана таинственность уединения, вся прелесть лесной чащи, болотной воды, серого задумчивого дня. По этой картине видишь, что в Васнецове жила душа истинного художника, которой не позволили вылиться и развиться лишь всевозможные обстоятельства: плохая школа, общее недомыслие в художественных вопросах, неподходящие для его дарования заказы, успех его самых недостойных вещей, увлечение ложными националистскими идеями. Не обладая железным характером и даром полного уединения, которые являются главной броней Сурикова, Васнецов всю жизнь поддавался всяким влияниям, и в этом причина неполноты его искусства, всех его неприятных недостатков.

Мыслями Васнецова не только воспользовался официальный мир, увидевший в нем вожделенного "истинно русского" национального художника, но и все, что было свежего и молодого в русском искусстве. Перчатка направленству и реализму была брошена; лозунгом этого протеста, не лишенного славянофильской окраски, являлось поклонение древнерусской культуре (в противоречие "западничеству" школы 1860-x годов), и вскоре за Васнецовым потянулся ряд художников, которые в своем искусстве совершенно ушли от пропаганды типичных "передвижников". Елочки "Аленушки" вместе с "Весной" Саврасова, с пейзажными фонами Сурикова - привели нас к Левитану, а от постановки Васнецова "Снегурочки" в 1884 году - пошло все движение наших "сказочников", все московское обновление декоративного искусства в творчестве Поленовой, Малютина, Головина и др. Если это движение и не дало нам ни одного истинно великого художника, если оно само по себе и представляется ересью, так как является в сущности неприложимым к действительности дилетантизмом, то все же как страница нашей культуры оно имеет крупный интерес.

В прежних пейзажах Аполлинария Васнецова также есть нечто близкое к Нестерову — какая-то, иногда очаровательно разрешенная, гармония. Первобытной, таинственной свежестью дышат его далекие тайги, тонущие в щемяще грустном вечернем зареве или в сырых, холодных фантастических туманах. Далекие полчища сосновых лесов, широкие, могучие, холодные сибирские реки, плавно протекающие между ними, тяжелые очертания Уральских гор объяты широким эпическим духом. Аполлинарий Васнецов, подобно скандинавам, с которыми он имеет много общего, разрешил очень трудную задачу, дав такие панорамические виды «живописных» местностей и не впав притом в «каламистость», в слащавый трафарет. Ему единственно удался Кавказ, а между тем сколько русских художников писали его, начиная от Виллевальде, Лагорио, кончая Киселевым. Все они превращали эту дивную, мрачную и грандиозную природу в какое-то розово-лиловое, кондитерское Сорренто. Даже фотограф Верещагин не сумел обойти этот камень преткновения. Кавказ Аполлинария Васнецова единственно приближается к Кавказу Лермонтова — чудовищно огромный, давящий, широкий, страшный, безумно красивый в своем серо-зеленом, однообразном колорите. Краска и техника А. Васнецова вполне способствуют цельности впечатления от его картин: несколько грубые, здоровые краски, очень упрощенный, но типичный рисунок, жесткая, простая живопись. Лишь иногда, и то за самое последнее время, стал он впадать в приторность, имеющую нечто общее с главным недостатком его старшего брата.

Очень любопытны его воссоздания старой Москвы. А. Васнецов уже много лет как живет в Москве, прямо против самого Кремля, и этот единственный в мире, невероятный, совершенно сказочный вид пленил его, заставил его забыть юношеские впечатления Сибири и направил его усилия на то, чтобы возродить то изумительное великолепие, от которого Кремль остался прелестным, но одиноким обломком. Его виды старой Москвы, являющиеся в научном отношении очень верными иллюстрациями, драгоценны и в чисто художественном отношении. В них он, подобно своему брату, сумел разгадать коренную русскую, окончательно в наше время исчезающую красоту, вычурную, странную прелесть целой безвозвратно погибшей культуры. Особенно удачна его «Деревянная Москва» — это тесное скопище самых разнородных, фантастических построек, периодически выгоравших каждые 5 лет и снова с каким-то безумным упрямством созидавшихся в том самом порядке и с теми же декоративными, но отнюдь не практическими ухищрениями. Точно сказка выглядит этот дикий город, служивший такой чудной оправой грандиозным Кремлевским памятникам. Жаль только,  что увлечение  археологией заставляет А.  Васнецова так комкать композицию с целью воспроизвести как можно больше всякой всячины, жаль также, что как раз в этих вещах технические его недостатки особенно заметны: краски слишком «аппетитны», рисунок сбит и не характерен, живопись дряблая.

Гнедич: Одним из крупнейших талантов русской живописи конца 19в был Виктор Михайлович Васнецов. Он воспитывался в вятской духовной семинарии, а 25 лет поступил в АХ, но обучение не окончил. Его удостоили двух серебряных медалей - за рисунок в натурном классе и за этюд. Художник совершенно самостоятельного направления, он явно не соответствовал порядкам АХ 1870х гг. Не став дожидаться долгой процедуры назначения заграничного путешествия, он поехал в Париж за свой счет.

Вскоре произведения Васнецова начали появляться на передвижных выставках. В большинстве случаев это были картины на сюжеты русских сказок и былин. Не всегда удачные по технике, они проникнуты русским народным настроением. Особенно самобытны и оригинальны картины Илья Муромец на распутье и Поле битвы по Слову о Полку Игореве.

Первым грандиозным трудом Васнецова были фрески, написанные для Исторического музея в Москве. Их можно смело признать произведениями всемирного значения, единственными в своем роде по превосходной композиции и глубокому проникновению в дух доисторической эпохи. Открытые для ежедневного бесплатного обозрения в самом центре Москвы, они были мало оценены в России, однако зарубежная критика сразу отметила их.

Фрески изображают картины из жизни доисторического человека. Васнецов представил зрителю целый курс археологии. Левая часть фресок изображает троглодитов, расположившихся у входа в пещеру. Мужчины только что вернулись с охоты, и вся семья принимает участие в приготовлении дичи: сдирают шкуры, жарят, варят. Один из дикарей прицелился в летящую птицу.

На следующей части фресок дикари занимаются изготовлением примитивных предметов утвари и оружия: пилят дерево, строят пирогу, лепят горшки. Интересны три фигуры: седого старика с всклокоченной бородой, наклонившегося над обрубком дерева: Геркулеса в боевом наряде с маленькой головой и необычайно развитыми мышцами и грациозной дикарки, вытащившей из воды рыбу.

Но самая интересная и талантливая часть фресок - правая сторона, изображающая охоту на мамонта. Мамонт попал в яму, приготовленную охотниками, и не может оттуда выбраться: маленькие, налитые кровью глаза сверкают бешенством. Ударом хобота он убил наповал уношу, близко подбежавшего к яме. Зверя заваливают огромными камнями, вонзают в него копья. Вся сцена полна воодушевления и обнаруживает в художнике большой талант.

Когда возникла мысль о росписи Владимирского собора в Киеве в строго православном духе, профессор Прахов, заведовавший работами, остановил свой выбор на Васнецове. Изучив древнюю иконопись и живописцев дорафаэлевской эпохи, отличавшихся искренностью религиозного настроения, художник принялся за колоссальный труд. Роспись собора принесла ему широкую известность и поставила во главе современной школы рус художников наряду с Репиным и Поленовым. Копии с фресок и с икон Владимирского собора, приложенные к книге о Васнецове, изданной за границей, считаются во Франции образцом фресковой живописи.

Одним из первых и удивительных произведений Васнецова в этом роде был огромный этюд углем для запрестольного образа, изображающий Богоматерь с Младенцем. Богоматерь изображена шествующей по облаку: ее вдумчивое и серьезное лицо дышит прелестью молодости. Младенец, похожий на нее, властным движением как бы хочет обнять вселенную. В его глазах горит огонь неземного вдохновения: во всем ритме его фигуры, в выражении черт лица чувствуется неземное откровение.

Во Владимирском соборе Васнецов разработал целый ряд изображений святых, а также библейских, евангельских и апокалиптических тем. Такие фрески, как Страшный Суд, сцены из Апокалипсисиа, изображения святых, например, Марии Магдалины, Владимира и других, стали образцами церковной живописи.

Алленов: В процессе становления нового стиля парадоксальная роль суждепа

была другой 1(1ее Пх русского искусства середины века, а именно идее народности. Прежде народность - это свойство объекта изображения, выбор сюжетов «из народной жизни». Теперь народность - это особое свойство художественного воображения, запечатленное в традиционных формах народного творчества, которое подвергается тщательному соби­ранию и изучению. Наиболее ранний вариант такой трансформации

национальной темы в русском искусстве - творчество Виктора Васнецова. На поверхности художественного процесса перелом, осуществленный Васнецовым, выглядел как простое обогащение сюжетно-тематичсского репертуара живописи мотивами национального сказочного и былинного эпоса - После побоища Игоря Святославича с половцами (1880, ГТГ), Три царевны подземного царства (1879, ГТГ или 1884, КМРИ), Ногатыри (1898, Г11 ). Однако метафорическая поэтика литературных первоисточников, откуда черпались эти сюжеты, оказывала сильнейшее противодействие

господствовавшей в реализме второй половины века описательно-быто­вой фактографии и побуждала к поискам живописно-изобразительных эквивалентов характерным поэтическим оборотам эпического былинно­го сказа. То есть внутренняя логика этого перелома предполагала струк­турные преобразования живописной системы в целом. Сам же Васнецов преобразует не столько живописно-изобразительный, сколько вещественный, костюмно-предметный состав изображения, насышая его деко­ративными мотивами и формами из арсенала древнего и народно-ремес­ленного искусства. Это был своего рода художественный компромисс между жизненно-осязательной бытовой достоверностью, являвшейся ланью эстетическим нормам предшествующей эпохи, и свободой поэти­ческого вымысла.

Наиболее органично это соединение могло осуществиться в области театрально-декорационного искусства; на протяжении 1880-х годов Вас­нецов оформляет сначала домашнюю постановку Снегурочки Островско­го в мамонтовском Абрамцеве, а затем оперу Римского-Кореакова Снегу­рочка в Московской частной опере Мамонтова. Васнецов сообщает теат­ральной декорации зрелищную целостность и тонкость нюансов живо­писного полотна. Именно с этих пор к театральной декорации стали предъявляться те же требования, что и к живописной картине. Вместе с тем именно тут возникает возможность обратного воздействия теат­ральной зрелищности и декоративно-обобщенной манеры письма на тра­диционную станковую живопись, что наблюдается у многих русских художников конца XIX - начала XX века. Значительным по общественному резонансу, хотя и запоздалым явле­нием «историзма» XIX века стал долго строившийся киевский Князь-Вла­димирский собор, росписи и иконы которого в 1880-1890-х годах выпол­нены главным образом Виктором Васнецовым, частью Михаилом Несте­ровым и другими мастерами. В сфере религиозной живописи, на протя­

жении XIX века служившей оплотом «художественного» официоза, была сделана попытка воскресить идею синтеза искусств в его первообразе, а именно в образе целостного храмового комплекса. В стилистически ори­ентированном на киевско-византийскую древность ансамбле предстает не столько сам предмет веры - боговоплощение, - сколько история и герои утверждения веры на Руси. Перед нами здесь этапы этой истории. У соб­ственно религиозной апологетики заимствуются внешние приемы «изоб-разительной риторики» в качестве средства «эмоциональной стилиза­ции». Стилизуется же в своей нерефлективной целостности чувство рели­гиозного благоговения, объектом которого оказывается сама история христианства на Руси.

Перспективы проведенной Васнецовым реформы простирались дале­ко за те пределы, у которых он остановился в собственном творчестве. Перспективы эти открывались на путях взаимовлияния не отдельных жанров живописи друг на друга, а на путях межвидового сотрудничества искусств - литературы, живописи, декоративно-прикладного творчества и архитектуры, из которого разовьется в будущем стиль модерн. Необходимой предпосылкой формирования стиля явилось выравни­вание пропорций в соотношении видов искусства: вровень с живописью становятся архитектура, декоративно-прикладное искусство, книжная гра­фика, скульптура, театральная декорация. Гегемония станковой картины, отличавшая искусство середины столетия, уходит в прошлое. В условиях, когда сферы приложения изобразительного творчества вдруг необычайно расширяются, формируется новый тип универсального художника, для которого не существует разделения на ремесло и искусство, который «уме­ет все». Чертами такого универсализма, чуждающегося односторонней специализации, отмечено творчество Виктора Васнецова, Михаила Врубе­ля, художников «Мира искусства», архитектора Федора Шехтеля.