Глава 2. Литературная критика "Нового мира". Владимир Лакшин, Игорь Виноградов.

Как писал в дневниках сам Владимир Яковлевич Лакшин о «Новом мире»: «Журнал начинали читать с отдела критики…»⁷⁸. Конкретно о «Новом мире» литератор Бровман отмечал: «Хотя, конечно, главное содержание журнала, особенно в аше время, составляют проза и поэзия, все же, если говорить о лице каждой книжки, оно нередко определяется публицистикой и критикой. В этих жанрах редакция как бы разговаривает с читателем непосредственно о сегодняшнем дне, рассказывает о своих взглядах на современность, дает оценку явлениям текущей жизни и литературы. Здесь симпатии и антипатии редакции, ее пристрастия и вкусы, ее идеалы проявляются с особой ясностью и полнотой»⁷⁹.

Действительно, новомирский раздел литературной критики имеет свою специфику. Например, почти в каждом журнале можно было встретить вместо нескольких рецензий, одну тяжеловесную статью на 20-30 страниц, со всеми вытекающими отсюда подробностями и точностью рецензирования. По этому поводу Бровман пишет: «Авторы критических статей «Нового мира» предпочитают подробно и обстоятельно говорить об одном каком-либо произведении…»⁸⁰. Три из четырех отобранных мною статей попадают под такое описание.

В этой главе я старался выделять те места в работах литературных критиков, которые смогли бы ответить на общий вопрос: чем являлся журнал «Новый мир» в исследуемое время? Какую роль он играл в обществе?».

Рассмотрим сначала статьи И. Виноградова «Оптимистическая трагедия Родьки Гуляева» и «О современном герое».

В статье «Оптимистическая трагедия…» Виноградов пишет, что совершился поворот от критики тематической к критике проблемной. Дальше он размышляет о романе Тендрякова «За бегущим днем», где главный герой – двенадцатилетний Родька. Парасковья Петровна – школьная учительница Родьки, преданная марксистка. Отец Дмитрий – по роману – оппонент Парасковьи Петровны, персонаж, противоположный ей, служитель местной церкви. Варвара – набожная и недалекая мать Родьки. Кучин – председатель райкома партии.

Когда Виноградов говорит о героях произведений Тендрякова, он утверждает, что все они – «…подлинные типы подлинной действительности, сама жизнь столкнула их на страницах рассказов и повестей Тендрякова»⁸¹, что уже выходит за рамки соцреализма, т.к. в романе присутствует религия, столкновение религиозных и марксистских идей, вообще существование религии в обществе, давно уже ведущим стройку социализма.

Виноградов, опираясь на произведение Тендрякова, задумывается: «… действительно возникает вопрос: так ли уж опасна религия?»⁸² Поставить такой вопрос – это не так и легко, потому что, на мой взгляд, чиновники цензурных отделов предпочитали, чтобы о религии или вообще не говорилось, или говорилось только в публицистической форме с партийных трибун или негласно. «Так ли уж невозможно ужиться вере отца Дмитрия с верой(имеется в виду социалистическая идеология – В. Е.), с нашей верой? Это действительно большой вопрос, и было бы непростительной ошибкой измерять его значение количеством верующих, сводить все дело к выжившим из ума старикам и старухам, к полуобразованности и невежеству. Это вопрос о самой сути, о строе человеческой души, и борьба здесь не прекращается сегодня ни на миг»⁸³. Дальше критик ловко высказывает свои соображения на религиозную тему: «Религия создавала ту психологию рабского терпения и безответности, которую нельзя было создать никакими мерами принуждения. Несомненно, что именно бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами питает веру в лучшую загробную жизнь, чтоименно слабость спасается верой в чудеса. Но точно так же и вера в лучшую загробную жизнь, в чудеса порождает, в свою очередь, психологию бессилия, слабости, непротивления. История религии – это тысячелетний путь всяческого принижения человека, вытравливания из него лучших черт, достойных свободного уверенного в себе, разумного существа»⁸⁴. На первый взгляд, такой текст полностью соответствуют социалистическим взглядам на жизнь, на религию. Так и есть, однако в качестве подтекста Виноградов предлагает гражданам Советского Союза не быть слабовольными рабами. Дальше в статье есть такие слова: «…суть социализма не только в том, что он являет собой принципиально новую экономическую организацию общества, построенную не общественной собственность. Суть его также в том – и это вытекает из его экономических предпосылок, - что он впервые в человеческой истории создает полноценного, человеческого человека. При социализме человек впервые обретает подлинную свободу, человеческое достоинство, право и возможность распоряжаться своей судьбой»⁸⁵. При этом читатель должен был чувствовать: вокруг - везде принуждение: экономическое(плановая экономика), политическое(однопартийность), культурное(соцреализм во всех сферах культурной жизни).Таким образом, Виноградов как бы освежает нашу память о том, что, живя в современном мире без религии, мы должны думать свободно и сопротивляться принуждениям всевозможного рода. Виноградов добавляет: «Психология этого человека – психология хозяина своей жизни, хозяина своего государства, в решении судеб которого его разум и воля имеют такое же значение и несут такую же ответственность как разум и воля всех остальных»⁸⁶. Такой секуляризованный пафос рационализма безусловно волнует читателя, у которого за спиной около 30 лет тирании, чисток, принуждений. «Это два противоположных мира. Вот почему в социалистическом государстве, сила которого в сознательности масс, так важна борьба за полноценного, свободного, распрямленного человека. Любая человеческая потеря здесь – это потеря на главном фронте»⁸⁷.

В конце Виноградов замечает: «Хорошо, конечно, когда люди верят больше в председателя колхоза, чем в бога. Но лучше ставить перед собой другую задачу: чтобы люди не заменяли бога председателем колхоза, а больше верили в себя, в свои силы, чтобы они чувствовали и убеждались повседневно – это их руки и головы создают жизнь…»⁸⁸. Если рассмотреть такое утверждение с точки зрения партийных чиновников, то можно предположить, что в тексте Виноградова наблюдаются буржуазные нотки чрезмерной веры в индивидуальность, отказ Виноградова от управления сверху(в подобном мышлении чиновников мы убедимся в завершающей главе о публицистике «Нового мира», где В. Овечкин описывает управленцев на областном уровне). «…психология нашего времени и психология рабской приниженности – вещи несовместимые»⁸⁹ – так принципиально заканчивает свою статью Виноградов, а ведь он двигался по большинству в русле лояльности, последние же его выводы больше напоминают прямое нежелание повиноваться цензуре, что, собственно, исходит из его тезисов о свободном мышлении. Это же предложение отмечает в своей работе С. Чупринин, рассуждая о новомирском принципе отображения правдивости жизни в литературе⁹⁰.

В более объемной статье «О современном герое» Виноградов продолжает фактически те же размышления, только спустя три года. В этой статье автор врассуждает о «проблеме положительного героя», говоря, что о ней «…написано, пожалуй, больше, чем о любой другой»⁹¹.

В принципе, тема положительного героя, если взять ее в абстракции, соцреализмом уже решена. Мы можем, отталкиваясь от догматов соцреализма, очертить себе такого героя-пролетария, борца за строительство социализма, безотказно верящего в фундаментальные основы социализма. Посмотрим же, что предлагает в качестве истинно положительного героя И. Виноградов.

Автор полагает, что в современной ему литературной эпохе нет идеального положительного героя: «… такого образа нашего современника у нас пока еще нет»⁹². Дальше Виноградов ищет пути выхода из такого положения, заявляя, что «… в жизни-то он есть. Ведь живут они среди нас, эти реальные, живые…»⁹³. Можно заметить, что как в этой, так и в предыдущей статье автор делает особенный упор на «живость», «реальность» персонажей, даже таких идеальных.

Критик, понимая, что идеального положительного героя в литературе нет, пытается всмотреться в то, что есть, поделится своими впечатлениями. Он берет в пример произведение «Коллеги» В. Аксенова. Виноградов обращает внимание на «… ту реальную жизненную(курсив мой) основу, которая отчетливо проступает в характерах героев, на ту показательную для нынешнего поколения психологическую особенность, которая роднит этих героев»⁹⁴. По мнению Виноградова, в персонажах Аксенова есть та черта характера, которая необходима положительному герою его современности – это «… неспособность к бездумному усвоению впечатлений жизни, ставшая уже чертой характера, серьезное, ответственное отношение к своим убеждениям, взглядам, поступкам»⁹⁵… «Да, это самостоятельные ребята; если они высказывают какое-то убеждение, то можно верить, что они действительно убеждены в этом, действительно думали об этом и это действительно их личное, собственное убеждение; если они поступают так, а не иначе, - это потому, что они считают нужным и правильным поступить именно так, а не иначе; если они верят – на их веру можно положиться; если они не спешат высказать свое мнение – значит они не разобрались еще в этом, значит у них нет еще здесь своего, своим умом выработанного мнения. Они действительно хотят смотреть на мир «открытыми глазами», и потребность во всем «дойти до корня», проверить собственной мыслью, собственным опытом, иметь право сказать: «Я так считаю и готов отвечать за свои слова и поступки», - потребность эта вошли в их плоть и кровь, стала определяющий чертой их духовного облика»⁹⁶. Надеюсь, читатель снисходительно отнесется к столь обильному цитированию источника: на мой взгляд, это самое главное в статье Виноградова и, возможно, пассаж Виноградова превосходит само произведение Аксенова. В и этом заключается одна из функций критика – доносить то, что автор романа\повести\рассказа подсознательно или сложно доносил в своем произведении. При этом Виноградов в тексте не раз подчеркнул, что само произведение Аксенова «Коллеги» не сильное, и «… талант В. Аксенова пока еще больше обещает, чем дает»⁹⁷.Таким образом, Виноградов подыскивает себе материал в современных произведениях для высказывания своих мыслей, выступая в первую очередь публицистом, а уже во вторую – литературным критиком. Виноградов берет слово!

Потом Виноградов берет главного героя романа В. Тендрякова «За бегущим днем» - «… героя отнюдь не во всем и не всегда привлекательного…». с. 236. Виноградов и здесь подчеркивает, что духовный перелом главного героя романа, Андрея Бирюкова, который побуждает его к общественной активности, «…связан именно с выходом на путь самостоятельной работы мысли, напряженных и глубоких раздумий о том, что происходит с ним и вокруг него»⁹⁸. Дальше Виноградов говорит, что черта эта становится «чертой поколений», «закономерное проявление властной и неотвратимой исторической необходимости»⁹⁹, и следом поясняет, почему.

Необходимость свободно мыслить, видеть сквозь, читать между строк и т.д. Виноградов выводит из, так сказать, из определенного застоя власти в регионах, того, что власть не считается с людьми и проч. В подкрепление этому он приводит в пример, во-первых, очерк Овечкина «Трудная весна»( о котором речь пойдет в завершающей главе), а во-вторых, небольшой отрывок из «Деревенского дневника» Е. Дороша, где рассказывается о том, как местные власти обманули партию, предоставив слишком завышенные цифры по показателям мясного производства»¹⁰⁰. Там же автор «Деревенского дневника» беседует с девушкой Светой, которая, не зная, как подумать о чиновниках плохо, пытается сама себя обмануть, и легко это делает, когда решает: местные власти завысили показатели специально, чтобы местные деревни потянулись за таким достижением, приумножая социалистическое благо.

В этом Виноградов и видит корень проблемы. Человек не должен так мыслить, мыслить так, как учили с детства.

Опустив дальнейшие рассуждения Виноградова, обратимся к его выводам: «Преданность делу коммунизма, умение с точки зрения идеала смотреть на реальную жизнь и видеть ее реальное содержание, реальную ценность, определять, исходя из этого свои сегодняшние, конкретные позиции в сегодняшней, конкретной реальности – все это невозможно в наши дни совместить с доктринерством, начетничеством, с окостенелостью мысли, со слепой верой в истинность того, что не осознано самостоятельно, с психологией бездумного исполнителя»¹⁰¹. В след за этим Виноградов стремится объяснить, как прийти к такому чуткому к обманам образу жизни, видя путь к нему через хорошее воспитание и избежание ложной самостоятельности мысли, а заканчивает статью Виноградов обязательностью любви к людям как условию для подлинно критического отношения к жизни, и предлагает побольше практиковаться в такой любви¹⁰².

Таким образом, обе рассмотренные статьи литературного критика Игоря Виноградова достаточно бескомпромиссно призывают иметь голову на плечах – в первую очередь, и лишь во вторую – иметь в этой голове Маркса. В литературе главное для Виноградова – подлинность повествования, правдивость по отношению к жизни, что вступает в противоречие с писателями(которых большинство), работающими в стиле соцреализма.

Теперь приступим к рассмотрению статей Владимира Яковлевича Лакшина «Доверие» и «Иван Денисович: его друзья и недруги».

В статье «Доверие» Лакшин, как указано выше, рассуждает, основываясь на повестях писателя Нилина. С. Чупринин в статье «Позиция…» пишет: «… В. Лакшин, говоря о повестях П. Нилина, по сути, посвятил всю свою обширную статью обоснованию тезиса о необходимости руководствоваться презумпцией доверия во взаимоотношениях как человека с человеком, так и человека с государством»¹⁰³. Одно из первых суждений Лакшина: «Нилин писал о чистоте идеалов революции, о бескомпромиссной честности, о коммунистической совести и, может быть больше всего о доверии к людям…»¹⁰⁴, причем «… сказанное писателем наполнялось новым, не праздным смыслом»¹⁰⁵.

Лакшин выделяет одну из многочисленных сцен в повестях Нилина, связанную с аспектами социальной педагогики, и следом комментирует: «В подростке надо уважать его личность, надо учить его чувствовать себя человеком, достойным доверия»¹⁰⁶. В. Лакшин использует сцену с детьми потому, что «…отношение к детям служит своего рода моделью, верным отражением тех отношений, которые складываются среди взрослых в большом социальном мире. И эпизод с трактором у Нилина интересен как простейшее выражение той главной, коренной темы, которой живет, болеет пиатель, которая варьируется во множестве сцен и лиц в его творечетсве и которая заключает в себе по существу один вопрос: в какой мере доверие между людьми может считаться законом человеческой жизни?»¹⁰⁷. При этом Лакшин, вслед за произведением( а может, и наоборот) говорит о таком доверии, при испытании которого на человека лежит какая-либо ответственность: к примеру, должен ли следователь из угрозыска подозревать каждого или не должен?

В своей статье Лакшин как бы подразумевает успехи XX съезда, утверждая: «В своих повестях Нилин отстаивает мысли, ныне, особенно после XX и XXII съездов партии, как будто очевидные для каждого коммуниста, каждого сознательного советского гражданина. Но ведь было время, когда доверие выглядело идеей сомнительной, а крайняя подозрительность поощрялась и культивировалась»¹⁰⁸. Таким образом, критик утверждает, что после известных съездов доверие распространилось сплошь и рядом, и, опять-таки, как и в случае со статьями Виноградова, граждане Советского Союза должны бы задуматься, так ли это на самом деле. Ведь Н. С. Хрущев, как было обозначено выше, жаловался на срыв его политики, на еще действующий старыми методами государственный аппарат.

Автор статьи проносит нас через ужасы 30-х гг. XX в., когда «…Жертвами крайней мнительности и политического недоверия становились часто не только люди, объявленные врагами народа, но их родственники, знакомые, сослуживцы»¹⁰⁹.

Так, рассуждая о доверии между людьми, Лакшин выходит, вслед за Нилиным, к более широкой проблеме – доверия к жизни. Нилин считает, пишет Лакшин, «что не следует выносить поспешный суд о людях, само положение которых как бы заранее предопределяет отношение к ним, возвышает или унижает их. Нет, жизнь движется, течет, сама она меняет человека и заставляет его по-разному проявлять в различных обстоятельствах заложенные в нем от природы или сформированные общественной средой свойства»¹¹⁰.

Важным представляется следующий отрывок из статьи: «Дочитывая повесть «Через кладбище», думаешь вот о чем: можно испытывать доверие к жизни, закрывая себе глаза на всякое зло, живя в царстве счастливых иллюзий. Но можно, хотя это и труднее, сохранять доверие к жизни, глядя на нее впрямую, ничего искусственно не примиряя и не жертвуя историей, памятью прошлого»¹¹¹.

Таким образом, мы опять встречаемся с утверждением литературным критиком принципа смотреть на жизнь «прямо», то есть, обходя ложь самому себе и окружающим. Подобных суждений придерживался и Виноградов, и такие суждения, конечно, находятся в противоречии с соцреализмом с его счастливым изображением безоблачного социалистического строительства. Обращение к правде жизни не осталось не замеченным другими критиками из других издательств. Например, Бровман в своем обозрении журнала «Новый мир» пишет:

Видимо, типичным выглядит суждение Бровмана о «Новом мире» в области как литературной критики, так и художественной части, непосредственно связанных между собой: «… на страницах «Нового мира» нередко даже произведения, затрагивающие современные темы, оставляют в стороне коренные, центральные вопросы нашей жизни. Поэтому вы почти не встретите здесь главных героев нашей эпохи, передовых людей труда, деятельных строителей коммунизма»¹¹². Бровман высказывает типажную точку зрения писателей соцреализма на статьи и художественные произведения, публикуемые в «Новом мире».

Есть в приведенных выше статьях и различия. Например, Виноградов выглядит в своих статьях более бойко, нежели Лакшин, который занимает, на мой взгляд, более спокойную, но все же просвещенческую позицию, не выходящую за рамки партийной линии, провозглашенной на XX съезде в 1956 г.