Сцена 8.

МЕФИСТО: Да, Владимиррр Петрррович… Все покоя мне не даете. Как там у вас людей говорят: «Седина в борроду, бес — в ребррро».

Скульптор снимает с ноги тапок и грозит Коту.

МЕФИСТО: Молчу, молчу… Жаль только, что забота о чужой дочке так поглощает вас, что на свою собственную времени не остается. А девочка совсем от рук отбилась… НИКОЛЬСКИЙ: Что ты знаешь? МЕФИСТО: Не больше, чем все остальные.

Дверь мастерской распахнулась, в нее вошла Лена – дочь скульптора. МЕФИСТО просто растворяется в воздухе.

СЦЕНА 9.

Кажется, Лена немного навеселе (или под кайфом?). Она вваливается в мастерскую в рваных джинсах… Лена: Папка, превед, можно я у тебя перекантуюсь ночь? Мамке позвони, чтоб не волновалась, блин. НИКОЛЬСКИЙ, подходя к дочери: Ты пила? Лена: С ума сошел! НИКОЛЬСКИЙ: И курила? Лена: Зуб даю! НИКОЛЬСКИЙ: У тебя волосы пахнут сигаретами. Лена: Ну? НИКОЛЬСКИЙ: У тебя диабет. Лена: Ну? НИКОЛЬСКИЙ: Ты должна беречь себя. Лена: Ну… НИКОЛЬСКИЙ: Ты меня слышишь? Лена: Ну… НИКОЛЬСКИЙ: Лена! Ты расстраиваешь мать! Что это за рванные джинсы? Сленг? Ночные дискотеки? Лена: Это тусняк, блин. Молодежь. Моя компания, блин. Так делают все. Тебе этого не понять. Ты старый. Твои песни крутят на радио «Ретро» и этим все сказано. Ясно, блин? НИКОЛЬСКИЙ: Не ясно! Девочка в семнадцать лет должна ночевать дома, а не шляться по улицам. Потому, что ты съехала в учебе, потому что из-за тебя плачет мать. Лена: Из-за тебя она плачет. НИКОЛЬСКИЙ: Не смей так с отцом говорить! Лена: Как заслужил, так и говорю! Ты – чужой! Понимаешь? Чужой, блин… Ты ничего обо мне не знаешь. Что тебя интересует вообще, кроме скульптур и блядей? НИКОЛЬСКИЙ: Ты хочешь на учет в милицию? Или на иглу сесть? Что тебе больше нравится? Лена: Ничего. НИКОЛЬСКИЙ: Мне, между прочим, насчет тебя участковый звонил. Лена устало, голосом зрелой женщины: Не ври. НИКОЛЬСКИЙ: А как думаешь, я узнал, где ты болтаешься? Лена: А мне все равно… НИКОЛЬСКИЙ: Ленка, ну, что мне с тобой делать? Лена, убегая: С собой что-нибудь сделай толковое лучше, блин.

Уходит, хлопнув дверью.

Сцена 10.

Музыка Кото. ТАМАРА в японском кимоно совершает чайную церемонию, ухаживая за мужем.

ТАМАРА: Я соскучилась (придвигаясь все ближе)… НИКОЛЬСКИЙ: Я устал. ТАМАРА: Родной, я сниму твою усталость…

НИКОЛЬСКИЙ, поворачиватеся к жене спиной.

ТАМАРА: Вовка, я не вижу тебя целыми днями! кому я готовлю ужин? почему я жду тебя до двух ночи почти каждый день? Ленка тоже где-то шатается по ночам, она совсем меня не слушается! поговорил бы хоть с дочерью, ты же отец или где? НИКОЛЬСКИЙ: Тома, у меня совершенно нет времени. Я много работаю, плюс готовлю девочку в Академию…

Сзади появляется ОЛЯ. Пока муж с женой выясняют отношения она расчесывает волосы, переодевается в ночную рубашку и ложится за занавеской.

ТАМАРА: Конечно с чужой дочкой гораздо интереснее и я кстати не понимаю почему ты не берешь с нее денег за подготовку! НИКОЛЬСКИЙ: Она из бедной семьи… ТАМАРА: А ты Дед Мороз или держишь меня за дуру она твоя любовница старый козел?! НИКОЛЬСКИЙ: Ты с ума сошла! Она – ребенок, ангел! ТАМАРА: Ангелы чужих мужей не уводят. НИКОЛЬСКИЙ: Милая, успокойся. ТАМАРА: Я тебе дочь родила. НИКОЛЬСКИЙ: Конечно… ТАМАРА: Я тебе носки стирала двадцать лет… НИКОЛЬСКИЙ: Конечно… ТАМАРА: Я не хочу чтобы какая-то молодая вертихвостка увела у меня мужа. НИКОЛЬСКИЙ: Ну, что ты, родная. Она – просто ученица. ТАМАРА: Тогда пусть платит! НИКОЛЬСКИЙ: Ну, вот опять двадцать пять. Ты меня совсем не понимаешь! ТАМАРА: А она понимает? НИКОЛЬСКИЙ: А она понимает! ТАМАРА: И поэтому ты лепишь ее? НИКОЛЬСКИЙ: Леплю! ТАМАРА: Ты ее любишь? НИКОЛЬСКИЙ: Люблю! ТАМАРА: Подонок!

ТАМАРА, с размазанной по лицу тушью, уходит. НИКОЛЬСКИЙ ложится в постель к Оле.

Затемнение