М. Хайдеггер

Философия – ни наука, ни мировоззренческая проповедь. Философия как абсолютная наука – высокий, непревосходимый идеал. Так кажется. И все-таки, возможно, измерение ценности философии идеей науки есть уже фатальнейшее принижение ее подлиннейшего существа.

Если, однако, философия вообще и в принципе не наука, к чему она тогда, на что она тогда еще имеет право в кругу универси­тетских наук? Не оказывается ли тогда философия просто пропо­ведью некоего мировоззрения? А мировоззрение? Что оно такое, как не личное убеждение отдельного мыслителя, приведенное в систему и на некоторое время сплачивающее горстку привержен­цев, которые вскоре сами построят свои системы? Не обстоит ли тогда дело с философией, словно на какой-то большой яр­марке?

В конечном счете истолкование философии как мировоззрен­ческой проповеди – ничуть не меньшее заблуждение, чем ее характеристика как науки. Философия (метафизика) – ни наука, ни мировоззренческая проповедь. Что в таком случае остается на ее долю? Для начала мы делаем лишь то негативное заявление, что в подобные рамки ее не вгонишь. Может быть, она не под­дается определению через что-то другое, а только через саму себя и в качестве самой себя – вне сравнения с чем-либо, из чего можно было бы добыть ее позитивное определение. В таком случае философия есть нечто самостоятельное, последнее.

Хайдеггер М. Основные понятия метафизики

// Вопросы философии. 1989. № 9. С. 116

Проблема материального и духовного бытия пифагор

Аэций 13, 8. Самосец Пифагор, сын Миссары, первый назвавший философию этим именем [признает началами числа и заключаю­щиеся в них соразмерности, которые он прививает гармониями, элементы же, называемые геометрическими [он считает] состоящими из тех и других [начал]. Опять же [он принимает] и в началах монаду и неопределенную диаду. Одно из начал у него устремля­ется к действующей и видовой причине, каковая есть бог – ум, другая же [относится] к причине страдательной и материальной, каковая есть видимый мир.

Аэций II, 6,5, Пифагор говорит, что пять телесных фигур, ко­торые называются также математическими: из куба [учит он] воз­никла земля, из пирамиды – огонь, из октаэдра – воздух, из ико­саэдра – вода, из додекаэдра – сфера Вселенной [т. е. эфир].

Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 1. М., 1965. С

Парменид

Псевдо-Плутарх. Strom. 5. Он объявляет, что согласно истинно­му положению вещей, Вселенная вечна и неподвижна. Возникно­вение же относится к области кажущегося, согласно логичному мнению бытия. И ощущения он изгоняет из области истины. Он го­ворит, что если что-нибудь существует сверх бытия, то оно не есть бытие. Небытия же во Вселенной нет. Вот таким-то образом он оставляет бытие без возникновения.

Аэций 1,7,26. Парменид: бог – неподвижен, конечен и имеет форму шара.

Аэций 1, 25, 3. Парменид и Демокрит: все существует соглас­но необходимости. Судьба же, правда, провидение и творец мира тождественны.

О природе

IV, 3. Есть бытие, а не бытия вовсе нету; Здесь достоверности путь, и к истине он приближает.

V, 1. Одно и то же есть мысль и бытие.

VI, 1. Слово и мысль бытием должны быть.

VIII, 34. Одно и то же есть мысль и то, о чем мысль. Ибо без

бытия, в котором существует ее выражение, мысли тебе не

найти.

VIII. Не возникает оно [бытие], и не подчиняется смерти.

Цельное все без конца, не движется и однородно.

Не было в прошлом оно, не будет, но все — в настоящем.

Без перерыва, одно. Ему ли разыщешь начало?

Как и откуда расти?

VIII, 21. Гаснет рождение, так и смерть пропадет без вести ,

И неделимо оно, ведь все оно сплошь однородно.

VIII, 26. Так неподвижно лежит в пределах оков величайших

И без начала, конца, затем, что рождение и гибель

Истинны тем далеко отброшенным вдаль убеждением.

VIII, 30. Могучая необходимость

Держит в оковах его, пределом вокруг ограничив.

Так бытие должно быть необходимо конечным:

Нет ему нужды ни в чем, иначе во всем бы передалось.

VIII, 42. Есть же последний предел, и все бытие отовсюду Замкнуто, массе равно вполне совершенного шара с правильным центром внутри.

Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 1. М., 1965. С

ПЛАТОН

- А что мы скажем о многих прекрасных вещах, ну, допустим, о прекрасных людях, или плащах, или конях, что мы скажем о любых других вещах, которые называют тождественными или прекрасными, короче говоря, обо всем, что одновременно вещам са­мим по себе? Они тоже неизменны или в полную противополож­ность тем, первым, буквально ни на миг не остаются неизменными ни по отношению к самим себе, ни по отношению друг к другу?

- И снова ты прав – ответил Кебет, – они все время меня­ются.

Платон. Федон // 78 Е.

- Тогда давай обратимся к тому, о чем мы говорили раньше. То бытие, существование которого мы выясняем в наших вопросах и ответах, – что же, оно всегда неизменно и одинаково или в раз­ное время иное? Может ли равное само по себе, прекрасное само по себе, все вообще существующее само по себе, то есть бытие, пре­терпеть какую бы то ни было перемену. Или же любая из этих ве­щей, единообразная и существующая сама по себе, всегда неиз­менна и одинакова и никогда, ни при каких условиях ни малейшей перемены не принимает?

- Они должны быть неизменны и одинаковы, Сократ, – от­вечал Кебет.

Платон. Федон // 78 D

Мысль бога питается разумом и чистым знанием, как и мысль всякой души, которая стремится воспринять то, что ей по­добает; потому она, когда видит сущее хотя бы время от времени, любуется им, питается созерцанием истины и блаженствует, пока небесный свод, описав круг, не перенесет ее опять на то же место. В своем круговом движении она созерцает самое справедливость, созерцает рассудительность, созерцает знание, не то знание, ко­торому свойственно возникновение, и не то, которое меняется в зависимости от изменений того, что мы теперь называем бытием, а то настоящее знание, что заключается в подлинном бытии

Платон. Федр // 247D-Е

Это, доставляющее истинность познаваемому и дающее си­лу познающему, называй идеею блага, причиною знания и истины, поколику она познается умом. Ведь сколь ни прекрасны оба эти предмета знание и истина, ты, предполагая другое ещё пре­краснее их, будешь предполагать справедливо. Как там свет и зре­ние почитать солнцеобразными справедливо, а солнцем неспра­ведливо, так и здесь оба эти предмета – знание и истину – при­знавать благовидными справедливо, а благом которое-нибудь из них несправедливо; но природу блага надобно ставить еще выше. – О чрезвычайной красоте говоришь ты, сказал он, если она до­ставляет знание и истину, а сама красотою выше их; ведь не удо­вольствие же, вероятно, разумеешь ты под нею? – Говори лучше, примолвил я, и скорее вот еще как созерцай ее образ. – Как? – Солнце, скажешь ты, доставляет видимым предметам не только, думаю, способность быть видимыми, но и рождение, и возраста­ние, и пищу, а само оно не рождается. – Да как же так! – Так и благо, надобно сказать, доставляет познаваемым предметам не только способность быть познаваемыми, но и существовать и получать от него сущность, тогда как благо не есть сущность, но по достоинству и силе стоит выше пределов сущности

Платон. Государство. 508 Е-509 В.