7.Неомарксизм (г. Лукач, а. Грамши).

Неомарксизм — термин, часто применяемый для обозначения различных социально-философских течений в марксизме, таких как франкфуртская школа, примыкающая к ней школа праксиса и прочее.

Впервые как явление получил свое развитие в западном марксизме, однако со временем распространился и на другие страны включая СССР. Концепции неомарксизма стали одной из составных частей теории новых левых.

Неомарксизм возник в результате теоретической разработки ряда проблем, на которые не мог дать ответы традиционный марксизм. Среди таких проблем — вопрос о позиции левых партий относительно Первой мировой войны; вопрос о том, почему в Западной Европе не состоялись социалистические революции, несмотря на развитое рабочее движение; почему в это же время в Европе произошёл подъём нацистского движения. Такие вопросы привели к серьёзным теоретическим поискам в рамках марксизма и привели к возникновению неомарксизма.

Не существует формальных неомарксистских организаций, люди редко называют себя неомарксистами. Также не существует чётких рамок неомарксизма.

Считается, что большинство направлений неомарксизма отказываются от идеи вооружённых революций в пользу более мирного развития событий — отойти от идеи насилия при сохранении идеи революции как таковой. Неомарксисты также стремятся создать новые экономические модели, трансформируя основные понятия классовой борьбы.

К своим первым важным доcтижениям неомарксизм пришёл после Первой мировой войны через исследования Дьёрдя Лукача, Карла Корша и Антонио Грамши. Из Института социальных исследований, основанного в 1923 году в качестве подразделения Университета Франкфурта-на-Майне выросло одно из важнейших направлений неомарксизма — междисциплинарная социальная теория, т. н. Франкфуртская школа. Её основателями стали Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно, чьи взгляды значительно повлияли на марксистскую теорию в целом, особенно их эмиграцию в Нью-Йорк после прихода нацистов к власти в Германии.

Неомарксизм — неоднородное и противоречивое философское и социологическое течение, пытавшееся приспособить марксизм к реалиям 20 в.

Иногда проводится различие между Н. в узком смысле и Н. в широком смысле. В Н. в узком смысле включаются западноевропейские сторонники социальной теории К. Маркса (в особенности из Германии, Австрии, Италии и Франции), в частности те, кто стремился дополнить марксизм элементами неогегельянства, философии жизни, экзистенциализма, фрейдизма, структурализма, филос. герменевтики и др. К Н. в широком смысле относятся все филос. социологические течения, формирование которых происходило в той или иной мере под влиянием идей Маркса («марксизм после Маркса»). К Н. в узком смысле обычно причисляют франкфуртскую школу, соединение марксизма с неофрейдизмом (Э. Фромм, Г. Маркузе, В. Райх), попытки дополнить марксизм экзистенциализмом (Ж.П. Сартр, М. Мерло-Понти), соединение марксизма со структурализмом (Л. Гольдман), с филос. герменевтикой (Ю. Хабермас) и др.

Ясных оснований, по которым можно было бы разграничить Н. в узком смысле и Н. в широком смысле, нет.

Уже к нач. 20 в. внутри рабочего движения наметились две полярные тенденции — социал-демократическая и коммунистическая. Для первой были характерны отход от гегелевских элементов в марксизме, интерпретация последнего в духе позитивизма или неокантианства. Социал-демократическая тенденция привела в конечном счете к современной социал-демократии, отказавшейся от идей диалектики, пролетарской революции, диктатуры пролетариата и исключившей ссылки на Маркса из своих программных документов. Коммунистическая тенденция в рабочем движении и в марксизме привела к преобразованию последнего в России в марксизм-ленинизм, в Китае — в маоизм, в Сев. Корее — в доктрину «чучхe», и т.п. Все эти версии Н. воспринимали Маркса с существенной поправкой на гегелевскую диалектику и сводили диктатуру пролетариата к диктатуре единственной в стране правящей коммунистической партии. Коммунистический Н. отличался крайним догматизмом: отступая во многих принципиальных пунктах от марксизма, он на словах уверял, что не отказывается ни от одной строчки из написанного Марксом. Социалистическая революция в России опровергла учение Маркса о «будущей мировой революции» и показала, что марксизм применим не столько в развитых капиталистических странах, как считал сам Маркс, сколько в странах формирующегося капитализма. Коммунистический Н. пересмотрел как марксистскую теорию «пролетарской революции», так и соотношение между экономикой и политикой в странах «победившего социализма».

В размежевании социал-демократического и коммунистического Н. особую роль сыграли работы Э. Бернштейна (1850—1932), указавшего в кн. «Проблемы социализма и задачи социал-демократии» (1889) на теоретически наиболее уязвимые моменты марксизма. Ухудшения экономической ситуации, предсказанного «Манифестом Коммунистической партии», не произошло. Нет пролетаризации среднего слоя, ужесточения классовых конфликтов, учащения экономических кризисов. Диалектика, являющаяся, по Бернштейну, «самым коварным элементом марксизма», привела последний к смешению экономических и социальных факторов с моральными, к неверному пониманию природы гос-ва, которое представляется, с одной стороны, как чисто репрессивный орган, действующий от имени собственников, а с др. — как поистине чудотворная сила. Необходима ревизия марксизма, обнаружившего свою несовместимость с новыми историческими фактами. Следует бороться не за революцию, а за государственные реформы, способные в конце концов с помощью демократии преобразовать существующее общество. «Демократия есть начало и конец в одно и то же время. Она — средство введения социализма и форма реализации социализма... Демократия в принципе уничтожает господство класса, даже если она пока не в состоянии упразднить классы вообще... Демократия есть высшая форма компромисса». Бернштейн начинал как марксист, именно ему Ф. Энгельс доверил редактирование и публикацию своих работ после смерти. Социал-демократическое движение нач. 20 в. оказалось не готово к радикальной ревизии марксизма. В 1904 съезд Второго Интернационала осудил ревизионизм Бернштейна.

Книга Г. Лукача (1885—1971) «История и классовое сознание» (1923) впервые подняла ставшие весьма популярными в более позднем Н. проблемы овеществления и отчуждения. В условиях товарного производства капиталистического общества овеществление становится универсальным. Поэтому глава о товарном фетишизме в «Капитале» Маркса выражает, по Лукачу, самую суть исторического материализма как самопознания пролетариата. Овеществление сообщает любому отношению между индивидами характер вещности, «призрачную предметность». Лукач отрицает приложимость диалектики к природе, но видит в диалектике единственное средство для преодоления «дилеммы бессилия» — дилеммы фатализма чистых законов и этики чистой интенции.

В Италии Н. был представлен А. Лабриолой (1843— 1904), А. Грамши (1891 — 1937) и др. Грамши, в частности, полагал, что Октябрьская революция произошла вопреки прогнозам Маркса и являлась на самом деле революцией против «Капитала». Марксизм должен истолковываться поэтому не как спекулятивная доктрина, а как философия практики и прежде всего как философия революционной практики, говорящая о борьбе за власть класса подчиненного и класса руководящего. История обнаруживает себя скорее не в развитии производительных сил, а в борьбе двух гегемонии, или культурных моделей. Во взаимодействии социальных сил роль базиса, т.е. основания общества, играет надстройка, все прочие ин-ты вторичны.

Георг (Дъердь) Лукач (1885-1971) - основатель неомарксизма и один из самых горячих поклонников философии Ленина, несовместимой с неомарксизмом. Эта двойственность особенно характерна для ранней книги Лукача "История и классовое сознание" (1923), которая считается "библией" леворадикальной интеллигенции. Однако в тридцатые и сороковые годы Лукач порывает с неомарксизмом. Развивая традиции ленинской философии, теорию отражения, он одновременно резко критикует так называемый "советский марксизм".

История жизни Г.Лукача сама по себе представляет сюжет, в котором отразились многие значимые события и явления XX века. Будучи сыном крупного будапештского банкира, Лукач получил прекрасное образование в лучших университетах Европы. Большое влияние на его взгляды оказал представитель философии жизни Г.Зиммель, с которым у Лукача сложились дружеские отношения, так же, как и с другим крупнейшим социологом начала XX века М.Вебером. В молодые годы Лукач написал немало работ, в том числе "Теорию романа", которая ныне принадлежит к обязательному чтению аспирантов-филологов самых знаменитых западных университетов. На своей родине, в Венгрии, входившей в состав Австро-Венгерской империи, Лукач и его друзья, многие из которых потом стали европейскими знаменитостями, создали так называемый Будапештский кружок, или "Воскресное общество". Будапештский кружок не был каким-то официальным учреждением: молодые люди встречались по выходным дням, спорили, обсуждая волновавшие их теоретические проблемы. И, конечно, никто из окружающих не подозревал, что один из этих молодых людей (Карл Манхейм) станет основателем так называемой "социологии знания", а другой (Арнольд Хаузер) - основателем известной на Западе "социологии искусства". "Главная из дилемм, стоявших перед Лукачем и его единомышленниками, заключалась в этическом выборе: что предпочтительнее в моральном плане - бегство от общества или прямой вызов? В ходе дискуссий обсуждалась даже идея создания небольшой коммуны близ Гейдельберга как своего рода убежища от современной цивилизации".

Под влиянием первой мировой войны и революции в России Лукач пережил духовный кризис, он полностью разочаровался в прожитой им жизни и написанных книгах, принесших ему известность. "Самое лучшее, что из меня могло бы получиться - это эксцентричный гейдельбергский приват-доцент", напишет Лукач о себе позднее. Перспектива стать эксцентричным приват-доцентом показалась ему настолько невыносимой, что он ей предпочел радикально иное: вступление в Коммунистическую партию Венгрии в 1918-м году. Комиссарство в Красной дивизии, подпольная работа в хортистской Венгрии, сотрудничество со сталинским режимом (и одновременно противодействие ему), арест и допросы на Лубянке - такова была цена (далеко не полная) за принятое Лукачем в 1918-м году решение. Он не пожалел о нем в конце жизни. Решение о вступлении в коммунистическую партию не было простым. Ему предшествовали серьезные сомнения. В декабре 1918-го года Лукач публикует статью "Большевизм как моральная проблема", в которой доказывает, что большевизм "в этическом смысле зиждется на том метафизическом допущении, что зло способно порождать добро, что именно через ложь пролегает дорога к истине, и что искоренить путем насилия угнетение во имя будущего бесклассового общества - более нравственный выбор, чем увековечить несправедливость классового строя". Итак, Лукач все уже знал о большевизме в 1918-м году, и самые радикальные современные авторы ничего принципиально нового не могли бы добавить к этому знанию. Но знают ли эти авторы то, что постиг Лукач, круто изменивший свою судьбу вскоре после публикации антибольшевистской статьи?

Разумеется, речь идет не о некоем эзотерическом (тайном) знании, хотя Лукача, как и его друга и в известном смысле соавтора Мих. Лифшица, некоторые авторы относят к разряду "эзотерического марксизма". Точнее было бы сказать - о сохранении того знания, которое было ведомо Гете и Гегелю, Пушкину и Шекспиру, а ныне утрачено. И даже не знания, а чего-то более широкого, объемлющего все силы души. Смысл обретенного им нового знания Лукач пытался выразить в своих многочисленных философских, эстетических и литературоведческих работах, написанных им после поражения Венгерской советской республики.

В 20-е и 30-е годы Лукач жил в Германии, после прихода Гитлера к власти - в Советском Союзе. Здесь произошла его встреча с Михаилом Лифшицем (который был моложе Лукача на 20 лет), названная Лукачем неожиданным счастливым событием его жизни. Она положила начало их дружбе и совместной научной деятельности. В Советском Союзе работы Лукача после 40-х годов не издавались (вплоть до перестройки), поскольку "течение" Лифшица-Лукача было признано властями антимарксистским и даже антисоветским. В 1941-м году Лукач был арестован по обвинению в шпионаже, допрашивался в НКВД, но затем (благодаря ходатайству Г.Димитрова перед Сталиным) был выпущен.

Лукач являлся членом Коминтерна, где выдвинул так называемые "тезисы Блюма" ("Блюм" - партийная кличка Лукача), в которых доказывал необходимость объединения всех антифашистских сил, и в первую очередь коммунистов с социал-демократами (объединение для борьбы с фашизмом, как главной опасностью, для Лукача не было равнозначно прекращению идейной полемики!). Эти тезисы противоречили позиции Сталина, который называл социал-демократов "социал-фашистами". Лукач был подвергнут уничтожающей критике, но последующие события доказали его правоту.

Во время восстания в Венгрии в 1956 году Лукач стал министром культуры в правительстве Имре Надя, расстрелянного после подавления восстания. В последние годы жизни он ограничился научной работой - писал многотомную "Онтологию общественного бытия".

После смерти философа в "коммунистической" Венгрии был создан Институт ("Архив") Лукача, который продолжает работу по сей день. Несмотря на острую критику "реального социализма", Лукач, в отличие от большинства диссидентов, отстаивал парадоксальную мысль, согласно которой, как он говорил, "лучше сидеть в лагере в социалистической стране, чем стать буржуазным профессором". Мировую известность Лукачу принесла его ранняя работа "История и классовое сознание", которая была написана в острой полемике с господствовавшими тогда идеями абстрактно-социологического марксизма, марксизма социал-демократов II Интернационала. Лукач раскрыл в Марксе прежде всего философа, продолжившего традиции классической мировой мысли, тогда как в конце XIX и начале XX века Маркса считали не столько философом, сколько экономистом и социологом. Под влиянием этой книги сформировалась знаменитая на Западе франкфуртская философская школа (о которой пойдет речь в следующем параграфе настоящей главы), экзистенциализм Сартра и многие влиятельные направления неомарксизма. Главная работа самого крупного немарксистского философа XX века Мартина Хайдеггера "Бытие и время" (1927) написана в скрытой полемике с книгой Лукача. Между тем эта книга Лукача до сих пор не переведена на русский 238 язык и не издана в нашей стране.

Философская проблема XX века - продолжение спора между позитивизмом и нигилизмом, с одной стороны, и учениями, для которых правда и истина существуют реально (как справедливость для простолюдина, писал Кант), - с другой. Причем линия водораздела проходит не между абстрактно понятой буржуазной и марксистской философией: многие марксисты являются на деле нигилистами или позитивистами, тогда как некоторые оппоненты марксизма и социализма, такие, например, как Владимир Соловьев или Николай Гартман, ближе к традициям классической философской мысли, продолженной Марксом.

В конце XIX века философию Маркса называли "экономическим детерминизмом" - это значит, что все духовные, идеальные явления обусловлены экономикой, детерминированы материальным базисом общества. Если материя, бытие первичны, а сознание и все идеальное вторичны, то они как бы и второстепенны. В таком понимании марксизм оказывался нигилистическим по отношению к истине и справедливости учением позитивистского толка.

Главный пафос книги молодого Лукача "История и классовое сознание" заключался в отстаивании объективной, абсолютной истины, которую Лукач вслед за Гегелем называл Totalitaet - целостность. Лукач развивал идею, известную еще со времен первоначального христианства: человечество в своем развитии весь мир, всю природу приводит к ее истине, без человечества природа не могла бы дорасти до своего "понятия", говоря словами Гегеля. Лукач полагал, что решить эту задачу может только человеческая солидарность. Однако всеединство церкви Лукач считал иллюзорным. Человечество на протяжении всей своей предшествующей истории раздирается классовой борьбой, богатый так же не может понять бедного и объединиться с ним, как волк со своей жертвой.

Грамши.

В 20–30-е гг. неомарксизм дал первые всходы в романских странах. В Италии в качестве одного из ведущих теоретиков западного марксизма выдвинулся лидер Итальянской компартии А.Грамши, выносивший свои главные идеи в фашистских тюрьмах, где он находился с 1926 по 1937. Главными его источниками были Ленин, Кроне и итальянский историк литературы и критик Франческо де Санктис. Рукописи Грамши, в которых он излагал в зашифрованной форме, используя терминологические эвфемизмы («философия практики» вместо «марксизма» и т.д.), свои размышления о политике, философии, культуре, истории, о Макиавелли, Марксе, Ленине и Кроче, сформулированные в негласной, но жесткой конфронтации с «вульгарным ленинизмом» Сталина и Коминтерна, впервые были опубликованы в 1947–49 («Тюремные тетради») и оказали огромное влияние на левую интеллигенцию Запада, на современную политологию и социологию культуры.

Неомарксизм (греч. neos = новый + марксизм = учение Маркса) - это совокупность обновленческих социально-философских и экономических концепций, индивидуальных духовных инициатив, коллективных интеллектуальных проектов, умственных течений ХIХ-ХХ веков в русле идейной традиции, восходящей к Карлу Марксу, которые противопоставили себя прежнему т.н. ортодоксальному марксизму как в версии Энгельса-Каутского-Плеханова, так и в версии Ленина-Сталина. В качестве специального термина слово "неомарксизм" начинает употребляться в начале ХХ века

Гегельянский марксизм

Вследствие только что рассмотренной критики, важность экономического де­терминизма стала меркнуть, а некоторые теоретики принялись разрабатывать другие разновидности марксистской теории. Одна группа марксистов в поисках субъективной ориентации обратилась к гегельянским корням теории Маркса, что­бы дополнить разработанность концепций ранних марксистов на объективном, материальном уровне уровнем субъективным. Ранние марксисты-гегельянцы пы­тались возродить диалектику субъективных и объективных аспектов социальной жизни. Их интерес к субъективным факторам заложил основу для последующего развития критической теории, которая, практически, делает акцент исключительно на субъективных факторах.

Георга Лукача получил большую известность, в частности благодаря своей книге «История и классовое сознание» 1922/1968

Георг Лукач

Интересы знатоков марксизма в начале XX в. были ограничены главным образом поздними, в основной массе экономическими, произведениями Маркса, такими как «Капитал» (Marx, 1867/1967). Ранние труды, особенно «Экономическо-философ-ские рукописи 1844 года» (Marx, 1932/1964), в которых особенно сильно ощущает­ся влияние гегельянского субъективизма, были по большому счету не знакомы мы­слителям-марксистам. Новое прочтение «Рукописей» и их публикация в 1932 г. ста­ло основным поворотным событием. Однако к 1920-м гг. Лукач уже написал свой главный труд, в котором подчеркнул субъективную сторону марксистской теории.

Овеществление

Лукач с самого начала поясняет, что полностью не отрицает творчество эконо­мических марксистов по вопросам овеществления, а просто пытается расширить их идеи. Он начал с марксистской концепции товаров, которую характеризовал как «центральную, структурную проблему капиталистического общества». Товары, в сущности, представляют собой отношения меж­ду людьми, которые, как они полагают, получают свойства вещи и приобретают объективную форму. В процессе взаимодействия с природой люди в капитали­стическом обществе производят различные продукты или товары (например, хлеб, автомобили, кинокартины). Однако люди склонны упускать из виду тот факт, что они производят эти товары и сами определяют их стоимость. Считается, что цен­ность товаров определяется рынком, независимым от людей. Товарный фетишизм есть процесс, при котором товарам и их рынку приписывается в капиталистическом обществе независимое объективное существование. Эта идея Маркса стала основой концепции овеществления Лукача.

Ключевое различие между товарным фетишизмом и овеществлением заклю­чается в ширине охвата этих двух понятий. Если первое касается лишь экономи­ческих институтов, то последнее применяется Лукачем по отношению ко всему обществу — государству, закону и экономическому сектору. Та же самая динами­ка применима ко всем секторам капиталистического общества: люди пришли к представлению, что социальные структуры живут своей собственной жизнью, и, как следствие, приобретают объективный характер. Лукач описывает этот процесс следующим образом: Человек в капиталистическом обществе стоит лицом к лицу с реальностью, «создан­ной» им самим (как классом), которая кажется ему чуждым природным явлением. Он полностью находится во власти его «законов»; его деятельность сводится к беспреко­словному соблюдению определенных индивидуальных законов во имя своих собствен­ных (эгоистических) интересов. Но даже «действуя», человек остается, в сущности, объектом, а не субъектом событий.

Развивая свою мысль, касающуюся овеществления, Лукач объединил идеи Вебера и Зиммеля. Однако поскольку овеществление было встроено в марксистскую теорию, оно рассматривалось как проблема, ограниченная рамками капитализма, а не как неизбежная судьба человечества, как это было у Вебера и Зиммеля.

Классовое и ложное сознание

Классовое сознание имеет отношение к системе убеждений, разделяемых теми, кто занимает в обществе одинаковую классовую позицию. Лукач пояснял, что клас­совое сознание это — не сумма, не среднее арифметическое индивидуальных созна­ний; скорее, это собственность группы людей, занимающих схожее положение в производственной системе. Данный взгляд заставляет сфокусировать внимание на классовом сознании буржуазии и, в особенности, пролетариата. В творчестве Лукача прослеживается четкая связь между объективным экономическим поло­жением, классовым сознанием и «реальными, психологическими размышления­ми людей о своей жизни»

Понятие классового сознания обязательно подразумевает, по крайней мере при капитализме, приоритетное положение ложного сознания. Это означает, что в ка­питалистическом обществе классы, в основном, не имеют четкого представления о своих истинных классовых интересах. Например, до революционного периода пролетариат полностью не осознает природу и степень их эксплуатации при капитализме. Ошибочность классового сознания проистекает из положения, кото­рое занимает класс в экономической структуре общества: «Классовое сознание подразумевает классово-обусловленное непонимание своего собственного соци­ально-исторического и экономического положения... "Ошибочность" или иллю­зия, подразумеваемая в данной ситуации, никоим образом не является случайной». Большинство социальных слоев на протяжении ис­тории было не способно преодолеть ошибочное сознание и благодаря этому прий­ти к классовому сознанию.

Способность достичь классового сознания характерна для капиталистических обществ. В докапиталистических обществах развитию классового сознания пре­пятствует ряд различных факторов. С одной стороны, государство, независимо от экономики, воздействует на социальные слои; с другой — статусное (связанное с престижем) сознание, как правило, скрывает сознание классовое (экономическое). В результате Лукач приходит к выводу, что «в подобном обществе не существует никакого положения, с точки зрения которого можно было бы осознать эконо­мический базис всех социальных отношений». Эконо­мическая же основа капитализма понятнее и проще. Люди могут не осознавать ее воздействия, но они, по крайней мере подсознательно, о них осведомлены. Вследствие этого «классовое сознание достигло точки, где оно могло бы стать сознатель­ным». На этом этапе общество превращается в идеоло­гическое поле битвы, на котором те, кто пытается скрыть классовый характер об­щества, выступают в качестве противников тех, кто старается его разоблачить.

Лукач сравнивал разные классы в капиталистическом обществе на предмет классового сознания. Он доказывал, что у мелкой буржуазии и крестьян не может быть развито классовое сознание из-за двусмысленности их структурного поло­жения в рамках капитализма. Так как эти два класса — яркие представители об­щества в феодальную эпоху, они не способны достичь четкого понимания приро­ды капитализма. Буржуазия в состоянии развить классовое сознание, но в лучшем случае она понимает развитие капитализма как нечто постороннее, подлежащее объективным законам, действие которых она может испытывать лишь пассивно.

У пролетариата есть способность развить истинное классовое сознание, и ко­гда это происходит, буржуазия начинает «обороняться». Лукач отказывается рас­сматривать пролетариат как просто управляемый внешними силами: вместо это­го он видит его активным творцом своей собственной судьбы. В противостоянии буржуазии и пролетариата первый класс полностью вооружен с интеллектуаль­ной и организационной точки зрения, тогда как все, чем обладает последний, по крайней мере, вначале, — это лишь способность понимать, что есть в действитель­ности общество. По мере того как борьба продолжается, пролетариат переходит от состояния «класса в себе», что является порождением структуры, к состоянию «класса для себя», который осознает свое положение и предназначение. Другими словами, «классовая борьба должна подняться с уровня экономической необходи­мости на уровень осознанной цели и действующего классового сознания». Когда борьба достигнет этой стадии, пролетариат будет способен к действиям, которые свергнут капиталистическую систему.

Социологическая теория Лукача имеет большую ценность, хотя и излагается сугубо в рамках марксистских понятий. Его интересовали диалектические отно­шениям между структурами (в первую очередь, экономическими) капитализма, идейными системами (особенно классовым сознанием), индивидуальным мыш­лением и, наконец, индивидуальным действием. Его теоретический подход пред­ставляет собой важное звено между экономическими детерминистами и современ­ными марксистами.

Антонио Грамши

Итальянский марксист Антонио Грамши также сыграл ключевую роль в перехо­де от экономического детерминизма к более современным марксистским подхо­дам. Грамши критиковал тех марксистов, которые были «детер­министами, фаталистическими и механистическими». Фактически, он написал очерк, озаглавленный как «Революция против "Капи­тала"», в котором отмечал «воскрешение политической воли против экономического детерминизма тех, кто сводил марксизм к историческим законам известнейшего труда Маркса». Признавая существование исторической непрерывности, Лукач отрицал идею автоматически происходящих или неизбежных исторических событий. Так, массам приходится действовать, чтобы вызвать социальную революцию. Но чтобы действовать, мас­сы должны осознать ситуацию, в которой они находятся, и природу системы, в ко­торой они существуют. Таким образом, хотя Грамши признавал важность структур­ных факторов, особенно экономики, он не считал, что эти структурные факторы приводят массы к восстанию. Массам необходимо развивать революционную идео­логию, но они не могут сделать этого сами. Грамши работает в рамках довольно-таки элитной концепции, в которой идеи генерируются интеллектуалами, а затем распространяются в массы, и уже ими внедряются в практическую жизнь. Массы не могут создавать подобные идеи, они могут лишь принять их на веру, когда они уже существуют. Массы не могут самостоятельно обрести самосознание; им не­обходима помощь социальной элиты. Однако когда массы испытывают на себе влияние данных идей, они могут предпринять действия, ведущие к социальной революции. Грамши, как и Лукач, фокусировал внимание скорее на коллективных идеях, нежели на социальных структурах типа экономики, и они оба действовали в рамках традиционной марксистской теории.

Центральная идея Грамши, отражающая его гегельянство, — гегемония. Согласно Грамши, «неотъемле­мым ингредиентом современнейшей философии праксиса [связи мышления и деятельности] является историко-философская концепция «гегемонии». Грамши определяет гегемонию как культурное лидерство пра­вящего класса. Он противопоставляет гегемонию принуждению, законодатель­ных или исполнительных властей или же выражается посредством вмешательства полиции». Если марксисты-экономисты были склон­ны подчеркивать экономический и принудительный аспекты государственного правления, Грамши делал акцент на «гегемонии» и «культурном лидерстве». Анализируя капитализм, Грамши стремился понять, каким образом некоторые интеллектуалы, действующие от лица капиталистов, достигали культурного лидерства и согласия масс.

Понятие гегемонии не только помогает нам понять господство при капитализ­ме, но также обращает мысли Грамши к революции. Из этого следует, что недо­статочно посредством революции приобрести контроль над экономикой и госу­дарственным аппаратом; также необходимо добиться культурного лидерства над остальной частью общества. Именно в этом Грамши видит ключевую роль интел­лектуалов-коммунистов и коммунистической партии.