Н.В. Халина, л.Н. Уразова, е.В. Волошко

Алтайский государственный университет

Барнаул

Журналистика как эмпирическая философия

(К обоснованию теоретико-научного статуса литературно-публицистической деятельности)

Журналистская проблематика, как и проблематика герменевтическая, выводится из психологии отношений, определяющей принцип взаимодействия формы бытия и формы познания. Однако журналистика вносит некоторые уточнения в ограниченный герменевтикой круг проблем, и это касается прежде всего конкретизации масштабов человека, пропорций мира, архитектоники среды, а следовательно, и эмпирических позиций «журналистской теории» – состояния, формы, образа мира, опыта.

Структура любого возможного опыта сводится к отношению субъекта к объекту. Внутренний смысл подобного отношения предполагает, что объект воспринимается как собственное сознание, «как феноменальность, опыт, понимаемый как чистое экспериментирование и испытание, воспринимаемое внутри себя и как таковое. Тем самым субъект не есть нечто, противопоставленное объекту, но, по сути, идентичен с ним и не означает в конечном счете ничего иного, кроме структуры объективности в ее чистом виде, то, в чем и посредством чего всякое бытие, непознанное в самом себе (ноумен), достигает состояния об-ъекта (ob-ject), т.е. пред-ставленного, а также феномена для нас» [1, с. 14] .

Достижение и постижение состояния объекта детерминирует специфику публицистической картины мира. «Публицистическая картина мира (пристрастная, субъективно окрашенная) и является той частью инфоноосферы, которая оказывает глобальное воздействие на культуру современного общества, характер мышления, уровень его интеллекта» [2, с. 142].

Феномен человеческого мышления наделен двумя существенными чертами: во-первых, мышление есть жизненная необходимость индивида, поэтому управляется законом субъективной полезности; во-вторых, оно заключается в точном соответствии вещам, что предопределено объективным законом истины [3] . Журналистика, фиксируя человеческую жизнь в ее многообразии, т.е. в истории, прослеживает и эмпирически обосновывает процесс изменения обществом структуры мнения и его сущностных параметров через серию фактов, управляемых законом эволюционирования человека в динамическом стремлении к истине. Журналистика предлагает интерпретационный (объяснительный) познавательный алгоритм приближения к истине в ходе эмпирического постижения форм мира, отраженных в образах мира, в связи с чем основной аналитической операцией становится созерцание с последующим объяснением его результатов. «Видеть – значит созерцать не собственный зрительный аппарат, но открыться окружающему миру, отдаться великолепному потоку космических форм» [3, с. 36]. Созерцание предполагает постоянный выход человеческого бытия за собственные пределы для углубления «фундамента», на котором основывается представление о мире (мир представлений) и создания «внутреннего объяснения» экстатической (пристрастно субъективной, страстной) феноменальности мира.

«Внутренние объяснения» - объяснения, которые удовлетворяют нашу потребность в согласованной причинной истории о нашем взаимодействии с миром, но не нашу трансцендентальную потребность в подчеркивании нашего отражательного характера путем демонстрации того, как наше отражение приближается к истине» [4, с. 252-253].

Журналистика, прививая навыки усвоения информации и способности ею пользоваться, через процедуру формирования мнения, деконструирует мир представлений и тем самым приближает отражение мира к истине.

Журналист в своих произведениях (текстах) передает истину: он не должен копировать вещи, а должен выражать свой внутренний мир, свое видение действительности и каждого ее отдельного элемента на основе прочувствования духа жизни и слияния с окружающими его вещами (фактами), т.е. должен пережить единение с природой, но не с социумом, войдя в соответствующее состояние («самадхи») и используя стиль «одного угла» («чтобы вызвать у человека чувство необъятности моря, достаточно в углу полотна поместить качающуюся на волнах одинокую лодку…») [5, с. 207].

В журналистике фиксируется преобразование предмета, изменение природы (естественной и социальной) человеком, предполагающее повторение мира в моделях. Повторение окружающего мира, его моделирование – один из способов познания мира, так как, воспроизводя, человек неизбежно анализирует, уточняет, постигает суть воспроизводимых им явлений. Воспроизведение приобретает символический характер, образ же возникает в результате взаимодействия с предметом, а не как результат одностороннего действия предмета на сознание [6]. «Мы называем «сознательным» то представление, которое существует в нашем сознании и которое мы воспринимаем как таковое, и утверждаем, что именно в этом заключается единственный смысл термина «сознательный» [7, с.12]. Сознание в подобном случае понимается как объективация – продуцирование сознания и воспроизведения (эволюционирования) только в объекте (продукте, факте, явлении), т.е. в форме последнего [8, 9, 10, 11]. Постижение истины через сознание-представление становится предметом рассмотрения философии природы – бессознательного, т.е. философии эмпирической. Будучи философией эмпирической, журналистика представляет собой алгоритм для выбора теорий, основанных на непреклонной воле к обнаружению за видимостью – сущности, за многим – единого, за пестротой эмпирии – умопостигаемой простоты [12].

Журналистика как эмпирическая философия познает универсум человека, понимаемый как то, что человеку абсолютно неизвестно в своем положительном познании. “Познание в строгом, изначальном смысле – это конкретное позитивное решение проблем, т.е. совершенное проникновение субъекта в объект с помощью разума” [3, с.78-79].

Человек в рассуждении (суждении) обретает мир и придает форму безграничному универсуму в поисках истины. В этом проявляется дедуктивный рационализм журналистики, с помощью которого человек утверждает себя и на основе которого предпринимается переход сущности в человеческое сознание [13]. “Форма есть нечто среднее между смысловой предметностью и инаковостью, которая ее воспроизводит” [13, с. 52].

“Что касается самих Форм, то они не нуждаются в объяснении. Мир Форм оживляется единой жизнью, непрерывным движением, порождающим различные Формы. Этот мир подобен уникальному организму, смысл которого заключен в нем самом и который проявляется различным образом в живых элементах” [14, с. 37]. Журналистика воссоздает биоэнергетическую систему организма – простую фигуру психического, основу которого составляют сила и аффект (страстность/пристрастность), актуализирующие внутреннюю эмоцию [1]. Внутренняя эмоция есть побуждение, которое и составляет сущность жизни, постижение которого позволяет понять совокупность феноменов психического, культуры, цивилизации вообще. Различные культуры и цивилизации, существовавшие на земле, “представляют собой различные пути, проложенные и открытые потребностью, ждущей своего удовлетворения” [1, с. 25]. Побуждения, желания, потребности, действия, труд – инстанции, делающие доступным для восприятия мир представлений и придающие форму, предшествующую формам мысли.

Форма, воспроизведенная с учетом требований пропорции и гармонии, представляет собой установление контакта между миром и человеком на уровне интуиции, т.е. художественным способом. Художественная деятельность призвана продемонстрировать людям их общность, родственность друг другу, несмотря на различия. Порожденное цивилизацией искусство дает им зеркало, в котором они видят себя в другом и другого в себе [15].

Продуктом художественной деятельности является образ, создание которого открывает совершенно новый тип субъективности, которая не исчерпывает себя в мысли, «представляющей нечто внешнее, но определяет это погружение в себя всего того, что осуществляет самоиспытание и тем самым проявляет свою жизненность» [16, с. 21]. Сущностная субъективность предполагает непосредственную проверку способности человека к образованию идей – осознанию и созданию красоты [16], умению владеть ими, но такому умению, которое вместо того, чтобы «их представлять, отождествляется с ними и с принципиальной возможностью их развертывания; тем самым эта возможность становатся навыком» [1].

«Идея есть как бы некое гармоническое соотношение, которое, хоть оно и одно, может сообщаться многим субстратам. Такое соотношение, или соразмерность, неразрушимо и может быть названо идеей, поскольку не допускает ни увеличения, ни уменьшения. Оно дает субстрату идею, или красоту, подобно тому, как соразмерность украшает прекрасные [вещи]. А в гармонической, или согласной, соразмерности светится подобие вечного разума, или интеллекта божественного создателя, и мы на опыте знаем это потому. Что пропорция сладостна и приятна всякому чувству, пока оно ее ощущает» [16, с. 127-128] .

Идеология журналистики состоит, таким образом, в создании алгоритмов для «разрешения жизненной мистерии» (Ортега-и-Гассет Х.) посредством интеллектуальных операций понимания (прочтения) форм мира с помощью конструирования образов мира. В деятельностном плане журналистика конструирует в аспекте языково-текстовом формы среды обитания человека – рационально-идеальные формы «государственности», основанные на гармоничных и пропорциональных отношениях естественного человека и естественного мира.

Объектом журналистики предстает нормальное, т.е. естественное, проявление человеческой сущности в масштабах общества, истории, личности, актуализированное в коммуникативном импульсе всякой человеческой деятельности. Основным коммуникативным импульсом человека естественного является естественный разум [17] , подсказывающий условия мира взаимодействия, на базе которых люди могут прийти к соглашению, т.е. естественные законы. Естественные законы выступают в качестве базиса договора – коммуникативного акта, способствующего перенесению прав. Договор является прототипом всех форм общественной жизни, исполнение договора - фундаментом всех обязанностей, справедливости, общей морали [17]. Журналистика осуществляет текстовую реализацию данного договора, тем самым определяет в качестве одного из основных способов социальной деятельности речевую (языковую), преобразующую масштабы и формы мира, а также сознания-представления.

Язык – это универсальное средство познания мира как сложной системы иерархически организованных ценностей. Журналистика исследует план реальности, воплощение в сознании-представлении изначального единства через движение от мнения к знанию. Такое познание идет через расширяющуюся в процессе реализации систему тождеств в особой схеме теории познания: непосредственное восприятие и вытекающий из него логический вывод с ошибками есть умозаключение для себя; доказательство и опровержение с их ошибками есть умозаключение для других.

Язык - дом бытия [10], в который журналистика указывает путь в рекламном тексте. Задача рекламного текста – испытать способности самого языка к отбору и организации, когда он выстраивается в дискурсивные единства [18]. Реклама стимулирует человеческую деятельность, базируясь на свойстве его генетической инициативности (способности к самостоятельным активным действиям), определяющей возможность и направления эволюции человека как микрокосма. Действовать - означает приводить в движение систему языка для детерминированного воздействия на социальную систему.

Реклама задает интеллигибельные схемы действия, основывающиеся на интеллигибельной матрице продуктивного воображения, что позволяет охарактеризовать рекламу как модель принятия интуитивного решения. Реклама выступает в качестве промежуточного момента между предпониманием мира и трансфигурацией реальности под воздействием вымысла. Мир рекламного текста неизбежно вступает в коллизию с реальным миром, чтобы его «переделать»: либо утвердить, либо подвергнуть отрицанию.

В рекламной формуле получаем общее правило, позволяющее проследить, каким образом и по какому закону данный объект переходит в другой объект: рекламная формула заключает в себе не только форму его существования в определенный момент, но и всю совокупность его пространственно-временных фаз.

Рекламный текст формулирует сигнификат (понятие) какого-либо объекта посредством задания его структурной формулы, в которой он рассматривается как особое частное явление, в своем особом строении, но в то же время вводится в ряд различных концептуально-ассоциативных групп (типов) и, таким образом, ставится в определенное отношение к совокупности прочих объектов [20]. Отсюда очевидна цель журналистики, как и всякого эмпирического познания, – получение последних инвариантов, образующих необходимые и конституативные факторы всего опытного суждения.

Динамический характер позволяет обозначить ту различную силу, с которой опытные суждения выдерживают испытание посредством практической языковой реализации. Интеллигибельный характер, присущий семантическим инновациям рекламы, создает своеобразный вид понимания. «Понимать» - в данном случае означает проделывать лежащую в основе семантической инновации дискурсивную операцию. «Акт понимания, который в этой области можно соотнести с умением прослеживать историю, состоит в постижении той семантической динамики, в результате которой в метафорическом выражении из руин семантической несовместимости, бросающейся в глаза при буквальном прочтении фразы, возникает новое семантическое пространство» [19, с. 18].

Дискурсивная операция, задаваемая рекламой, предполагает не только объединение чувственных восприятий, но присутствие акта логического дополнения.

Семантическая инновация в рекламнгом тексте основана на работе с языком, состоящей в усвоении логическим субъектом ранее несоединимых с ним предикатов.

Семантические инновации рекламного текста являются наглядным подтверждением действия человеческих сил, которые заявляют о себе в «разрывах» между различными физическими (в том числе и нефизическими) системами, структурируемыми разными типами реальности.

Рекламный текст является средством обретения опыта о функционировании общества, динамических процессах истории и жизни. Данные опыта в нем представлены в виде связных комплексов, поскольку объект рекламы представляет собой член некоторого ряда, основанного на принципе ряда, побуждающем определенным образом связывать многообразие содержания воззрения, согласно закону координирования [20].

Мышление в рекламе, управляемое законом координирования, сопровождается представлением образов, пространственное передвижение которых (в физическом - среде – и семантическом – воображении – пространствах) создает рисунок бытия объекта, его форму. Мир Форм, по сути чувственный мир, освобожденный от материальных условий, т.е. сведенный к своей идее (красоте), представлен в художественной форме.

Художественная форма рекламы позволяет выходить за пределы вещественности, чтобы увидеть форму предметов. «Уметь видеть вещественный мир – значит «дополнять физическое зрение духовным зрением, значит «мощным усилением мысленного зрения проникать сквозь материальную оболочку вещей и прочитывать невидимую глазу формулу, находящую воплощение в их материальности» [14, с. 33].

Художественная форма – творчески созданная форма, в которой запечатлены дух автора, с его высокими и низкими порывами, и весь дух эпохи, с его более высокими и низкими чертами [20].

Дух автора согласуется с историческими формами мышления, описываемыми в текстах журналистики. «Интеллектуальная комбинаторика» предполагает владение практическими навыками, а также теоретическими познаниями общественной жизни – предмета журналистики. Общественная жизнь есть функциональный процесс политического, интеллектуального, экономического взаимодействия, включающий в себя обычаи, правила и общественные условности [20]. Общественная жизнь характеризуется, во-первых, горизонтом возможного, который определяется теми, кто осуществляет процесс познания и господствует над исторической ситуацией (осуществляет борьбу воли за бытие); во-вторых, процедурой перерешения в выборе совместного жизненного пути , которое зависит от характера общества, его склада, или иначе: от преобладающего типа людей.

Историческая ситуация, ставшая осознанной, взывает к определенному типу жизни, определенному поведению – исполнению естественных законов, основанному на правильном рассуждении, подготовленном журналистикой. Журналистика как эмпирическая философия отвечает за освоение основных требований разума, главное, первое «условие» которого – заключение соглашений с другими людьми, а следовательно, отказ от своих прав на «все» [17].

Взаимное перенесение прав должно быть теоретически подготовлено журналистской деятельностью, целью которой является придание достоверности и очевидности закону естественного разума: люди должны выполнять заключенные ими соглашения. В связи с этим справедливость определяется как выполнение договора, а несправедливость – как нарушение соглашения [17].

Отсюда статус журналистики, в соответствии с предложенной Т.Гоббсом классификацией наук в зависимости от предмета знания, определяется как статус науки, т.е. знания последствий, называемого также философией, или гражданской философией (в случае, если журналистика имеет дело с последствиями действия политических тел). Причем в журналистике присутствуют и элементы знания последствий акциденций естественных тел, называемые естественной философией, что, соответственно, позволяет отнести журналистику к разряду дисциплин, актуализирующих познание в указанном направлении. Элементы естественной философии, пребывающие в журналистике, представлены знанием последствий человеческих страстей (ЭТИКА) и знанием последствий речи.

Журналистика демонстрирует, что только языковой материал – слово – не может гарантировать безупречное понимание текста. Следует искать опору вне слова – во фразе, в контексте (вербальном и невербальном), в определенных знаниях о создателе текста и аудитории, т.е. располагать сведениями о целеустановках, вызвавших факт создания текста как элемента социальной интеллектуальной структуры [21]. Знания последствий речи, по Т.Гоббсу, дифференцируются как знания: а) в возвышении, поношении (ПОЭЗИЯ); б) в убеждении (РИТОРИКА); в) в рассуждении (ЛОГИКА); г) в заключении договоров (наука о СПРАВЕДЛИВОМ и НЕСПРАВЕДЛИВОМ) [17].

Журналистика исследует вечно развивающийся, изменяющийся объект мира и истории человека, сущностные свойства которого открываются преимущественно эмпирическим путем. «Человеческая жизнь – это процесс внутреннего развития, важнейшие события не приходят в него извне, не валятся на субъекта [индивида или народ – Н.Х., Л.У., Е.В.], но произрастают из него, как цветок и плод из семени» [3, с. 9].

Журналистика, как и ее объект, является универсальной, абсолютной наукой, ищущей себя, обращенной к поиску и объяснению феноменов истории, одним из которых предстает ритм эпох. Рассмотрение последнего целесообразно проводить в рамках новой научной дисциплины – метаистории, эмпирическую базу коей разрабатывает журналистика [3, с. 18].

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Анри М. Значение понятия бессознательного для познания человека // Бессознательное. Т.1. Новочеркасск, 1994.

2. Мансурова В.Д. Категория «объективности» в коммуникативных процессах СМИ в свете русской духовной традиции // Человек – Коммуникация – Текст. Вып. 1. Человек в свете его коммуникативного самоосуществления. Барнаул, 1997.

3. Ортега-и-Гассет Х. Тема нашего времени // Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? М., 1991.

4. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997.

5. Пронников В.А., Ладанов И.Д. Японцы. М., 1996.

6. Симонов П.Ф. Информационная теория эмоций и психология искусства // Искусствознание и психология художественного творчества. М., 1988.

7. Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов. М., 1989.

8. Кант Им. Трактаты и письма. М., 1980.

9. Шеллинг Ф. Соч. в 2-х тт. Т.1. М., 1987.

10. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.

11. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. М., 1994.

12. Аверинцев С.С. Античная риторика и судьбы античного рационализма // Античная поэтика. М., 1991.

13. Лосев А.Ф. Диалектика художественной формы // Лосев А.Ф. Форма – Стиль – Выражение. М., 1995.

14. Адо П. Плотин, или простота взгляда М., 1991.

15. Гачев Г. Жизнь художественного сознания. М., 1979.

16. Кузанский Н. Берилл // Кузанский Н. Соч. в 2-х тт. Т.2 . М., 1980.

17. Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Гоббс Т. Избранные произведения в 2-х тт. Т.2. М., 1964.

18. Рикер П. Герменевтика. Этика. Политика. М., 1995.

19. Кассирер Э. Познание и действительность. СПб, 1912.

20. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.

21. Безменова Н.А. Очерки по теории и истории риторики. М., 1994.

Ю.Н. Земская, И.Ю. Качесова

Алтайский государственный университет,

Барнаул

АРГУМЕНТАТИВНЫЙ АСПЕКТ

СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ

ПАРАДИГМЫ: К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ

Тенденция к общенаучной интеграции обусловливает исследовательскую интенцию осмысления проблемы на уровне философских универсалий. К числу явлений данного ряда относится рассмотрение коммуникативной ситуации сквозь призму философской триады человек – язык – универсум, исследование языковой единицы в русле семиотической парадигмы семантика – синтактика – прагматика и т.д. Однако закономерное движение лингвистики по разделам семиотики от семантики и синтактики к прагматике на современном этапе достигло конечной точки (до недавнего времени в центре внимания исследователей находился ее последний раздел – прагматика). В связи с этим представляется актуальным изменить угол зрения на сложившуюся систему.

По нашему мнению, смена ракурса наблюдения над языковыми реалиями может быть осуществлена следующим образом. В первую очередь, изменение точки отсчета в лингвистических исследованиях может привести к трансформации основного принципа, положенного в основу исследовательской парадигмы, а также к трансформации представлений о самой изучаемой системе. Например, семиотика, поставив в центр системы знак, собственную частную аспектуализацию провела по сути на релятивистских основаниях: она наблюдала за связями знака с тем или иным членом триады человек – язык – универсум (семантика рассматривает взаимоотношение знака с действительностью, синтактика – взаимодействие между знаками, прагматика – отношение знака к субъекту коммуникации). Иначе говоря, ключевыми элементами системы оказались не сущности или явления, например, язык или субъект коммуникации, а отношения между ними. Вероятно, семиотическая революция была основана на этом смещении. «Можно с полным на то основанием утверждать…, что историей нашей науки и ее прогрессом двигали не только научные революции, не только «обнаружение новых реальностей», но и изменение взгляда на вещи и на аспекты этих вещей, требующих специального рассмотрения. Не меньшую роль, чем в других науках играли революции и открытия, здесь играло изменение точки зрения на объект, его рамки, его рассмотрение в том или ином ракурсе. В сущности, изменение именно в этом фокусе рассмотрения языка, где каждую такую парадигму объединяла принимаемая научным сообществом точка зрения на язык (Степанов 1985; Руденко 1990,261-262; Серио 1993,37-38; Кубрякова 1994)» [2, c. 7].

Так, помимо универсализации единицы (категория знака оказалась приложима к многочисленному кругу явлений, начиная от светофора и заканчивая языком), точкой отсчета в исследовательском ракурсе оказалась не сущности, а система их взаимоотношений. Однако в настоящий момент лингвистическая наука совершает очередной поворот, при этом, естественно, возникает вопрос об исходном пункте в новой, формирующейся парадигме. По мнению Е.С. Кубряковой, «преемственность в развитии лингвистики поддерживается здесь не только за счет следования в анализе каким-либо из традиций прошлого или же приверженности определенному стилю мышления, но и за счет возвращения на новом витке истории к ее извечным проблемам. Целью такого возвращения становится тогда пересмотр и регистрация накопленных данных новых позиций, с новой точки зрения» [2, c. 8]. С полной уверенностью можно сказать, что такой точкой зрения стал человек и его роль (или иначе – фактор) в языке.

Изменение исследовательской парадигмы (перенесение внимания с продукта – языка – на его создателя и пользователя – человека) было подготовлено всем предшествующим развитием лингвистики. Любое из доминировавших в разное время в лингвистических исследованиях функциональных свойств языка, будь то историзм или психологизм, в той или иной степени соприкасалось с точкой, именуемой ныне языковой личностью, под которой понимается «личность, выраженная в языке», «личность, реконструированная в основных своих чертах на базе языковых средств» [1, c. 38]. Ю.Н. Караулов в монографии «Русский язык и языковая личность» пишет: «…не одно из четырех изучаемых фундаментальных свойств языка не обладает интегрирующей силой, не содержит оснований для выводимости остальных свойств: из социальности не следует системности, из исторического развития не следует психологическая сущность языка, а последнее еще не обосновывает его социальности… Выход видится в обращении к человеческому фактору, во введении в рассмотрение лингвистики, в ее парадигму языковой личности как равноправного объекта изучения, как такой концептуальной позиции, которая позволяет интегрировать разрозненные и относительно самостоятельные свойства языка» [1, c. 21].

Таким образом, рассмотрение человеческого фактора в языке стало одной из центральных проблем современного языкознания. Актуализация этого фактора вызвана общей тенденцией гуманизации и гуманитаризации науки и общества. Утверждение ценности человека вообще и конкретного индивида в частности проявляется в концептуальной диалогизации культуры (идеи М.М. Бахтина активно разрабатываются как в отечественной, так и в зарубежной науке), обращении к вопросам эффективной коммуникации и, как следствие, фокусирует внимание на проблемах коммуникативного контакта и духовного бытия человека, его внутреннего мира (ментальный континуум, картина мира, мировоззрение и т.д.).

Таким образом, антропоцентризм в лингвистике проявляется, в частности, в изучении картины мира, репрезентирующей субъектные представления о действительности, и во введении в исследовательскую парадигму категории языковой личности. «Вообще к языковой личности как к объекту изучения и как исследовательскому приему можно прийти тремя путям… Прежде всего – от психологии языка и речи, это путь психолингвистики, затем – от закономерностей научения языку, от лингводидактики, наконец, - от изучения языка художественной литературы» [1, c. 28]. Исходя из этого, выход на проблему субъекта в рамках лингвистической науки оказывается закономерным и равно возможным вследствие, во-первых, изучения феномена мышления, во-вторых, изучения деятельностных основ овладения языком и речью и, в-третьих, изучения продукта этой деятельности - текста. Иначе говоря, мы имеем модель, в центре которой оказывается субъект коммуникации. Через эту точку осуществляется частная связь между мышлением, коммуникативной деятельностью и продуктом коммуникации. В более общем виде субъект коммуникации осуществляет связь в триаде человек – язык – универсум.

Итак, центральным звеном современных лингвистических изысканий стал человек говорящий – субъект коммуникации. При этом доминантой исследовательских интересов становится сущность в процессуальном аспекте. В монографии Е.С. Кубряковой «Части речи с когнитивной точки зрения» обращено внимание на изменение современной лингвистической парадигмы и дается, на наш взгляд, определение сути происходящих трансформации сквозь призму одной из отраслей лингвистики: «…лингвистическая наука сегодня частично перестраивается под влиянием нового понимания языка как когнитивного процесса и когнитивного явления (выделено нами – Ю.З.,И.К.) [2, c. 6]. И далее: «…мы разделяем мнение о том, что «понятие когниции можно рассматривать как всеобъемлющее понятие для всей лингвистической работы», ибо оно предполагает прежде всего знание языка как непременной составляющей психики человека, ответственной за все языковое поведение говорящих, а, значит, и употребление языка (ср.: Nuyts 1992, 5 и 13)» [2, c. 11].

Таким образом, новая актуальнейшая лингвистическая парадигма выглядит следующим образом: когнитивная наука – теория дискурса – риторика. Эта триада описывает современную лингвистическую парадигму, при этом, на наш взгляд, она может быть рассмотрена как основа более общей научной дисциплины – коммуникативистики.

Модусом рассмотрения антропоцентрических процессов в коммуникации является эффективность, которая, в свою очередь, достигается взаимодействием трех данных направлений. Одним из возможных путей рассмотрения данного аспекта коммуникации является теория аргументации, оперирующая аргументами как способом достижения эффективности. В аргументативном аспекте теория эффективной коммуникации трансформируется в теорию аргументативного убеждения, таким образом, когнитивное, дискурсивное, риторическое направления в исследовании коммуникативных процессов приобретают статус способов осмысления категорий убеждения в аспекте аргументации. Аргументативная трансформация когнитивного направления реализуется на основе способности аргументатора к построению мыслительной модели аргументативной деятельности. Сущностью данной модели является аргументативное изобретение. В качестве такой модели нами рассматривается механизм интеллектуально-психической деятельности аргументатора и слушающего. Данный механизм создается на основе выделения этапов этого вида деятельности. Отправной точкой является анализ говорящим потребностей слушающего, итогами - организация поискового поведения слущающего.

На первом этапе анализируются потребности слушающего, выявляется иерархия потребностей, выделяются квазипотребности и псевдопотребности (Ср: «формирование специфических человеческих предметно-функциональных потребностей вводит в круг потребностей невитальные потребности, необходимость которых никак не «контролируется» объективными условиями существования человека… особенно в сфере социальных и социально-психологических отношений» [5, c. 45]), определяются смыслообразующий мотив (ведущий мотив деятельности, который придает личностный характер) и мотив-стимул, выполняющий роль дополнительного побуждающего фактора.

Вторым этапом является этап оперирования потребностями слушающего: либо смыслообразующий мотив ведущего типа деятельности слушающего делается основным мотивом его деятельности (так, например, детское питание продается в результате включения в один из ведущих типов деятельности матери – заботе о ребенке. В этом случае актуализируется существующая потребность и предлагается предмет, ее удовлетворяющий), либо происходит переиерархиезация мотивов деятельности слушающего (например, старая потребность часто удовлетворяется старым же товаром, но в новом качестве, показанном покупателем). Таким образом, оперирование потребностей слушающего происходит либо путем актуализации потребностей, либо при помощи перестройки иерархии потребностей. Результатом актуализации потребности является появление квазипотребности (сверхпотребности), результатом переиерархизации потребности – псевдопотребность (ложная потребность). Способами оперирования потребностями служат способы создания дополнительных психологических ценностей, способы создания имиджей и т.д.

Результатом реализации второго этапа механизма интеллектуально-психической деятельности аргументатора является третий этап, сущность которого в создании поискового поведения слушающего. Хотя данный этап выделяется условно, т.к. оперирование потребностями уже является причиной появления поискового поведения, но тем не менее описание данного этапа важно с точки зрения результативности. Принцип поискового поведения предполагает организацию аргументатором кода деятельности слушающего. Это те этапы деятельности, последовательно реализуя которые, слушающий приходит к убеждению. Данные этапы кратко сформулированы в известной формуле aida: этап attention - означает внимание, interest - интерес, desire - формирование мотивации, action - ответная реакция, действие слушающего. Следовательно, принцип поискового поведения означает параллельное прохождение говорящим и слушающим всех этапов деятельности по формированию убеждения.

Таким образом, представленный механизм является репрезентацией модели аргументативного убеждения и реализует когнитивную модель аргументативной деятельности говорящего и слушающего.

Дискурсивное направление в аспекте аргументации представляет собой текстовую реализацию когнитивной модели аргументативной деятельности говорящего и слушающего.

Способ осуществления данной реализации основывается на формировании в тексте взаимодействия между субъектами аргументации по поводу спорного положения посредством раскрытия тезисов при помощи аргументов. Спорное положение выступает предметом такого взаимодействия, тезисы выражают объект или его направленность, аргументы – средства.

Предметно-объектная сторона аргументации в рамках данного направления связана прежде всего с композиционным аспектом дискурса. Аргументативная (шире - риторическая) композиция предполагает наличие следующих компонентов композиции текста: начало (включает вступление, главную мысль, разделение), середина (включает изложение, обоснование, опровержение) и заключение (обобщение (или вывод) и воззвание). Начало в тексте связано с формулированием спорного положения и предложением способов решения проблемы (выдвижением тезисов), что, в общем виде, связано с реализацией функции представления аргументатора аудитории и завоеванием аудитории. Данная функция имеет воплощение на этапе оперирования потребностями (attention, interest). Композиционная середина связана с аргументативной разработкой спорного положения, следовательно, реализуется функция изложения аргументативной структуры.

Композиционное завершение выполняет функция разработки программы деятельности для слушающего, что соотносится с этапом desire и служит дискурсивной основой поискового поведения слушающего.

Риторическое направление в аспекте аргументации представляется в виде селекции (отбора) аргументов для достижения убеждения. Отбор аргументов связан с категорией довода (здравого смысла), но не доказательства (логической структуры, не охватывающей полный спектр аргументации).

Категория довода реализуется в мифологической аргументации (термин А. Ульяновского), основывающейся на формировании в сознании слушающего мифологической (убеждающей) структуры. По А. Ульяновскому, миф это «структура и смысл сообщения, злонамеренно искажающий суть некоторой проблемы и путей ее разрешения» [6, c. 136]. Миф это не просто обман, данная категория определяется объективной обусловленностью некоторой идеи в обществе. В качестве одной из идей можно рассматривать пути удовлетворения потребностей человека. Следовательно, в результате оперирования потребностями создается мифоструктура, основанная на идее «смещенной потребности» [6, c. 134].

В качестве мифологической аргументации А. Ульяновский предлагает использовать шаблоны бытового мышления (если все думают так, как ты, то ты думаешь правильно; эффект ареала - выдающейся человек считается выдающимся везде; свое поведение человек объясняет внешними и ситуационными факторами, чужое – внутренними личностными свойствами; обаяние сложных формул и др.), культуральные метафоры и символы («больше» значит «лучше», «написано по латыни» значит «эффективно»; «научное» значит «хорошее» и др.), перенесение системных концептов в жизненный мир (эта группа аргументов использует очарование системного мира и его непонятность в жизненном мире слушающего, например, потребителя могут пугать вероятностью свершения чего-то нежелательного, не указывая математической величины этой вероятности и т.д.) и другие группы мифологических аргументов (подробнее см. [6, c. 141-144]).

Итак, риторическое направление, предполагающее селекционность в аргументировании, является третьей составляющей коммуникативных процессов. Когнитивное, дискурсивное, собственно риторическое рассмотрение эффективности соотносится с процессом реализации коммуникативной интенции. Идея эффективной коммуникации последовательно реализуется, во-первых, в изобретении (на этом этапе формируется психологическая модель деятельности), во-вторых, в расположении (модель находит воплощение в текстовой реализации в виде особой композиции), в-третьих, в отборе аргументов с точки зрения эффективности. Таким образом, аргументативный аспект следует рассматривать в качестве одного из возможных путей исследований коммуникативных процессов в рамках современной лингвистической парадигмы.

ПРИМЕЧАНИЯ