Взаимодействие речевых партий повествователя и персонажей в рассказе в.М. Шукшина «беседы при

ЯСНОЙ ЛУНЕ»

Художественный текст - это своеобразная многослойная и семиотически неоднородная система, осуществляющая художественную коммуникацию между создавшим ее автором и воспринимающим (слушателем, читателем). Вне связи с автором и читателем текст не «работает», лишь при включении его в коммуникативную структуру он начинает функционировать как «генератор новых сообщений и текстов» [1,c. 27]. Автор создает свой текст, читатель в процессе восприятия и понимания создает свой текст, который не равен авторскому в чистом виде, это - своеобразная квинтэссенция «дважды отраженной ситуации» [2, c. 308]. Сказанное позволяет говорить о двух важных признаках художественного текста: его коммуникативности и своеобразной «открытости», «текучести».

Материалом для рассмотрения художественного типа коммуникации в данной статье служит рассказ В.М. Шукшина «Беседы при ясной луне», который относится нами к разряду собственно рассказов, обладающих рядом отличительных признаков: установкой на сам принцип рассказывания, беседы, отмеченный писателем: «писатель (рассказчик) - это обыкновенный человек, тот самый, который встретил на улице знакомого и захотел рассказать тот или иной случай из жизни» [3, c. 336], сюжетной емкостью, подтекстом, многозначностью рисуемого сюжета, логическим завершением авторской мысли, реализацией повествовательного начала не только в речевом слое повествователя, но и в речевом слое персонажа: речевая партия персонажа (РППерс) становится характерологической, сюжетообразующей, разделяя эти функции с речевой партией повествователя (РППов).

В данной работе мы исходим из следующего положения: коммуникация в произведении реализуется на уровне внутренней коммуникативной рамки, воспроизведенной автором текста. В рассказах В.М. Шукшина в такого рода коммуникацию вступают не только персонажи, на что традиционно указывают исследователи языка писателя [4, c. 55; 5, c. 64], но также повествователь и персонажи. В связи с этим нами определяется цель статьи: рассмотреть взаимодействие РППов с РППерс как один из каналов, через который реализуется диалог между автором и читателем, понимаемыми в аспекте образа автора и образа читателя в соответствии с идеями В.В. Виноградова [6, c. 119; 6, c. 123].

Повествователь и персонаж, являясь элементами речевой структуры образа автора, выступают своеобразными экспликаторами авторской точки зрения, его сознания и посредниками в диалоге автора с читателем.

Взаимо-действие речевых слоев повествователя и персонажей в структуре шукшинских рассказов - это взаимо-направленный процесс, своеобразная беседа двух субъектов, предполагающая диалогическое взаимопроникновение. В связи с этим для рассмотрения РППов в ее отношении к РППерс как к «чужому слову» наиболее актуальной представляется теория диалогических отношений, разработанная М.М. Бахтиным. В русле данной концепции слово в художественном тексте включает в себя два полярных начала «свое» и «чужое», преобразуясь благодаря этому в особую двухголосую единицу, служащую сразу двум говорящим и выражающую две различные «точки зрения», две интенции: «авторскую» и «чужую». М.М. Бахтин отмечал: «слово в диалогических отношениях имеет двоякое направление - и на предмет речи как обычное слово и на другое слово, на чужую речь (...) слово имеет предметное значение, но не лежит в одной плоскости с авторской речью. Оно не только понимается с точки зрения своего предмета, но само является предметом направленности, здесь два различных центра, два речевых единства - это изображенное, объектное слово» [7, c. 216].

В данной статье в центре внимания находится механизм взаимодействия РППов с РППерс. Составляющими данного механизма являются речевые партии повествователя и персонажей. Способом взаимодействия речевых слоев повествователя и персонажей выступает диалогическая цитация.

Цитация является «своеобразным «контекстом в квадрате», диалогически совмещающим в себе изначальный смысл и иной, «новый», который она приобретает в роли «чужого» высказывания»[8, c. 153]. Через диалогическую цитацию происходит взаимодействие как минимум двух «точек зрения», двух субъектных сфер в рамках одного высказывания. «Чужая речь», войдя в авторский контекст, сохраняет свою смысловую самостоятельность, не разрушает речевой ткани принявшего ее контекста. Сказанное определило наше обращение к рассказу «Беседы при ясной луне». На материале данного произведения рассмотрим различные варианты механизма взаимодействия РППов с РППерс, в связи с ограниченным объемом публикации таких вариантов будет показано три:

1. «Марья Селезнева работала в детсадике, но у нее нашли какие - то палочки и сказали (вводится «чужое слово»), чтоб она переквалифицировалась».

Повествование в данном рассказе начинается с РППов, представляющей объективную «точку зрения» повествователя, оформленную в виде развернутой конструкции с нейтральным порядком слов («Марья Селезнева работала в детсадике»).

Вкрапление элементов персонажного речевого слоя путем косвенной конструкции приводит к усложнению РППов. «Слово» персонажа, получив статус «чужого», становится двусторонним актом, в равной степени определяющимся тем, «чье оно и для кого оно» [9, c.302]. Во-первых, «слово» закрепляет за собой «чужую» смысловую позицию, «точку зрения» необозначенных персонажей, и этим способствует созданию полифонизма РППов, во-вторых, получает направленность, обращенность в сторону персонажа (Марьи Селезневой) и опосредованную через «чужое слово» на образ читателя, наличие которого предусматривается самой ситуацией рассказывания, характерной для собственно рассказов В.М. Шукшина.

В рассмотренном примере позиции автора и повествователя близки, в них фиксируется объективное восприятие совершившегося события. С вводом «чужого слова» авторская позиция как бы соединяется с позицией необозначенных персонажей. Приняв на себя оболочку их слова, вступает в диалог с читателем.

2. «И повадился к ней ночами ходить старик Баев. Баев всю жизнь проторчал в конторе - то в сельсовете, то в заготпушнине, то в колхозном правлении, - все кидал и кидал эти кругляшки на счетах, за целую жизнь, наверно, накидал их с большой дом. Незаметный был человечек, никогда не высовывался вперед, ни одной громкой глупости не выкинул , но и никакого умного колена тоже не загнул за целую жизнь. Так средним шажком отшагал шестьдесят три годочка, и был таков. Двух дочерей вырастил, сына, домок оборудовал крестовой... К концу-то огляделись - да он умница, этот Баев! Смотри-ка, прожил себе и не охнул, и все успел, и все ладно и хорошо. Баев и сам поверил, что он, пожалуй, и впрямь мужик с головой, и стал намекать в разговорах, что он - умница. Этих умниц, умников он всю жизнь не любил, никогда с ними не спорил, спокойно признавал их всяческое превосходство, но вот теперь у него взыграло ретивое - теперь как-то это стало не опасно, и он запоздало, но упорно повел дело к тому, что он - редкостного ума человек».

Представленная в данном примере РППов многослойна, с помощью цитации в ней диалогически соединены несколько речевых слоев, смысловых центров: 1)повествователя, 2)необозначенных персонажей, 3)персонажа Баева.

Повествователь здесь не только свидетель событий, он их участник, обладающий своим собственным голосом, носитель оценочной «точки зрения» по отношению к персонажу (Баеву) (маркеры: лексемы: «повадился», «проторчал»; идиоматические выражения: «ни одной громкой глупости не выкинул, но и никакого умного колена тоже не загнул», «взыграло ретивое»,«и был таков»).

Введенная в речевой пласт повествователя способом цитации РП необозначенных персонажей не получает ни композиционного, ни графического выделения, что позволяет говорить о динамичности взаимоотношений двух речевых пластов, о «взаимном заражении» [9, c. 350] между словом повествователя и «словом» необозначенных персонажей, приводящем к слиянию смысловых позиций, «точек зрения», поэтому и оценка персонажа Баева представлена как единая: «Незаметный был человечек, никогда не высовывался вперед.(...) Так средним шажком отшагал шестьдесят три годочка(...). К концу-то огляделись - да он умница, этот Баев!» Авторская позиция в этом контексте оказывается глубоко спрятанной во взаимодействии двух речевых слоев: повествователя и персонажей, что позволяет не навязывать читателю единственной авторитетной «точки зрения» на героя (Баева).

Внутриконтекстное диалогическое совмещение речи повествователя и персонажей рождает динамизм РППов, позволяющий повествователю двигаться по субъектным сферам, примеряя на себя лики других персонажей, сближаться с авторской позицией и открыто выходить в сторону читателя. В высказывании «Смотри-ка, прожил себе и не охнул и все успел, и все ладно и хорошо» повествователь принимает маску необозначенных персонажей «не охнул» , «успел» , «все ладно и хорошо») и одновременно через преломление в РППов коннотативного смысла «чужой речи» сближается с авторской позицией, благодаря этому обращенная к «некоторому читателю» авторская ирония о персонаже просматривается через «физиономию» чужого высказывания.

Как «чужое слово» входит в РППов и РППерс Баева. Введение ее осуществляется рассеяной чужой речью, спрятанной в авторском контексте и как бы прорывающейся в действительном прямом высказывании героя. Внутри речевого слоя повествователя возникают слова, выражения, рожденные сознанием героя: «Двух дочерей вырастил, сына, домок оборудовал крестовый».Данное высказывание является «ареной встречи и борьбы двух интенций, двух точек зрения, двух речей»[9, c. 353], выражает, во - первых, «точку зрения» о жизненном пути самого персонажа (маркеры: лексема «домок» с уменьшительно - ласкательным суффиксом; глагол «оборудовал», относящийся к профессионализмам), во - вторых, - оценку персонажа повествователем.

«Слово» персонажа в РППов представлено также косвенной речью в словесно - аналитической модификации. «Баев и сам поверил, что он, пожалуй, и впрямь мужик с головой, и стал намекать в разговорах, что он - умница. (...). И вот теперь у него взыграло ретивое - теперь как - то стало не опасно, и он запоздало, но упорно повел дело к тому, что он - редкостного ума человек». Косвенная конструкция вводит в речевой пласт повествователя обороты «чужой речи», характеризующие «субъективную и стилистическую «физиономию» чужого высказывания как выражения» [9,3 c. 348]. «Чужое слово» вводится таким образом, что отчетливо ощущается его специфичность, субъективность (маркеры: вводное слово «пожалуй», идиоматические выражения, несущие оценку: «мужик с головой», «редкостного ума человек»).

Речевой персонажный слой, включившись в РППов, сохраняет свою смысловую самостоятельность, но в то же время на него ложатся тона авторского отношения, что в конечном итоге рождает диалог «голосов», смысловых позиций. Речь персонажа - это оценка самого себя, возникшая как реакция на мнение окружающих («Баев и сам поверил, что он, пожалуй, и впрямь мужик с головой(...)». Со стороны повествователя высказывание персонажа получает иной коннотативный смысл - ироническое отношение к герою. Позиции автора и повествователя здесь сближаются, авторская интенция «скрыта» в точке пересечения контекста персонажа и контекста повествователя, поэтому диалог автор - читатель реализуется через пересечение речевых слоев.

3. «В избушке лампочку не включали, только по стенам и потолку играли пятна света - топился камелек. И быстротечные эти светлые лики сплетались, расплетались, качались и трепетали. И так хорошо было сидеть и беседовать в этом узорчатом качающемся мирке, так славно чувствовать, что жизнь за окнами - большая и ты - тоже в ней есть, и что-нибудь, может, хорошее возьмет да случится. Если умно жить, можно и на хорошее надеяться».

В данном контексте автор и повествователь сближаются в плане пространственно - временной соотнесенности, это приводит к смешению субъектно-повествовательных сфер: образ автора становится субъектом повествования, свидетельством этому служат:

1) изменение ракурса повествования: наблюдается переход от бытового рассказывания о событиях к бытийному их осмыслению, манифестируется это с помощью сложных конструкций (сложносочиненных, сложноподчиненных, пояснительных «В избушке лампочку не включали, только по стенам и потолку играли пятна света - топился камелек.(...). И так хорошо было сидеть и беседовать в этом узорчатом качающемся мирке, так славно чувствовать, что жизнь за окнами - большая и ты тоже в ней есть»;

2) осуществляется переход к эксплицитному диалогу с читателем, маркируется это вводом местоимения 2-го лица «ты». В ходе этого диалога реконструируется образ самого читателя: он занимает тот же пространственно - временной континиуум, что и образ автора («И так хорошо было сидеть и беседовать (...), так славно чувствовать, что жизнь за окнами большая и ты тоже есть ней» .) Высказывание «Если хорошо жить, можно и на хорошее надеяться», вводимое через цитацию в авторскую речь, сохраняет смысловую позицию персонажа (Баева) и приобретает «чужую» - авторскую, с которой вступает в диалогические отношения и этим осложняет коммуникацию автор-читатель.

Наблюдения над механизмом взаимодействия РППов с РППерс, в ходе работы которого реализуется диалог автора с читателем, позволяют сделать следующие выводы.

Взаимодействие речевых слоев повествователя и персонажей через способ цитации приводит к усложнению РППов, созданию диалогического многоголосия «голосов» и «сознаний», рождающих динамизм РППов.

Динамизм РППов становится основой свободного перемещения повествователя по субъектным сферам рассказа. В ходе этого перемещения «слово» повествователя:

а) сближается, совмещается со «словом» персонажей, и тогда авторское мнение «скрывается» во взаимопроникновении смысловых линий, «точек зрения» повествователя и персонажей, что позволяет не навязывать читателю единственной авторитетной «точки зрения»;

б) удаляется от «слова» персонажей. Речевые партии находятся в различных семантических сферах, это рождает диалог «голосов» «сознаний». Авторская интенция, обращенная к читателю, выявляется через «физиономию» чужого высказывания;

в) становится созвучным «слову» автора. Это ведет к смешению субъектно-повествовательных сфер: субъектом повествования становится сам образ автора, а следовательно, осуществляется переход к открытому диалогу с читателем.

Механизм взаимодействия РППов с РППерс позволяет увидеть переплетение смыслов, носителями которых выступают субъектные сферы: повествователя и персонажей, это обнаруживает сложность реализации диалога автор - читатель и вносит дополнительные доказательства в пользу суждения о мнимой простоте языка В.М. Шукшина.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Лотман Ю.М. Избранные статьи в 3-х т. Т. 1. Таллин, 1992.

2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М. , 1986.

3. Шукшин В.М. Как я понимаю рассказ // В.М.Шукшин. Я пришел дать вам волю. Роман. Публицистика. Барнаул, 1991.

4. Василевская Л.И. Взаимодействие повествовательных и диалоговых форм в рассказах В.М. Шукшина. Способы идентификации лиц // В.М. Шукшин. Жизнь и творчество. Барнаул, 1989.

5. Макаров М.Л. Многосторонний диалог в литературном наследии В.М. Шукшина // В.М. Шукшин. Жизнь и творчество. Барнаул, 1989.

6. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М., 1971.

7. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.

8. Золян С.Т. О семантике поэтической цитаты // Проблемы структурной лингвистики. 1985 - 1987. М., 1989.

9. Волошинов В.Н. Философия и социология гуманитарных наук. СПб., 1995.

Т.Н. Никонова

Горно-Алтайский государственный

университет