Восточноазиатский регион: феноменология понятия «цивилизация»

В Японии введение в научный обиход понятия «цивилизация» (文明 – буммэй) и формулирование цивилизационной парадигмы связано с именем выдающегося мыслителя и общественного деятеля Фукудзава Юкити (1835–1901). В 1875 г. он опубликовал одну из самых известных своих книг 文明論之概略 (Буммэйрон-но гайряку), «Краткий очерк теории цивилизации»), в которой знакомил японского читателя с достижениями западной цивилизации и доказывал, что Япония может многое заимствовать из этого опыта при сохранении собственной независимости и культурной идентичности. Многое из того, что было описано в этой книге, Фукудзава основывал на собственных наблюдениях, поскольку ему трижды в составе различных японских миссий довелось побывать в зарубежных странах: в 1860 г. — в США, в 1861–1863 гг. — в Египте, Франции, Великобритании, Голландии, Пруссии, России, Испании и Португалии, а в 1867 г. — опять в США.

В теоретическом плане книга Фукудзава явилась воплощением его идеи о необходимости исторического подхода к проблемам цивилизации. В то же время она была написана под сильным влиянием труда Франсуа Гизо «История цивилизации в Европе». Многие авторы также находят сходство ряда идей Фукудзава Юкити с идеями английского историка Генри Томаса Бокля и его книгой «История цивилизации в Англии». Вместе с тем японский мыслитель сумел переосмыслить европейский материал на основе японского культурного опыта. Например, он сделал акцент на «духе цивилизации»: «Школа, промышленность, армия и флот — это не просто внешние формы цивилизации. Их нетрудно сделать. Нужны только деньги для того, чтобы их купить. Но есть еще что-то нематериальное, что-то, чего нельзя увидеть или услышать, купить или продать, дать в долг или занять. Это нечто охватывает всю нацию и его значение так велико, что без него никакие школы или иные внешние формы цивилизации не принесут никакой пользы. Эту важную вещь следует назвать духом цивилизации»²²⁸.

Фукудзава впервые использовал понятие 文明 «буммэй» (китайское чтение этих же иероглифов: вэньмин) как перевод слова «цивилизация» в небольшой работе «Карманный справочник о странах мира» для обозначения «цивилизованных стран», отличающихся от тех стран, которые находились ниже на «цивилизационной лестнице»: в состоянии «хаоса», «дикости» или «полуцивилизованности». Считается, что он заимствовал это слово из китайских классических книг²²⁹. Однако стоит обратить внимание на то, что сочетание китайских иероглифов «вэнь» 文(«культура»: в более древние времена — письменность, а впоследствии — культурные ценности, зафиксированные в письменном тексте) и «мин» 明(«свет», а в ряде случаев — свет как символ мужского начала Ян), хотя и использовалось в древнекитайских текстах, но в прежние эпохи несло в себе иной культурно-исторический смысл (в эпоху Тан это сочетание иероглифов даже было использовано в 684 г. в качестве девиза царствования императора Жуй-цзуна²³⁰).

В Эпоху Мэйдзи японское правительство выдвинуло лозунг 文明開花 Буммэй Кайка («Цивилизация и просвещение»), который содействовал активному внедрению в повседневную жизнь японцев достижений западной цивилизации: науки, техники, образования, одежды, общественной мысли.

В свою очередь, идеи Фукудзава Юкити, а также взгляды Г. Т. Бокля в интерпретации Фукудзава оказали влияние на представления о «духе государства» выдающегося китайского мыслителя Лян Цичао (1873–1929)²³¹. Он также заимствовал из сочинений Фукудзава и лозунга Буммэй Кайка термин «буммэй» – кит. «вэньмин». Таким образом, два древних китайских иероглифа, приобретя новое содержание в мэйдзийской Японии, вернулись в Китай, где также зазвучали по-новому. Сегодня они уже звучат привычно и по-современному, и мало кто задумывается как в Китае, так и в Японии о том, когда именно произошла их трансформация, но в то же время особенность иероглифа как знака-образа состоит в том, что даже на уровне подсознания он может поднимать глубинные пласты культурно-исторической памяти²³².

По выражению японского исследователя Кимура Ки, при выдвижении лозунга «Цивилизация и просвещение» в эпоху Мэйдзи «в старые китайские иероглифы было вложено новое содержание, как в старые мехи вливают новое вино»²³³.

Пожалуй, только в восточноазиатском историко-культурном регионе возможно подобное. Не случайно одно из культурно-цивилизационных названий данного региона звучит как «зона иероглифической культуры», и образованные представители народов, населяющих этот регион и говорящих на абсолютно не похожих языках, на протяжении многих веков могли «общаться с помощью кисти». Пять тысяч лет тому назад здесь возникла цивилизация, а вот термин для ее обозначения был сконструирован только чуть более столетия назад, однако с использованием древнейших символов, имеющих собственный глубинный культурный смысл.

***

Подводя итог вышесказанному, отметим, что регионально-цивилизационная парадигма научного исторического знания — это не универсальная альтернатива всему предыдущему методологическому опыту человечества, а некое новое пространство научного поиска, сравнимое с тем, которое получили астрофизики с началом космических полетов. Историческое наследие прошлого сохраняется и на его основе становится возможным выйти на качественно новый уровень обобщений и практического применения полученных результатов в сфере межгосударственных, мультикультурных коммуникаций, что соответствует господствующей интегративной тенденции формирования глобального мира. Ни региональный, ни цивилизационный методы, взятые отдельно, не дают возможности достичь столь высокого уровня универсальности, какой приобретает их комбинированное применение. Разработка этого метода с учетом опыта не только наших европейских и североамериканских коллег, но и исторических школ азиатского и африканского ареала — актуальная и, возможно, первостепенная задача современного востоковедения и мировой исторической науки.