Модели оппозиции (гл.11) Роберт а. Дал
Если поразмышлять над различиями моделей оппозиции в десяти странах, представленных выше, то первый, наиболее очевидный и вместе с тем наиболее поразительный вывод будет, вероятно, состоять в новом осознании большого разнообразия различных моделей оппозиции в демократических системах. Ответ на один из вопросов, поставленных в 1-ой главе, ясен и безошибочен: какой-либо преобладающей модели оппозиции в западных демократиях не существует.
Можем ли мы упорядочить открытое нами разнообразие? Модели оппозиции в странах, обсужденных нами в предшествующих главах – не считая тех, которые мы не смогли рассмотреть – слишком сложны, чтобы уложить их в какую-либо классификацию. Тем не менее упрощение дает нам типологию, которая будет полезной в исследовании некоторых других вопросов, поставленных в 1-ой главе. Поэтому данная глава посвящена поиску способа классификации вышеизложенных моделей оппозиции.
Оппозиция различается по крайней мере шестью важными аспектами;
Организационная сплоченность или организованность ее сил;
Соревновательность (конкурентность) оппозиции;
Место или обстановка для столкновения между оппозицией и теми, кто контролирует правительство;
Отличимость или узнаваемость оппозиции;
Цели оппозиции;
Стратегии оппозиции.
Позвольте нам рассмотреть их все.
Организованность
Оппоненты правительства могут иметь различные степени организационной связности; они все могут быть объединены, например, в одной организации, а могут и быть распылены по множеству организаций, действующих независимо друг от друга.
Вероятно, нет страны, во всяком случае, демократической страны, где все активные оппоненты правительства были бы объединены в одну организацию. Если мы возьмем политические партии, то положение окажется скорее различным. Поскольку политическая партия - наиболее явное проявление и, конечно, одна из самых эффективных форм оппозиции в демократических странах, именно эта форма наиболее привлекала наше внимание в данной книге. Однако степень организации оппозиции зависит от партийной системы страны. Хотя истинно однопартийная система, вероятно, не способна существовать и, конечно, не существует нигде, кроме как в тех странах, где правительства запрещают оппозиционные партии, в некоторых странах, где основные гражданские свободы в целом соблюдаются, как в Мексике, единственная партия пользуется почти монополией на голоса избирателей или, как в Индии, на места в парламенте. В каждой из этих стран, хотя есть и оппозиция в виде малых партий, значительная часть оппозиции действует как фракции в доминирующей партии. Наивысшая степень организованности оппозиции – в двухпартийной системе, где партия не у власти обладает прочной монополией на оппозицию. В многопартийных системах оппозиция, вероятно, представлена несколькими партиями (букв. «распылена между»).
В англоязычном мире оппозиция рассматривается, по крайней мере в этом столетии, преимущественно в рамках двухпартийной модели – по отношению к которой многопартийные системы представляют неудовлетворительное и, вероятно, временное исключение. И эта точка зрения, которой твердо придерживаются в Великобритании и США, часто принимается и за пределами англоязычного мира.
Тем не менее даже сами факты опровергают столь ограниченное представление. Начнем с того, что система из двух господствующих партий не часто воспроизводится за пределами англоязычного мира или его зон влияния. Из 30 стран, в которых в 1964 г. были оппозиционные партии, всеобщее (широкое) избирательное право и правительства, сформированные в результате относительно недавних выборов, лишь 8 могут рассматриваться как страны с двухпартийной системой в обычном смысле слова*. Из этих 8 стран все, кроме двух (Австрия и Уругвай), являются либо англоязычными демократиями, либо начинали свой политический путь под воздействием Великобритании и США.
Более того, как показали наши очерки по Великобритании, США и Австрии, даже там, где существуют лишь две доминирующие партии, модели оппозиции могут радикально различаться. Действительно, в англоязычном мире британская двухпартийная система, как мы ее понимаем, сейчас существует, кажется, только в Великобритании и Новой Зеландии. В Австралии одна из двух «главных» партий в действительности представляет собой коалицию из двух партий, в то время как в Канаде третьи партии намного более значимы, чем в Великобритании или США**. Парадоксальный случай представляют США. Относительная слабость третьих партий в течение всей американской истории делает США даже более ярким примером двухпартийной системы, чем Великобритания; тем не менее внутри этого двухпартийного каркаса американская модель дисперсной оппозиции имеет много больше общего с некоторыми из европейских многопартийных систем, чем с «организованной» британской моделью. Наконец, как показал в своем очерке А. Поттер, британская двухпартийная система как мы ее знаем сегодня, существует не более чем последние 40 лет. Благодаря сначала ирландским националистам, а затем лейбористам, Великобритания в течение сорокалетнего периода с 1880 по 1920 гг. едва ли может быть охарактеризована как подлинно двухпартийная система; в то же время в середине 19 в. британская модель скорее была сходной с моделью США: две разнородные партии и исполнительная власть, получающая поддержку со стороны симпатизирующих ей элементов в обоих партиях. Поэтому даже в британской практике недавняя модель в чем-то аномальна.
Короче, может быть разумно рассматривать как естественный путь управления конфликтами между правительством и оппозицией в демократиях именно многопартийные системы, в то время как двухпартийные системы, напоминают ли он британский образец или американский, есть девиантные случаи. Конечно, можно полагать, что девиантные случаи представляют высшие формы; тем не менее многопартийные системы существуют в Дании, Норвегии, Швеции и Швейцарии, странах, которые принято считать по крайней мере столь же успешно справляющимися со своими политическими, социальными и экономическими проблемами, как и любые другие демократии.
Организованность имеет, кроме количества важных партий, еще одно измерение. Сами партии очень сильно различаются по степени своего внутреннего единства, измеряемого, например, тем, как их члены голосуют в парламенте; бывает, что формально единая оппозиционная партия может фактически распадаться на ряд фракций. Поскольку даже среди партий одной стране наблюдаются вариации в степени единства и фракционности, трудно характеризовать целые системы; в Италии и Франции коммунисты являют очень высокую сплоченность при голосовании в парламенте, в то же время другие партии в обеих странах характеризуются намного меньшей внутренней сплоченностью.
Чтобы рассмотреть то, как организованность сказывается на моделях оппозиции в десяти странах, рассмотренных в этой книге, соединим эти два измерения и получим четыре категории:
Двухпартийные системы с высокой степенью внутреннего единства партий, как в Великобритании;
Двухпартийные системы с относительно низким внутренним партийным единством, как в США;
Многопартийные системы с относительно высоким внутренним партийным единством, как в Швеции, Норвегии и Нидерландах;
Многопартийные системы с относительно низким внутренним партийным единством, как в Италии и Франции.
В той степени, в какой оппозиция принимает в расчет партийную систему страны при выборе своей стратегии, различные партийные системы должны быть связаны с различными стратегиями. Таким образом, оппозиция, действующая в партийной системе первого типа, вероятно, ведет себя в чем-то иначе по сравнению с оппозицией, действующей в одном из других типов партийных систем. Я вернусь к этому вопросу в свое время.