4.1. Сциентистское понимание исторического развития

в «Наблюдениях над исторической жизнью народов»

С. М. Соловьева

В 1877 г., раскрывая свой идеал исторического познания и рисуя образ «новой исторической науки», которая должна занять место прежней «философии истории», Соловьев предупреждал: «Эта великая задача ... не может быть совершена скоро, спешить в этом деле нельзя» [72, 65 об.]. Сам он неукоснительно следовал этому требованию. Вступив в 40-е гг. на путь превращения изучения русской истории в «науку народного самосознания» и обозначив в I томе «Истории России» исходные принципы своей сциентистской методологической программы, он, однако, вплоть до 1868 г. не выходил к читателю с изложением своей концепции органического развития исторической жизни народов на материале всемирной истории. Почему?

С 1863 по 1868 г. Соловьев публиковал очередные тома (с XIII по XVIII) «Истории России», посвященные «эпохе преобразования», которая оценивалась им как свидетельство вступления русского народа во второй, «зрелый» возраст его органической жизни и как основное событие, открывающее новый период всемирной истории. Лишь с завершением рассмотрения и теоретической характеристики этой эпохи принцип закономерности органического развития народной жизни получал конкретно-историческое обоснование, а с другой стороны (в содержательно-тематическом отношении), освещение и осмысление русской истории встало перед необходимостью использования всемирно-исторического критерия. Тем самым создавалась возможность и необходимость вступления творчества Соловьева в новую фазу — фазу сравнительно-исторического изучения жизни народов, на которой история как «наука народного самопознания» постепенно должна стать «наукою самопознания для целого человечества» [48, 676].

Можно предположить, что роль внешнего толчка сыграла при этом работа Г. Т. Бокля «История цивилизации в Англии» [4], прочитанная еще до перевода на русский язык. Позитивистская социологическая методология, положенная в основу исторического изучения в книге Бокля, вызвала резкий протест Соловьева и стала основным предметом рассмотрения и критики в его рукописи «Об изучении истории» [79], которая в этой части практически без изменений целиком вошла впоследствии во вводный раздел «Наблюдений над исторической жизнью народов». И все же Соловьев выдержал необходимую паузу и приступил к изложению собственного взгляда на всемирную историю только после окончания XVIII тома «Истории России» (видимо, в силу причин, обозначенных выше). К тому же не Бокль, а Гегель, как уже было показано ранее, оставался для Соловьева главным авторитетом, в полемике с которым шла позитивная работа формулирования, обоснования и проверки исходных методологических принципов и базисных теоретических понятий его сциентистской философии истории.

Для выяснения ее существа и специфики у Соловьева рассмотрим сначала его основной понятийный аппарат, а затем — его применение в процессе теоретической реконструкции исторической жизни народов и выявления общих закономерностей всемирно-исторического развития.

Центральное место в философии истории Соловьева занимает понятие исторического развития. Однако, поскольку наука истории имеет дело, прежде всего, с человеком и различными проявлениями его жизнедеятельности, а, с другой стороны, по аналогии с понятием о человеке должны, по мнению Соловьева, строиться два других важнейших понятия этой науки (народа и человечества), по отношению к которым и используется предикат «развитие», постольку целесообразно начать рассмотрение с соловьевского определения сущности и специфики человека.

Оно таково: «1) человек существо духовно-телесное; 2) животное общественное» [72, 66]. Своей телесной стороной человек принадлежит миру других природных существ — животному миру и «стремится приравняться» к нему. Но «дух оттягивает», и прежде всего, с помощью религии; хотя в человеке, считает Соловьев, нет «прирожденных идей», но он обладает способностью «доходить до идей сознательно или бессознательно: такова идея о Боге, как начале, причине всего» [72, 66]. С другой стороны, человек отличается и отделяется от животных своим стремлением «жить в обществе». Последнее — в отличие от простой стадности животных — имеет для человека «воспитательное значение», так как «разделение занятий», характерное для жизни человеческих обществ, и есть «цивилизация». Таким образом, резюмирует Соловьев, человек в истории выступает как «существо духовное, разумное и человечески общественное» [72, 66 об.].

Не соглашаясь с представлением о неразвитости человека в первоначальную эпоху его существования, Соловьев утверждал, что уже «в первобытных обществах» он «является в полноте своих сил», создающих многообразие возможностей для последующего исторического развития. С одной стороны, благодаря человеческому «гению» в эту эпоху были сделаны те «первоначальные открытия», которые заложили основы его материальной деятельности, общественных отношений и духовного развития. С другой стороны, «разнообразие способностей, ступеней развития», не связанных еще органическим образом в одно целое, в «единый организм» народной жизни, дали «происхождение разным, отдельным народам» [72, 66 об.]. Вместе с тем Соловьев отвергал попытки выведения законов общественно-исторической жизни в таких исследованиях, которые берут за «точку отправления» изучение сохранившихся первобытных племен (обыкновенно называемых «дикими»). Видимо, имелась в виду, прежде всего, социологическая теория Г. Спенсера, основанная на осмыслении значительного этнографического материала.

Против этого Соловьев выдвигает два основных возражения. Во-первых, факт жестоких столкновений, борьбы в условиях первоначальной жизни людей, в результате чего «сильнейшие овладевают слабейшими» или «слабейшие уходят, изгоняются». Соловьев полагает, что «мы имеем право в тех народах, кои обыкновенно называются дикими, неразвитыми, видеть этих слабейших, гонимых, изгнанных» [72, 66 об.]. Во-вторых, из-за отмеченного многообразия возможностей последующего развития в первобытную эпоху, неорганического характера связей между людьми, многообразия форм самого их «соединения» в общественные «союзы» открытие искомых закономерностей едва ли возможно. Гораздо естественнее, считает Соловьев, иметь в качестве эмпирического материала такие «частности», как отдельные народы» [72, 66 об.].

Важнейшее положение философии истории Соловьева, полученное в качестве вывода из наблюдений над исторической жизнью народов, гласит: «...народы и человечество развиваются по одним законам с развитием человека» [72, 65 об.]. При этом само «развитие» определяется как «общий закон всего органического» [72, 65 об.]. «Юность, зрелый возраст и старость, кончающаяся разрушением» [72, 65 об.],— три основных периода (возраста) органической жизни вообще и развития народной жизни в частности. И каждый народ, и человечество в целом придут к завершению своего развития, по крайней мере, «здесь» (на Земле), «в этих формах» [72, 65 об.]. «Как во всех организмах замечается, что некоторые не достигают известных ступеней развития», так и в жизни народов, причем, историку важно обнаружить «условия внутренние и внешние, воспрепятствовавшие полноте и правильности развития» [72, 65 об.].

Мысль о возможной «полноте и правильности развития» в исторической жизни народов подводит Соловьева к постановке вопроса об идеале (итоговое представление русского историка на этот счет, высказанное в рукописи 1877 г., мы рассмотрим ниже). Явная аксиологическая тональность приведенной формулировки, связанная с постановкой вопроса об идеальной форме общественного развития, не мешает Соловьеву держаться жесткого детерминистического взгляда на процесс развития народной жизни: «Все движется, но ничто не идет ни назад, ни вперед, все движется в известной сфере, повинуясь законам, как светила» [72, 66].

Заметим, однако, что жесткость данной формулировки детерминистического принципа появляется у Соловьева в определенном контексте. А именно: он возражает против «неправильной постановки вопроса о развитии, о прогрессе в смысле улучшения», которая приводит к «путанице», если — как это случилось в философии и науке нового времени — исходят из представления, «что разум человеческий в состоянии достигнуть всевозможных желаемых результатов, повести человека к блаженству, к золотому веку» [72, 65 об.]. Эта односторонность и преодолевается в понятии о закономерном, проходящем указанную последовательность «возрастов» органическом развитии народной жизни.

С другой стороны, мысль о «полноте и правильности развития», соединенная с представлением о реальном многообразии форм народной жизни, требует дополнения базисной формулировки детерминистического принципа, объясняющего «переход» народной жизни «из одного возраста в другой», указанием на «условия, производящие особенности при этом» [72, 65 об.]. Согласно Соловьеву, эти условия двоякого рода: 1) «есть условия, проистекающие от человеческого существа», обладающего, как отмечалось выше, не только телесностью и животностью, но и духовностью и социальной природой; 2) есть «условия народной жизни» другого рода — «происхождение, природа страны, исторические обстоятельства (влияние других народов, ранняя усидчивость, движение, борьба, различный ее характер)» [72, 66].

Нетрудно понять, что допущение Соловьевым необходимости объяснения реальных процессов исторической жизни народов не только по схеме основной закономерности органической жизни (органического развития), но и через выяснение действия указанных субъективных и объективных факторов (условий), связанных с действием основного закона, но не совпадающих с ним, создавало возможность такого видения исторической реальности, такого ее воспроизведения в мысли, которое обнаружило в реальном процессе развития и вариативность его конкретно-исторических форм, и внутреннюю социальную механику народной жизни, и пласт свободного исторического действия (разумной, сознательной и целесообразной деятельности людей). Одновременно это создавало возможность иного, чем у социологов-позитивистов, а именно научно-исторического подхода к объяснению исторических реалий, опирающегося на многоаспектное использование метода сравнительного цивилизационно-исторического исследования.

Перейдем теперь к рассмотрению применения Соловьевым понятийного аппарата его философии истории на конкретном историческом материале. Особо остановимся при этом на двух сюжетах: на раскрытии проблемы «Восток — Запад» при реконструкции и характеристике в «Наблюдениях» специфики исторической жизни народов древних цивилизаций и освещении Соловьевым темы «Западная Европа—Россия» в рамках его концепции органического развития и его понимания социального идеала.