1.4. Теория прецедентности в определении пословицы и поговорки

На протяжении веков вопрос определения пословицы занимал умы исследователей. Множество попыток было сделано со времен Аристотеля и Платона до наших дней. Для описания всего множества существующих вариантов дефиниции можно было бы применить паремию So many men, so many opinions (Ср. Сколько людей, столько и мнений). Но, как представляется, любая солидная научная концепция должна строиться на четко сформулированных понятиях и определениях. Поэтому в данной части изложим собственные соображения по поводу центральной категории паремиологии.

Ранее мы определяли пословицу как распространенное традиционное суждение, не имеющее известного автора, в грамматическом плане представляющее законченное предложение и наделенное обобщающей семантикой. Под поговоркой¹⁵ мы предложили понимать распространенное традиционное выражение, не имеющее известного автора, часто не являющееся законченным предложением и наделенное конкретизирующей семантикой [40, с. 57]. Дальнейшее исследование когнитивно-дискурсивных функций паремий в различных типах дискурса на английском языке и знакомство с новыми научными подходами в паремиологии показали необходимость модификации выработанных дефиниций. Здесь считаем нужным подробнее остановиться на некоторых теориях и положениях, имеющих значение для нашей собственной концепции.

В своей статье (а также диссертации) «Intertextuality and Innovation in a Definition of the Proverb Genre» С. Д. Уиник полагает, что центральным понятием для определения пословицы должно быть понятие «интертекстуальности» [323, с. 571]. В основе предложенного подхода лежит понимание пословицы как акта коммуникации («an instance of communication»), речевого хода («a rhetorical move»), стратегического действия «a strategic action» (Там же). Ученый поддерживает уже прочно сложившуюся концепцию пословицы как (коммуникативной) стратегии [см. 119, 94, 329]. В данной связи представляется интересным рассмотреть упомянутую теорию.

Влиятельный американский литературный критик, философ К. Бёрк назвал пословицы «стратегиями для разрешения ситуаций» [119, с. 296]. По мнению ученого, людям свойственно отмечать, что некоторые социальные ситуации регулярно повторяются, являются своего рода закономерностью, поэтому они стараются найти для них имя. Другими словами, социальные структуры рождают «типические» ситуации («“type” situations») – едва различимые разновидности общественных отношений конкуренции и сотрудничества. Имена для таких «типических» ситуаций возникают не в результате «праздного любопытства», а в силу того, что эти ситуации имеют значение для благополучия человека, поэтому каждое имя содержит некоторое руководство, указание (чего ожидать, чего остерегаться и т. д.). Так, многие пословицы схематизируют «типические» ситуации: они называют их и предлагают стратегию для их разрешения (Там же, с. 293 – 301]. Поэтому К. Бёрк, анализируя в своей статье под названием «Literature as Equipment for Living» («Литература как экипировка для жизни») содержимое словаря пословиц, отмечает, что пословицы не «литература в чистом виде», а «медицина» (Там же, с. 293).

Действительно, и наши наблюдения показывают, что некоторые пословичные паремии одновременно обозначают определенную «типическую» ситуацию и подсказывают способ (в терминологии К. Бёрка, стратегию) для ее разрешения. Так, в случае, когда, к примеру, сотрудник компании, не имея на то полномочий, пытается заниматься проблемами уровня руководства, будет уместен совет «Cut your coat according to your cloth» (Ср. По одежке протягивай ножки); или в ситуации, когда не удается воплотить в жизнь задуманное c первой попытки, хорошей поддержкой может служить пословица «If at first you don’t succeed, try, try again» (Столкнувшись с неудачей при первой попытке, пытайся снова и снова/ Ср. Первый блин комом).

Другие пословичные паремии не напрямую, а косвенно, указывают схему поведения. Говоря «Every dog has his day» (Ср. Будет и на нашей улице праздник), мы заверяем, что фортуна улыбается каждому хотя бы раз в жизни, и подразумеваем, что необходимо запастись терпением и ждать этого радостного момента. Употребив пословицу «It takes two to tango» (Для танго нужны двое, Танго танцуют двое), мы хотим подчеркнуть, что для удачного завершения какого-либо дела нужен партнер, следовательно, требуется заручиться его поддержкой.

Возвращаясь к концепции интертекстуального определения пословицы С. Уиника, отметим, что, согласно ученому, пословица, прежде всего, относится к речевой деятельности (а не просто является единицей языка). Поэтому использовать пословицу в устной или письменной речи¹⁶ – значит применять определенные стратегии интертекстуальной ссылки для достижения риторической цели. Интертекстуальная ссылка, как пишет С. Уиник, может быть нескольких видов: репликация (повторение текста из ранних контекстов), имитация (построение нового высказывания по модели уже существующего), использование традиционных пословичных маркеров (к примеру, ритм, аллитерация, повторение, метафора, гипербола, ссылка на старшее поколение и пр.)» [323, с. 595]. Следовательно, каждый акт употребления пословицы (будь то старой или современной) имеет интертекстуальную связь с традицией, с существующими паремиями.

Так, С. Уиник пословицами называет «brief (sentence-length) entextualized (выделение наше – А. К.) utterances which derive a sense of wisdom, wit and authority from explicit and intentional intertextual reference to a tradition of previous similar wisdom utterances <…> Finally, proverbs address recurrent social situations in a strategic way» (Там же). Основываясь на проделанном анализе упомянутых концепций, мы предлагаем следующий вариант перевода английской версии определения пословицы С. Уиника: «Пословицы – короткие (длиной с предложение) прецедентные высказывания, черпающие мудрость, остроумие и авторитетность из эксплицитной и намеренной интертекстуальной ссылки на традицию предыдущих подобных мудрых высказываний. <…> Наконец, пословицы представляют повторяющиеся социальные ситуации как стратегии». Как становится очевидным, термин «entextualized» мы передали как «прецедентный».

Возвращаясь к нашему собственному определению, сформулированному ранее, считаем необходимым подробнее остановиться на используемых в нем понятиях «распространенный» и «традиционный». Так, по нашим соображениям, паремии являются выражениями распространенными, так как широко известны и хорошо знакомы представителям определенного языкового сообщества, часто встречаются в различных сферах жизни. Что же касается традиции, то Толковый словарь русского языка, к примеру, определяет ее, как «то, что переходит или перешло от одного поколения к другому путем предания, устной или литературной передачи» [81, с. 796]. В Большой советской энциклопедии читаем следующее определение: «Традиция – элементы социального и культурного наследия, передающиеся от поколения к поколению и сохраняющиеся в определенных обществах, классах и социальных группах в течение длительного времени; охватывает объекты социального наследия (материальные и духовные ценности); процесс социального наследования; его способы» [22]. В этом смысле паремии как единицы фольклора и элементы культуры, передаваемые из поколения в поколение, по праву могут считаться выражениями традиционными. Однако вполне закономерен будет вопрос о том, стоит ли называть пословицами относительно недавно возникшие единицы, которые просто не успели побывать в лексиконе более чем одного поколения, но уже оказались в массовом употреблении (к примеру, If something sounds too good to be true, it probably is (1997 г.), If life hands you lemons, make lemonade (1996 г.), Choose or lose (1988 г.), A dog is for life, not for Christmas (1978 г.), If it ain’t broke, don’t fix it (1977 г.), Been there, done that (сер. 1970-ых гг.), What you see is what you get (1971 г.) и мн. др.). Мы придерживаемся того мнения, что подобные современные выражения являются полноправными пословицами, так как, во-первых, часто создаются по традиционным паремическим (структурно-семантическим) моделям:

If you can't be good, be careful (французская пословица сер. 11 в., английская – 1303 г.) ► If you can't beat them, join them (1941 г.) ► If you can't take the heat, get out of the kitchen (1952 г.);

If you play with fire, you get burnt (1655 г.) ► If you pay peanuts, you get monkeys (1966 г.);

It is not spring until you can plant your foot upon twelve daisies (1863 г.) ► The opera isn’t (ain’t) over till the fat lady sings (1978 г.)/The fight is not over till the last bell (19??);

What must be, must be (1386 г.) ► What goes around, comes around (1974 г.);

It is better to give than to receive (источник – Библия, 1390 г.) ► It is better to light a candle than curse the darkness (1962 г.).

Во-вторых, для их создания используются традиционные пословичные стилистические маркеры:

Рифма: Your ego is not your amigo, Choose or lose;

Эллипсис: Garbage in, garbage out (1964 г.), Close but no cigar (1950-ые гг.);

Параллелизм: You snooze, you lose, What goes around, comes around (1974 г.);

Метафора: If you can't take the heat, get out of the kitchen (1952 г.), Garbage in, garbage out, If life hands you lemons, make lemonade;

Парадокс: If something sounds too good to be true, it probably is и др.

В-третьих, приведенные и многие другие современные паремии идентифицируются как таковые в силу того, что они выражают суждение обобщающего характера. В научной литературе не раз отмечался тот факт, что в своей семантике пословицы имеют элемент универсальности, «квант всеобщности» [69, с. 6]. Как пишет В. П. Аникин, «в этом жанре преобладает воспроизведение экономно взятой реальности, но выделяются такие стороны, которые, взятые в отвлечении от других, могут стать обобщенной формой передачи мысли. И именно в силу своей экономности» [3, с. 113]. Этот «квант всеобщности» (обобщающая семантика) делает возможным использование пословиц по аналогии. Кроме того, подавляющее большинство пословиц иносказательны. Американские ученые П. Хернанди и Ф. Стин объясняют непреходящую авторитетность пословиц, их беспрепятственное функционирование в умах отдельных людей и повсеместное распространение в обществе такими просодическими, грамматическими и семантическими чертами, способствующими их запоминаемости, как аллитерация и рифма, простые повторяющиеся синтаксические конструкции и, главное, «образное аналогическое мышление» («analogical reasoning») [182, с. 189 – 192, с. 200]. Исследуя когнитивные и социальные структуры, лежащие в основе пословичного дискурса, ученые отмечают, что пословицы взывают к нашим элементарным верованиям, чувствам, желаниям, из которых вырастают более сложные мировоззрения, отношения (социальные установки) и планы, тем самым указывая на связь пословиц с тремя направлениями человеческого познания – когнитивным, эмотивным, волеизъявительным.

Действительно, употребление метафорической пословицы дает нам возможность оперировать аналогиями, т. е. относить обозначаемую пословицей ситуацию к группе сходных жизненных ситуаций. Говоря, к примеру, «Handsome is as handsome does», мы утверждаем, что судить о том, насколько хорош человек, следует не по его внешности, а по его делам; или, используя пословицу «Different strokes for different folks», – что каждый имеет свои интересы и предпочтения, что применимо во многих случаях.

Итак, подводя итог сказанному, подчеркнем, что

1) паремии актуальны для той или иной личности в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане: они схематично представляют различные жизненные ситуации и взывают к эмоциям;

2) имеют сверхличностный характер, т. к. хорошо известны представителям некоторой лингво-культурной группы;

3) обращение к ним постоянно возобновляется в речи (дискурсе) представителей данного языкового сообщества.

Перечисленные свойства являются определяющими для прецедентных текстов. В данной связи интересным представляется рассмотреть современные теоретические воззрения на природу феномена прецедентности. Начало применения термина «прецедентный» по отношению к текстам связано с именем языковеда-русиста Ю. Н. Караулова. В общеупотребительном смысле, прецедент (лат. рraecedens – «предшествующий») – случай (поступок), имевший место ранее и в силу своей значимости служащий образцом или оправданием для новых аналогичных случаев (поступков). Видимо, усмотрев подобные характеристики прецедентов-случаев в некоторых текстах, ученый предложил прецедентными называть тексты: «1) значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношении, 2) имеющие сверхличностный характер, т. е. хорошо известные широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и, наконец, такие, 3) обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [37, с. 216]. Понятие было заимствовано и далее разработано в российской лингвистике (Ю. А. Сорокин, В. Г. Костомаров, И. В. Захаренко, Д. Б. Гудков, В. В. Красных и др.), а проблемы, связанные с феноменом прецедентности, активно исследуются участниками научного семинара «Текст и коммуникация»¹⁷ и становятся объектом рассмотрения диссертационных изысканий. В рамках теории прецедентности паремические единицы изучаются как прецедентные феномены, точнее, прецедентные высказывания (далее ПВ) (они являются феноменами лингво-когнитивного плана, т. к. имеют фиксированную языковую форму)¹⁸. Знание ПВ или некоторое представление о нем, общее для носителей определенного языка, делает обращение к нему прозрачным, коннотативно окрашенным, понятным [43, с. 170]. На основе наличия/отсутствия связи с каким-либо прецедентным текстом Д. Б. Гудков различает ПВ, жестко связанные с прецедентным текстом (к примеру, To be or not to be?), и автономные. К последним, собственно, и относятся паремии [23, с. 206].

Участники упомянутого семинара в рамках своей концепции ввели еще одно понятие, важное для предпринимаемого нами исследования, – «когнитивная база»¹⁹. В своей работе мы применяем данный термин в широком смысле, относя к когнитивной базе совокупность знаний и представлений, разделяемую членами некоторого лингво-культурного сообщества. Как становится очевидным, мы опускаем «национальную» составляющую, так как считаем общность культуры и языка основополагающими характеристиками когнитивной базы. Поясним данное положение примером пародийной трансформации мотто, ставшего, на наш взгляд, важным слагаемым президентской кампании 2008 г. 44-го президента США Б. Обамы. Фраза «Yes We Can» была задействована в акции протеста в итальянском городе Аквила, в апреле 2009 г. пережившем сильнейшие землетрясения, во время проведения в нем саммита «Большой восьмерки» в июле 2009 г. Организаторы акции, выйдя с плакатами и раздавая листовки с пародией на слоган Б. Обамы (также принимавшего участие в саммите) «Yes, We Camp!», были намерены напомнить итальянскому правительству о невыполненных обещаниях и привлечь внимание мировой политической общественности к тому факту, что спустя три месяца после трагических событий тысячи людей все еще живут в палатках, в то время как сооружения класса «люкс» для проживания высокопоставленных гостей, участников саммита, были возведены в кратчайшие сроки. Так, в описанном коммуникативном акте были задействованы представители как минимум (на самом деле, намного больше) трех наций: а) американец – автор прецедентного текста и объект, к которому взывает пародийная модификация; б) итальянцы – авторы пародии; в) русский – автор диссертационного исследования и интерпретатор пародии. Эффективная кодировка/декодирование информации оказались для нас возможны из-за общности 1) языка; 2) культуры (информации/знания/представления) о а) природном катаклизме в г. Аквиле и его последствиях для тысяч жителей; б) предвыборном агитационном дискурсе Б. Обамы. Помимо этого, представитель любой нации, разделяющий ту же когнитивную базу, мог стать эффективным участником этого коммуникативного акта.

Так, модифицировав наше прежнее определение пословицы [40, с. 57], мы получили следующую трактовку: автономное (не имеющее известного автора/ авторство в массах забыто) прецедентное высказывание (распространенное традиционное суждение, выполняющее функцию схематизации и упрощения знаний), в грамматическом плане представляющее законченное предложение и наделенное обобщающей семантикой. Под поговоркой будем понимать автономное прецедентное высказывание, часто не являющееся законченным предложением и наделенное конкретизирующей семантикой.