1.3.1. Теория интертекстуальности

В рамках когнитивно-дискурсивного подхода в лингвистике текст трактуется как продукт, материальное воплощение дискурса. Таким образом, текст-дискурс изучается в связи с множеством различных экстралингвистических факторов: «процесс проникновения в суть текста-дискурса требует включения разных программ – как когнитивного плана, так и интертекстуального (выделение наше – А. К.) <…>» [51, с. 197].

Здесь представляется интересным вспомнить этимологию самого слова текст – (лат. textus (= textum) «сплетение, строение, структура, ткань, связь»). В формальном плане текст – речевое полотно, сплетенное из предложений. Если рассматривать текст в динамике, видеть «живые», «подвижные» его элементы, то исконное значение термина «текст» приобретает особую актуальность в свете теории интертекстуальности.

Феномен интертекстуальности («intertextualité») сегодня – предмет рассмотрения огромного количества исследований. Термин, введенный в 1967 г. философом, литературоведом, теоретиком постструктурализма, писательницей Ю. Кристевой, за почти полувековую историю существования успел приобрести некоторую неоднозначность в связи с множеством подходов к его толкованию. В понимании автора, «текст – продуктивная деятельность <…>; перестановка текстов, интертекстуальность (курсив наш – А. К.): в пределах данного текста несколько высказываний, взятых из других текстов, пересекаются и нивелируют друг друга» [208, с. 36.]. Согласно Ю. Кристевой, чтобы уяснить смысл литературного текста, недостаточно изучить только структуру, необходимо учитывать историю и говорящий субъект [232, с. 7]. Таким образом, текст сплетен из элементов уже созданных когда-то текстов, поэтому не отделим от более широкой культурной (социальной) текстуальности [96, с. 36]. Важным для настоящего исследования представляется определение интертекста, данное Р. Бартом, развившим идеи своей ученицы Ю. Кристевой и заложившим основы теории интертекстуальности: «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Как необходимое предварительное условие для любого текста, интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитаций, даваемых без кавычек» [10, с. 417].

В своей работе мы будем использовать термин «интертекстуальность» для обозначения явления присутствия в тексте (дискурсе) элементов других текстов (дискурсов) – интертекстем, принадлежащих культурному пространству (как лингво-национальному, так и общечеловеческому), а также существующего вследствие этого взаимодействия между текстами. Очевидно, что это свойство текстов представляет чрезвычайную значимость для их интерпретации.

Сегодня ученые насчитывают несколько сотен определений понятия «культура». Интересно отметить, что первое употребление слова «cultura» связывают с именем римского государственного деятеля и писателя Марка Порция Катона Старшего (234 – 149 гг. до н. э.). В своем трактате «О земледелии» («De agricultura»), давая рекомендации по возделыванию земли, автор, прежде всего, обращает внимание на необходимость тщательного, внимательного, трепетного, даже любовного, подхода к выбору земельного участка. Именно на земле, которая нравится, возможна «культура»⁷. Долгое время термин «культура» применялся строго к сельскому хозяйству; в 17 – 18 вв. он начинает активно использоваться европейскими мыслителями по отношению к человеку/человечеству.

Из всего множества существующих подходов к определению обсуждаемого понятия нам наиболее близким представляется взгляд Э. Сепира. Мы также трактуем «культуру» как социально устанавливаемую и наследуемую совокупность практических навыков и идей [74]. Однако считаем необходимым сделать акцент именно на социальной составляющей – человеке, поскольку считаем, что вне человека культуры не существует. Человеком наследуются только те навыки и идеи, которые им принимаются, т. е. устраивают его или нравятся ему, представляют для него ценность. Следовательно, какие-то элементы культуры могут быть отвергнуты, другие – усвоены и применены и часто! трансформированы. К примеру, православие – пласт культуры русского народа, но не каждый представитель русской нации (в силу своих собственных убеждений) православный. Таким образом, культура не есть нечто застывшее, статичное. Напротив, она подвержена изменению так же, как и человеческая личность. Важным представляется сказать в данной связи и о разграничении нами официальной и индивидуальной (личностной) культур. Первый «формат» подразумевает взгляды, идеи, принципы, нормы и правила, декларируемые любой управляющей группой (от государства до менеджмента компании). Под личностной культурой имеем в виду взгляды, идеи, принципы, нормы и правила, принимаемые и исповедуемые отдельно взятой личностью.

В предложенном нами определении интертекстуальности фигурирует понятие «культурное пространство». Под пространством мы понимаем то, где все происходит, некую «всеобъемлемость». Культура, таким образом, есть часть общего пространства. Поэтому, говоря о культурном пространстве, мы имеем в виду форму хранения (существования) культуры в памяти человека. Бесспорно, представления людей об одном и том же культурном феномене⁸ разнятся. Точнее говоря, у каждого человека о нем свое собственное представление. Этот факт позволяет характеризовать культурное пространство как неоднородное [см., к примеру, 23, с. 90].