3.Ввержение в хаос

Третья волна перемен обрушивается на человечество вследствие ослабления внутренних структур у самых дисциплинированных общественных механизмов последних столетий - суверенных государств. Гражданская дисциплина подданных государств все новое время была наиболее обязующим и обеспечивающим порядок обстоятельством.

При этом не следует забывать, что и государство-нация - сравнительно недавняя форма человеческого общежития. Государство-нация было продуктом индустриальной революции и ослабевает по мере вхождения человечества в третью научно-техническую революцию. «Государство-территория, - напоминают американские исследователи И. Фергюсон и Р. Мансбах, - было продуктом уникальных сочетаний исторических условий. Эти условия исчезают». Международная организация суверенных государств теряет свою роль. На кону суверенитет отдельных стран. Как утверждает американский политолог Фарид Закариа, суверенность и невмешательство в начале 21 века стали «менее священными» международными правами.⁷⁹ А консультировавший Б. Клинтона как претендента в президенты М. Мандельбаум приходит к выводу, что «ни национальное самоопределение, ни священность существующих суверенных границ не приняты мировым сообществом полностью, ни отринуты им. И трудно представить себе, что один из этих принципов полностью вытеснит другой»⁸⁰.

Размышляя о самоопределение, в свое время государственный секретарь США Р. Лансинг записал в дневнике: «Эта фраза начинена динамитом. Она возбуждает надежды, которые никогда не будут реализованы. Я боюсь, что эта фраза будет стоить многих тысяч жизней»⁸¹. За последнее десятилетие ХХ века суверенность самостоятельных стран подверглась воздействию принципа. Отчетливо выраженного президентом Вудро Вильсоном восемьдесят лет назад: «Каждый народ имеет право избирать ту форму суверенности, которая для него предпочтительна» - принцип, который (знали онем конкретно в вильсоновсом словесном обрамлении или нет) руководствовались косовары в Косово, курды на Среднем Востоке, жители Восточного Тимора, сторонники шотландского парламента, жители Ириана, Квебека, Северной Ирландии и прочие борцы за национальное самоопределение.

Великие страны - такие как Россия и Китай встретили этот принцип в Чечне, Тибете, на Тайване. «Мир полон диссидентствующих провинций, желающих автономии и суверенитета»⁸².

Национализм подвергается осуждению по вполне понятным и объяснимым причинам. В частности потому, что нет - и не будет в 21 веке общего для всех определения нации. Что связывает нацию более всего? Язык? Но у сербов и хорватов он один. А Индия с ее семнадцатью языками - без единого преобладающего - сохраняет единство. Религия? Протестанты и католики являются лояльными гражданами одной Германии. В то же время общий ислам не предотвратид отход Бангладеш от Пакистана.

В начале третьего тысячелетия в мире насчитывались 185 независимых стран, 600 говоряших на одном языке групп, 5000 этнических групп⁸³. Реализация права на самоопределение грозит вылиться в данном случае в один грандиозный катаклизм. И все же многие предсказывают, что этого катаклизма не избежать: «В двадцатом веке спокойствие в международных отношениях зависело от мирного сосуществования суверенных государств, каждое из которых по своему оправдывало свою легитимность. В двадцать первом веке речь идет о мирном сосуществовании между нациями внутри одного и того же государства, которые обосновывают различные принципы определения суверенитета. В некоторых местах - Босния или Косово - это может оазаться невозможным. В долгосрочной перспективе отделение, а не дележ суверенитета - может оказаться необходимым. Главной практической проблемой двадцать первого века будет обеспечение более мирного чем в двадцатом веке сосуществования этих частей»⁸⁴.

Возможно, хотя бы частичным исцелителем воинствующего национализма послужит успешное экономическое развитие. Но процветание не может вскрыть всех корней конфликта. Да и процветание не столь простое дело для большинства стран мира. Но явное ослабление роли и потенциала государства приводит в новом веке к тому, что «крупномасштабные войны того типа, что велись людьми в униформе с оружием, способным производиться лишь мощным современным государством, уходят с исторического поля действия. Ныне они менее реальны, чем когда бы то ни было за последние два столетия»⁸⁵. Но все более очевидным становится факт перехода войны в ее партизанскую форму.

Совершенно очевидно, что мощь и возможности государств-наций контролировать свою судьбу ныне значительно меньше, чем полстолетия назад, и эта тенденция сохраняется. У всех перед глазами пример суверенной республики Югославии и ее части - края Косово. При решении судьбы Косово была проигнорирована и главная организация независимых государств - Организация Объединенных наций, и ее специализированные агентства, отвечающие за помощь потокам беженцев; Запад не проконсультировался даже с Мировым банком. А каким виделось будущее Косово после вхождения туда международных сил? Должна ли эта провинция управляться НАТО, Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе, стать протекторатом Совета Безопасности ООН? Организаторы акции, резко понизив уровень суверенитета отдельно взятой европейской страны, и не задумывались над самым важным - следующим шагом. Это знаменует разительный отход от созданной еще в 1648 году Вестфальской системы независимых суверенных стран, переход к новой системе, где суверенные страны становятся объектом политики более мощных соседей и международных объединений. Немедленно возник вопрос: «Если возможно вторжение в Косово, то почему оно невозможно в Сьерра-Леоне?»⁸⁶ И Нигерия быстро ответила на этот вопрос, введя в Сьерра-Леоне свой воинский контингент.

«Децентрализация знаний, - пишет историк П. Кеннеди, - работает в пользу индивидуумов и компаний, а не в пользу наций. Мировые финансы в их свободном разливе неостановимы и трудно представить, как их можно контролировать. Огромные многонациональные корпорации, способные перемещать ресурсы из одного конца планеты в другой, являются подлинно суверенными игроками мировой сцены. Перемещение наркотиков и международных террористов также являет собой угрозу традиционным государствам... Кризис окружающей среды, рост мирового населения, неконтролируемая переливаемость нашей финансовой системы ведут к тому, что государства попросту входят в состояние коллапса».⁸⁷

Суверенитет национальных государств в грядущие десятилетия будет жестоко подорван самодовлеющими транснациональными корпорациями, неправительственными организациями, самоорганизующимися этническими группами, сепаратизмом регионов, мафиозными структурами. В 1909 году в мире было 37 межгосударственных международных организаций и 176 негосударственных международных организаций, а в конце века межгосударственных международных организаций стало уже 260, а негосударственных международных организаций - 5472.⁸⁸ Такие организации как Г-7, ЕС, МВФ, АПЕК, МЕРКОСУР и пр. принимают на себя ряд функций суверенных держав. Если в середине девятнадцатого века в мире созывались две или три международные конференции, то ныне в год созывается более 4000 международных конференций⁸⁹.

Одним из наиболее видных пророков упадка государств-наций в 21 веке является японец Кеничи Омае, главный тезис которого заключается в том, что потребности экономического роста сметут национальные границы. Он предсказывает создание «естественных экономических зон» или «региональных государств», которые сметут мощь прежних национальных столиц.⁹⁰ «Возникнет, - пишет американский политолог Дж. Розенау, - новая форма анархии ввиду ослабления прежней центральной власти, интенсификации транснациональных отношений, уменьшению значимости межнациональных барьеров и укрепления всего, что гибко минует государственные границы.”⁹¹

Современные тенденции «подрывают государство и систему государств... Политика поисков идентичности становится центральным фокусом глобальной политики»⁹². Как без обиняков пишет В. Райнеке, государство «потеряло монополию на внутренний суверенитет, оно стало принадлежностью прошлого»⁹³. Этот процесс крайне болезнен и таит в себе опасности. Видя отступающее государство, гражданин теряет четкое представление о лояльности. Как пишет американский специалист С. Стрейндж, “в мире многосторонней, претерпевшей диффузию власти наше собственное сознание становится нашим единственным компасом.”⁹⁴ Это сознание ищет солидарное культурное окружение, а не старинную лояльность к узко-чиновничьим структурам.

Здесь прячутся самые большие опасности для мирной прогрессивной эволюции. Воинственное групповое самоутверждение (особенно на националистической основе) грозит погрузить мир в хаос, невиданный со времен Средневековья. “Аграрные общества, - пишут Алвин и Хайди Тофлер, - стараются завершить свою индустриализацию попадая в тенета национального строительства. Бывшие советские республики, такие как Украина, Эстония или Грузия отчаянно настаивают на самоопределении и требуют исторически вчерашних атрибутов современности - флагов, армий, денежных единиц, которые характерны для прошедшей индустриальной эры. Многим в высокотехнологичном мире трудно понять мотивацию ультранационалистов... Для националистов немыслимо, что другие страны позволяют субъектам извне вторгаться в сферу их предположительно священной независимости. Но этого требует глобализация бизнеса и финансов... В то время, когда поэты и интеллектуалы отсталых регионов пишут национальные гимны, поэты и интеллектуалы современности воспевают достоинства мира без границ. В результате коллизии, отражающие резко отличающиеся по потребностям нужды двух радикально противоположных цивилизаций могут спровоцировать самое страшное кровопролитие в будущем”.⁹⁵ Волна национализма принесет не плодотворную самоидентификацию, а жесткое столкновение анахронически понимаемых интересов.

Все помнят, что случилось с распавшимся Китаем в 1920-х годах и во время культурной революции, «с многими африканскими государствами после получения ими независимости, в современной пост-Советской России»⁹⁶

Идеологи нового национализма часто готовы заплатить едва ли не любую цену ради реализации своих мечтаний. «В дальнейшем процессы станут неуправляемыми... Тогда следует ожидать воцарения хаоса на протяжении нескольких десятилетий».⁹⁷ Хаосу будет содействовать религиозный фундаментализм, национализм и расизм, подрыв авторитета международных организаций, приоритет местного самоуправления, религиозное самоутверждение, этническая нетерпимость, распространение оружия массового поражения и обычных вооружений, расширение военных блоков, формирование центров международного терроризма и организованной преступности, насильственная реализация принципа самоопределения меньшинств, экономическое неравенство, неуправляемый рост населения, миграционные процессы, крах экологических систем, истощение природных ресурсов. Городские банды и криминальные структуры могут заместить сугубо национально-государственные структуры. При этом фактом является, что информационная и коммуникационная технологии служат эффективнее индивидууму, чем государству.

Хаосу содействует распространение в мире автоматического стрелкового оружия, ручных ракетных комплексов типа «Стингер» и САМ-7, невиданных объемов взрывчатых веществ, более ста миллионов наземных мин. Еще более опасно распространение средств массового поражения - химического, биологического, ядерного и - как вершина всесокрушающего хаоса - ядерный терроризм. В недавних публикациях американских разведывательных организаций указывается, что по меньшей мере 20 стран (половина которых находится на Ближнем Востоке, в районе персидского залива и в Южной Азии) уже имеют или имеют возможность создать оружие массового поражения и средства ракетной доставки этого оружия.⁹⁸ Попадание его в руки террористических групп, «государств-париев», сепаратистских движений чревато дестабилизацией международного сообщества до состояния необратимого хаоса.

Одновременно в мире торговля наркотиками дошла до 300 млрд долл, а организованная преступность стала вообще наиболее остой мировой (обсуждаемой) проблемой.⁹⁹

Наиболее актуально национальное самоутверждение в мире где более ста государств мира имеют более чем миллионные этнические меньшинства. Из примерно двух сотен современных суверенных государств не менее чем третья часть находится под жестоким давлением повстанческих движений, диссидентских групп, правительств в изгнании. На государства воздействует донациональный трайбализм, часто рядящийся в национальные движения. Американский исследователь М. Каплан предсказывает мир, состоящим из множества сомали, руанд, либерий и босний, мир, в котором правительства часто отданы на милость картелям наркоторговцев, криминальным организациям, террористическим кланам. Мир 21 века Каплан представляет «большой Африкой».¹⁰⁰ Госсекретарь США У. Кристофер предупредил комитет по международным отношениям: “Если мы не найдем способа заставить различные этнические группы жить в одной стране... то вместо нынешних сотни с лишним государств мы будем иметь 5000 стран”.¹⁰¹

Очевидно, что удовлетворение этнических требований, - полагает американский исследователь Т. Герр, - “только воодушевит новые группы и новых политических претендентов выдвинуть подобные же требования в надежде добиться уступок и прийти к власти. Запоздалыми пришельцами в этом деле являются представители Корнуолла в Британии, племя Реанг в Индии, монголы в Китае - все они ныне представляют организации, борющиеся за автономию и большую долю общественных ресурсов”¹⁰².

Даже крупные современные государства отнюдь не застрахованы от распада. В Сингапуре, скажем, видят Китай состоящим из сотен государств масштаба Сингапура. Все чаще национальные рынки становятся менее важными, чем локальные, региональные рынки или глобальная рыночная среда в целом. Руководитель научных прогнозов ЕС Р. Петрелла полагает, что “к середине следующего столетия такие нации-государства как Германия, Италия, Соединенные Штаты, Япония не будут более цельными социоэкономическими структурами и конечными политическими конфигурациями. Вместо них такие регионы как графство Орандж в Калифорнии, Осака в Японии; район Лиона во Франции, Рур в Германии приобретут главенствующий социоэкономический статус... Подлинно важные решения будут приниматься транснациональными компаниями в союзе с региональными правительствами... Это будет своего рода высокотехнологичный архипелаг посреди моря нищего человечества”.¹⁰³

Могущественные государства теряют свою национальную идентичность ввиду того, что не могут четко фиксировать свои национальные границы. Их банки не контролируют более национальную валюту. Они подвергаются нашествию потоков иностранной валюты, приступам террористов, потоку наркотиков, радиоволнам самой различной информации, приходу разнообразных религиозных сект. На государственный суверенитет воздействует хотя бы тот факт, что полмиллиарда туристов посещают ежегодно самые отдаленные уголки планеты.

Наступление на Организацию Объединенных наций началось уже в начале 1990-х годов. В 1991 году Генеральный секретарь ООН Перес де Куэльяр зафиксировал «возможно необратимый поворот в отношении публики (западной. - А.У.) в отношении защиты угнетенных, их новое убеждение в том, что во имя морали следует границы и легальные документы поставить ниже заботы о терпящих лишения».¹⁰⁴ Это был грозный знак в отношении регулирующих возможностей ООН как единственного прототипа всемирного правительства. Тем самым ООН как бы готовили к тому, что защита ею суверенных границ стран-участником мировой организации менее значима, чем проблемы гуманитаного свойства внутри отдельных стран. Такие деятельные борцы за вмешательство во внутренние дела как франко-итальянский теоретик Марио Беттати и французский врач и гуманитарный активист Бернар Кушнер даже сформулировали своего рода доктрину, базирующуюся на праве интервенции во внутренние дела стран нарушителей. И Куэльяр, как бы подыгрывая западным странам, поспешил с заявлением о необратимом характере сдвига в сторону вмешательства вов внутренние дела суверенных стран. Попустительство такого рода ударило по самой Организации Объединенных наций.

Кто же выигрывает от подрыва самих основ международного порядка? “На прояжении нескольких последних десятилетий, - пишет Т. Герр, - антрепренеры, стоящие за этническими политическими движениями черпали из резервуара недовольства материальным неравенством, политической отстраненности, правительственных злоупотреблений и пускали эти эмоции по необходимым себе каналам. Оттуда же в свое время черпали революционные движения. Фактически. некоторые конфликты стали своего рода гибридами: одновременно и этнические и революционные войны. как посмотреть. Левые в Гватемале рекрутировали местных индейцев майя в свое революционное движение, Йонас Савимби построил свое движение на поддержке народа мбунду, Лоран Кабила вел революционную армию в Киншасу, состоящую из тутси, люба и других недовольных народностей восточного Конго”¹⁰⁵.

Вера в форме воинствующего ислама, христианства или буддизма может с легкостью мотивировать массовые движения. Китайское движение фалунгонг практически обречено на политизацию своей структуры и своих требований. Сегодня класс, этническая принадлежность и вера являются тремя главными источниками массовых движений, классовой борьбы и религиогного подъема.¹⁰⁶

Ударом по ООН (как регулирующей и предотвращающей хаос организации) является игнорирование Вашингтоном Хартии ООН, исключающей вмешательство во внутренние дела других государств без согласия Совета Безопасности ООН. По мнению советника американского сената М.Гленнона, “замена прежней легальной системы набором расплывчатых, неотчетливо выраженных, спонтанных мер представляет значительную опасность... Не принимая решения, предлагаемые НАТО и Соединенными Штатами, критическая масса наций может начать противодействие.”¹⁰⁷ Существующие институты в ХХI в. могут не выдержать революционных перемен,¹⁰⁸ создавая предпосылки глобального хаоса.

Сохранятся и «классические» образцы конфликтов. «По мнения американца Р. Хааса «легко представить себе схватку Соединенных Штатов и Китая из-за Тайваня, Соединенных Штатов и России по поводу Украины, Китая и России из-за Монголии или Сибири, Японии и Китая по региональным вопросам. Еще более вероятны конфликты, в которые вовлечены одна из великих держав и средней величины противник»¹⁰⁹.

В плане наступления хаоса глобальное значение имеет реакция богатого мирового сообщества на гуманитарные катастрофы более бедных стран. Из уже имеющегося весьма горького опыта уже можно сделать вывод, что косовский кризис и события в таких странах как Сомали, Руанда, Босния показали, что спонтанная реакция, реакция ad hoc отнюдь не предотвращает гуманитарную катастрофу. (Американец Д. Роде приходит к выводу: “Хотя Запад пытается приуменьшить остроту проблемы, Косово никоим образом не готово стать независимым... Любая попытка стабилизировать Косово потерпит крах, если обычные люди не увидят преимуществ восприятия западных норм. В настоящий момент эти формы не воспринимаются”¹¹⁰).

Но она, эта реакция крушит при этом даже зыбкие основы стабильности.

21 января 1999 года президент Клинтон указал в интервью, что «велика вероятность» того, что группа террористов в ближайшие годы может угрожать Соединенным Штатам биологическим или химическим оружием. Об угрозе биологического оружия он сказал, что она «заставляет его вскакивать ночью». Несколько позднее он объявил, что запросит у конгресса 2,8 млрд долл для будущей борьбы с биологическим, химическим и электронным терроризмом¹¹¹.

4. Поиск новой идентичности

Четвертый сокрушитель современной мировой системы - изменение прежнего мировидения и системы лояльности без убедительной для масс населения замены ее новой системой восприятия мира. В последние десятилетия двадцатого века, когда предполагалось, что этнические и религиозные идентичности уступят место «модернизации», они молчаливо всплыли в сознании миллионов людей - не только в Югославии и Восточной Африке, но повюду в мире¹¹². «Холодная война была конфликтом двух версий прогрессивизма - социализма и неоклассического капитализма, - пишет японец Сакакибара. - Крах социализма и окончание холодной войны избавили мир от гражданской войны между двумя версиями прогрессивизма, но поставили подлинно фундаментальный вопрос о сосуществовании различных цивилизаций».¹¹³ Окончание идеологического противостояния привело «в начале третьего тысячелетия к кризису идентичности. Во все возрастающей степени наша психика и даже материальное потребности начинают требовать усложненной самоидентификации»¹¹⁴.

К рубежу третьего тысячелетия начался массовый поворот к этнически-трайбалистскому началу, к религиозно-цивилизационному единству как новому универсууму. В ХХI в. произойдет переориентация групповых лояльностей и массовой идентичности.

Как формулирует происходящее американский исследователь Э. Эбрамс, «модернизация может оказаться разрушительной для стиля жизни и морали, вызывая противонаправленную реакцию: поиск более притягательной традиционной идентичности, поск устойчивости и безопасности группового членства и удобное обоснование неприятия всех кто сесет черты отличия. Этот феномен можно наблюдать в своей наиболее благосклонной форме, когда британское правительство дарует часть своего суверенитета «вверх» - в Брюссель, и «вниз» -шотландской и уэльсской ассамблеям. Но в других частях мира на это явление смотрят менее благосклонно»¹¹⁵.

Вырвавшиеся демоны собственного исторического опыта, религиозных воззрений, ментальных кодов, языков, аутентичного морально-психологического основания, воспоминаний об униженной гордости грозят бросить тень на благодушие глобалистов, делая ожидание мира и спокойствия вершиной наивности. Это сокрушит, - полагают американские футурологи А. и Х. Тофлер,¹¹⁶ - современное государство, трансформирует процессы демократизации в политику самоидентификации и, в конечном счете, приведет к трансформации ограниченных межгосударственных войн в ничем не ограниченные этнические конфликты. Уже сейчас не так много стран, чьи граждане готовы отдать жизни за свое государство, но, увы, растет готовность жертвовать жизнью за этнически-религиозную идентичность. «Мы пробили стену нерушимости государственных границ и назад дороги нет»¹¹⁷.

Вперед выходит призрак предсказанного С. Хантингтоном столкновения цивилизаций: «Фундаментальным источником конфликтов в возникающем новом мире будет не идеология и не экономика. Величайшей разделяющей человечество основой будет культура. Нации-государства останутся наиболее мощными действующими лицами в мировых делах, но основные конфликты в мировой политике будут происходить между нациями и группами наций различных цивилизаций. Столкновение цивилизаций будет доминировать в мировой политике. Культурные разделительные линии цивилизаций станут фронтовыми линиями будущего».¹¹⁸ По мере вхождения в третье тысячелетие “культура разделяет страны. Культурные табу, скажем, делают невозможным покупку чужими покупателями предприятий в Японии и во всей Юго-Восточной Азии”.¹¹⁹

Разумеется, играет роль и обычная человеческая косность. Мощные новые технологии провоцируют отчаянное сопротивление. (Напомним, что, когда создание двигателей внутреннего сгорания вызвало небывалое сопротивление уязвленных поклонников лошадиной тяги. Мирное использование атомной энергии вызвало к жизни не менее упорное сопротивление). Клонирование и создание систем управления генными процессами вызывает небывалый протест, сказывающийся на межгосударственных отношениях. Потребители и сторонники охраны окружающей среды в Европе напрочь отвергли подвергшиеся генетическому воздействию виды растений, исходящие, в основном из США, как опасные для человеческого здоровья и благополучия окружающей среды. Критики вторжения в тайную мастерскую живой природы требуют жесткого обозначения тех товаров и продуктов, которые подверглись указанному воздействию. В 1999 году 72% всей земли, засаженной семенами подвергшихся генерической обработке растений находятся в США, 17% в Аргентине и 10% в Канаде. На девять других стран чьи ученые так или иначе имели дело с современной генной инженерией - Китай, Австралия, Южная Африка, Мексика, Испания, Франция, Португалия, Румыния, Украина - приходится лишь один процент. Лишь несколько ферм во Франции, Испании и Португалии сеют генетически обработанные семена¹²⁰.

«Гринпис» использует термин «дьявольские химикаты». В Британии принц Чарльз и Пол Маккартни выразили возмущение насилием над природой. Во Франции коалиция фермеров, профсоюзов, защитников окружающей среды и левых сил борется не только с GM (генетически измененными) продуктами, но и с сетью «Макдоналдса», «Кока-Колой» и другими «потенциально опасными» учреждениями.

Война за югославское наследство показала, что может произойти в случае ускоренной и одобряемой извне перемены идентичности (поскольку гражданская война здесь быстро выдвинула вперед религиозные, исторические, цивилизационные факторы). Нечто гораздо более значимое может произойти в случае утверждения своей цивилизационной идентичности огромного Китая. Обозначилось движение по этому пути ядерной Индии и миллиардный мусульманский мир. Последний в ряде мест вошел в противодействие с Западом, которое американский исследователь Б. Барбер назвал “противостоянием Джихада и Мак-Уорлда”¹²¹. При этом “не так уж много стран в мусульманском мире, которые готовы гарантировать полные политические и культурные права религиозным меньшинствам. Некоторые продолжительные этнические конфликты практически не поддаются региональному и международному воздействию,” - приходит к справедливому выводу американский исследователь Т. Керр.¹²²

Война в Афганистане и Судане видимо продлится до тех пор, пока одна из сторон конфликта не победит решающим образом. Пока нет никаких оснований предполагать, что видны возможности разрешения курдского конфликта в Ираке и в Турции, сдерживание убийственного конфликта хуту и тутси в Руанде, компромиссное решение в Грузии, Азербайджане, Бугенвиле, Северной Ирландии. Весьма реалистично предположить начало нескольких конфликтов в Южной Азии. Индия стоит перед вызовом нескольких сепаратистских групп. Равно как и Индонезия: Атсе и Ирианская Ява. Конфликты зреют в Бирме (провинции Карен и Шан) и в Китае (Тибет).

И все же, видимо. самые страшные конфликты уготованы Африке. В огромной зоне от Судана и Эфиопии через район Великих озер к ангольским высокогорьям и Конго лежит сплетение готовых вспыхнуть конфликтов. А рядом, в Западной Африке революционные и этнические войны зреют в Нигере, Мали, Либерии, Сьерра-Леоне и Чаде. Возможно, самый страшный конфликт готов вспыхнуть в Нигерии (мусульмане на севере страны и христиане на юге). Все здесь складывается трагически - наследие прежних репрессий, возникновение воинственных националистических групп, отсутствие международного внимания. В целом “Косово, Восточный Тимор и Чечня иллюстрируют то положение, что стратегия разрешения этнических конфликтов зависит от того, принимаются ли повстанцами предлагаемые компромиссные идеи, от воли и способностей региональных и международных организаций”¹²³.

Возрождение старой этнической и трайбалистской памяти изменит убеждения огромных масс и, соответственно, направленность их международно значимой деятельности. На международной арене появится множество новых этнически-цивилизационно особых государств - до нескольких тысяч в новом тысячелетии. И этот процесс “породит насильственные беспорядки и человеческие страдания в беспрецедентном масштабе».¹²⁴ Произойдет полная реструктуризация системы международных отношений