Глава V

ПРИНЦИП ПОЛЯ ПРИ АНАЛИЗЕ МОРФОЛОГИЧЕСКИХ КАТЕГОРИЙ

К ТЕОРИИ ПОЛЯ В ГРАММАТИКЕ

1. Общая характеристика принципа поля. Говоря о принципе поля, мы имеем в виду отражение в приемах анализа, в подходе к фактам языка сущест­венных сторон поля как особого типа системы, группи­ровки и взаимодействия языковых элементов.

Морфологические категории мы рассматриваем вместе с взаимодействующими с ними словообразовательными, лексическими и синтаксическими элементами в составе бо­лее широких сфер — функционально-семантических полей. Оперируя такими сферами, мы получаем дополни­тельные возможности рассматривать морфологические ка­тегории во взаимоотношениях с окружающей их лекси-ко-грамматической и лексической средой.

Функционально-семантические поля — это языковые группировки, которым присущи следующие черты:

1. наличие у языковых средств, входящих в данную груп­ пировку, общих инвариантных семантических функций;

2. взаимодействие не только однородных, но и разнород­ ных элементов — грамматических и лексических; 3) струк­ тура, в которой определяющую роль играют следующие признаки: а) членение «центр (ядро)—периферия»; б) постепенные переходы между компонентами данной группировки и разными группировками, частичные пере­ сечения, «общие сегменты».¹

¹ Данное определение во многом опирается на существующие работы по проблеме поля применительно к грамматическим и связанным с ними явлениям, прежде всего, если иметь в виду литературу последнего времени, — работы В. Г. Адмони, Е. В. Гу-лыга и Е.»И. Шендельс, Фр. Данеша, Г. С. Щура, А. А. Хадеевой-Быковой (ссылки даны в последующем изложении). См. библио­графию в кн.: Щур Г. С. Теории поля в лингвистике. М., 1974,

204

Необходимо различать: а) поле как особый тип систе­мы — группировки, связей и взаимодействия языковых элементов в самой языковой действительности, т. е. поле как объективную данность;² б) принцип поля, т. е. под­ход к фактам языка с точки зрения теории поля как от­ражение этой объективной данности в приемах лингви­стического анализа. Между структурой поля в объекте анализа и «полевым подходом» к языковым явлениям су­ществует основное отношение детерминации: структура объекта определяет приемы его исследования.³

2. Признаки функционально-семантиче­ского поля. Изложим основные соображения о каж­дом признаке функционально-семантического поля в от­дельности.⁴

Общность семантических функций. Речь идет о таких функциях, как выражение модальных, тем­поральных, аспектуальных, залоговых отношений. Се-мантико-функциональная общность служит основой, на которой объединяются разнородные языковые элементы — морфологические, синтаксические, словообразовательные, лексические.⁵ Эти элементы различны по принадлежности к той или иной стороне языка, по структурной организа-

с . 235-—294. Наша трактовка функционально-семантического поля основана главным образом на исследовании вида, времени и дру­гих категорий русского глагола. Мы сосредоточиваем внимание на тех полях, в центре которых находятся морфологические кате­гории.

² О структуре поля как объективном свойстве системы языка см.: Адмони В. Г. Основы теории грамматики. М.—Л., 1964, с. 49.

³ Каждая черта «полевого подхода» так или иначе связана с лингвистической традицией. Последняя, как правило, обходилась без самого термина «поле», но замечала и разрабатывала многое из того, чем занимается теория поля. Качественная специфика «полевого подхода» заключается прежде всего в концентрации и систематизации ряда принципов и приемов анализа, которые раньше не рассматривались как единое целое, а также в том, что некоторые стороны лингвистического анализа подчеркиваются, эксплицируются и детализируются в контексте современных трактовок языковых систем. Принцип поля представляет одну из сторон системного (в частности, структурно-функционального) анализа языковых фактов.

⁴ Эти замечания дополняют характеристику функционально- семантических полей, данную в кн.: Бондарко А. В. Граммати­ ческая категория и контекст. Л., 1971, с. 3—75.

⁵ Семантическая общность как основа группировок языковых явлений, разумеется, не новый принцип. На этой общности бази-

205

ции и другим своим свойствам, но общность семантиче­ских функций объединяет их, создавая возможность их взаимодействия.

Функционально-семантическое поле имеет двусторон­ний характер, у него есть план содержания и план вы­ражения. К плану выражения относится формально-структурная сторона всех тех разнородных языковых средств, которые являются элементами данного поля. К плану содержания относятся значения этих языковых средств — грамматические, лексические и лексико-грам-матические (в частности, словообразовательные) значе­ния, охватываемые общим инвариантным семантическим признаком данного поля (имеются в виду такие при­знаки, как выражение темпоральных, модальных, аспек-туальных, залоговых отношений и т. п.). План содержа­ния рассматриваемых полей представляет собой «систему систем» дифференциальных семантических признаков, от­носящихся к определенной семантической области (ас-пектуальности, залоговости и т. п.).

Общность семантических функций означает принад­лежность семантических элементов, выраженных различ­ными языковыми средствами, к определенной семанти­ческой зоне. Инвариантной для этой зоны является лишь наиболее общая семантическая черта, находящаяся как бы на вершине иерархии (например, для поля темпораль-ности — выражение временных отношений), тогда как на более низких ее ступенях широко представлено семан­тическое варьирование. Каждое из языковых средств, от­носящихся к данному полю, имеет свое специфическое значение — либо грамматическое, либо лексическое, либо словообразовательное. Функционально-семантическое поле не охватывает эти значения полностью, оно отбирает лишь сопоставимые друг с другом семантические элементы и интегрирует их. Например, в лексическом значении гла­голов типа обещать, надеяться, мечтать для выражения темпоральных отношений релевантен лишь элемент по­тенциальной отнесенности действия, "раскрывающего со­держание обещания, надежды и т. д., к будущему (обе­щал приехать и т. п.).

Семантические функции, составляющие план содержа-

руются, в частности, концепция Ф. Брюно, теория понятийных категорий Q. Есперсена и И. И. Мещанинова, теория модальности В. В. Виноградова.

206

ния рассматриваемых полей, не тождественны понятий­ным (логическим, мыслительным) категориям, хотя и связаны с ними, опираются на них. Функционально-се­мантические поля — это конкретно-языковые двусторон­ние единства, план содержания которых включает в себя семантические элементы в интерпретации именно дан­ного языка. Отсюда вытекает «поверхностная» трактовка таких полей. Это не исключает связи с глубинным уров­нем: семантические функции, носителями которых явля­ются элементы данного поля, представляют собой поверх­ностную реализацию определенных глубинных понятий­ных категорий. Понятийные категории глубинного уровня, с одной стороны, реализуются в вариантах общезначи­мых, а с другой — в таких вариантах, которые составляют специфическую особенность данного языка или группы языков. Поэтому план содержания определенного поля в изучаемом языке разнороден: здесь переплетаются уни­версальные и неуниверсальные элементы.

Функционально-семантические поля, языковые един­ства, имеющие языковое выражение и языковое содержа­ние, следует отличать от полей понятийных. Хотя те и другие поля связаны друг с другом во многих отношениях и имеют ряд общих черт (в частности, в основе того или иного функционально-семантического поля, например поля темпоральности, лежит определенная общая поня­тийная категория), различия между ними весьма суще­ственны. Так, структура понятийного поля определяется членением целого на части и связями между ними на по­нятийной основе, тогда как структура функционально-се­мантического поля строится на сегментации, определяе­мой соотношением значений конкретных средств данного языка. Например, когда Е. В. Гулыга и Е. И. Шендельс членят поле времени на микрополя настоящего, прошед­шего и будущего времени,⁶ то в данном случае реализу­ется принцип понятийного поля (хотя в целом предло­женная Е. В. Гулыга и Е. И. Шендельс концепция лексико-грамматичеоких полей основана на анализе взаи­модействия средств и функций с конкретно-языковой, а не с универсально-понятийной точки зрения). На наш взгляд, принцип языкового функционально-семантического

⁶ См.: Гулыга Е. В., Шендельс Е. И. Грамматико-лекси-ческие поля в современном немецком языке. М., 1969, с. 45—54.

207

поля предполагает выделение микрополей иного харак­тера (ср. выделяемые нами микрополя настоящего исто­рического, настоящего времени намеченного и воображае­мого действия, конкретного, расширенного и постоянного настоящего и т. д.).⁷ Структура языкового функцио­нально-семантического поля строится не на базе отвле­ченных понятий, абстрагированных от средств их выра­жения, а на основании выделения минимальных сфер функционального взаимодействия грамматических и не­грамматических средств.

Понятие функционально-семантического поля (ма-крополя) относится к системе языка. Именно в этой си­стеме выделяются группировки разнородных языковых средств, объединенных функциональной общностью. Когда мы говорим о структуре функционально-семанти­ческого поля, например о том, что в тех языках, где есть грамматическая категория вида, она образует центр поля аспектуальности, а периферию составляют способы дей­ствия, лексические показатели характера протекания дей­ствия и т. д., мы имеем в виду язык, сферу взаимодейст­вия его грамматической и лексико-грамматической си­стемы. Что же касается функционально-семантических микрополей, то они, будучи элементами макрополей, вы­деляемыми в языке, вместе с тем непосредственно выяв­ляются в речи. Функционально-семантическое микрополе представляет собой минимальный элемент макрополя (или комплекса пересекающихся макрополей), который нахо­дит выявление в речи. Так же как и макрополе, функци­онально-семантическое микрополе образуется взаимодейст­вием языковых средств. В данном случае имеются в виду конкретные средства, их реальное функционирование в высказывании. Функционально-семантическое микро­поле представляет собой как бы первичную ячейку функ­ционального взаимодействия элементов разных сторон и уровней языка. Микрополе, как и макрополе, имеет дву­сторонний характер: у него есть план содержания, пред­ставленный определенной языковой семантической функ­цией (комплексом таких функций), и план выражения, к которому относятся различные комбинации морфологи­ческих, синтаксических, словообразовательных и лекси­ческих средств.

⁷ См* Бондарко А. В. Грамматическая категория и кон­текст, с. 65—75.

208

Функционально-семантические микрополя включают в себя языковые знаки, но сами по себе самостоятельными знаками не являются. Мы имеем здесь дело с комбина­циями знаков.⁸

В плане содержания функционально-семантического поля, грамматическим центром которого является морфо­логическая категория, именно значение этой категории является наиболее сильным элементом, определяющим ядро, доминанту семантики данного поля. Вместе с тем следует иметь в виду, что такую роль играют именно ка­тегориальные значения, а не все семантическое содержа­ние той или иной категории. Морфологические категории могут не полностью включаться в план содержания дан­ного функционально-семантического поля, хотя такие ка­тегории, как вид, время, наклонение и т. п., являются наи­более «специализированными» выразителями семантики соответствующих полей (аспектуальности, темпораль-ности, модальности). Так, значения видов русского гла­гола, конечно, включаются в план содержания поля ас­пектуальности, но сюда не входят «несобственные функ­ции» этой категории, в частности темпоральные функции выражения последовательности (при сочетании форм со­вершенного вида в определенных синтаксических усло­виях) и одновременности (при сочетании форм несовершенного вида). Вид как выразитель этих несобст­венных функций оказывается компонентом (на этот раз периферийным) другого функционально-семантического поля — темпоральности.

Взаимодействие явлений, относящихся к разным сторонам языка, — существенное свой­ство функционально-семантических полей. Это свойство отличает их от других разновидностей языковых систем, охватывающих лишь однородные элементы, например только морфологические или только лексические. Взаимо­действие компонентов поля имеет конкретное лингвисти­ческое выражение, в частности оно проявляется во влия­нии определенных лексико-грамматических разрядов на парадигму «соседней» морфологической категории. Ср.,

⁸ О структуре функционально-семантического микрополя см.: Бондарко А. В. Грамматическая категория и контекст, с. 68-72.

209

J4 А. В. Бондарко

например, влияние способов действия на парадигму вида, влияние разрядов вещественных, собирательных, отвле­ченных и конкретных существительных на парадигму числа. Мы имеем здесь дело с парадигматическим взаимо­действием. К типу синтагматического взаимодействия от­носятся проявления сочетаемости/несочетаемости эле­ментов поля в случаях типа вчера были... — * вчера будем.

В рассматриваемых нами случаях, т. е. в области мор­фологических категорий и связанных с ними явлений, обычно взаимодействуют языковые средства, относящиеся к разным сторонам языка (морфологической, синтакси­ческой, словообразовательной, лексической), но к одному его уровню, в частности к уровню слова.⁹ Таковы при­меры, приведенные выше. Однако возможно и взаимо­действие элементов разных уровней. В качестве примера можно привести соотношение видовых форм (уровень слова) и определенных типов предложения, структура ко­торых заключает в себе кратно-соотносительные конструк­ции (уровень предложения).

Принцип поля при анализе грамматических катего­рий предполагает особое внимание к распределению язы­ковых средств при выражении плана содержания дан­ного поля, к роли каждого из них в общем комплексе взаимодействующих элементов, к вопросам «чем выра­жено?», «как выражено?».

Рассматриваемое взаимодействие имеет избирательный характер. Оно затрагивает лишь определенные семанти­ческие элементы контактирующих единиц. Например, в высказывании Он часто болел, где представлено микро­поле неограниченной кратности, со значением несовершен­ного вида глагола взаимодействует не все семантическое содержание наречия часто, а лишь заключенный в нем (как и в ряде других наречий — иногда, изредка, порой, обычно и т. д.) семантический элемент временной нело-кализованности. Этот элемент взаимодействует не со всеми

⁹ О необходимости проводить различие между понятиями «уровень» (ср. основные уровни фонемы, морфемы, слова и пред­ложения) и «сторона (аспект) языка» (ср. фонетический, морфо­логический, синтаксический, словообразовательный и лексический аспекты) см.: Бондарко А. В. Грамматическая категория и контекст, с. 9—10.

210

грамматическими значениями, заключенными в слово­форме болел, не со всеми морфологическими категориями, представленными в этой словоформе. Он не контактирует со значениями единственного числа и мужского рода, а также (по крайней мере непосредственно) со значением действительного залога. Можно констатировать прямое взаимодействие лишь с видом (ср. невозможность совер­шенного вида: * часто заболел, проболел, сказал, принес и т. д.) и временем (часто сочетается с разными време­нами, но семантические результаты такого сочетания ока­зываются различными, например, в часто болел представ­лена меньшая степень временной нелокализованности, абстрактности, чем в часто болеет). Что касается накло­нения, то значение индикатива скорее всего принимает косвенное участие в рассматриваемом процессе, представ­ляя возможность для свободного выявления значений ло-кализованности / нелокализованности действия во вре­мени.

Лексические единицы, выступающие в роли обстоя­тельств, могут обладать «императивной» силой синтагма­тического воздействия на грамматические формы глагола-сказуемого, т. е. могут требовать определенной формы, обусловливать употребление именно данной, а не другой формы, исключая свободный выбор. Так, после Он дол­го. .., а также после Он часто... возможно болел, но не заболел, зато после Он внезапно... возможно лишь забо­лел, но не болел.

Разумеется, и грамматические формы глагола, если по­рядок слов таков, что они занимают «ключевую пози­цию», могут играть обусловливающую роль по отноше­нию к обстоятельственным словам. Например, после Он бо­лел. .. возможно долго, а также часто, но невозможно внезапно.

Можно предположить, что во внутренней речи «согла­сование» элементов длительности, повторяемости и т. д. в обстоятельстве и сказуемом или их аналогах является взаимным, т. е. что мы имеем здесь дело со взаимозави­симостью, и только при «исполнении» высказывания по­рядок слов определяет обусловливающую и зависимую роль либо того, либо другого (лишь в том случае, если по­рядок слов «задан» уже на каком-то этапе внутренней речи, односторонняя зависимость складывается еще до «исполнения» высказывания).

14*

211

Грамматико-лексическое взаимодействие характеризу­ется явлением избыточности.¹⁰ Грамматические средства, взаимодействуя друг с другом и со средствами лексическими, не только дополняют друг друга, распре­деление между собой семантическую нагрузку, но и вы­ражают одно и то же (по-разному или одинаково). Речь идет об избыточности, которая обычно является необхо­димой для коммуникации.

В силу полифункциональности языковых средств и разнообразия характера выражения определенной семан­тической функции разными средствами ■ во многих слу­чаях не возникает полного дублирования. Данное сред­ство не просто повторяет то, что уже передано другим средством, а выражает определенный семантический эле­мент по-своему. Например, в высказывании Завтра об этом будем разговаривать, где представлено микрополе будущего времени, значение будущего выражено дважды, однако это выражение не идентично. В завтра данный се­мантический элемент выражен лексически, он содержится в самом лексическом значении слова, это элемент не са­мостоятельный, а сопутствующий тому индивидуальному лексическому значению, которое несет в себе завтра, в от­личие, скажем, от послезавтра; иначе говоря, здесь выра­жена прежде всего конкретная дата в будущем, опреде­ляемая относительно момента речи, а не отвлеченная отнесенность к будущему. Порядок слов и интонация пе­редают в данном высказывании также дополнительную информацию: «завтра, а не сегодня, не сейчас» и эмоцио­нально-экспрессивное содержание, связанное с этим опре­делением срока и имплицитным отрицанием другого вре­мени. В будем разговаривать значение будущего выра­жено грамматически, формой времени, в отвлечении от лексического значения данного слова, здесь дискретно представлено самостоятельное абстрактное значение отне­сенности действия к будущему.. Если завтра сообщает

^{1 0} Об избыточности информационных средств см.: Кры­лов Н. А. О семантической пересекаемости морфем и их инфор­мационно-синтагматическом отображении. — В кн.: Вопросы языко­знания и русского языка. Ч. 2. Учен. зап. Моск. гос. пед. ин-та им. В. И. Ленина, 1969, № 330, с. 35—36; об избыточности речи с семантической стороны см. также: Роговой Б. С. Понятие гиперхарактеризации. — В кн.: Вопросы общего языкознания. Л., 1965, с. 112—116.

212

о времени, к которому отнесено содержание высказыва­ния, как о чем-то новом, то форма будущего времени лишь подтверждает, поддерживает эту информацию. Она не вносит нового темпорального содержания, но вносит новый (для данного высказывания) способ передачи этого содер­жания — чистую идею будущего.

Возможна и избыточность как полное дублирование. Это явление связано с обязательностью, облигаторностью грамматических категорий. Например, в высказывании Барон вскочил, извинился и стал к стенке (А. Толстой. Барон), где представлено микрополе прошедшего аори­стического, значение прошедшего времени, выраженное первым глаголом, вновь повторяется вторым и третьим, хотя по смыслу высказывания и так ясно, что речь идет о прошлом. То же можно сказать о значениях изъявительного наклонения, единственного числа, муж­ского рода.

Если бы от воли говорящего зависело, выражать или не выражать каждый раз принадлежность действий к прош­лому в повествовании, возможно, эта принадлежность (как и значение единственного числа и т. д.) специальне обозначалась бы далеко не всегда, однако в языках флек-^ тивно-синтетического типа выражение времени, числа и т. д. в определенном классе глагольных форм является обязательным, и это порождает избыточность.

Полное дублирование может иметь дополнительную функциональную нагрузку. Так, в нашем примере по­вторное выражение совокупности значений прошедшего времени, изъявительного наклонения, действительного за­лога, совершенного вида, единственного числа, мужского рода, наряду с порядком слов, интонацией, использова­нием соединительного союза и соотношением лексических значений глаголов, служит для «цементирования» ряда однородных сказуемых, для подчеркивания однородности и связи отдельных звеньев цепи действий.

3. Основные признаки структуры функ­ционально-семантического поля.

Членение «центр (ядро)—периферия». Трудно найти более общую черту строения лингвистиче­ских (и не только лингвистических) объектов, чем нали­чие, с одной стороны, центральных, а с другой — пери­ферийных явлений. Естественно, что издавна многие ис­следователи отмечают эту черту при анализе фактов

213

языка. Выявление центра и периферии становится важ­ной стороной «полевого подхода» лишь тогда, когда в тео­рии и практике исследования специальное внимание уде­ляется критериям такого членения.

Противопоставление «центр — периферия» многосто­ронне. Укажем важнейшие признаки его членов, лежащие в основе критериев их выделения.¹¹

а) Сосредоточение, максимальная концентрация спе­цифических признаков, характеризующих данную груп­пировку (центр) — разреженность таких признаков (пе­риферия).¹²

В качестве примера можно привести концентрацию дифференциальных семантических признаков в грамма­тической категории вида как ядре поля аспектуальности в русском языке. Речь идет о таких признаках, как це­лостность действия, процессность (выражение действия в процессе его протекания), длительность, локализован-ность / нелокализованность во времени. Такова лишь часть тех аспектуальных признаков, которые сосредоточены в системе видов.¹³ Среди прочих (периферийных) компо­нентов аспектуальности мы найдем средства, выражаю­щие отдельные аспектуальные функции (ср., например, долго как показатель длительности, наречия иногда,. ча­сто, обычно и т. д. — показатели нелокализованности дей­ствия во времени, ср. также значения способов дейст­вия — одноактного, многоактного, дистрибутивного, огра­ничительного и т. д.). Однако аспектуальные функции здесь рассеяны, рассредоточены среди множества средств— отдельных лексем и их группировок. Аспектуальные се­мантические признаки в данной области не сосредоточены в замкнутой системе оппозиций.

^{1 1} Каждый из этих признаков так или иначе уже отмечался в научной нитературе (см. ссылки ниже). Наша задача в данном случае заключается главным образом в обобщении и системати­ зации уже известного (что не исключает некоторых индивидуаль­ ных интерпретаций).

¹² Важность этого критерия подчеркивает В. Г. Адмони (Основы..., с. 51). Близка к этому точка зрения Фр. Данеша, который приписывает центру свойство компактности, а пери­ ферии — диффузности (Danes Fr. The relation of centre and periphery as a language universal. — Travaux linguistiques de Pra­ gue, t. 2. Prague, 1966, p. 9—21).

¹³ См.: Бондарко А. В. Вид и время русского глагола. (Значение и употребление). Л., 1971, с. 10—21.

214

Не только вид, но и другие морфологические катего­рии (время, наклонение, лицо, число и т. д.) представ­ляют собой такие системы противопоставленных друг другу рядов грамматических форм, в которых сконцент­рированы, сосредоточены дифференциальные семантиче­ские признаки, наиболее полно отражающие специфику плана содержания не только данной морфологической ка­тегории, но и всего функционально-семантического поля в целом.

Из того факта, что специфические признаки данной группировки языковых явлений сосредоточены в центре, а для периферии характерны разреженность признаков, пересечения с другими группировками, обладающими иными признаками, вытекает следующее общее соображе­ние по поводу определений изучаемых объектов в грам­матике (и не только в грамматике). В дефинициях таких явлений, как например значения членов грамматических категорий (скажем, категорий падежа, залога), важно ориентироваться прежде всего именно на центр. Далеко не всегда можно дать определение, которое было бы дей­ствительно в полной мере и для периферийных зон изучаемого объекта, где его признаки сталкиваются с при­знаками смежных явлений. Дефиниции, которые стре­мятся во что бы то ни стало охватить и эти периферий­ные области, нередко проигрывают в содержательной определенности. Вероятно, для некоторых наиболее слож­ных объектов целесообразно сначала формулировать оп­ределение, «рассчитанное на центр», а затем вносить от­дельные частные коррективы для периферийных зон (очень важно не гиперболизировать и не искажать такой подход к дефинициям, так как здесь велика опасность оправдать принципом поля просто недостаточные и не­точные определения).

б) Сосредоточение связей, отношений, нахождение данного явления в области пересечения тех линий, кото­рые связывают элементы данной группировки, участие в максимальном числе оппозиций (центр) — рассредото­чение «сетки связей», их ослабление, проявление той или иной степени изолированности (периферия).¹⁴

^{1 4} Некоторые исследователи выдвигают на передний план высокую степень интеграции как признак центра, имея в виду степень участия того или иного элемента в отношениях, харак-

215

В уже упомянутых нами морфологических категориях русского глагола в наибольшей мере сосредоточены не только семантические признаки соответствующих полей, но и связи, отношения компонентов морфологической ка­тегории к этим признакам. В морфологической категории сконцентрирован целый комплекс грамматических оппо­зиций. Периферийные компоненты полей темпоральности, модальности и т. д. также могут формировать оппозиции. Ср., например, прежде — теперь — потом; вчера — се­годня — завтра; только что — давно и т. д. Такие оппози­ции, однако, рассредоточены в широкой области лексики. Микросистемы, в которых они устанавливаются, не отли­чаются ни последовательностью, ни замкнутостью, ни па-радигматичностью.

Концентрация специфических признаков влечет за со­бой и концентрацию связей, отношений. Эти черты цен­тральных явлений в области грамматики настолько тесно связаны друг с другом, что их можно рассматривать как некоторое сложное единство. Комплекс рассмотренных черт характеризуется общим свойством концентрации, ин­теграции. Это свойство лежит в основе наиболее сущест­венных критериев членения «центр — периферия». Дан­ным комплексом в значительной мере обусловливаются другие черты рассматриваемого членения.

в) Максимальная функциональная нагрузка (центр) — уменьшение такой нагрузки (периферия).¹⁵ Высокая функциональная нагрузка как свойство центральных явлений вытекает из указанных выше двух основных черт центра: сосредоточение специфических призна­ ков и концентрация связей влечет за собой увеличе­ ние функциональной нагрузки, позволяет концентриро­ вать емкий семантический потенциал. Таков, в частности, потенциал морфологических категорий, о которых говори­ лось выше.

г) Наибольшая специализированность данного языко­ вого средствами системы таких средств для реализации

теризующих данную систему (см.: V а с h о k J. On the integration of the peripheral elemeifts in to the system of language. — Travaux linguistiques de Prague, t. 2, p. 23), участие в наибольшем числе дистинктивных оппозиций (Romportl M. Zentrum und Peri­pherie im phonologischen System. — Там же. с. 103). ¹⁵ См.: Danes Fr. The relation..., p. 13.

216

определенной семантической функции (центр) — меньшая степень специализации, побочная роль в реализации данной функции (периферия).¹⁶ Максимальная специали­зация как свойство центра обусловлена высокой организа­цией системы средств с концентрированными специфи­ческими признаками и отношениями. Ср., с одной сто­роны, категорию времени, специально предназначенную для выражения темпоральных отношений, а с другой — лексические компоненты темпоральности типа давно, прошлым летом, десять лет тому назад, завтра, через ме­сяц и т. п., не являющиеся специальными выразителями абстрактных темпоральных отношений.

д) Регулярность, высокая частота функционирования данного языкового элемента (центр) — нерегулярность или меньшая регулярность, меньшая употребительность (периферия).¹⁷ Эта черта центральных языковых явле­ний вытекает из высокой концентрации признаков и связей, а также из специализированного выражения значи­тельной функциональной нагрузки. Если речь идет о мор­фологических категориях, то регулярность их функцио­нирования обусловлена еще одним важным фактором — свойством обязательности, присущим этим категориям в языках флективно-синтетического типа.

Рассмотренный выше ряд признаков центра и пери­ферии не является исчерпывающим. В частности, можно было бы отметить регулирующую и консолидирующую роль центральных явлений по отношению к периферий­ным. Эти признаки, однако, имплицитно уже представ­лены в предшествующем изложении или, по крайней мере, непосредственно из него вытекают. Отмеченные пять признаков достаточно характеризуют основные черты центра и периферии.

Вопрос об иерархии критериев рассматриваемого чле­нения чрезвычайно сложен. В целом более или менее оче­видно доминирующее положение первых двух черт (кон-

¹⁶ Ср.: Г у л ы г а Е. В., Ш е н д е л ь с Е. И. Грамматико-лекси- ческие поля..., с. 10; см. также: Бондарко А. В. Система вре­ мен русского глагола (в связи с проблемой функционально-семан­ тических и грамматических категорий). АДД. Л., 1968, с. 5—6.

¹⁷ Данный критерий отмечается многими исследователями. См., в частности: Danes Fr. The relation..., с. 13; Leska О. «Le centre» et «la peripherie» des differents niveaux de la structure linguistique. — Travaux linguistiques de Prague, t. 2, p. 53; Гулыга Е. В., Шендельс Е. И. Грамматико-лексические поля..., с. 10.

2р

центрации признаков и связей) по отношению к другим признакам. Сколько-нибудь устойчивый иерархический порядок среди этих последних черт установить пока не представляется возможным. Вопрос о критериях ослож­няется тем, что в каждом конкретном случае значимость того или иного признака может повышаться по сравне­нию с другими.

Для функционально-семантических полей характерна постепенность перехода от центра к периферии. Таковы, например, границы парадигмы наклонения как морфоло­гического ядра поля модальности. Речь идет, в частности, о парадигме императива. Основными (центральными) формами повелительного наклонения в русском языке яв­ляются формы типа подумай(те). К этому ядру пара­дигмы примыкают формы совместного действия типа подумаем(те), будем(те) думать, давай(те) думать, С ос­новными формами императива их объединяют такие при­знаки, как значение побуждения, императивная интонация, наличие аффикса -те. Однако эти формы отличаются от основных неполной парадигматичностью, недостаточ­ностью формальной характеристики, ограниченностью охвата лексики, стилистическими ограничениями, особым отношением к лицу, не характерным для основ­ных форм императива. Еще дальше от центра находятся аналитические конструкции типа пусть думает. Одними своими признаками они оближаются с основными фор­мами императива, а другими — отличаются от них, в част­ности побуждение в данном случае не обращено к лицу (предмету — субъекту действия {Пусть стол останется здесь и т. п.), при таких аналитических конструкциях нормой является наличие подлежащего. Эти конструк­ций, таким образом, лишь примыкают к парадигме пове­лительного наклонения, но не могут рассматриваться как ее полноправные члены. Для «полевого» подхода к пара­дигмам подобного типа характерен отказ от принципа «да — нет», «это парадигма, а это не парадигма». Для рассматриваемого подхода характерны поиски центра парадигмы как зоны сосредоточения ее наиболее специ­фических признаков и учет периферийных «зон затуха­ния специфичности», примыкающих к центру явлений, втянутых в сферу влияния парадигмы, но лишь отчасти к ней относящихся, составляющих в значительной мере ее ближайшее и более отдаленное окружение.

218

Рассматривая проявление постепенности границ между центром и периферией, мы фактически уже за­тронули ту черту структуры функционально-семантиче­ского поля, о которой речь пойдет ниже.

Постепенные переходы, частичные пе­ресечения. Эти явления нередко отмечались лингви­стами (в частности, А. М. Пешковским, Л. В. Щербой и В. В. Виноградовым).¹⁸ «Переходные случаи» — не исклю­чение из правила о членении целого на отдельные части, которые отражаются в рубриках лингвистических клас­сификаций, а закономерное проявление одной из важных сторон полевой структуры языковых группировок.

Пересечения полей основаны на множественности при­знаков языковых явлений. По одному признаку данное явление относится к одному полю, по другому — к «со­седнему» полю, пересекающемуся с данным, так что в це­лом рассматриваемые языковые явления могут оказаться причастным к нескольким полям.¹⁹

Один из примеров пересечений элементов функциональ­но-семантического поля — соотношение ряда частных видо­вых значений (эти значения, соотнесенные с их выраже­нием, могут трактоваться как аспектуальные микрополя) .²⁰

Нельзя говорить о переходности от любого микрополя

¹⁸ Из работ последнего времени см.: Бабайцева В. В. Переходные конструкции в синтаксисе. Конструкции, сочетающие свойства двусоставных и односоставных (безличных именных) предложений. Воронеж, 1967, с. 5—22 и ел. См. также: Л о- с е в А. Ф. Введение в общую теорию языковых моделей. — Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина, 1968, № 307. С рассматри­ ваемой стороной понятия функционально-семантического поля перекликаются высказывания А. Ф. Лосева о понятии окрестности, предела, о принципе непрерывности, континуума значений, в част­ ности применительно к категории падежа: «Эти шесть, эти пять, эти двадцать пять падежей, возможные в разных языках, являются только вехами непрерывного изменения самого смысла того или другого падежа. Каждый падеж есть только узловой пункт на линии смыслового движения всей падежной области...» (с. 221); и далее: «...каждый данный падеж есть только предел бесконеч­ ного числа отдельных его значений...» (с. 222); см. также с. 216—217, 247—251.

¹⁹ См.: А д м о н и В. Г. Основы..., с. 48.

²⁰ О частных видовых значениях см.: М а с л о в Ю. С. Глаголь­ ный вид в современном болгарском литературном языке (значение и употребление). — В кн.: Вопросы грамматики болгарского лите­ ратурного языка. М., 1959, с. 231 и ел.; Бондарко А. В. Вид и время русского глагола..., с. 21—42.

219

к любому. Все зависит от конфигурации микрополей: одни из них оказываются связанными, другие — отделен­ными друг от друга. В области частных значений совер­шенного вида (микрополей, в которых семантическую ос­нову, «фон» создает совершенный вид) постепенные пе­реходы связывают конкретно-фактическое значение со всеми остальными значениями — наглядно-примерным, потенциальным и суммарным; кроме того, «промежуточ­ные случаи» обнаруживаются на границах между на­глядно-примерным и потенциальным значениями. Среди микрополей, группирующихся вокруг несовершенного вида, также наблюдаются контакты между определен­ными, но не всеми семантическими кругами. Так, обоб­щенно-фактическое значение связано с конкретно-про­цессным, неограниченно-кратным и ограниченно-кратным, но лишь в исключительных случаях контактирует с по­стоянно-непрерывным значением и не соприкасается с по­тенциально-качественным.

Отдельные значения могут занимать промежуточное положение по отношению к другим, представляющим бо­лее определенные, в каком-то отношении полярные се­мантические микрополя. Таково постоянно-непрерывное значение несовершенней) вида.

Постоянно-непрерывное значение характеризуется сложным отношением к признаку локализованности дей­ствия во времени. С одной стороны, действие не явля­ется повторяющимся, обычным, обобщенным. С этой точки зрения оно локализовано во времени. Но, с другой сто­роны, отсутствует конкретная «узкая» локализация в рам­ках какого-то отрезка времени. Здесь представлена отно­сительно или максимально широкая локализация. Во вре­менной области, охватываемой действием, может быть '4 выделен какой-то конкретный момент, включенный в эту область, в частности момент речи («всегдаи сейчас»),на­пример: — Нога у меня вроде шлагбаума. Одна нога два пуда весит (Олеша. Заговор чувств). В других же случаях , в той широкой временной области, где «разлито» дейст­вие, какой-то отдельный момент не выделяется, например: Нева вытекает из Ладожского озера. Правда, анали­зируя смысл контекста, где говорится о том, что происхо­дит (существует^ всегда, постоянно, можно иногда до­мыслить семантический элемент «и сейчас тоже», но в языковом выражении это не дано.

220

Отсюда вытекает зыбкость границ постоянно-непре­рывного значения и его промежуточное положение между конкретно-процессным значением (в случае «всегда и сей­час», «сейчас и постоянно») ж неограниченночкратным (при переходе от непрерывности к типичности, если не выражено различие между «всегда, непрерывно», с одной стороны, и «всегда, обычно» — с другой). Пример, отно­сящийся к «пограничной зоне» между постоянно-непре­рывным и конкретно-процессным значениями: — Что с вами? — сказал я, взяв ее руку. — Вы меня не уважа­ете!.. О! оставьте меня!.. (Лермонтов. Княжна Мери). Ср. пример, занимающий промежуточное положение между постоянно-непрерывным и неограниченно-кратным значе­ниями: ... И всякую минуту я буду помнить бесплодную великость своей жертвы... (Гоголь. Письмо к Аксакову). В подобных высказываниях остается невыраженным, является ли действие «монолитным» (в полном смысле слова непрерывным, без интервалов) или представляется обычным, типичным. Неопределенность и зыбкость границы между постоянно-непрерывным и неограничен­но-кратным значениями усугубляется тем обстоятель­ством, что в языковом выражении постоянного дей­ствия нередко присутствует элемент образной гипербо­лизации.

Поскольку действие, представленное как постоянное, может служить качественной характеристикой субъекта (одушевленного или неодушевленного), возможно частич­ное совмещение постоянно-непрерывного и потенциально-качественного значений, например: Жизнь не стоит на месте (таково свойство жизни). В некоторых случаях можно констатировать совмещение даже трех значений: постоянно-непрерывного, неограниченного-кратного (без четкой дифференциации) и потенциально-качественного. Таковы часто встречающиеся в грамматиках примеры типа Птицы летают; Рыбы плавают.

Постепенные переходы как проявление непрерывности значений, «семантического континуума» следует отличать от такого наложения или совмещения значений, при ко­тором они реализуются параллельно, не. смешиваясь и не представляя никаких промежуточных случаев. Таково, на­пример, совмещение суммарного и наглядно-примерного значений совершенного вида: Утро он встречал так: до­ждется восхода солнца, трижды, по привычке, перекрес-

221

тится на него, умоется родниковой водой и пойдет осмат­ривать бахчу (Троепольский. Записки агронома).

Принцип поля не противоречит признанию цельности и дискретности языковых явлений: речь идет о стремлении учесть диалектическое соотношение цельного и нецель­ного, дискретного и недискретного в языковой действи­тельности. Изучая поля, мы стремимся познать как узлы сосредоточения качественной специфики вычленяющихся и противопоставленных друг другу целостных языковых явлений, так и зоны совмещения и взаимодействия при­знаков разных единств.

Рассмотренные черты функционально^семантичеокого поля неравноценны с точки зрения их специфичности именно для данного типа языковых группировок. С этой точки зрения выделяются первые две черты. Общность семантических функций (именно семантических, а не ка­ких-либо иных) отличает функционально-семантические поля от других типов языковых полей, например от полей, элементы которых объединены общностью эмоционально-экспрессивных функций. Взаимодействие не только одно­родных, но и разнородных языковых элементов также является специфической чертой функционально-семанти­ческих полей, отличающей их от других типов группиро­вок и систем в языке, например от лексико-'семантиче-ских полей, представленных однородными лексическими элементами, от фонетических систем, морфологических категорий и т. д. Что же касается признаков структур­ной организации рассматриваемых единств" (структура типа «центр — периферия», постепенные переходы, общие сегменты), то они важны для функционально-семантиче­ских полей, однако эти черты имеют гораздо более широ­кую сферу распространения, они свойственны множеству языковых явлений за пределами функционально-семанти­ческих полей. Иначе говоря, эти черты характерны для них, но не только для них, что вполне естественно, по­скольку данные признаки структурной организация язы­ковых объектов отражают какие-то более общие закояо-мерноезти строения и взаимоотношения объектов, изучае­мых разными науками.

«Полевой подход» к грамматическим категориям со­здает дополнительные возможности для анализа взаимоот­ношений систем^грамматических форм с окружающей их лексико-грамматичеькой и лексической средой. Изучение

222

связей с этой средой расширяет круг причинно-следст­венных зависимостей, которые могут быть выявлены при исследовании грамматического строя языка.

Применение принципа поля в грамматике встречается с серьезными трудностями. Возникает опасность абсолю­тизации и гиперболизации понятия поля. Уже начинает проявляться «мода на поля». Приложение термина «поле» ко всевозможным языковым явлениям без необходимых оснований приводит к возможности дискредитации лишь начинающего складываться способа описания языковых фактов в общих рамках системного анализа. Не успев ут­вердиться в области грамматики, принцип поля начинает приобретать отпечаток банальности, тривиальности.

На наш взгляд, нет никакой необходимости называть и считать полями самые разнообразные факты языка — такие, как части речи, лексико-грамматические разряды, предложение, члены предложения, обособление, однород­ность и т. д. О поле целесообразно говорить лишь при всей полноте признаков, существенных для этого понятия по принимаемому определению, причем применительно именно к определенному типу группировок языковых фактов, а не к отдельным фактам, явлениям, единицам. Важно проводить различие между полем и полевой струк­турой (структурой поля), те или иные стороны кото­рой действительно свойственны множеству языковых яв­лений (например, частям речи, морфологическим катего­риям, парадигмам, словообразовательным разрядам и т. д.).

ЗАЛОГ И ЗАЛОГОВОСТЬ

Попытаемся теперь применить припцип поля к рас­смотрению категории залога и смежных явлений. В первой части этого раздела рассматривается собственно грамма­тическая категория залога — оппозиция «актив/пассив»; во второй части кратко характеризуется то функцио­нально-семантическое поле, грамматическим ядром кото­рого является категория залога.

1. Категория залога. Рассмотрим соотношение морфологической и синтаксической сторон оппозиции «ак­тив/пассив». Данная оппозиция имеет двойственную при-F;}; роду. С одной стороны, она выделяется в грамматической системе языка на основе факта семантической и формаль-

223

ной противопоставленности соответствующих конструк­ций. Перед нами уровень предложения, оппозиция актива и пассива выступает как синтаксическая категория. С другой стороны, активные и пассивные конструкции опираются на определенные морфологические средства глагола, отчасти достаточные, отчасти недостаточные для характеристики словоформы с точки зрения залога; име­ются ряды глагольных форм (форм одного и того же слова и форм разных слов), противопоставленные друг другу по семантическим признакам залога. Перед нами уровень слова, залог как морфологическая категория.

М орфологическая характеристика залога в русском и других славянских языках заключается в том, что одни морфологические образования могут выступать лишь в активе, другие — лишь в пассиве, а третьи — как в ак­тиве, так и в пассиве. Морфологическое ядро актива пред­ставляют невозвратные глаголы, в том числе причастия (встречать, гулять, встречающий, гуляющий и т. п.). Морфологическое ядро пассива представляют формы пас­сивных причастий (встречен, встреченный, встречаемый; подчеркнем, что речь идет о подлинных причастиях, не подвергшихся адъективации). Принадлежность этих об­разований к тому или иному залогу может быть опреде­лена чисто морфологически, в отвлечении от конкретного лексического наполнения, от синтаксической конструкции. Так, если мы знаем лишь то, что налицо невозвратный глагол (в любой форме, кроме формы пассивного прича­стия) , то мы уже знаем, что возможна лишь активная конструкция. Что же касается возвратных глаголов, то их морфологическая характеристика (слабая, недостаточ­ная) сводится лишь к принципиальной способности слу­жить как активу, так и пассиву (ср.: Они часто встреча­лись и Такие выступления встречались одобрительно). Та или иная реализация этой способности зависит от мно­гих факторов, в частности от лексического и словообразо­вательного значения данного глагола, от глагольного вида, от наклонения. В тех случаях, когда все эти факторы до­пускают функционирование данного образования не только в активе, но и в пассиве, залог определяется лишь типом синтаксической конструкции.

Разумеется, и при употреблении морфологически ха­рактеризованных залоговых образований актив выража­ется не только глаголом, но и синтаксической конструк-

224

цией, сочетанием глагола с подлежащим и дополнением (если они представлены) в их отношении к субъекту и объекту. Однако различие заключается в том, что в слу­чаях типа Конференцию организует наш институт; Кон­ференция организована нашим институтом синтаксиче­ская характеристика залога накладывается уже на «гото­вую» морфологическую характеристику, тогда как в слу­чаях типа Конференция организуется нашим институтом синтаксическая характеристика оказывается решающей, поскольку морфологическое выражение в данном отноше­нии является неопределенным, недостаточным.

Вслед за рядом ученых²¹ мы придерживаемся той точки зрения, что противопоставление актива и пассива охватывает всю глагольную лексику.²² На наш взгляд, существует не больше оснований выводить несоотноси­тельные образования типа сидеть за пределы залога, чем несоотносительные по виду образования (ср. тот же гла­гол сидеть) за пределы вида.

Соотношение синтаксической и морфологической сто­рон рассматриваемой грамматической оппозиции ослож­няется тем, что двучленная оппозиция активных и пас­сивных конструкций опирается на трехчленную систему морфологических залоговых образований:

Активные конструкции

Пассивные конструкции

Пассивные причастия

Невозвратные глаголы (в том числе причастия)

Возвратные глаголы

(в том числе

причастия)

Рассматриваемая система асимметрична. Одно из про­явлений ее асимметричности заключается в том, что морфологически характеризованное выражение пассива формами причастий оказывается ограниченным по отно­шению к более широкому морфологическому выражению

^{2 1} См., в частности: Havranek В. Genera verbi v slovan- skych jazycich, I. V Praze, 1928, s. 14—15.

²² По отношению к безличным глаголам в конструкциях типа Мне не спится определить залог представляется невозможным (см. об этом ниже), однако эти факты нейтрализации на пери­ ферии ;шлоговой системы не меняют общей картины распростра­ нения залоговой оппозиции (во всех случаях ее достаточно чет­ кого выявления) на всю глагольную лексику.

225

15 А. В. Бондарко

актива. Правда, в выражении пассива причастиям от­части помогают возвратные глаголы, но и это не устанав­ливает равновесия, так как возвратные глаголы служат и активу. В этой асимметричности отражен действительно неодинаковый удельный вес актива и пассива в системе языка и в процессе его функционирования, отражена бо­лее специальная и более ограниченная роль пассива по сравнению с активом в процессе коммуникации.

Схема трех рядов морфологических залоговых образо­ваний кажется нестройной, неупорядоченной, не осно­ванной на едином принципе членения. Думается, однако, что именно такова система, отраженная в данной схеме. В рассматриваемых трех рядах морфологических форм совмещены две разные оппозиции: оппозиция актива и пассива, с одной стороны, и оппозиция возвратных и не­возвратных глаголов по признаку интранзитивности — с другой. Невозвратные глаголы морфологически маркиро­ваны в отношении первой оппозиции («активность» +), но немаркированы в отношении второй («интранзитив-ность» +); возвратные глаголы немаркированы в отношении дифференциальных признаков первой оппозиции («актив­ность + » «пассивность» +), но маркированы с точки зре­ния признака интранзитивности («интранзитивность» +); страдательные причастия (подлинные причастия, не подвергшиеся адъективации) маркированы по признаку пассивности («пассивность» +) и представляют собой гла­гольную форму, находящуюся в «позиции непереходности»; переходный глагол, выступая в форме страдательного при­частия, не может сочетаться (в современном русском ли­тературном языке) с винительным падежом объекта.

Именно в том факте, что в системе трех рядов мор­фологических залоговых образований сопряжены две раз­ные оппозиции, относящиеся к полю залоговости, в неизо­морфности этой трехчленной морфологической системы и бинарной оппозиции активной и пассивной синтаксиче­ских конструкций и заключается наиболее сложный эле­мент залоговой системы славянского глагола. Именно здесь, в этой своеобразной асимметричности и полифунк­циональности системы морфологических средств, сложным и неоднозначным образом соотнесенных с синтаксиче­скими средствами выражения залоговых отношений, за­ключается источник многих трудностей, стоящих перед теорией залога. Первопричина необычайной сложности и

226

противоречивости залоговых концепций коренится прежде всего в самой языковой онтологии, в сложности и проти­воречивости той системы, которую стремится отразить лингвистический анализ.

Основной, доминирующей стороной оппозиции актива и пассива является сторона синтаксическая: морфологи­ческие образования находятся на службе синтаксических конструкций — активной и пассивной; само бинарное про­тивопоставление «актив/пассив» обусловлено не морфоло­гической системой (она трехчленна), а противоположе­нием синтаксических конструкций. По этой доминирую­щей стороне данная оппозиция в целом может быть опре­делена как синтаксическая категория.²³ Однако это не исключает возможности выделения морфологического ас­пекта рассматриваемой оппозиции. Если подходить к данно­му вопросу со стороны глагола, его структуры, системы при­сущих ему форм и категорий, то с этой точки зрения мы вправе говорить о залоге как о морфологической категории.

Предлагаемая трактовка залога во многом связана с русской грамматической традицией, хотя и отличается от нее. Система трех рядов морфологических залоговых образований, о которой говорилось выше, соответствует традиционной морфологической системе, выделяемой в об­ласти причастий, где различаются причастия действитель­ные, возвратные и страдательные. Мы лишь распростра­няем этот принцип на глагол в целом (не отождествляя, однако, три ряда морфологических залоговых образова­ний с залогами). Важный аспект связи с традицией — учет не только отношения актива / пассива, но и возврат­ных / невозвратных глаголов. Специфической особенностью предлагаемой трактовки категории залога (мы сейчас ос­тавляем в стороне понятие залоговости) является попытка разделить вопрос об оппозиции залоговых конструкций и вопрос о морфологических средствах выражения залоговых отношений. Другой особенностью является попытка уста­новить, как связаны друг с другом морфологические и синтаксические средства выражения залоговых значений, как распределена между ними функциональная нагрузка.

^{2 3} Ср. один из примеров синтаксической интерпретации сла­вянского залога в литературе последних лет: Ruzicka R. Ver-such einer Modelierung des Genus verbi moderner slawischer Spra-chen im Rahmon der generativen Transformationsgrammatik. — Zeitschrift fur Slawislik, 1968, Bd. ХИТ, Н. 2.

227

15*

Рассмотрим синтаксическое выражение и семантиче­ское содержание оппозиции «актив/пассив». При активе (Отец написал статью; Все спешат; Гости одеваются) но­сителю глагольного признака соответствует логический субъект, при пассиве (Статья написана отцом; Статья написана; Статья пишется) — логический объект. Нали­чие прямого дополнения — возможный, но не обязатель­ный синтаксический признак актива. Если этот признак присутствует, то он дополнительно, избыточно характери­зует актив, так как в пассиве сочетание с прямым допол­нением (для русского литературного языка) невозможно.²⁴ Если же данного признака нет, то это не препятствует определению конструкции как активной. Если в конструк­ции представлепо косвенное дополнение (творительный падеж) со значением логического субъекта, то этот при­знак дополнительно характеризует пассив, так как в ак­тиве он невозможен. Если же данный признак отсутствует (что вполне обычно), то это не препятствует определению конструкции как пассивной.

При активе действие представлено как исходящее от участника ситуации, репрезентированного носителем гла­гольного признака, при пассиве — как направленное на него; иначе говоря, при активе глагольный признак имеет цептробежную направленность по отношению к его носи­телю, а при пассиве — центростремительную.²⁵

Значения актива и пассива синтаксичны, так как они представляют собой отношения, выходящие за пределы плана содержания данной словоформы. Когда мы говорим о значении центробежной или центростремительной на­правленности применительно к отдельному глагольному слову, т. е. в морфологическом плане, то имеем в виду свойство данного глагола (или данной морфологической формы) иметь потенциальную центробежную или центро­стремительную направленность.

²⁴ Иначе обстоит дело в тех русских диалектах, где имеются конструкции типа Женщину схвачено медведицей. Яму выкопано (см.: Кузьмина И. В., Немченко Е. В. Синтаксис причастных форм в русских говорах. М„ 1971, с. 18—19 ел.), а также в ряде других славянских языков (ср. польск. czytano kstqik§).

²⁵ О различительных признаках цонтробешности / центростре- мительности см.: Гухмап М. М. Развитие залоговых противо­ поставлений б германских языках. Опыт историко-типологиче- ского исследования родственных языков. М., 1964, с. 8—9.

228

&■

При характеристике выражения и содержания актива и пассива мы не случайно не использовали обычный тер­мин «подлежащее». Дело в том, что этот термин подхо­дит лишь к части языкового материала (см. приведенные выше примеры). Уже обращение к конструкциям с пол­ными активными и пассивными причастиями (Отцу, на-писавшему статью...; В написанной им статье...), а также к инфинитивным конструкциям типа Он просил Вас зайти показывает, что для характеристики актива и пассива необходимо более широкое понятие, чем подле­жащее. Таким понятием, очень важным для описания залога, является «носитель глагольного при­знака». Это понятие в нашей трактовке охватывает не только подлежащее, но и другие репрезентации той функционально-структурной синтаксической величины, от которой зависит глагольный признак (также величина би­латеральная, функционально-структурная).

Рассмотрим, используя понятие «носитель глагольного признака», неопределенно-личные конструкции типа Статью пишут; К вам пришли. В таких конструкциях отсутствует подлежащее, однако здесь представлено иное выражение соответствующего элемента семантической структуры предложения — в самой структуре конструкции с формой 3-го лица мн. числа настоящего, будущего или настоящего-будущего времени (или соответствующей фор­мой прошедшего времени, а также сослагательного на­клонения). Иначе говоря, здесь налицо носитель глаголь­ного признака, хотя он и выступает не как подлежащее, а в особой, более сложной репрезентации: в данном слу­чае в одной и той же словоформе представлен и глаголь­ный признак и его носитель. В рассматриваемых конструк­циях носителю глагольного признака соответствует логи­ческий субъект (здесь выступающий в варианте «неопре­деленного лица»). Следовательно, перед нами актив. Су­щественным синтаксическим признаком актива в данных условиях является возможная сочетаемость с прямым дополнением (реализованная в первом примере). Не ме­нее важен сильный морфологический признак актива — невозвратность глагола (было бы трудно доказать, что при общем правиле — выражении пассива пассивными причастиями и возвратными образованиями —существуют исключения вроде рассматриваемых конструкций: личная невозвратная форма в пассиве). Перед нами не только

229

формальные, но и семантические признаки актива: дей­ствие представлено как исходящее от «неопределенно-личного» участника сигнификативной ситуации, репрезен­тированного носителем глагольного признака; налицо центробежная направленность глагольного признака по от­ношению к его носителю. Принадлежность рассматривае­мых конструкций к активу находит дополнительное под­тверждение в их противопоставленности соответствующим пассивным конструкциям (ср.: Статью пишут и Статья пишется) .²⁶

Аналогичным образом мы подходим к определению за­лога в определенно-личных {Люблю цветы) и обобщенно-личных {Иногда позавидуешь таким людям; Его не про­ведешь), а также императивных конструкциях {Подо-ждите!). И здесь мы видим центробежную направлен­ность глагольного признака по отношению к его носителю, которому соответствует логический субъект (в данном случае — в вариантах «определенного» и «обобщенного» лица, а также лица, к которому обращено побуждение).

Использование понятия «носитель глагольного при­знака» не вызывает затруднений применительно к без­личным конструкциям типа Их там не было: речь идет о центробежной направленности глагольного при­знака по отношению к его носителю (в данном примере — их). Однако далеко пе все безличные конструкции до­пускают такое истолкование.

В связи с анализом безличных конструкций постара­емся показать важность другого понятия, не менее суще­ственного для описания залога, чем «носитель глагольного признака». Таким понятием является «типизированная направленность» глагольного признака.

Рассмотрим безличные конструкции типа Светает; Вечереет; Дорогу занесло; Кости ломит. Морфологический признак — невозвратность глагола — говорит об активе. На это же указывает и возможная сочетаемость с прямым дополнением. Однако отсутствие логического субъекта и носителя глагольного признака заставляет сомневаться

^{2 6} Ср. иную точку зрения — отнесение неопределенно-личных конструкций типа Строят дом к пассиву—в статье: Храков-ский В. С. Конструкции пассивного залога (определение и исчисление). — В кн.: Категория залога. Материалы конференции. Л, 1970, с. 31—33.

230

в том, что здесь представлена семантика актива. Отсюда вытекает возможность истолкования случаев типа Све­тает как нейтрализации семантического противопоставле­ния «актив/пассив».²⁷ Однако это не исключает все же возможности определения залога и в таких случаях. Мы исходим из понятия «типизированной направ­ленности». Если в других случаях невозвратные гла­голы во всех формах, кроме форм пассивных причастий, обнаруживают центробежную направленность, то можно предположить, что эта направленность как определенная обобщенная грамматическая модель распространяется и на невозвратные безличные глаголы, а также на личные глаголы в безличном употреблении. Попытаемся встать на позицию «доверия к языку», в частности к «сильному» морфологическому показателю актива, каким является невозвратность глагола. При таком подходе можно при­знать «аналогическое распространение» типизированной центробежной направленности на те конструкции, где нет ни носителя глагольного признака, ни логического субъекта.²⁸ Перед нами особого рода языковая интерпре­тация определенного отношения: при наличии стандарт­ной морфологической формы актива даже безличные кон­струкции интерпретируются как активные, охватываются морфологической моделью актива.

Аналогичное явление типизированной направленности глагольного признака — в данном случае центростреми­тельной — мы видим в безличных конструкциях с формой пассивного причастия. Ср., например: На это уже (мно­гими) было указано; Об этом уже (кем-то) было упомя­нуто; ср. диалектн. Уж как мной-то в этой деревне не бывано, так кем и бывано;²⁹ Тут и хожено и лежено.³⁰

^{2 7} В частности, так трактуются эти случаи в моей статье «К теории поля в грамматике — залог и залоговость (На мате­ риале русского языка)» (ВЯ, 1972, № 3, с. 34—35).

²⁸ В принципе нельзя исключить теоретической возможности предположения о паличии в безличных предложениях своего рода «места формального подлежащего» или «нулевого формального подлежащего» (см., в частности: Юрченко В. С. Простое пред­ ложение в современном русском языке. Саратов, 1972, с. 161—164, 182—187), однако в данной работе мы оставляем этот вопрос в стороне.

²⁹ См.: Кузьмина И. В., Немченко Е. В. Синтаксис при­ частных форм.., с. 100.

³⁰ См.: Там же, с. 101.

231

Явление типизированной направленности глагольного признака, постоянно закрепленной за определенными мор­фологическими образованиями, естественно, не ограничи­вается безличностью: такая направленность проявляется в любых типах конструкций, в частности в неопреде­ленно-личных и обобщенно-личных (мы сделали акцент на этом явлении при анализе безличных предложений потому, что по отношению к ним оно играет особенно важную роль).

Еще сложнее ситуация с безличными конструкциями, содержащими возвратные глаголы. Здесь нет того силь­ного морфологического показателя, который определял бы языковую интерпретацию активности или пассивности и на который можно было бы опереться при установлении залога. В разных типах таких конструкций вопрос о за­логе должен решаться по-разному. В предложениях типа На это уже (многими) указывалось; Об этом уже {кем-то) упоминалось представлен пассив. Показателен существенный в данном случае синтаксический признак пассива — наличие или возможность косвенного допол­нения со значением логического субъекта. Показателен также параллелизм с конструкциями, содержащими пас­сивные причастия {было упомянуто и т. п.). Примеча­тельна противопоставленность активным конструкциям типа На это многие уже указывали; Об этом уже упо­минали.

В случаях типа Мне не читается, Мне не спится при­надлежность к активу или к пассиву не удается опре­делить на основании более или менее объективных при­знаков. По-видимому, здесь данная оппозиция нейтрали­зована. То же следует сказать и о других случаях без­личности, связанной с возвратностью: Хочется пить; Остается сделать немногое и т. д.

Таким образом, в большинстве типов безличных пред­ложений отсутствует обычное синтаксическое выражение актива и пассива, однако остается действительным «силь­ное» морфологическое выражение (невозвратными обра­зованиями, с одной стороны, и пассивными причасти­ями — с другой) типизированной направленности глаголь­ного признака. Что же касается безличных конструкций с возвратными глаголами, то семантическая оппозиция актива и пассива реализуется лишь в тех случаях, когда налицо соответствующие синтаксические признаки.

232

Предлагаемое решение вопроса о залоге глагола в без­личных конструкциях с морфологически характеризован­ными формами актива и пассива обладает тем преиму­ществом, что оно отличается грамматической обобщен­ностью и опирается на ясные формальные показатели. При таком подходе нет необходимости особо решать во­прос для отдельных разновидностей безличности. Однако вопрос о залоге глагола в безличных конструкциях с воз­вратными образованиями, как мы видим, не получает столь обобщенного «типового» решения.

Итак, залог в славянских языках и в других языках представляемого ими типа — это грамматическая катего­рия, передающая языковую семантическую интерпретацию отношения понятия действия к логическому субъекту и логическому объекту — значение центробежной (при ак­тиве) или центростремительной (при пассиве) направ­ленности глагольного признака по отношению к его но­сителю; данная категория находит синтаксическое вы­ражение в оппозиции конструкций, основное различие между которыми заключается в соответствии носителя глагольного признака либо логическому субъекту (актив), либо логическому объекту (пассив); залог находит мор­фологическое выражение в глаголе (в славянских язы­ках — в рядах форм невозвратных глаголов, составляю­щих морфологическое ядро актива, форм страдательных причастий, являющихся морфологическим ядром пассива, и форм возвратных глаголов, распределяющихся между активом и пассивом).

2. Понятие залогов ост и. Залог глагола вместе с теми разнообразными языковыми единствами, с кото­рыми он взаимодействует на функциональной основе и отчасти перекрещивается в плане выражения, образует широкое функционально-семантическое поле — запого-вость.³¹ Речь идет о поле, создаваемом взаимодействием разнородных языковых средств (морфологических, син­таксических, словообразовательных, лексических), служа­щих для выражения и языковой семантической интерпре-

^{3 1} Введенный нами термин входит в тот ряд терминов и стоя­щих за ними понятий, к которому отпосятся аспектуальность, томноральность, персональность (построено по образцу «модаль­ность»); см.: По и дар ко А. В. К проблематике функционально-семантических категорий (Глагольный вид и «аспектуальность» в русском языке). —ВЯ, 1967, № 2, с. 18—31.

233

тации отношения понятия действия к его логическому субъекту и логическому объекту. Имеется в виду основ­ное отношение центробежной и центростремительной на­правленности глагольного признака и другие сопостави­мые, взаимодействующие с ним отношения в указанных рамках.

Залоговость, как и всякое функционально-семантиче­ское поле, трактуется нами как языковая группировка, которая имеет как план содержания, так и план выраже­ния (как уже говорилось, выражение является неодно­родным, охватывающим разные стороны и уровни языка). Залоговость имеет в нашей интерпретации конкретно-языковой характер, т. е. речь идет о группировке средств выражения залоговых (в широком смысле) отношений в данном конкретном языке или в определенной группе языков. Данное поле базируется, конечно, на понятийной основе — такой основой является залоговое отношение как отношение понятия действия к логическому субъекту и логическому объекту. Эта глубинная понятийная база служит основанием термина «залоговость» и обеспечивает возможность применения этого термина к любому языку. Однако применительно к данному конкретному языку понятийная основа залоговости выступает уже в опреде­ленной языковой семантической интерпретации, т. е. мы имеем здесь дело со сложными комплексами языко­вых значений — грамматических, лексико-грамматических (в частности, словообразовательных) и лексических. Эти значения могут быть сведены к общей .широкой и аб­страктной понятийной основе, иначе говоря, в них может быть выделен общий инвариантный понятийный элемент, но сами по себе, как значения определенных языковых средств, они относятся не к миру отвлеченных понятий, а к миру языковой семантики, к плану содержания язы­ковых средств и их комбинаций, к области языковых се­мантических функций.

В рассматриваемом поле в славянских языках выде­ляются три основные функционально-семантические сферы, опирающиеся на определенные, отчасти перекре­щивающиеся средства выражения: 1) сфера активно­сти/пассивности; 2) сфера транзитивности/интранзитив-ности, 3) сфера частных значений возвратных глаголов. Каждая из этих сфер обладает достаточно четкой каче­ственной спецификой, так что в принципе вполне допу-

234

стимо трактовать их как самостоятельные, хотя и пересе­кающиеся функционально-семантические поля. Однако взаимодействие этих сфер и наличие общих для них се­мантических элементов дает основание для их объедине­ния (при условии четкой внутренней дифференциации) в составе более широкого единства, т. е. для выделения поля залоговости в указанном выше широком смысле. Подчеркнем, что и при акценте на дифференциацию самостоятельных полей активности / пассивности, транзи­тивности / интранзитивности, а также сферы микрополей, связанных с отдельными разрядами возвратных глаголов, не утрачивается необходимость более общего понятия, соответствующего группировке этих полей.³²

Основные линии связей между указанными сферами та­ковы: 1) транзитивность/интранзитивность (прямая пере­ходность/непереходность) глагола обусловливает соот­носительность/несоотносительность актива и пассива: переходные глаголы, как правило, образуют пассив, не­переходные же, как правило, его не образуют; 2) возврат­ные образования в принципе могут выступать как в активе, так и в пассиве, в отличие от невозвратных, для которых возможен лишь актив; 3) возвратные глаголы всегда непереходны.³³ Сопряженность рассматриваемых сфер в поле залога наглядно проявляется в трехчленной мор­фологической системе «невозвратные глаголы—возврат­ные глаголы—пассивные причастия». Возвратные глаголы «нарушают стройность» морфологического выра­жения оппозиции «актив/пассив» именно потому, что они одновременно участвуют в оппозиции «возвратность/не­возвратность», а кроме того, выражают значения отдель­ных словообразовательных разрядов глаголов с постфик­сом -ся. Это своего рода узел связи между компонентами залоговости.

^{3 2} Наша трактовка залоговости во многом опирается на кон­ цепцию В. В. Виноградова, видевшего в том, что называют залогом, целый клубок разнородных лексико-грамматических явлений. Примечательно, что В. В. Виноградов, с одной стороны, стремится расчленить разные структурные элементы этого комплекса, а с другой — установить связи между ними; см.: В и н о г р а- дов В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове). Изд. 2-е. М., 1972, с. 476—511, особенно с. 501—503.

³³ Редкие исключения типа Дожидаюсь сестру не меняют общей картины.

235

Иерархия основных компонентов рассматриваемого поля основана на степени их грамматикализации. Наи­более грамматикализованной в рамках данного поля яв­ляется оппозиция «актив/пассив»: здесь достигается та степень грамматикализации, при которой члены категории могут быть представлены формами одного и того же слова (хотя та же категория, как мы видели, отчасти представлена и формами разных слов). Именно эта оппо­зиция является грамматическим ядром поля. Остальные его компоненты располагаются по принципу убывающей степени грамматикализации, представляя в своей иерар­хии постепенный переход от центра к периферии: оппо­зиция возвратных / невозвратных глаголов по признаку иптранзитивности, оппозиция переходных/непереходных глаголов, выявляющаяся в сочетаемости/несочетаемости с прямым дополнением (здесь представлена «переходная зона» от центра к периферии), отдельные словообразова­тельные разряды возвратных глаголов (периферия за-логовости) ,³⁴

Поле залоговости перекрещивается с другими функ­ционально-семантическими полями. Так, оно пересека­ется с персональностью (ср. отношение личных, опреде­ленно-личных, неопределенно-личных, обобщенно-личных и безличных конструкций к активу и пассиву, а также отношение к пассиву 1-го и 2-го лица, с одной стороны, и 3-го лица — с другой). Можно отметить также пересе­чения с аспектуальностью (ср., в частности, разное отно­шение возвратного и причастного пассива к глагольному виду), модальностью, каузативностью, тёмпоральностью, различными функционально-семантическими сферами «надежности».

Рассмотрим некоторые примеры пересечения залого-вости с персональностью. С полем персональности связано особого рода отношение к субъекту. Изменение этого отношения не приводит к переходу от актива к пассиву и наоборот. Данное отношение связано с наличием или отсутствием членов предложения, соответствующих субъекту. С,ф. Недостатки нами устраняются и Недостатки устраняются — в обоих случаях представлен пассив. Ср. также Недостатки устраняют наши сотрудники и Не­достатки устраняют — в обоих примерах актив. В послед-

^{3 4} В данном перечне указаны лишь основные компоненты рассматриваемого поля.

236

нем случае сохраняется центробежная направленность действия, с той, однако, особенностью, что носитель гла­гольного признака здесь выступает не как вербализован­ный и конкретный, а как подразумевающийся и неопре­деленный. Пересечение залоговое™ с некоторыми типами безличности, как было показано выше, приводит к частич­ному или полному снятию противопоставления актива и пассива. Связанное с безличностью частичное или полное устранение различительных признаков актива и пассива свидетельствует о том, что данная зона пересечения по отношению к залогу характеризуется чертами периферий-ности. Выше мы предложили применить принцип «типи­зированной направленности» глагольного признака по отношению к случаям типа Светает; Вечереет и па этом основании, опираясь па морфологический признак невоз­вратности, отнесли подобные случаи к активу. Однако остается действительным тот факт, что здесь мы не нахо­дим ни соответствия логического субъекта подлежащему, ни соответствия логического объекта прямому дополне­нию. В случаях тина Дорогу занесло, когда нет субъекта и нет носителя глагольного признака, но есть объект, ко­торому соответствует прямое дополнение, принадлежность конструкции к активу выражена сильнее. Однако безлич­ность оказывает модифицирующее воздействие на харак­тер центробежной направленности: налицо конечный пункт направленности глагольного признака, но нет на­чального пункта.

Рассмотрим выделенные выше три основные функцио­нально-семантические сферы залоговое™.

Сфера активности/пассивности. Данная сфера основана на такой языковой интерпретации отно­шения понятия действия к логическому субъекту и логи­ческому объекту, которая связана с отношением глаголь­ного признака к его носителю с точки зрения центро­бежной / центростремительной направленности. Помимо собственно залога эта сфера включает в себя такие явле­ния периферийного характера, как «лексический пассив» типа Он терпит обиды; Они испытывают давление со сто­роны (грамматически это актив, но лексически передается пассивность носителя глагольного признака);³⁵ ср. также

³⁵ См.: Яхонтов С. Е. Конструкции, называемые пассивными в китайском языке. — В кн.: Категории залога. Материалы кон­ференции. Л., 1970, с. 45—48.

237

семантическое приближение активной конструкции к пас­сивной в плане актуального членения (средствами по­рядка слов) в случаях типа Мальчика укусила собака.™ В сферу активности / пассивности втягиваются все те язы­ковые средства, которые так или иначе участвуют в вы­ражении актива или пассива, например одушевлен­ность / неодушевленность 'существительного в роли подле­жащего в случаях типа Ребенок моется I Посуда моется?⁷

Сфера транзитивности / интранзитив-н о с т и. Эта сфера основана на такой языковой интерпре­тации отношения понятия действия к логическому объекту, которая связана с отношением глагольного признака к со­четаемости с прямым дополнением. К этой сфере отно­сятся две оппозиции: 1) лексико-морфологическая оппози­ция возвратных / невозвратных глаголов по признаку ин­транзитивности; 2) лексико-синтаксическая оппозиция пе­реходных/непереходных глаголов, находящая выражение в сочетаемости/несочетаемости с винительным падежом прямого объекта.

Говоря об оппозиции возвратных/невозвратных гла­голов, мы имеем в виду не частные словообразовательные разряды глаголов типа собственно-возвратных или вза­имно-возвратных. Подобные разряды относятся к перифе­рии залоговости. Речь идет о более высоком уровне грам­матической абстракции — обо всех возвратных глаголах в системе языка в их отношении ко всем невозвратным. Общим значением возвратных глаголов является зна­чение интранзитивности.³⁸ Невозвратные глаголы явля­ются немаркированным членом оппозиции, т. е. не содер­жат в своей семантике данного признака, они могут быть как транзитивными, так и интранзитивными.³⁹ Таким образом, с семантической точки зрения здесь представ­лено противопоставление интранзитивных и «транзи-тивно-интранзитивнызс» образований (возвратные гла-

^{3 6} См.: Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Изд. 2-е. Л., 1941, с. 480; см. также: Бондарко А. В., Буланин Л. Л. Русский глагол. Л., 1967, с. 169—173 (раздел «Категория залога» написан Л. Л. Булапиным).

³⁷ См.: Шахматов А. А. Синтаксис..., с. 479.

³⁸ См.: Фортунатов Ф. Ф. О залогах русского глагола.— ИОРЯС, IV, кн. 4. СПб., 1899, с. 1155.

³⁹ См.: Jakobson|R. Zur Struktur des russischen Verbums. — In: Charisteria Gvilelmo Mathesio... oblata. Pragae, 1932, p. 77.

238

голы — «интранзитивность» +/невозвратные глаголы — «интранзитивность» +). Это противопоставление выхо­дит далеко за пределы соотносительных глаголов. Соот­носительными или несоотносительными могут быть отдельные глаголы или группы глаголов (ср. радовать — радоваться), рассматриваемое же противопоставление от­носится к плоскости грамматической (морфологической) системы языка, где любой возвратный глагол является носителем морфологически выраженного признака интран­зитивности и противостоит в этом отношении любому не­возвратному глаголу как морфологически по данному признаку не характеризованному.

При оценке степени грамматикализации оппозиции возвратных / невозвратных глаголов по признаку интран­зитивности нужно иметь в виду следующее обстоятель­ство. Хотя в системе языка эта оппозиция как бы стоит над лексикой в том смысле, что любой возвратный гла­гол обладает признаком интранзитивности, все же реаль-Ш ное существование данной оппозиции связано с соотноше­нием конкретных возвратных и невозвратных глаголов, находящихся в отношениях производности. Присоединение постфикса ~ся, как уже было отмечено, во многих случаях влечет за собой изменение лексического значения глагола; возможные случаи лексического тождества не обладают до­статочной регулярностью. Мы имеем здесь дело с оппози­цией форм разных слов. Именно поэтому мы рассматри­ваем оппозицию возвратных и невозвратных глаголов по признаку интранзитивности как занимающую периферий­ное положение по отношению к собственно залогу, хотя и относящуюся в целом к центральной зоне залоговости. Лексико-синтаксическая оппозиция переходных / непе­реходных глаголов непосредственно примыкает к цент­ральной зоне поля залоговости. Эта оппозиция связана с противопоставлением актива и пассива, поскольку она обусловливает соотносительность или несоотноситель­ность активного и пассивного оборотов. Налицо также функциональная связь переходности / непереходности с возвратностью/невозвратностью. Эти оппозиции, обра­зуя особую функционально-семантическую сферу внутри залоговости — сферу транзитивности /интранзитивиости, взаимодействуют, дополняют друг друга. Противопостав­ление возвратного и невозвратного глаголов морфологи­чески маркирует интранзитивность, но оставляет невыра-

239

женным различие транзитивности / интранзитивности в области невозвратных глаголов. Это различие передается лексико-синтаксическим способом — сочетаемостью или несочетаемостью с винительным падежом прямого объекта (у возвратных глаголов интранзитивность оказывается выраженной дважды, избыточно — и морфологически, и лексико-синтаксически).

У лексико-синтаксического противопоставления пере­ходности / непереходности, основанного на сочетаемости / несочетаемости с прямым дополнением, есть черты как центральности, так и периферийное™. К первым отно­сится семантика данной оппозиции, существенная для за-логовости. Далее, важно то, что любой глагол так или иначе определяется лексико-синтаксически по отношению к этой оппозиции. Она характеризуется регулярностью функционирования. Периферийность же проявляется в за­висимости переходности / непереходности от лексического значения и синтаксического поведения отдельных глаго­лов и глагольных групп (в этом смысле переходность не интегрирована, а «рассеяна» в глагольной лексике). Если постфикс -ся — общий признак, который «механически» решает вопрос об интранзитивности на уровне морфологи­ческой системы языка, то вопрос о лексико-синтаксиче-ской переходности / непереходности решается особо для разных словообразовательных типов, сплошь и рядом для каждого глагола, а нередко и для разных значений и ти­пов употребления одного и того же глагола.

Грань между центром и периферией залоговое™ труд­нее всего провести именно в рассматриваемой области. Трудно решить вопрос, относится ли лексико-синтакси-ческая переходность / непереходность к центру или нет. Если не относится, то понятие центра залоговое™ ока­зывается более «грамматичным», в большей степени со­средоточенным на выражении залоговых отношений в са­мом глаголе и с этой точки зрения более строгим, но ущербным в том смысле, что в центральную зону залого-вости включается лишь морфологическое выражение тран­зитивности / интранзитивности, само по себе недостаточное (для всей области невозвратных глаголов), а лексико-синтаксическое выражение оказывается вне этой зоны. Если же отнести и лексико-синтаксическую переход­ность / непереходность к центру, то он окажется не «чисто грамматическим» (морфолого-синтаксическим), а смешан-

ным, более пестрым и разнородным комплексом, включаю­щим в себя не только морфологические и синтаксические, но и лексико-синтаксические компоненты.

Предварительно мы отдали предпочтение более стро­гому грамамтическому подходу, не включая лексико-син­таксическую переходность / непереходность непосред­ственно в центральную зону залоговое™ и рассматривая эту оппозицию лишь как примыкающую к этой зоне. Од­нако в принципе нельзя исключить возможность иного решения, при котором центр залоговое™ понимался бы как функциональный комплекс, состоящий из двух оппо­зиций: актива / пассива и транзитива / интранзитива (включая не только морфологическое, но и лексико-син-таксическое выражение последней оппозиции). При та­ком решении определяющим оказался бы не структурно-грамматический, а функциональный принцип.

Сфера частных значений отдельных раз­рядов возвратных глаголов. Данная сфера осно­вана на такой языковой интерпретации отношения поня­тия действия к логическому субъекту и логическому объ­екту, которая находит выражение прежде всего в слово­образовательных разрядах глаголов с постфиксом -ся (ср. собственно-возвратные глаголы типа беречься, защищаться и т. п., взаимно-возвратные — встречаться, целоваться, обще-возвратные — веселиться, сердиться и т. п., косвенно-возвратные — строиться, прибраться и т. п.).⁴⁰

Рассматриваемые разряды возвратных глаголов во многом аналогичны способам действия. Перед нами лексико-грамматические разряды, не опирающиеся на специальную систему форм, хотя и имеющие граммати­ческое выявление. В данном случае оно заключается, в частности, в том, что все разряды возвратных глаголов, кроме образований с пассивным значением, представ­ляют собой глаголы или (при многозначности) значения activa tantum. Перед нами отдельные разряды (под­классы) глагольной лексики, и этим обусловлено их пе­риферийное положение в данном поле. Иначе говоря, пе­риферийность словообразовательных залоговых разрядов по отношению к грамматике (в частности, к категории

^{4 0} См.: Виноградов В. В. Русский язык..., с. 494—501; см. также: Янко-Триницкая Н. А. Возвратные глаголы в со­временном русском языке. М., 1962.

240

16 А. В. Бондарко

241

залога) проявляется в характере их языковой организа­ции, в том, что здесь налицо не интеграция категориаль­ных значений в системе рядов грамматических форм, а широкое «рассеяние» залоговых признаков по отдель­ным, иногда очень мелким группировкам лексики.

К периферийной сфере залоговое™, связанной с отдель­ными разрядами возвратных глаголов, относятся также та­кие явления, как выражение взаимного значения сочета­нием глагола со своеобразным взаимным местоимением друг друга. Нужно иметь в виду, что рефлексивность вы­ходит за рамки поля залоговое™, т. е. лишь отчасти ох­ватывается этим полем. В частности, сочетания с место­имением себя относятся к данному полю лишь в той мере, в какой они взаимодействуют с тем или иным его компо­нентом.

Семантическая иерархия компонентов поля зало г о во с т и. Основным ступеням иерархии компонентов рассматриваемого поля по степени граммати­кализации в общем соответствует и собственно семанти­ческая иерархия, т. е. иерархия по признаку возрастаю­щей степени грамматичности значений. Эта иерархия на­ходит отражение, в частности, в широте охвата лексики данным значением, в его зависимости или независимости от индивидуальных и групповых лексических значений, в характере связей между значениями элементов разных иерархических уровней поля залоговое™.

Семантическая иерархия компонентов рассматривае­мого поля такова: 1) (наиболее высокая ступень) семан­тические признаки актива и пассива; 2) признаки тран­зитивности/интранзитивности; 3) дополнительные от­тенки, наслаивающиеся на первые два типа признаков, в частности значения разрядов возвратных глаголов, а также значения элементов функционально-семантиче­ских полей, пересекающихся с полем залоговости (напри­мер, модальные, персональные и аспектуальные семанти­ческие элементы, взаимодействующие с залоговыми).

Эта иерархия проявляется в семантической структуре глагольной словоформы, выступающей в составе высказы­вания. Рассмотрим пример: Они долго не виделись. Эле­менты семантической иерархии залоговости представлены здесь следующим образом:

1) Семантический признак актива — центробежная на­правленность действия. Сфера проявления этого признака

242

наиболее широка — все глаголы в активе. Дапный признак независим по отношению к семантическим залоговым признакам низших уровней: он проявляется как при тран­зитивности, так и при интранзитивности, при любом из разрядов возвратных глаголов за пределами пассива.

2. Семантический признак интранзитивности. Данный признак при его реализации в рамках актива уточняет характер центробежной направленности: действие исходит от логического субъекта, представленного носителем гла­ гольного признака {они), но не переходит на прямой объект. Рефлексивная интранзитивность, фиксируя замк­ нутость глагольного признака в сфере его носителя, со­ здает предпосылки для выражения дополнительных более частных оттенков того или иного словообразовательного разряда возвратных глаголов.

3. Семантический признак взаимно-возвратного зна­ чения. Сфера его проявления ограничена узкими рамками данного словообразовательного разряда (ср. также слово­ образовательно охарактеризованное выявление анало­ гичного элемента лексического значения глаголов типа беседовать, враждовать). Рассматриваемый признак под­ чинен предшествующим: он накладывается на семанти­ ческую основу активности и (непосредственно) интран­ зитивности в ее рефлексивной реализации: уточняется характер замкнутости действия в сфере носителя гла­ гольного признака.

Другой пример: Книга легко читается. Здесь представ­лены следующие элементы семантической иерархии: 1) значение пассива — центростремительная направлен­ность действия (в варианте двучленного пассива, т. е. при невыраженном логическом субъекте, иначе говоря, при отсутствии указания на исходный пункт центростре­мительной направленности); 2) значение интранзитив­ности в ее рефлексивной реализации; 3) пассивно-потен­циальное значение; это значение проявляется лишь в контексте, его нет в отдельно взятой словоформе; оно представляет собой семантический комплекс, являющийся результатом взаимодействия указанных элементов поля залоговости с модальным значением потенциальности (ср.: Эту книгу можно легко читать), аспектуальности (перед нами так называемое потенциально-качественное значение, связанное с несовершенным видом); заметим, что контекстуальный элемент легко относится как к мо-

16* 243

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ¹

дальности (характер возможности), так и к аспектуаль-ности (характер протекания действия).

Подход к залогу с точки зрения теории поля в из­вестном отношении противостоит универсально-типологи­ческой теории залога.⁴¹ Эти концепции находятся в от­ношении дополнительности. Разные точки зрения в дан­ном случае связаны с направленностью исследования на разные стороны изучаемого объекта, с различием сферы, приемов и целей анализа.

В отличие от универсально-типологической теории полевой подход к залогу имеет конкретно-языковой харак­тер. Речь идет об определенном «устроении», о системной организации и взаимодействии средств выражения зало­говых отношений в данном конкретном языке или в не­скольких сопоставляемых языках. Для данного подхода характерно внимание к специфическим особенностям каж­дого языка в конфигурации элементов рассматриваемого поля, в их взаимоотношениях, в границах поля залого-вости, в его пересечениях с другими полями. Указанному подходу присущ преимущественно индуктивный харак­тер. Все это, однако, не исключает универсальности, но в особом смысле: можно думать, что в каждом языке есть поле, объединяющее различные средства выражения языковой интерпретации отношения действия к логиче­скому субъекту и логическому объекту.

^{4 1} См., в частности: Холодович А. А. Залог. — В кн.: Кате­гория залога. Материалы конференции; X р а к о в с к и й В. С. Конструкции пассивного залога....

Актуализация 60—63 Аспектуальность 54, 206, 208, 209, 214, 236, 243, 244

Вид (категория вида) 3, 12, 17, " " 21, 22, 25, 29, 42, 47, 48, 49, 50, 54, 57, 64, 65, 66, 67, 69, 70, 71, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 84, 85, 89—99, 101, 102, 106, 107, 108, 117, 118, 119, 120, 121, 124, 125, 126, 130, 131, 137, 138, 139, 140, 143, 146, 147, 149, 158, 163, 167-170,

173, 187, 195, 196-203, 208, 209, 210, 211, 214, 215, 236

Возвратные глаголы 155, 157,

174, 224, 225, 226, 227, 22,9, 232, 233, 234, 235, 236, 238, 239, 240, 241, 242

Временная локализованность — см. Локализованность/нело-кализованность действия (ситуации) во времени

Время (категория времени) 3, 7, 8, 9, 16—24, 26, 29, 42, 47, 50, 54, 57, 62, 65, 67, 68, 70, 74, 75, 77, 78, 79, 83, 84, 90, 92, 100, 111, 118, 120, 121, 124, 125, 126, 127, 430, 137, 143, 146, 147, 150, 151, 187, 195, 209, 211, 213, 215, 217

Грамматическая категория 6— 40, 79, 98, 129, 149, 158, 159, 168, 184, 185, 186, 213, 215, 233

более широкая и более уз­кая трактовка понятия 7—10

онтологический и гносеоло­гический аспекты 6, 33 определение понятия 15—■

16

отношение к плану содер­жания и к плану выра­жения 25—33, 129 отношение к формальным

классам 33—40

Грамматическая (структурно-грамматическая) регуляр­ность 76, 81, 86, 88, 93, 94 < Граммема^, 10, 64, 65, 76, 81, ^л--в2,- 83,- 85, 87, 88, 99, 100, 101, 102, 103, 107, 124, 129-154, 157, 161, 163, 166, 177, 186, 192, 196 граммема как класс и как

признак 150—154 граммема как компонент морфологической катего­рии 4, 129—135 определение понятия 129— 130

¹ Настоящий указатель включает лишь те термины (и про­чие названия), которые отражают наиболее существенные эле­менты предмета исследования' и основное направление работы.

245

в*

план содоржапйя и пяап

выражения 130—133 соотношение граммемы и морфологической формы 133 соотношение граммемы и словоформы, граммемы и ряда словоформ 132—137, 141—154 структура граммемы 135—

141

функции граммем, совме­щенных в словоформе 144—148

Залог (категория залога) 3, 12, 42, 47, 48, 49, 50, 57, 64, 65, 66, 70, 71, 74, 77, 78, 79, 84, 85, 87, 88, 90, 99, 101, 102, 406. 117, 118, 119, 120, 121, 124, 130, 137, 143, 146, 149, 151, 178, 195, 215, 223—244

Залоговость 206, 223^-244

Избыточность_; 212—213

Имгдффективация^ 85, 99, 102, ^--106, 118, 131 '

Исходная позиция актуализа­ции (языковая и речевая) 60—63

Категория вида — см. Вид Категория времени — см. Время Категория залога — см. Залог Категория лица — см. Лицо Категория наклонения — см.

Наклонение

Категория падежа — см. Падеж Категория рода — см. Род Категория степени сравнения —

см. Степени сравнения Категория числа — см. Число Классы глаголов 34, 35, 92, 93 Комплекс морфологических ка­тегорий 141, 143—144 Коррелятивность (последова­тельная и непоследователь­ная) 4, 76—82, 85, 88, 99, 100, 101, 117, 123, 127

246

Лексико-грамматические раз­ряды 3, 4, 9, 13, 29, 37, 38, 43, 46, 82, 88, 155—203, 209, 223, 241 определение понятия 155—

157

отношение к морфологиче­ским категориям 155— 203

отношение к словообразова­тельным разрядам 172'— 173 отношение к частям речи

160—162

отношение нехаракторизо-ванпых разрядов к лек-сико-семантическим груп­пам 182—183 существующие концепции

157—160

характеризованные, непосле­довательно характеризо­ванные и охарактеризо­ванные разряды 156, 157, 166, 170—184

Лексико-грамматические раз­ряды пола (со значением отношения к полу) 37—38, 43, 82, 155, 156, 189—196 Лицо (категория лица) 3, 8, 9, 10, И, 12, 13, 16, 18, 21, 22, 42, 43, 44, 45, 47, 50, 54, 57, 65, 68, 70, 74, 77, 78, 79, 83, 84, 90, 92, 100, 118, 120, 121, 124, 126, 127, 140, 143, 146, 147, 151, 157, 187, 215, 218 Локализованном"!»;/ нешокализо-ванность действия (ситуа­ции) во времени (временная локализованность) 54—57, 59, 60, 61, 62, 64, 124, 125, 126, 2dO, 211, 214, 220

Модальность 18, 53, 54, 58, 209, 216, 218, 236, 243, 244

Момент речи (внеязыковой и языковой, или грамматиче­ский) 62

Морфологическая альтернация 100, 101, 102, 103, 105, 123

Морфологическая деривация 100, 101, 102, 105, 106

Морфологическая категория комплекс морфологических

категорий 141, 143—144 морфологическая категория как система и как при­знак 148—154 определение понятия 3, 10—

13, 129

отношение к лексико-грам-

матическим разрядам 3,

4, 9, 13, 29, 37, 38, 43, 46,

82, 88, 155—203

отношение к парадигме

предложения 20—24 отношение к синтаксиче­ским категориям 14—25 отношение к формальным

классам 33—40 отношение к частям речи 8—9, 138, 143-144, 148-150

план содержания и план выражения 25—33, 73, 100, 130, 148 системный и признаковый

аспекты 148—154 состав морфологических ка­тегорий в русском языке 12—13 структура морфологических

категорий 129—154 типы морфологических ка­тегорий 41—128 актуализационные/с пере­менной актуализацион-ной значимостью/не-актуализационные 50— 64, 120, 122, 123, 124, 125, 126, 127, 128 альтернационные/дерива­ционные 99—110, 121, 123, 127, 128

последовательно корреля­тивные (с лексически необусловленной пара­дигмой, е частичной лексической обуслов­ленностью парадиг­мы) /непоследовательно коррелятивные / некор­релятивные 76—99, 121, 123, 127, 128 преимущественно отража-

тельного / преимущест­венно интерпретацион­ного типа 47—50, 120, 123, 124

синтагматически сильные (обусловливающие, об­условленные) / синтаг­матически слабые 69— 75, 121, 122, 125 с постоянной/переменной синтаксической (струк­турно-синтаксической) значимостью/без ука­занной значимости 64—69, 120, 122, 123, 125, 126

с семантической/струк­турной доминантой 41—47, 51, 120, 122, 123, 124, 128 Морфологическая парадигма 21,

47

Морфологическая форм^ 3, 4, 10, 41, 12, 15, 17, 24, 32, 46, 130, 133, 135-144, 145, 148, 151, 154, 155, 157, 163, 164, 165, 169, 187, 196, 226, 228 многопризнаковость морфо­логической формы 136— 137, 143

оппозиция однородных мор­фологических форм 139— 141

ряд морфологических форм 3, 4, 10, И, 12, 15, 32, 46, 130, 133, 148, 151, 154, 157, 163, 165, 169, 187, 226 Морфологический вариант мо­дели предложения (синтак­сической структуры) 22 Морфологический категориаль­ный потенциал типа синтак­сическойструктуры 22 Морфология 4, 18, 19, 22, 24, 25, 28, 110, 130, 178, 179

Наклонение (категория накло­нения) 3, 8, 9, 12, 16, 18, 20, 21, 22, 23, 26, 29, 42, 47, 57, 63, 65, 68, 70, 74, 77, 78, 79. 83, 84, 90, 92, 100, 111, 118, 120, 121, 124, 125, 127, 129,

247

130, 137, 138, 143, 146, 148, 149, 151, 187, 195, 209, 215, 2:18

Носитель глагольного признака 44, 125, 174, 228, 229, 230, 233, 237, 243

Одушевленность / неодушевлен^ ность (одушевленньге/неоДу-шевленные существитель­ные) 7, 13, 39, 155, 157, 158, 162, 163, 164, 184-189, 190, 191, 192, 193, 194, 195, 196, 238

Оппозиция полных и кратких форм прилагательных (пол­ные и краткие формы при­лагательных) 13, 171

Падеж (категория падежа) 3, 8, 9, 11, 12, 28, 29, 38, 39, 40, 42, 43, 45, 46, 47, 50, 57, 65, 66, 69, 70, 71, 74, 77, 78, 79, 83, 101, 103, 120, 121, 123, 126, 144, 157, 163, 177, 187, 188, 189, 195, 215, 219 ( Парадигма (лексически не-^ -—^^обусловленная, с частичной лексической обусловлен­ностью) 83—84, 121, 127

Переходность / непереходность (переходные / непереходные глаголы) 13, 155, 157, 159, 178, 180, 226, 235, 236, 238, 239, 240, 241

ГГерсональность 18, 53, 60, 236

(ПерфективйдИШ 85—99, 102, 106

'-ЯрТГдёльнбсть / непредельность

(предельные / непродельнЪш.

глаголы) 163, 164, 166, 175,

483, 196, 200--2Ш

Предикативность Щ 15, 51-—53

Признаковый аспект морфоло­гической категории 148—154

Принцип поля 204, 205, 208, 210, 213, 215, 222, 223

Результативность 94, 166, 176 ТРод ~) (категория рода) 3, 8, 9, ,„Л1, 12, 13, 21, 22, 26, 29, 30,

248

31, 33, 35, 37-40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 50, 65, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 77, 78, 79, 81, 82, 83, 92, 100, 120, 121, 123, 126, 140, 144, 151, 157, 158, 166, 184, 185, 188, 189—196

Синтаксис 14, 17, 18, 19, 22, 24,

25. 26, 71

Синтаксическая категориях -3, 10, 14-25, 52, 70,. 71^7-2, ill,

--2247227—

Синтаксическая (структурно-синтаксическая) значимость морфологических категорий (постоянная, переменная) 64-69

Синтаксическое время (синтак­сическая категория времени) 16-24

Синтаксическое лицо (синтак­ сическая категория лица) 16 Синтаксическое наклонение (синтаксическая категория наклонения) 16—20, 22 Системный (субстанциальный) аспект морфологической ка­ тегории 148—154 .

Скрытые кмегории 27, 159, 160 ~СлбвЬжзмененИё 79", )80, 83, 98, ■ 110-119

непоследовательно корреля­тивное и деривационное 118-119

последовательно коррелятив­ное и альтернационное 118—119

Словоизменительное формооб-^ "разоватге-ЗЗ,-116—119 -СловообразованиеJR)1, П0-. 111,

-Ш-,-И5;-Щ1п; 118, 119 Словоформа 4, 5, 17, 19, 20, 21, 23, 28, 30, 42, 44, 46, 73, 74, 75, 80, 81, 88, 99, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 109, 110, 125, 131—154, №, 311, 228, 242

Содержание рядов граммати­ческих (морфологических) форм 3, 1,1, 15

Способы действия 36, 57, 155, 156, 158, 162, 166, 167-1170,

173, 176, 180, 181, 182, 196, 197, 198, 199, 200, 201, 208, 210, 214, 241

Степени сравнения (категория степени сравнения) 12, 42, 50, 65, 70, 71, 74, 75, 77, 79, 88, 99, 101, 102, 108, 114, 118, 120, 121, 126, 157, 170, 171

Структурно-грамматическая ре­гулярность — см. Граммати­ческая регулярность

Темпоральность 18, 53, 54, 59, 60, 206, 207, 209, 216, 217, 236

Типизированная направлен­ность глагольного признака 230—232, 237

Типы склонения существитель­ных 34, 35, 40

Формальный^ класс X 33—40, 46 Формообразование 4, 76, 83, 86,

87, 88, 99, 100, 101, 110-119

альтернационное формообра­зование 117

деривационное формообразо­вание 101, 117

история разработки понятия 410-115

некоррелятивное формообра­зование 117

непоследовательно корреля­тивное 117

последовательно коррелятив­ное 117

словоизменительное и несло­воизменительное! (класси­фикационное) формообра­зование 83, 86, 116—119

формообразование как обра­зование не только форм одного и того же слова, но и форм разных слов 115—119 Формы одного и того же слова

76, 81, 82, 83, 85, 86, 90, 92,

93, 99, 101, 110—119, 168, 236 Функционально - семантическая

категория 18, 52

Функционально - семантическое

поле 34, 52, 53, 204-223,

233—244

определение понятия 204

отношение к понятийному полю 207—208

отношение к языку и речи 208

признаки функционально-семантического поля 204— 223

структура функционально-семантического поля 207, 208, 213—223

функционально - семантиче­ское микрополе 208—209, 210, 212, 219, 220 Функция

актуализационная (ориента-ционного и неориента-ционного типа) 50^:—64, 123, 124, 126, 127

предикативная 13

семантическая 18, 19, 33, 37,

38, 40, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 93, 122, 123, 192, 204, 205, 206, 207, 208, 212, 217, 222, 233

согласовательная 11, 31, 38,

39, 43, 45, 46, 73, 122, 124, 188, 192

структурная И, 33, 37, 40, 42, 43, 45, 46, 73, 122, 124, 192

Части речи 4, 8, 9, И, 24, 25, 26, 27, 29, 82, 88, 116, 130, 138, 148, 149, 150, 156, 157, 160-162, 163, 165, 185, 188, 193, 196, 223

Число (категория числа) 3, 7, 8, 9, 10, И, 12, 13, 21, 22, 26, 28, 29, 38, 39, 40, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 50, 57, 65, 68, 69, 70, 71, 73, 77, 78, 83, 88, 92, 99, 100, 101, 102, 105, 108, 109, 118, 120, 121, 122, 123, 126, 130, 137, 138, 140, 144, 146, 147, 151, 157, 158, 163, 164, 177, 195, 210, 213, 215

Уорф Б. Л. 33, 34, 159, 160 Ушаков Д. Н. 97

Фортунатов Ф. Ф. 70, 110, 111, 112, 238

Хадеева-Быкова А. А. 204 Хаймович Б. С. 129 Хлебникова И. Б. 25 Холодович А. А. 25, 160, 244 Храковский В. С. 230, 244

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

Адмони В. Г. 51, 52, 144, 204,

205, 214

Арнольд И. В. 155 Арутюнова Н. Д. 80, 33 Ахманова О. С. 9, 10

Гулыга Е. В. 204, 207, 217 Гухман М. М. .26, 228

Данеш Фр. 23, 65, 66, 204, 214 Дионисий Фракийский 9, 149 Диц Ф. 202

Докупил М. 7, 8, 29, 149 Достал А. 197 Драгунов А. А. 155 Дружинина А. Ф. 83 Дурново Н. Н. 185

Ельмслев Л. 34, 131 Есперсен О. 206

Жирмунский В. М. 104, 111, 115, 165

Зализняк А. А. 10, 79, 129,

185, 186

Зобов Р. А. 34, 35 Золотова Г. А. 21, 160, 161

Иванова И. П. 40, 158, 159

ft-

Карнап Р. 153 Карцевский С. О. 90, 196 Кацнельсон С. Д. 27, 31, 42, 135,

149, 159 Кодухов В. И. 167

Бабайцева В. В. 219

Бархударов Л. С. 11

Верков В. П. 39

Бернштейн С. И. 52, 72, 159

Богуславский А. 13

Бодуэн де Куртенэ И. А. 103,

104 Бондарко А. В. 25, 30, 49, 55,

56, 90, 130, 144, 152, 170, 171,

197, 205, 208, 209; 210, 217,

219, 233, 238 Брюно Ф. 206 Буланин Л. Л. 90, 144, 170, 171,

238 Булыгина Т. В. 129

Васильева А. К. 165

Виноградов В. В. 5, 9, 10, 26, 51, 58, 84, 109, 111, 113, 114, 115, 174, 185, 202, 206, 2,19, 235, 241

Волоцкая 3. М. 129

Воронцова Г. Н. 26

Галкина-Федорук Е. М. 158

Гаузенблас К. 23

Головин Б. Н. 8, 25, 26, 34

250

Мазон А. 167

Маслов Ю. С. 5, 30, 76, 78, 79, 85, 90, 91, 93, 97, 131, 149, 158, 164, 167, 182, 196, 197, 200, 202, 203, 219

Матвеева-Исаева Л. В. 26

Мельничук А. С. 135

Мещанинов И. И. 5, 206

Моисеев А. И. 10, 26

Молошная Т. Н. 129

Мучник И. П. 82, 189, 190, 191

Мясников Г. Ф. 13

Немченко Е. В. 228, 231 Никитевич В. М. 10 Николаева Т. М. 129

Пайк К. 129

Пешковский А. М. 5, 11, 26, 51,

61, 63, 70, 71, 72, 111, 130,

149

Поспелов Н. С. 10, 85 Потебня А. А. 5, 7, 181

Размусен Л. П. 197 Ревзина О. Г. 72 Реферовская Е. А. 165 Рис И. 52 Роговой В. С. 212

Свидерский А. И. 34, 35

Скорик П. Я. 155

Смирницкий А. И. 5, 10, 11, 26,

79, 82, ПО Солнцев В. М. 15, 162

Черный Эм. 197

Шапиро А. Б. 190

Шахматов А. А. 24, 26, 158, 159,

238 Шведова Н. Ю. 13, 20, 21, 53,

68, 158

Шелякин М. А. 170 Шендельс Е. И. 204, 207, 217 Штелинг Д. А. 9, И

Щерба Л. В. 5, 6, 7, 26, 111, 112, 113, 114, 115, 165, 179, 180

Щетинин Л. М. 29

Щур Г. С. 204, 205

Юрченко В. С. 231

Якобсон Р. О. 52, 149 Янко-Триницкая Н. А. 89, 114,

241

Ярцева В. Н. 14, 144 Яхонтов С. Е. 237

Carnap R. 153 Danes Fr. 214, 216, 217 Dokulil M. 9, 29 Durnovo N. 185

251

Halliday M. A. 7 Garvin P. L. 10 Golab Zb. 10 Havranek B. 225 Heinz A. 10 Helbig G. 42 Hrabe V. 53 Jakobson R. 52, 238 Juilland A. 153 Kosohmieder E. 158 Kfizkova E. 65

Leska 0. 217 Lieb H.-H. 153 Miko Fr. 189 Mulisch H. 196 Pike K. 129 Polanski K. G. 10 Poldauf I. 190 Romportl M. 216 Ruzicka R. 227 Vachek J. 216

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

АДД — Автореферат докторской диссертации

АКД — Автореферат кандидатской диссертации

ВЯ — Вопросы языкознания

ДД — Докторская диссертация

ИАН ОЛЯ — Известия Академии наук СССР. Отделение литера­туры и языка

Изв. ОРЯС — Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук

РЯШ — Русский язык в школе

ОГЛАВЛЕНИЕ

Стр.

Предисловие 3