Русские среди народов Евразии (методологическое введение в проблему)

П.Н. Савицкий

От своего первоначального местожительства восточное славянство мигрировало, по преимуществу, в северо-восточном и восточном направлении. Это общее направление движения имело два основных следствия: 1) восточные славяне заняли месторазвитие, существенно отличающееся от месторазвитий западных и южных славян; 2) они соприкоснулись с народами финно - угорского, турецкого, монгольского и манчжурского корня (а также с палеоазиатами), с которыми остальные славяне или имели сравнительно мало соприкосновений, или не соприкасались вовсе. Это не могло не наложить отпечатка как на общекультурный облик восточных славян, так, специально, на восточно - славянскую этнографию, а также на антропологию. Задача заключается в том, чтобы определить, в какой мере отдельные своеобразные (в отношении остального славянства) особенности русского племени определились его восточными связями и в какой мере существуют различия в этом отношении между отдельными его ветвями (великороссы, украинцы и белорусы). Основной материал, который должен быть привлечен в этом исследовании, сводится к следующему: 1) к материалу дославянской археологии тех стран, которые впоследствии были заняты восточными славянами - в частности, длинного ряда кочевых культур, бытовавших на территории нынешней Украины, финских культур Доуральской России, "металлургических" культур Алтая и Саян и т.д. Культура нарастает в месторазвитие и потому передается в известной степени позднейшим насельникам страны. Задача заключается в том, чтобы точно определить степень и форму этой передачи: 2) к историческим известиям о взаимодействиях восточного славянства с перечисленными выше восточными народами. Огромное содействие может оказать здесь возникающая наука истории Евразии (см. новую книгу Г.В. Вернадского "Опыт истории Евразии"). Вопрос естественным образом членится на три основных части: а) взаимодействие русского народа с народами степной зоны. В последние века к нему присоединилась проблема о взаимодействии русских с народами "травянистой пустыни". В связи со стихийным проникновением русской демографической массы в Туркестан ("Среднюю Азию"), этот последний оттенок вопроса приобретает в настоящее время особо актуальный характер; б) такое же взаимодействие с народами евразийской лесной зоны. Поскольку здесь нужно начинать со взаимодействия с карелами на западном ее пределе и кончать взаимодействием с туземцами Камчатки и Сахалина, вопрос при обретает особую сложность, еще увеличиваемую отсутствием общих сводок. Однако, без освещения его не уяснимы очень многие стороны великорусской этнографии и фольклора (для соответствующего украинского материала преобладающее значение имеют изучения, упомянутые под пунктом а); в) такое же взаимодействие с народом евразийской тундровой зоны. С полной резкостью должен быть поставлен вопрос о "славянах тундры". Обильные материалы по изучению наиболее простых северных поселений как Доуральской, так и Зауральской России облегчает ответ на этот вопрос. Едва ли может быть найден более яркий пример теснейшего слияния среды и окружающей ее географической обстановки, чем тот, который дают в этом отношении "славяне тундры". Совершенно очевидно, что многие из подразумеваемых здесь проблем являются специфической принадлежностью русского мира и не распространяются на остальное славянство; 3) к материалам чисто этнографического характера, сводящимся к установлению целого ряда "этнографических союзов". Это последнее понятие должно быть построено по образу и подобию "языкового союза". Оно охватывает "черты специального сходства", обусловленные "не общим происхождением, а только продолжительным соседством и параллельным развитием". Взаимодействие восточного славянства с другими на родами Евразии дает богатейшую почву для возникновения "этнографических союзов". Важно зарегистрировать и изучить их.

Не подлежит сомнению, что славянство в своем историческом и культурном развитии принадлежит не одному, а двум географическим и культурно - историческим мирам: с одной стороны - миру Европы, с другой - лежащему к востоку от него миру Евразии (Eurasio sensu stricto) - области трехполосного "флагоподобного" расположения зон: степно - пустынной, лесной и тундровой. Важно установить, как проходят - по отдельным признакам - границы между евразийским и европейским славянством. Специфическая область пролегания этих границ есть черноморско - балтийское междуморье. Об этом свидетельствует проработка указанным выше материалов.

Уже шла речь о том, что евразийцы считали неправомерным делить Россию на европейскую и азийскую части. С точки зрения Вернадского, правильность этого подтверждается самой географией Евразии распределением ее зон, идущих не по вертикали, а по горизонтали. Флагоподобное расположение зон составляет, и с точки зрения Савицкого, своеобразие срединного евразийского мира, отделяя его от других частей Старого Света. Исходя из этого, Уральский хребет, вопреки традиционным представлениям, перестает восприниматься как граница между Европой и Азией: за Уралом находятся те же климатические и географические зоны, что и в так называемой европейской части. Савицкий настаивает на том, что Евразия представляет собой географическое единство, при всем разнообразии составляющих его частей: и доуральская, и зауральская Россия, обе они в совокупности составляют в сущности один неразделенный континент Евразии, обладающий предельно четкой и простой структурой.

 

Основными законами, которые определяют специфику Евразии, Савицкий, как и его единомышленник Вернадский, считает лес и степь. В области экономической эта особенность географии отразилась в сочетании двух способов хозяйственной деятельности скотоводства и земледелия. Лес и степь это также два разных образа жизни (оседлый и кочевой) и, соответственно, разные типы мировосприятия и религиозности, две системы духовных ценностей. Таким образом, география Евразии предопределила соединение в ней двух культурных миров, не похожих друг на друга, нередко противоборствующих, но, тем не менее, сливающихся в единое целое.

 

С этой географической точки зрения Вернадский рассматривал русскую историю. Ее стержневой линией он считал борьбу леса и степи, которые оспаривали главенствующую роль в созидании государственности и культуры Евразии. Монголо-татарское иго наиболее значительная победа степи, благодаря которой, с точки зрения Трубецкого, Савицкого и Вернадского, Россия превратилась в мощное централизованное государство военизированного типа. Затем начинается наступление леса, которое довершается окончательным торжеством этой культуры над степью, что, впрочем, отнюдь не исключает их взаимопроникновения и синтеза. Синтез, но мнению Вернадского, заключается в том, что степь создала плоть евразийской государственности, а лес, испытавший воздействие византийской культуры, дал Евразии христианскую систему ценностей, которая пронизывает самые основы жизни, в том числе и государственную структуру. Итак, монгольские племена рассматривались как евразийские и по своему происхождению, и по характеру деятельности.

 

Пафос работ Вернадского, Савицкого и Трубецкого заключается в желании доказать, что роль монголов в истории Евразии нельзя назвать деструктивной: как и славяне, степные племена принимали участие в создании евразийской культуры, во многом благодаря им шел процесс освоения цивилизационного пространства Евразии. История России, следовательно, не сводилась только к истории славянства как единственной культурообразующей силы. Эту направленность исследований евразийцев можно считать весьма ценной и перспективной, но предвзятость выводов и односторонность оценок нередко вызывали у критиков евразийского движения упреки в ненаучности.

 

Действительно, утверждая, что без татарщины не было бы России, евразийцы словно забывали о негативных последствиях ига, в частности и для духовной культуры древней Руси. Явная идеализация монголо-татарского нашествия встречала неодобрение не только со стороны, но и в самом лагере евразийцев. Так, в одном из своих писем Я.Садовский говорит о том тягостном впечатлении, которое произвела на него книга Трубецкого «Наследие Чингис Хана», прославляющая гнуснейшее и подлейшее рабство у татар. В чем же состоит причина столь субъективного отношения к монгольскому завоеванию? Видимо, отвечая на этот вопрос, следует обратить внимание на то, какое значение придавали евразийцы роли государства в развитии культуры. Ведь влияние степи, как уже говорилось, они сводили преимущественно к сфере государственности.