10.4. Модели приспособительного эволюционизма с. Тулмина и тематизации науки Дж. Холтона

В модели С. Тулмина наука представлена эволюцией разноуровневых и разнородных популяций понятий, приспосабливающихся к окружению. По мнению С. Тулмина, наука – особый род деятельности, связанной с индивидуальными событиями, прецедентами, а не общими (типичными) ситуациями, принципами. Составные элементы природы, общества и науки достаточно независимы друг от друга и потому могут быть изменены постепенно или поочередно, не вызывая общих качественных переворотов, без каких-либо революционных скачков. «Вся наука включает в себя «историческую популяцию» логически независимых понятий и теорий, каждая из которых имеет свою собственную, отличную от других историю, структуру и смысл»⁴. Подобно П. Фейерабенду, С. Тулмин отвергает существование общенаучных методов ввиду:

1. отсутствия единой науки и наличия множества частных областей знания;

2. непрестанного развития науки, обусловливающего преходящий характер научных методов;

3. несовместимости в полной мере концептуальных (дисциплинарных) и процедурно-детерминистских (профессиональных) аспектов науки;

4. включенности науки в разнообразные социокультурные контексты, исключающей поиски общенаучных оснований и общие критерии рациональности;

5. отсутствия разделительной линии между наукой и другими знаниями (политикой, этикой, искусством и т.д.), не позволяющего различить научную истину, заблуждения, слухи, предрассудки.

Движущей силой науки служат «живые, исторически развивающиеся инициативы, в которых понятия находят свое коллективное применение»⁵. Изучение науки в гносеологическом аспекте раскрывает ее как изменяющуюся популяцию понятий, в социальном аспекте – как популяцию ученых. История науки – это эволюция популяций в процессе их взаимного приспособления. Познание опирается на психологию и поведение людей в конкретных ситуациях, для чего требуется процедурное понимание понятий и идей; такое понимание устанавливается популяцией ученых и передается от одного индивида или поколения к другому. Наука как целое растворяется в индивидуализированных коллективах ученых, а дисциплинарный аспект (популяция понятий) обусловливается профессиональным аспектом (популяцией ученых). Существенно не то, как отбираются концептуальные варианты, а то, как в конкурентной борьбе за авторитет в какой-либо научной специальности новые индивиды, ассоциации, журналы и научные центры сменяют друг друга⁶. В науке господствует «закон джунглей»: в науке, как и в политике, участники удачного переворота могут позволить себе быть великодушными, но слишком часто становятся жертвами злоупотреблений властью, поддаваясь искушению отделаться от своих предшественников, какими бы выдающимися они ни были, как от тупых, бестолковых и отсталых людей». Вопрос о предмете науки имеет различный ответ у ученых семидесяти, шестидесяти, пятидесяти, сорока или тридцати лет.

Таким образом, модель развития науки С. Тулмина – эволюция разрозненных (по гносеологическим, логическим и прагматическим характеристикам) популяций понятий в ходе приспособления их к потребностям индивидуальных инициатив популяций ученых. Сам по себе эволюционизм всеобщ, но не имеет общего вида или принципа, а растворяется в эволюции наборов, групп понятий, составляющих некий симбиоз. Эволюционизм С. Тулмина выражен в биологических понятиях: популяции, среда, экология, ниша, отбор, конкурентная борьба за существование.

Приписать такому эволюционизму правдоподобие можно, но видеть в нем подлинную картину эволюции науки недопустимо. Его методологические установки, перечисленные в пяти пунктах, опираются на отождествление существенного с несущественным, относительного с субъективным, противопоставлении многообразия единству и заключении от факта многообразия к эквивалентности, равноценности его элементов. И именно подобные методологические установки позволяют подменить подлинную эволюцию науки биологизаторской картиной эволюции популяций элементов науки. В ней удается отразить социально-психологическую обусловленность эволюции науки, но не логико-гносеологические основания ее.

Социально-психологическая обусловленность развития науки в индивидуальном преломлении стала предметом тематического анализа науки Дж. Холтона. Свою концепцию тематического анализа он назвал инструментом историографии науки, исследующей зарождение и становление нового знания.

Становление нового знания давно изучается психологией творчества. Результаты изучения свидетельствуют об индивидуальности научного творчества, его неподвластности объективным общезначимым критериям и обусловленности интеллектуальной интуицией. Специфика научного творчества ускользает от общезначимых средств выражения и отпугивает историков науки с их моделями ее эволюции. Дж. Холтон, тем не менее, постарался по-своему учесть эту специфику. Он подчеркнул необходимость различения частной и публичной наук: первая – деятельность отдельного ученого, вторая – содержание научных публикаций. Возникновение нового знания оказывается событием, в котором наложились: индивидуальность ученого, состояние публичного научного знания в данное время и особенности социальных факторов, включая общий культурный контекст эпохи. Это обстоятельство, по мнению Дж. Холтона, раскрывается при тематическом анализе науки. Тематический анализ науки состоит в показе обусловленности науки приверженностями ученых избранным темам, направлениям исследований еще до начала деятельности ученых, в процессе их формирования как творческих личностей в воспитании и образовании под влиянием социальной среды, мировоззрений, темперамента и других вненаучных факторов. Именно поэтому изучение глубинных предубеждений, на которых основывается деятельность ученых, связывает анализ науки с рядом других областей исследований, включая исследования человеческого восприятия и познания, процессов обучения и мотивации и даже выбора профессии. Они необходимы для обеспечения условий расцвета научной оригинальности и объективной оценки факторов формирования науки. Сосредоточение на решении определенных преемственных, хотя и видоизменяющихся тем, считает Дж. Холтон, служит в дальнейшем стимулирующим фактором развития науки, выбора направлений исследований, формирования научных школ и длительных научных дискуссий.

Дж. Холтон стремится показать, что важнейшую особенность работы многих крупнейших творцов науки составляло принятие ими небольшого количества тем и что споры между ними зачастую включали противостоящие друг другу «темы, объединенные в диады и триплеты,  – такие как атомизм и непрерывность, простота и сложность, анализ и синтез, неизменность, эволюция и катастрофические изменения»⁷.

Происхождение тем носит скорее психологический, чем объективный (извне) характер: «тематические выборы сами по себе не допускают ни проверок, ни опровержений»⁸. Психологизм происхождения придает равноценность всем возможным темам, так что, к примеру, «метод разложения и редукции… не более необходим, чем любая другая методологическая тема»⁹. Согласившись с таким субъективистским пониманием природы тем в науке, приходится признать субъективным характер многих проблем науки, связанных с темами или противостоящими им. «Многие проблемы, скажем, относящиеся к «реальности» научного знания, –  замечает Дж. Холтон,  – просто не могут ставиться в плоскости… эмпиризм – аналитизм. Наука стала быстро расти, когда подобные вопросы были выведены за рамки лабораторной деятельности»¹⁰.

Споры о природе реальности в современной физике с позиции тематического анализа выглядят как результат противостояния приверженцев различных тем. «Тематически большинство современных физиков относится к лагерю Демокрита, – указывает Дж. Холтон,  – однако Эйнштейн, Шредингер и некоторые другие, считавшие континуум наиболее фундаментальным объяснительным средством, упорно возражали против этого; один из них даже заявил, что если дискретности суждено быть принятой в качестве основы описания атомных процессов, он предпочел бы бросить физику»¹¹.

Приверженностью определенной теме можно объяснить нововведения в науке, считает Дж. Холтон. Так выглядит, например, объяснение причины переформулировки теории относительности Г. Минковским. «Трактовка Минковским теории относительности,  – поясняет Дж. Холтон,  – показывала необходимость переместить фундамент основных элементарных истин из плоскости непосредственного опыта, находящейся в обычном пространстве и времени, в математизированную формализированную модель мира, пребывающую в пространстве – времени, которое недоступно непосредственным ощущениям. И в этом смысле она напоминает понятия абсолютного пространства и времени, которые Мах назвал “метафизическими монстрами”»¹².

Очевидная неопределенность понятия темы в науке вызывает озабоченность Дж. Холтона, и он стремится преодолеть ее путем сопоставления тематического анализа с другими широкими понятиями об истории знания. «Всегда остается опасность спутать тематический анализ с чем-то иным: юнговскими архетипами, метафизическими концепциями, парадигмами и мировоззрениями, – признает он, – Вполне может оказаться, что парадигмы и мировоззрения содержат в себе тематические элементы, но в целом различия между ними неустранимы. Например, тематические противостояния сохраняются в течении целых периодов «нормальной науки», а некоторые темы перекрывают даже эпохи научных революций. Тематические отношения в гораздо большей степени по сравнению с парадигмами и мировоззрениями обусловливаются прежде всего индивидуальностью ученого, а не только его социальным окружением или «сообществом»»¹³.

Оценивая в целом тематический анализ Дж. Холтона, можно сказать, что изображаемая им модель эволюции науки схватывает лишь ее мировоззренческий и индивидуально-психологический аспекты,  – одних из многих субъективных факторов эволюции, оставляя в стороне ее объективную основу. В расплывчатости тематического анализа науки теряется отличие научного знания от любого вненаучного.

В совокупности рассмотренные модели развития науки дают разносторонние представления о ее эволюции. В зависимости от избранной познавательной цели, касающейся эволюции науки, та или иная ее модель оказывается предпочтительной.