5.2. Понимание в науке

Хотя из самого слова «объяснение» казалось должно бы следовать, что объяснение привносит ясность и понимание объясняемого, на деле сплошь и рядом объяснение расходится с пониманием. В чем причина: в нетождественности объяснения и понимания, или неуместности понимания при наличии объяснения в силу их тождественности? Во втором случае непонимание следует признать не относящейся к научному познанию характеристикой психического состояния воспринимающего субъекта. В поисках ответов надо проанализировать понятие понимания.

Наиболее универсальным определением понятия понимания выглядит утверждение: понимание – это операция мышления, связанная с усвоением нового содержания путем включения его в систему устоявшихся идей и представлений. Но этот универсализм делает понимание не отличимым от рационального познания и даже от семантических определений, раскрывающих смысл имен. Чтобы придать пониманию особенность, необходимо приписать ему оценочный характер. Тогда пониманием следует считать оценку на основе некоторого образца, стандарта, нормы или принципа. Понимать можно все, для чего существует образец, начиная с явлений неживой природы и кончая индивидуальными поступками, психическими состояниями и текстами. Результатом понимания является оценка понимаемого объекта с определенной устоявшейся точки зрения. Истолкование, дающее возможность понимания, представляет собой поиск стандарта оценки и обоснование его приложимости к рассматриваемому случаю. Например, понимание явления природы оказывается его оценкой с точки зрения того, что должно происходить в подобных условиях, т.е. с позиции устоявшихся представлений о «нормальном» или «естественном» ходе вещей. Скажем, грозовые разряды понятны в условиях зноя, пониженного давления, облачного марева и последующих туч, но они не понятны холодной поздней осенью или зимой. Стороннику динамического (лапласовского) детерминизма понятны однозначно предсказуемые события и непонятны статистические, вероятностно предсказываемые события. Непонятность он может связывать с неполнотой знания. Наконец, если коснуться понимания событий истории, то придется признать, что в ней оно тоже руководствуется некоторыми образцами. Поступки, например, исторической личности становятся понятными, если их удается подвести под некоторый общий принцип или образец (типа «победителей не судят», «величие одних достигается унижением других», «исторический деятель – слуга своего класса» и т.д.); понятное в поведении человека – это отвечающее принятому правилу, а потому правильное и ожидаемое.

Ясно, что образцы, обеспечивающие понимание, лишь относительно устойчивы; в целом они изменчивы, конкретно-историчны. Применительно к истории понимание достигается установлением тех целей и ценностей, которыми руководствовались субъекты истории (социальные группы и личности) в эпоху их деятельности. Смена целей и ценностей в последующие эпохи позволяет субъектам истории занимать позицию стороннего наблюдателя, который может понимать поступки предшественников, но не разделять, оправдывать или поддерживать их. Например, инквизиция средневековья понятна в связи с ее ценностями (единомыслие верующих, незыблемость догматов веры и т.п.) и целями (защита интересов церкви и феодалов, внушение страха наказания за вероотступничество и т.д.). Однако со времени эпохи просвещения уже никто не оправдывает жестокости инквизиции.

В научном познании изображение истории понимания данных науки зависит от избранной модели развития науки. Если в том или ином варианте выбрана модель уникальности и несоизмеримости этапов или эпох развития науки, то достижение понимания данных науки одних этапов ее развития с позиции других (современных или последующих) приобретает характер иррационального вхождения понимающего в предмет понимания, своеобразного обращения в новую веру. Поскольку в такой модели развития науки нет преимуществ ни у одного вида науки, постольку в разряд наук попадают и все оккультные науки (астрология, магия, хиромантия и т.п.). И тут уж ясно, что ученому европейской современной рациональности придется пожертвовать своей приверженностью привычным образцам, чтобы понять и признать оккультные науки; проще говоря, ему нужно поверить в них. Характер обращения в новую веру приобретает также понимание другой школы («парадигмы») традиционной науки (физики, химии, биологии и др.). Таково взаимное понимание представителей школ корпускулярной и волновой оптики, сторонников релятивистской и квантовомеханической картин эволюции Вселенной и т.д. В подобных случаях демонстрируется не столько понимание чужого знания, сколько уважение (терпимость) к нему.

Модель уникальности этапов развития науки, отвергая соизмеримость этапов развития и видов науки, не допускает подведение оцениваемых знаний, т.е. предмета понимания, под образцы или принципы других знаний. Тем самым исключается возможность понимания извне. Понимать можно, лишь находясь внутри знания, связывая одни его элементы с другими, принятыми за образцы. При этом, по-видимому, неизбежно непонимание самих образцов и принципов уникального знания, т.к. для их понимания необходим выход за пределы уникального знания в область образцов другого знания. Остаются, например, непонятными дальнодействие в механике Ньютона, близкодействие в электродинамике Максвелла, активность и инертность элементов в химии, борьба за существование и приспособление в биологии Дарвина и т.п.

Иная, накопительная модель развития науки представляет каждый последующий ее этап связанным с предыдущим, в той или иной степени включающим их в себя. Научные знания не теряются или целиком замещаются новыми, а непрерывно накапливаются. В рамках такой модели развития науки понимание выделенного знания возможно как изнутри, так и извне (с позиции соперничающих знаний или последующих, более полных). Оно обеспечивается соизмеримостью (т.е. некоторой родственностью, связностью, непрерывностью) различных видов знания и этапов развития науки. Неуникальность, открытость любого знания допускает не только понимание его с позиции образцов другого знания или, в конечном счете, общенаучных образцов, но и уточнение, определение границ применения внутренних образцов или принципов понимания. Скажем, понимание механических процессов путем сведения их к динамике точечных масс в рамках теории Галилея-Ньютона, не только сохраняется в рамках специальной теории относительности, но и уточняется указанием на его ограниченность областью скоростей, на много порядков меньших по отношению к скорости света. Соизмеримость различных видов знаний способствует междисциплинарным и комплексным исследованиям, расширяющим области взаимного понимания.

И все же в рамках накопительной модели развития науки можно обнаружить непонимание; оно касается образцов оценок совпадающих с предпосылками объяснения. Непонятны ограничения скорости перемещения возмущений величиной скорости света, физический смысл состояний квантово-механической системы, сущность информации, природа естественного языка, специфика идеальности сознания, вид соответствия знания действительности и много другое, с позиции которого оценивается разнообразие научных знаний для их понимания. Так что, например, (независимо от того, с позиции какой модели развития науки сказано) можно довериться чувству некоторых ученых, что современную квантовую механику никто не понимает.

Помимо рассмотренных общих представлений о понимании в науке есть и частные представления. Они касаются особенностей путей понимания скрытого чужого сознания, смыслов знаков и текстов. В их обсуждении следует ограничиться общезначимым.

Подавляющая часть следов производственно-бытовой, изобразительной и письменной культуры стала предметом понимания конкретных наук (археологии, истории искусства, сравнительного языкознания, дешифровки и др.), в каждой из которых есть свои образцы, принципы и операции сведения к ним предмета понимания. На долю философии науки остается оценка понимания через озарение и претензии герменевтики на владение ею универсальными методами понимания, уличающими науку в принципиальной неспособности понимать уникальные культуры и тексты чужого сознания.

Когда понимание сводят в внезапному прозрению, озарению, превращающему непонятное в понятное, тогда понимание становится индивидуальным, лишенным общезначимых описаний его предпосылок, способов достижения и передачи. Такая трактовка понимания не отвечает идеалам научного знания и потому не приемлема в философии науки.

Герменевтика (философия понимания), указывая на общезначимость всех шагов и результатов научного познания, воспроизводимость постигаемого обязательно во внешнем по отношению к нему (в эксперименте и конструктивной деятельности рассудка), заключает о неспособности научного познания к пониманию внутреннего мира человека или культуры прошлого. В противовес научному пониманию, опирающемуся на внешний образец или принцип оценки предмета понимания, герменевтика определяет понимание как вхождение в предмет понимания, слияние с ним, поскольку понимающее и понимаемое являются духовными мирами. Для понимания собственного духовного мира применяется самонаблюдение (интроспекция), для понимания иного духовного мира необходимы вживание, вчувствование, интенция (непредвзятая сосредоточенность на предмете понимания), трансценденция (выход сознания за пределы индивида в жизненный мир), вслушивание в язык как дом бытия, по выражению М. Хайдеггера, и т.п. Наиболее правдоподобно воплощение этих рекомендаций в понимании социальных событий, где зарегистрированные образцы поведения людей в качестве социальных фактов нуждаются в понимании их значения. Сторонники герменевтики подчеркивают, что требуемое понимание достижимо путем истолкования данных в понятиях субъектов социальных событий, для которых понятия и выраженные ими правила составляют социальную реальность. Описание, объяснение и понимание субъектов социального действия должны даваться в тех же понятиях, в каких мыслят сами субъекты социального действия. В силу этого исследователь-социолог не может оставаться сторонним наблюдателем по отношению к объекту изучения, как это делает ученый, исследующий природу. Отсюда, утверждают приверженцы герменевтики, следует оправданность вчувствованного понимания, способного не просто сопереживать, а участвовать в форме жизни как потоке переживаний субъектов социальных действий.

Научное познание признает важность понимания значения социальных событий, поскольку за их воспринимаемой стороной скрываются невоспринимаемые материальные и идеальные отношения: т.е. отношения между элементами способа производства, между производственной и внепроизводственной материальной деятельностью, между формами духовной жизни общества. Научное познание руководствуется своими принципами и образцами для оценки социальных событий, зафиксированных в таких положениях, как «духовная жизнь отражает материальную жизнь и способна воплощаться в материальную жизнь, поэтому духовное и материальное в обществе связаны отношением соответствия», «всякое свойство суть отношение одного к другому, поэтому, любое постижение (познание) свойства совершается через отнесение к другому», «всякая сущность является и потому доступна через постижение явления» и многих других. С их помощью научному познанию доступно понимание разнообразных значений любого социального события. В частности, применение разнообразных методов познания (в социологии в том числе – опросов, интервью и т.п.) позволяет познать и понять мотивы, цели и основные черты духовного мира субъектов социального действия. Так что соперничество между философией науки и герменевтикой касается не обладания правом на понимание социальных явлений, а доказательства преимущества своих методов понимания. Поскольку методы понимания в научном познании общезначимы (представлены в определении в выше приведенном перечне), в то время как в герменевтике они индивидуальны (лишены общезначимой определенности), постольку они заслуживают не большего внимания, чем ранее рассмотренные озарения и прозрения.

В итоге, при всей многозначности понятия понимания достаточно очевидно, что научное понимание выделяется своей определенностью, с чем связана способность ученых к взаимопониманию, переводящему спор в соглашение.