Миф о среднем образовании

Чему и как учить детей — этот вопрос начал волновать человечество довольно поздно. Сначала это не было проблемой: детей учили читать, писать и считать, и этих навыков оказывалось достаточно, чтобы войти в сообщество образованных (грамотных) людей. Начальное образование не составляет проблемы и теперь: существуют различные программы, связанные (в России) с именами В.В. Давыдова, Л.В. Занкова и др., они различаются методически — по способу подачи материа­ла, — но содержание начального образования составляют чтение, письмо и счет.

После того, как приобретена основная грамотность, можно за­думаться и над вопросом, чему и как учить детей, пока и поскольку они уже находятся в школе и по закону должны приобрести сред­нее образование. Теоретическая мысль советских педагогов достиг­ла в этом отношении заоблачных высот: во-первых, в школе всем ученикам должны преподаваться основы всех наук (об этом, прав­да, говорил еще Каменский), а, во-вторых, структура содержания образования должна соответствовать, ни больше ни меньше, струк­туре материи — последняя (потрясающая) мысль, возведенная в ранг теоретического постулата, послужила основой для оправдания школьных программ (которые вовсе не строились каким-то осмыс­ленным образом, а, как это обычно и бывает, складывались исто­рически).

Чтение, письмо и элементарный счет — основа грамотности, а вот какое возможно расширение этой программы и каким спосо­бом его следует строить, остается вопросом в высшей степени дискуссионным. Сейчас стало очевидным (опять-таки для нашей страны — с большим опозданием), что компьютерная грамотность и вождение автомобиля входят в круг умений, необходимых совре­менному человеку. Это то, чем должен владеть каждый, независи­мо от профессии. Других таких умений что-то не видно, не обна­руживается, по крайней мере, столь же очевидных.

{229}

Учить любят все. Мы с наслаждением объясняем другим то, что давно знаем, и то, что сами только что усвоили. Если нам посчас­тливилось найти человека, который не умеет пользоваться соко­выжималкой или лазерным принтером, мы набрасываемся на него, ревниво следя, чтобы нас кто-нибудь не опередил, и возбужденно выкладываем ему эту премудрость. В эти моменты возрастает наше самоуважение: тот, кто учит, на время становится мудрым, знаю­щим, обладающим тайной. Если даже предметом объяснения является, например, компьютерная игра, все равно необыкновенно соблазнительно быть для кого-то первым человеком, приобщаю­щим его к неизведанному еще занятию. А детей сам Бог велел учить. Вот и учат: жевать как следует, спать на правом боку, сидеть смирно. Самый верный способ навсегда отбить охоту к занятиям чем-либо (все равно, чем) — начать упорно и сосредоточенно этому занятию учить. Мы все так любим учить, что не замечаем гигант­ской разрушительной работы, которую проделываем на этом пути. Лучший способ отвратить от знания — сделать его обязательным.

Авторы этой книги в свое время окончили школу с золотыми медалями, источник нашей неприязни к школе как социальному институту кроется не в том, что нам не давалось ученье, напро­тив — оно давалось легко, но сколько времени было отдано тому, с чем в жизни никогда больше встречаться не пришлось: алгебра­ическим и тригонометрическим преобразованиям, химическим формулам (что такое альдегид? на пути куда и откуда мы с ним встретились?), писанию сочинений о колхозном строительстве на примере хутора Гремячего и вызубриванию десяти сталинских ударов во время Великой Отечественной войны.

Джон Рейвен, английский психолог, сын того Джона Рейвена, который у нас под именем Равена прочно вошел в историю психо­логии как автор знаменитых матриц Равена, приводит в своей книге «Трагическая иллюзия: тестирование в образовании» (к сожалению, русский перевод ее издатель невыразительно назвал: «Педагогическое тестирование») сокрушительные данные. Показано, пишет он, что 50% информации, запоминаемой учащимися, забывается уже через год, а через два года — 80%. Кроме того, знания, нужные для успешного обучения в школе, являются устаревшими уже на момент их усвоения. Но дело даже не в этом: все эти знания такого сорта, что не способны аккумулироваться и даже при прочном запоминании вряд ли когда-нибудь понадобятся в будущем — те знания, которые понадобятся, еще не существуют. Как называется столица Гондура­са? И как она будет называться через 10 лет?

{230}

Профессор Рейвен приходит к сокрушительным выводам о роли и месте системы образования: ее методы деструктивны как для отдельных людей, так и для общества в целом, их нельзя рассмат­ривать иначе как безнравственные. В том виде, в каком она сейчас существует, система образования приносит вред обществу. И край­не симптоматично, что в США все больше людей предпочитают учить детей дома (Home-schooling). Здесь очень важна, конечно, исследовательская и методическая работа, чтобы дома не копиро­вать худшие школьные образцы — ведь родители воспитывались на них же, откуда взять другие. Очень важно понимать, что путь пролегает по целине, все делается впервые и всякий опыт нужно обсудить и обобщить.

Миф о среднем образовании утверждает, что каждый окончив­ший среднюю школу его имеет: нет ничего более далекого от истины. Спросите учителя литературы, что такое логарифм, учи­теля математики — где находится остров Ява, и обоих — что такое валентность. Мы проводили этот тест часто, в громадных аудито­риях, обнаруживая, в результате, что за пределами своего предмета учитель ничего не знает, не умеет и не может, и более того — все об этом знают, но считают вполне нормальным. Где же это среднее образование, которое мы все вроде бы имеем?

Но если даже школьные учителя не имеют в своем активном пользовании этих сведений и никогда не сталкиваются с необхо­димостью их иметь, может, сведения и нужны только для решения кроссвордов? Сейчас проводится много телевизионных игр, в которых, между прочим, обнаруживается, что люди очень спокой­но и содержательно живут на свете, не имея ни малейшего пред­ставления о строении атома, древнекитайской философии и мнимых числах. Сведения становятся фактом образования в одном-единственном случае: если они являются предметом лич­ного интереса. В этом случае я знаю поэзию Басе просто потому, что люблю танка и хокку, а не потому, что в школе мне пришлось отвечать на вопросы о типичных представителях дзенской поэзии.

Одной из сторон мифа о среднем образовании является убеж­дение в том, что образование можно вколотить насильно, а потом «он сам спасибо скажет». Вколачивается обычно то, что зареко­мендовало себя как залог успеха в жизни или является неосущест­вившейся мечтой родителей. Но ребенок может просто не иметь соответствующих способностей, да и ситуация быстро меняется — музыкальная школа, опустошавшая жизнь ребенка, сейчас отнюдь не является залогом дальнейшего продвижения в жизни, сейчас

{231}

символом успеха служат специализированные финансово-эконо­мические классы или бухгалтерские курсы. Но так будет не всегда, и никто не скажет сегодня, что будет служить залогом успешного продвижения завтра.

Существует легенда, что советская школа давала отличную академическую подготовку. Ну, во-первых, давала только тем, кто брал, и таких было немного. Но даже эти немногие получали только груз насильственно вколоченных знаний, и если у них спрашивали именно ответы на заранее известные вопросы, они оказывались на высоте, но в жизни (а не в школе) никогда так не бывает. Оказавшись в условиях зарубежных университетов, где нужно было самостоятельно составлять себе учебный план, совет­ские выпускники обычно оказывались несостоятельными, быстро отставали и даже становились добычей неврозов. В массе было именно так, а исключения только подтверждают правило — дей­ствительно способный и независимый человек мог противостоять школьному оболваниванию, но таких всегда были единицы.

Джон Рейвен исследовал, в частности, сравнительную важность целей образования по мнению учеников и учителей. Ученики в качестве наиболее важных целей образования единодушно назы­вали развитие уверенности и инициативы, формирование незави­симости, воспитание личности. Они не считают важным содержание того, что называется академическим образованием. Учащиеся нуждаются в средствах выявления и развития своих индивидуальных способностей, в поиске возможности их приме­нения, наконец, в том, чтобы их просто оценили по достоинству.

Так считают мальчики, так считают девочки, так считают роди­тели (в Англии, Шотландии, Ирландии, Штатах) и, что самое интересное, учителя тоже так считают. Но в своей практической деятельности ни один учитель никогда не руководствуется этими целями, потому что о его работе судят не по тому, какие качества развивает и воспитывает он в своих учениках, а по тому, как они сдают экзамены. Школы не достигают главных, по мнению школь­ных же работников, целей образования, потому что основной функцией школы является не образование, а легитимизация соци­альных привилегий.

Невозможно оценить (а значит, невозможно и проверить), как под влиянием школы в человеке проявляются и воспитываются те или иные качества, все разговоры о постановке работы воспитания в школе — пустые, некому там этим заниматься. Но держаться в рамках, не нарушать писаные и неписаные законы, выслуживать-

{232}

ся, мошенничать, списывать, выпрашивать отметку — всему этому человек очень быстро там научается. Что же касается индивиду­альных особенностей и их развития, стоит привести высказывание знаменитого английского романиста ХЕХ века Эдварда Булвер-Литтона: «В государственной школе, надо полагать, Кенелма пере­станет тяготить «сознание собственной личности»; вернее всего, он его там вовсе утратит. Недостаток государственной школы состоит именно в том, что индивидуальный характер заменяется общим. Разумеется, учитель не может заниматься индивидуальным развитием каждого мальчика. Все умы бросают в одну большую форму, и они выходят оттуда одного типа».

Как уже отмечалось, Иван Иллич считает школьную систему од­новременно хранилищем социальных мифов, средством узаконения противоречий, содержащихся в этих мифах, и центром ритуальных действий, поддерживающих расхождения между этими мифами и реальностью. Если выразиться проще, школа производит мифы, хранит их и заставляет учеников придерживаться скорее мифов, чем реальности. Школа устанавливает и закрепляет свой миф, школьный: мир имеет определенную, твердо установленную структуру; она из­вестна ученым (и представителям их — учителям); каждый ученик может и должен усвоить эту структуру; можно оценить качество ус­воения; тот, кто обладает картиной мира, отличной от общеприня­той, просто плохо усвоил школьную программу; в особых случаях этот человек злонамерен и умышленно говорит неправду с какой-то целью. А реальный мир в это время идет вперед, структура его вы­глядит иначе, миф устаревает, и школа все больше превращается в заповедник устаревшей культуры.