3.3. Неокантианство

В конце ХIХ – начале ХХ в. четко обозначился логико-методологический кризис позитивистской и марксистской парадигм отечественной социологии. Сущность этого кризиса заключалась, во-первых, в излишней натурализации и «материализации» общественной жизни (так называемый «натуралистический редукционизм»), во-вторых, в произвольном и некритическом использовании естественнонаучных категорий (чем особенно грешил классический позитивизм) и, наконец, в третьих, в недостаточном внимании к вопросу о методологии теоретического и эмпирического анализа социальных явлений и процессов.

Кризис натуралистической и материалистической социологии создал благоприятные условия для развития российского неокантианства, которое было представлено именами А.С. Лаппо-Данилевского (1863 – 1919), Б.А. Кистяковского (1868 – 1920), П.И. Новгородцева (1866 – 1924) и В.М. Хвостова (1868 – 1920). В своих учениях эти мыслители стремились преодолеть логические противоречия и недостатки указанных парадигм, противопоставив им собственную, научную теорию и методологию социологического исследования. Её основанием выступало кантовское положение об активно-созидающей роли человеческого разума в деле конструирования и осмысления социальной реальности. Логически-необходимым выводом из этого тезиса является понимание общества как исключительно культурной (а не природно-материальной) сферы, где решающую роль играют ценности духовной жизни (этические идеалы, нравственные нормы, правовые принципы и т.д.). В отличие от ортодоксальных позитивистов и марксистов неокантианцы рассматривают социум как вполне самостоятельную, ни к чему не сводимую область бытия, которая требует соответствующих социальных (а не естественнонаучных) методов изучения. Основным логико-методологическим вопросом неокантианской социологии становится классический (в духе Канта) вопрос о том, как возможно социологическое познание? Форма ответа на него порождает две основные версии российского неокантианства: 1) социально-гносеологическую (Лаппо-Данилевский, Кистяковский) и 2) этико-нормативную (Новгородцев, Хвостов, Петражицкий). Первая сосредотачивает своё внимание на критике натуралистических теорий и разработке логико-категориального аппарата неокантианской социологии, а вторая стремится выработать не только гносеологическую, но и онтологическую концепцию понимания общества.

А.С. Лаппо-Данилевский – один из основателей социально-гносеологического направления отмечал, что главная цель социально-гуманитарных наук заключается в выяснении психического содержания социально-культурных процессов и фактов. Достижение этой цели дает возможность определить специфику и основные принципы социологического познания, сформулировать его подлинный предмет. Последний, по мнению Лаппо-Данилевского, связан с понятием психологической законосообразности как высшей формы духовного бытия.

В своей критике позитивистской методологии русский неокантианец обращал особое внимание на гносеологическую односторонность и противоречивость теоретических конструкций её родоначальника – О. Конта. Он подчеркивал, что методология французского мыслителя содержит в себе две взаимоисключающие гносеологические тенденции: 1) трансценденталистскую (априорное учение о конечной цели развития человечества) и 2) материалистическую (принцип детерминированности логики духовного бытия природными факторами – идея «социальной физики»). Эклектичное смешение биологических и механистических принципов понимания социума привело к тому, что чисто умозрительные и во многом произвольные гипотезы Конта стали выдаваться за всеобщие законы социологии (как это было, например, со знаменитым законом «трех стадий»). В связи с этим Лаппо-Данилевский говорит о необходимости построения логически и методологически обоснованной социологической теории, признающей самостоятельность социального бытия и социального познания.

Указанный тезис лежит в основе творчества другого знаменитого представителя российского неокантианства – Б.А. Кистяковского. Как и Лаппо-Данилевский, он рассматривал вопрос о научной строгости социологического метода, использовании в нем адекватных понятий и принципов. Согласно учению русского мыслителя социологии давно пора отказаться от наивных догматических схем натурализма и сделать упор на специфике общественной жизни, её духовном содержании. Для этого неокантианская социология должна использовать следующие объективные принципы: всеобщность, необходимость и долженствование. Именно они, согласно учению Кистяковского, составляют безусловно достоверные основания социальных явлений и потому должны определять метод социологической науки. Предметом последней выступает психологическое взаимодействие между индивидами как закономерное проявление духовной природы общества. Будучи приверженцем этической традиции кантианства Кистяковский отмечает безусловный характер нравственных и правовых норм, в которых, по его мнению, наиболее полно раскрывается сущность всей общественной жизни.

Этико-правовая направленность отличала труды П.И. Новгородцева и В.М. Хвостова. Новгородцев стремился обосновать духовно–нравственное понимание общества. Он полагал, что истинная природа социального бытия заключается в принципах всеобщего морального долженствования, т.е. в нравственно-правовых нормах. Именно они определяют духовное своеобразие личности как исходного первоначала социально-культурной жизни. В своей книге «Об общественном идеале» Новгородцев использует указанный теоретико-методологический постулат для решения проблемы соотношения абсолютного и относительного начал в реальном социально-историческом процессе. Связывая абсолютный общественный идеал с духовно-нравственным преображением личности русский неокантианец подчеркивает, что таковое может быть достигнуто только за пределами эмпирической истории – в сверхвременной реальности, на «новой земле» и под «новым небом». Для Новгородцева этот идеал не является абстрактной и утопичной социальной формой, но представляет собой безусловно реальную силу, придающую истории человечества всеобщую и необходимую цель. Абсолютный общественный идеал выражает всецелостность социального бытия как органичного сочетания индивидуального и коллективного начал. Примечательно, что приведенная концепция имеет не столько неокантианский, сколько христианско-диалектический характер (ибо идея всеобщего духовного преображения общества и человека порождена именно новозаветной традицией), что лишний раз подтверждает факт культурной детерминированности российской социологии христианским миропониманием. Развивая социальные интуиции последнего, Новгородцев, в своей поздней статье «О самобытных элементах в русской правовой философии» пишет, что «высшим идеалом общественных отношений является внутреннее, свободное единство всех людей, достижимое через закон Христа, ставший внутренней природой человека». Русский мыслитель, в итоге, приходит к закономерному выводу, что процесс социального строительства, развития права и государства неизбежно связан с постепенным воцерковлением общественной жизни, наполнением её духовными энергиями разума и любви Христовой.

Духовно-нормативистской концепции общества придерживался и В.М. Хвостов. Будучи последовательным неокантианцем он полагал, что общество представляет собой вполне реальный процесс межличностного и межгруппового общения, в основе которого лежит система духовного взаимодействия между людьми. Цель социологии заключается в том, чтобы выявить закономерности этого духовного взаимодействия, определить его внутренние основания и тенденции развития. При этом важно учитывать, что внешняя физическая среда (в том числе и тела индивидов) является необходимым средством для духовного общения людей. «Общественные процессы, – подчеркивает Хвостов, – стоят в тесной зависимости от физических условий и предметов. Достаточно вспомнить о том огромном бедствии, которое постигает каждую страну при расстройстве, например, путей сообщения. Если перестают правильно доставляться съестные припасы, начинается голод; если не подвозятся сырые материалы или топливо, останавливаются фабрики и заводы…Как болезнь тела человека отражается на состоянии его духа, так и расстройство физического аппарата общения влечет за собой расстройство духовного общения между людьми и совместной общественной деятельности». Хвостов отмечает, что взаимодействие физических и духовных процессов в обществе осуществляется на символическом уровне. Именно символы являются проводниками, которыми люди вынуждены пользоваться в процессе реального общения для передачи своих мыслей, эмоций, чувств, желаний, настроений и т.д. Символическая природа социального бытия свидетельствует о том, что в обществе непрерывно взаимодействуют не только психические и физические, но и сознательные и бессознательные первоначала. В связи с этим социология не должна увлекаться чрезмерной рационализацией общественной жизни, игнорируя иррациональную сторону отношений между людьми. Нельзя забывать, что за многими процессами социального поведения индивида стоит жизненная энергия бессознательного, выраженная в глубинных влечениях и инстинктах. Бессознательное порождает не только индивидуальные, но и коллективные начала духовного бытия. Характерным примером последних может служить своеобразие национального характера (или, выражаясь языком немецких ученых ХIХ в. Лацаруса и Щтейнталя, «народного духа»), определяющего многие социально-психологические акты индивида.

Как и Новгородцев, Хвостов уделяет огромное внимание проблеме духовно-нравственного долга личности. Он отмечает, что его сущность заключается в том, чтобы борясь со злом в самом себе и содействуя добру в самом себе принимать деятельное участие во всем мировом процессе, преодолевая извечную двойственность человека и общества способствовать гармоничному объединению людей в духе истины, добра и красоты.

Делая акцент на духовной сущности общественной жизни, неокантианская социология значительно увеличила «синтетический» потенциал российской социологической мысли. Понимание общества как целостной системы духовного взаимодействия людей преодолевало многие противоречия позитивизма и марксизма и открывало прямые пути для формирования христианской социологии в России.